Николай Дмитриев
Тайна объекта «С-22»
– Напрасно едем…
– Почему?
– За эти дни там все затоптали.
– Скорее всего так… – согласился майор и замолчал надолго.
Наконец, проскочив полтора десятка километров, «лянчия» останавливается возле сарая. Майор с Мышлаевским вышли, пан Казимир посмотрел на истоптанный сугроб и вздохнул:
– Не меньше, как стадо слонов прошлось…
Все-таки они оба вошли внутрь сарая, и пан Казимир, внимательно изучив все щели, сделал вывод:
– Нет, отсюда стрелять не могли.
– Зато сигнал дать могли, – возразил Мышлаевский.
– Само собой, – согласился майор и сказал: – Посмотрим дальше.
Они молча прошли вдоль еще кое-где видных следов лыжни и остановились возле покосившегося колышка.
– Здесь…
Пан Казимир, скептически рассматривая вдоль и поперек истоптанный косогор, поинтересовался:
– Скажите, поручик, по вашим представлениям, через сколько времени падает сраженный насмерть?
– Мне кажется, секунды три…
– Допустим… Тогда, скорость лыжника здесь была километров десять-пятнадцать, лыжи скользят по инерции…
– Около десяти метров… – Мышлаевский внимательно посмотрел на майора.
– Тогда пошли назад.
Отсчитав по ходу двенадцать шагов, пан Казимир решительно свернул на обочину. Мышлаевский порывался было идти за ним, но майор остановил его:
– Нет, нет, стойте, пожалуйста, на этом месте…
Пан Казимир начал подниматься на косогор, но, пройдя с десяток шагов, неожиданно выругался. Нагнувшись, он разгреб снег и увидел косо срубленный пенек. Дальше майор поднимался уже строго по прямой, держа в створе пенек и фигуру Мышлаевского.
Пройдя еще метров тридцать, майор обернулся и сделал несколько шагов влево, а потом вправо. Мышлаевский был виден только все в том же створе. Еще через несколько шагов майор наткнулся на толстое дерево с уходящей в сторону веткой. Увидев что-то похожее на следы, пан Казимир встал за ствол и совершенно неожиданно заметил на коре овальную вмятину с едва-едва заметным маслянистым блеском. Майор вздрогнул и впился в нее глазами. Вне всякого сомнения, это был след цевья карабина, резко подавшегося назад при отдаче…
* * *
Сеанс в «Модерне» только что начался, из кинобудки, по прихоти строителей повисшей над самым тротуаром, уже доносилось стрекотание аппарата, и через улицу торопливо перебегали опоздавшие. Стоя чуть в стороне от входа, районовый проводник ОУН Михайло Лемик то и дело демонстративно поглядывал на часы и крутил головой, отчего его смушковая шапка, надвинутая торчком, описывала полный круг.
Районовый был миловиден, розовощек и только обидно маленький рост заставлял его пускаться во все тяжкие, стараясь как-то затушевать этот природный недостаток. Однако пока радикально помогали только башмаки на двойной подметке да шапка, нарочито сдвигаемая на лоб. Кроме того, сохранять душевное равновесие помогал Лемику его давний кумир, фашистский диктатор Бенито Муссолини. По крайней мере, видя его в кинохронике или на иллюстрациях «Экспресса», районовый испытывал подспудное чувство удовлетворения.
Дождавшись наконец, когда из новой украинской гимназии, здание которой было через дом от «Модерна», начали выходить ученики, Лемик притворно вздохнул и не спеша пошел навстречу выбегавшим на улицу школярам.
Районовый прошел уже почти полквартала, когда его догнал Тарас Пилюк, учившийся в последнем выпускном классе. Высокий, по-юношески нескладный Пилюк постоянно сутулился, отчего его голова приходилась вровень с шапкой, тянувшегося в струнку Лемика. И то, что здоровило Пилюк не казался выше, наполняло душу районового некоторой доброжелательностью.
Проходя мимо витрины, Лемик покосился на стекло, еще раз уверился по отражению, что сегодня Пилюк тоже идет с ним вровень, и негромко спросил.
– Ну як, сколько наших адгерениів[11] в гимназии?
– В тих, що я певен, вже девьять… Файни хлопци, друже районовый.
– Дуже добре… Але не забувай – дискреция[12], дискреция и ще раз дискреція… Питання е?
– Е… Про Украину без контингентив. Кажуть, цього не може буты.
– Так, запамьятовуй… Держава може мати богато своїх прибуткив, зовсим не чипая селянина. Скажимо нефть, уголь та все такое. Основне завдання виховати сознательного, культурного хазяина-украинця на европейский взирець. Ты памьятаеш, друже Кобза, як вимальовуе наше майбутне «Сильський Календар»?
– А як же! – Пилюк энергично затряс головой. – «Просвита», коператива, наша украинська церква, впорядковане хозяйство…
– О, саме воно! – Лемик многозначительно поднял палец. – А тепер до дила, друже Кобза. – Ты з дому ехав, як я казав?
– Саме так, друже провидник.
– Добре… – Лемик осмотрелся и потянул Пилюка в ближайшую подворотню. – А ну дивись… Знаешь його?
Пилюк нагнулся, чтобы получше рассмотреть фотографию, которую Лемик не выпускал из рук.
– Та вроде бы…
– Мусив бачити. Он здешний. Имья Богдан Кальчук. Запамьятай.
– Запамьятав. – Пилюк выпрямился. – А навіщо?
– Завтра зайдеш до полиции и, як добропорядний громадянин, Пилюк Тарас, скажеш, що бачив його в лиси в то утро, як було вбито польского офицера.
– Як я его мог видеть?.. Когда? – недоуменно спросил Пилюк.
– Як з дому вертався, просто на дороге, ну рядом с лесничувкою.
– Але ж…
– Ты що, недовиру проводу виказуешь? – Лемик спрятал фото.
– Не, я просто хотив сказати, що я ж не один був. Со мной дядька за фурмана ехал…
– А-а-а…То друге дило. Не бойся. Дядька, твой теж пидтвердить. И кинь сумнив, я розумею, ти хочешь сказати, що той Богдан теж украинець. Просто тут кожен виконуе свою частку дила. Уразумив?
– Зрозумив… Але ж…
– Знову ти… – Лемик нахмурился. – В чим справа?
– Так, друже провидник, фото воно ж сире, а мене про колер спитають.
– Верне зауваження… Добре маракуеш…
Скрывая досаду за свой промах, Лемик поморщился и опять достал фотографию. На ней Кальчук, держа в руках ружье с оптическим прицелом, улыбался прямо в аппарат, горделиво поставив ногу на тушу только что убитого кабана.
– Дивись. Оце все сире, а от шарф такой себе яскраво-синий. А у гвера на оптичному прицили ободочки таки жовтави, латунні. А все инше как бы-то і не памьятаеш. Так даже краще.
Последнее замечание позволило Лемику показать свое превосходство, и он благожелательно улыбнулся.
– Ну як, дошло?
– Дийшло… Про гвинтивку теж казати?
– Звичайно.
– Все зрозумив, друже провідник…
* * *
Пан Казимир вошел в кабинет Зарембо и прямо с порога начал:
– Витам пана… Мне передали, у вас есть интересные новости?
– Витам, витам… – На этот раз Зарембо вышел из-за стола и самолично усадил Дембицкого в кресло. – Да, действительно есть новости для пана литератора из Варшавы. Ведь пан литератор, не так ли?
– Конечно… – со значением ответил пан Казимир.
Приглашение застало его врасплох, но поскольку оно никак не противоречило планам, майор прибыл немедленно. Теперь, угнездившись в кресле, пан Казимир посмотрел на стол и только сейчас заметил хрустальную вазу с яблоками и мандаринами. Да, прошлый раз ничего подобного на столе не было…
Перехватив взгляд майора, Зарембо придвинул вазу с фруктами ближе и радушно предложил:
– Прошу вас… Угощайтесь!
Не чинясь, Дембицкий взял мандарин, осторожно снял мягкую, брызжущую душистым соком цедру, бросил очистки в пепельницу и, встав с кресла, отошел к окну. Отсюда, с высоты третьего этажа были видны непропорционально короткие фигуры пешеходов, сновавших по грязному зимнему тротуару, разномастье домов на противоположной стороне и снежно-белый квадрат солярия за прямым бетонным парапетом, среди красно-бурых черепичных кровель.
Пан Казимир положил в рот сочную дольку мандарина и посмотрел на хозяина кабинета.
– Ну, так что там у вас для пана литератора?
Зарембо вернулся за стол и сразу перешел на серьезный тон.
– Мы получили сведения, что в тот день в лесу был и некто Богдан Кальчук…
– Ну и что же тут необычного? – Майор отломил себе еще дольку.
– Ничего, если не считать, что вооружен он был карабином с оптическим прицелом.
– Ну-ну! – пан Казимир оживился.
– Вот и я так сказал себе… – Зарембо взял из вазы яблоко. – Спешить мы не стали, тем более что этот Кальчук и так попадал в зону проверки как знакомый Гжельского, правда, не напрямую…
– То есть?
– Как знакомый их общей знакомой пани Яновской, на которую и он, и пан Гжельский, по общему убеждению, имели виды.
– Так что… Выходит банальный треугольник?
– Ну, если берутся за карабин, не совсем банальный…
– А что этот пан Кальчук, этакий местный Отелло?
– Я бы не сказал, что он мавр, но, скажем, излишне нервный.
– И что… есть сложности? – удивился пан Казимир.
– Есть… Но как бы по вашей части…
– Слушаю.
– До некоторой степени я их вижу в том, что Гжельский поляк, а Кальчук украинец… К тому же сообщил нам о Кальчуке, причем добровольно, заметьте, выпускник украинской гимназии Тарас Пилюк…
– Ерунда, не усложняйте до такой степени… Как я понял, при таком раскладе никакой политикой и не пахнет… Осмелюсь дать совет. Я бы, на вашем месте, приказал арестовать этого типа и как следует допросить.
– Приказ уже отдан.
– Прекрасно. Скажу вам откровенно, пан Зарембо, у меня есть чем заняться, и чем скорей будет закончено это щекотливое дело, тем лучше.
Пан Казимир и Зарембо, весьма довольные друг другом, переглянулись, и Зарембо сообщил:
– Основная информация для вас подготовлена, и как только будет завершено дело Гжельского, я думаю, мы закончим.
– Чудесно! – пан Казимир потянулся за вторым мандарином. – Для моего доклада может иметь значение всего одна деталь. Прослеживается ли связь этих Пилюка и Кальчука с ОУН.
– Следователь Вальчак именно так и ориентирован… – На столе зазвонил телефон, и, не договорив, Зарембо взял трубку – Пардон… Слушаю, Зарембо…
На расстоянии пан Казимир не мог слышать доклада, но по тому, как внезапно исказилось лицо шефа полиции, понял, что произошло нечто экстраординарное. Дослушав сообщение, шеф «коменды» беззвучно положил трубку на рычаг, потом поднял глаза на майора и, увидев, что пан Казимр ждет, прерывисто сказал:
– Кальчук оказал сопротивление… Ранил полицейского. При попытке ареста застрелился…
– Ну что ж, это ваши заботы… – Пан Казимир в упор посмотрел на Зарембо. – Мне кажется, сейчас я вам буду только мешать.
– Да, да… – Зарембо не смог скрыть растерянности. – Не смею задерживать… Доктор Закржевский доложит все подробности…
– Не спешите. Если проскользнет нечто заслуживающее внимания, отметим в докладе. В любом случае это лишь эпизод…
Последняя фраза далась пану Казимиру с трудом. Он едва сдержал себя, чтобы не сорваться и не сказать прямо в кабинете всего, что он сейчас думал о пане Зарембо и его полиции. Позже, когда майор сбегал по лестнице злоба, душившая его, не позволяла взвесить все «за» и «против» создавшегося положения. И только выскочив на улицу, где прямо против подъезда уже стоял личный фаэтон пана Зарембо, запряженный парой вороных, перебиравших от нетерпения ногами, майор яростным шепотом выпалил прямо в лошадиную морду.
– Кретин… Фрукт!.. Полицейская харя!
Лошадь согласно взмахнула головой и пан Казимир, неожиданно для самого себя, рассмеялся. В конечном счете, все складывалось не так уж плохо. По крайней мере, за всей совокупностью незначительных улик уже обозначился круг необходимого поиска, в котором так неожиданно всплывшее имя Лидии Яновской пока стояло особняком. В любом случае сеть розыска следовало расширить, и, не откладывая дела в долгий ящик, пан Казимир пустился на поиски нужной ему забегаловки.
* * *
Давняя городская застройка, жавшаяся у подошвы замкового холма, заслужила у местных жителей прозвище «Шанхай». Пан Казимир знал об этом и, тем не менее, имел возможность убедиться в его точности, так как ему пришлось изрядно попетлять путаными улочками, прежде чем он отыскал нужное место.
Пивная «У Менделя» представляла собой довольно невзрачное деревянное строение, одной стороной выпиравшее из общего ряда. Место пивной, с точки зрения коммерции, также оставляло желать лучшего, однако, судя по толпившемуся кругом народу, недостатка в посетителях тут не было.
Забираясь в «Шанхай», пан Казимир даже не подозревал, что очутится в столь людном месте, и сейчас, стоя в дверях и разглядывая битком набитое помещение, колебался. Майор уже собрался уйти, когда его остановил веселый голос, долетевший из-за густого дымного облака:
– Куда же вы, пане?.. Вы же пришли за пивом!
Пан Казимир обернулся и увидел, что толпа, густо осаждавшая стойку, сама собой раздвинулась, а появившийся в просвете толстый бармен, размахивая пивной кружкой, снова позвал:
– Ну что же вы встали? Идите сюда! Берите ваше пиво и не обращайте внимания на публику! Публика подождет! Она понимает, что Мендель должен иметь свою маленькую коммерцию!
В этих веселых выкриках было что-то такое, что заставляло собравшихся громко смеяться, и пан Казимир сам не заметил, как очутился возле стойки с полной кружкой в руках.
Выждав пару минут, пока общее внимание не переключилось на кого-то другого, пан Казимир ухватил бармена за рукав и бесцеремонно подтянул поближе.
– Пан корчмарь… Я имею один вопрос…
Мендель навалился пузом на стойку, и прямо перед собой пан Казимир увидел карие глаза с пляшущими в них смешинками.
– Не известен ли пану некий Розенблюм? – быстро спросил майор, наклоняясь к толстому, густо пахнущему пивом, уху.
– Который, Исаак или Иаков? – улыбка на лице Менделя странно застыла.
– Нет, мне нужен Абрам.
– Тогда пройдите сюда… – шепотом отозвался бармен и громко крикнул: – Шимеле!.. Иди замени меня!
Мендель приоткрыл боковую дверь и протолкнул пана Казимира в маленькую темноватую комнатушку, сплошь заставленную бутылками. Майор огляделся по сторонам и, усевшись на какой-то подозрительно грязный чурбан, небрежно бросил:
– Можешь называть меня пан Казимир.
– Эх-хе-хе… – грустно усмехнулся Мендель. – Разве я думал, слушая в Одессе господина полицмейстера, что это так надолго…
– Да, сначала был полицмейстер. Но полковник Криштофович – это уже контрразведка, не так ли? – уточнил пан Казимир.
– А что? – напускное равнодушие сразу слетело с Менделя. – Дело настолько серьезное?
– Да нет, пока что я здесь в связи с убийством Гжельского.
– То-то я уже третий день слушаю сплетни про поручика и пана Яновскую…
– Третий?.. – Пан Казимир внимательно посмотрел на Менделя. – Это уже интересно… Так вот, мне нужно знать все об отношениях Гжельского, Кальчука и Яновской. Кроме того, некий школяр… Тарас Пилюк.
– Все понял. – Мендель машинально вытер тряпкой руки. – Время?
– Как можно скорее. – Майор поднялся. – Я сам приду сюда. А теперь проводи меня. Здесь, насколько я знаю, должен быть другой выход…
* * *
В это утро пан Казимир долго не выходил из своего номера. Лежа в халате на низенькой оттоманке, он предавался размышлениям. Казалось, дело Гжельского можно было считать законченным, но кое-какие сомнения одолевали майора. Прежде всего, очень шатко в его глазах выглядела концепция с классическим треугольником Гжельский – Яновская – Кальчук. Мало того, что она выплыла словно по заказу только в самый последний момент, но и все другие детали говорили о заранее обдуманном намерении.
Скорее пан Казимир мог поверить в сумасшествие Кальчука. И если бы сейчас майору представили неопровержимые доказательства этому, пан Казимир принял бы их как должное. Принял бы, но не поверил. С самого начала майору не давала покоя одна мысль. Дело в том, что следствие, в тщательности которого майор не сомневался, неизменно натыкалось на преграду, как будто, кто-то специально обрывал концы, подсовывая взамен красивую, во всех отношениях эффектную версию. И хотя пан Казимир внутренне был уже почти убежден в своей правоте, все-таки ему не хватало маленьких, но недостающих деталей. Сейчас майор решал, где их или найти, или ясно доказать самому себе, что таких деталей вообще нет…
От этих невеселых размышлений пана Казимира оторвал дребезжащий телефонный звонок. Раздраженно запахнув халат, майор поднялся и взял трубку.
– Пан Дембицкий? Пшепрашам… – Голос портье был вкрадчиво мягок. – Пана хочет видеть доктор Закржевский…
– Хорошо. Пусть поднимается.
Пан Казимир удивленно уставился на потрескивающую мембрану, как будто неуемный доктор собирался вылезти именно оттуда. Не иначе как Зарембо, опростоволосившийся при аресте Кальчука, выдумал новый трюк. Майор сердито брякнул трубку на рычаг и начал оглядываться по сторонам, прикидывая, что бы ему надеть.
Однако времени на переодевание доктор Закржевский пану Казимиру не дал. Буквально ворвавшись в номер и ничуть не шокированный халатом майора, он прямо от двери выпалил:
– Пан Дембицкий, я заявляю официально, что с версией пана Зарембо не согласен!
Пан Казимир только сейчас услыхал о какой-то особой версии и уже собрался было поставить доктора на место, но вовремя вспомнил про свой халат и принялся молча рассматривать Закржевского, сбросившего пальто внизу и теперь красовавшегося в наряде а-ля «спорт зимний». Пауза становилась неприличной, и майор, все еще поджимая губы, сказал:
– Прошу пана доктора высказаться яснее…
– Пан Зарембо считает, что Кальчук был психически ненормален и потому убил Гжельского и застрелился сам…
Эта версия была как раз тем, о чем только что размышлял пан Казимир, и потому он равнодушно осведомился:
– А разве следствие такой вывод опровергает?
– Нет. – Закржевский энергично мотнул головой. – Не опровергает. Я сам беседовал с врачом Кальчука. Но для меня лично психическое расстройство остается под вопросом. Я убежден, что это дело политическое, а не уголовное, и эта украинская идея…
– Меньше эмоций. – Пан Казимир жестом остановил доктора. – Факты?
– Факты? – Закржевский подозрительно замялся. – Мне кажется, у меня есть факты…
– Ну-ну… – Пан Казимир плотнее запахнул халат. – Я слушаю.
– Когда я говорил с Вальчаком, он сказал, что полицейским показалось, будто отстреливались сразу двое. Одновременные выстрелы, понимаете?
– Пан доктор, это всего лишь предположение…
– Конечно. Но, по-моему, в Кальчука стрелял другой человек.
Мысль, высказанная Закржевским, настолько отвечала подспудным желаниям майора, что он не выдержал и переспросил:
– Это сомнение или уверенность?
– Я берусь доказать, что выстрел в голову Кальчука был сделан с некоторого расстояния. И еще. – Закржевский перевел дух. – Чтобы держать пистолет на линии выстрела, ему нужно было вывернуть кисть. А это для таких ситуаций неестественно.
– Так… – Пан Казимир задумался. – И что, пан доктор кому-то говорил об этом?
– Только пану Зарембо!
– Ну и?..
– Он меня просто высмеял!
– Понятно… – Пан Казимир было отвернулся, но тут ему в голову пришла прекрасная мысль и он снова посмотрел на Закржевского. – Собственно говоря, я должен был об этом молчать, но раз пан доктор сам во всем разобрался, я скажу… Кальчук был застрелен нами!
– Как «нами»? – опешил Закржевский. – А как же суд?
– Который бы оставил убийцу в живых?
– Как же так? – окончательно растерялся Закржевский. – Суд бы все доказал… Это нужно…
– Не нужно! – резко оборвал его майор. – Пану доктору известна суть моего доклада в Варшаву. Сейчас главное – сплоченность, и ради этого мы не остановимся ни перед чем! Эти прохвосты навязывали нам процесс. Процесса не будет! Теперь все убеждены, что убийца сумасшедший, а те, кто его послал, поймут – время шуток прошло!
Пан Казимир импровизировал так убежденно, что порой и сам начинал верить в сказанное, не говоря уже о Закржевском, который во все глаза смотрел на преобразившегося майора.
– Но та же обстановка, а она, я подчеркиваю, жесткая, обязывает меня предупредить пана доктора, что за сохранение тайны, ставшей ему известной по долгу службы, он с этой минуты отвечает головой!
Пан Казимир неожиданно ткнул в Закржевского пальцем.
– Пан понял меня?
– Так точно! – Каблуки зимних окованных ботинок Закржевского оглушительно щелкнули. – Як бога кохам, пан может рассчитывать на меня!
– Не я! – Майор резко, по-строевому, вскинул голову. – Это Польша рассчитывает на пана Закржевского!
* * *
На этот раз пан Казимир нисколько не плутал в старом городе и, проскочив почти незамеченным по закоулкам «Шанхая», оказался в каморке позади пивной. Из общего зала доносился шум, и майор начал было раздумывать, как ему вызвать хозяина, но Мендель сам заглянул во внутреннюю дверь, тут же исчез и, возвратившись, поставил майору стул, после чего вопросительно посмотрел на пана Казимира. Майор кивнул, и Мендель, усевшись на чурбачке, наконец-то заговорил:
– Я имею что сказать, но должен предупредить пана, одно дело – допрос с пристрастием и совсем другое – беседа за кружкой пива с друзьями… Надеюсь, пан Казимир понимает меня?
– Разумеется. Точности меньше, зато информации больше.
– Мне рассказывать все или сразу выводы? – осторожно поинтересовался Мендель.
– Пан Мендель, я же читал вашу аттестацию… – улыбнулся пан Казимир.
– Тогда сразу выводы, – вздохнул Мендель.
– Итак… У нас треугольник. – подсказал пан Казимир.
– И вовсе нет… Посудите сами, Яновская – зубной врач, почти столичная штучка.
– Почему «почти»?
– Она же сюда из Варшавы перебралась…
– Знаю. Дальше.
– Сам Кальчук был, конечно, с тараканом в голове, но заявлял твердо, что женится только на местной. Замечу, правда, на приеме у пани докторши бывал. Что же касается пана поручика, то, смею заверить, он серьезных намерений не имел.
– Так что, треугольником и не пахнет?
– Какое там! – пренебрежительно махнул рукой Мендель и тут же хитро сощурился. – Но вот вы, пан Казимир, имели счастье упомянуть такого себе Пилюка Тараса, так это, я вам доложу, штучка…
– Я догадываюсь… – Майор напрягся. – Националист?
– И таки да, и не просто да…
Это была удача! Наконец-то такая долгожданная зацепочка попала к нему в руки, и если соединить информацию, полученную от Менделя, с тем, что так взволнованно утверждал Закржевский, то выходило совсем интересно. Да, прав был полковник Янушевский – теперь майору пришло время оставить позицию стороннего наблюдателя и, проверяя в последний раз самого себя, пан Казимир переспросил:
– Что, неужто ОУН?
– Здесь, конечно, не суд, и я не прокурор… Но тут, похоже, обрисовался с ним рядом такой себе Лемик Михайло. Приказчик в магазине Кронштейна. Так мне про него такое шепнули, что, я вам скажу, это просто ой-ей-ей! Я, конечно, не смею советовать, но на месте пана я очень бы поинтересовался паном приказчиком…
– Понял, – кивнул пан Казимир и, сделав короткую паузу, спросил: – А у нашей пани Яновской никаких связей с националистами?
– Чего не знаю, того не знаю, но одна зацепочка есть. Пани Яновская – завсегдатай украинского клуба. Есть тут у нас такой… «Ридня хата»…
К удивлению майора, информация оказалась более чем исчерпывающая, а вот насчет украинского клуба, находившегося в самом центре, у пана Казимира мелькнула одна мысль, и он решил здесь не задерживаться.
– Хорошо… Значит, так, – майор хлопнул себя по колену. – К Лемику не соваться, это я сам, а вот докторшу, на всякий случай, попасти надо… У тебя подход к ней найдется? Какой-нибудь Шмальц-Пфальц, фактор по женскому товару?
– Об чем разговор? Все найдется…
– Ну и отлично.
Пан Казимир поднялся, бросил испытывающий взгляд на Менделя, подумал, как же грамотно неизвестный ему одесский полковник Криштофович умел подбирать кадры, и, кивнув на прощанье хозяину, шагнул к двери…
* * *
Понятие «центр» оказалось весьма условным, и пока майор смог добраться по узенькой заснеженной улице до украинского клуба «Ридня хата», он не раз позволил себе чертыхнуться. Поминутно сворачивавший каблуки и щиколотки на весенней наледи нечищеного тротуара, пан Казимир наконец вздохнул с облегчением, разглядев слабоосвещенное крыльцо.
Этот двухподъездный дом вот уже несколько лет считался в городе культурным центром, так как второй вход принадлежал фольклорному украинскому театру, где дважды в неделю шли «выставы».
Последнее время у пана Казимира бывали моменты, когда у него возникало чувство непонятно откуда возникавшей уверенности, и тогда майор всегда действовал, руководствуясь лишь своим вдохновением. Объяснить это было трудно, но пан Казимир не помнил случая, чтобы в такие минуты его подводила интуиция.
Вот и сейчас, воспользовавшись именно таким моментом, пан Казимир легко взбежал по ступенькам, распахнул дверь и очутился в небольшом вестибюле, где сразу перехватил буфетчика, как раз поднимавшегося по лестнице на второй этаж.
– А что, любезный, пани Яновская наверху?
– Так, пан… – Человек угодливо склонил набриолиненный пробор и, видя, что гость не спешит раздеваться, спросил: – Позвать?
– Позови…
Буфетчик убежал, и майор, оставшись внизу, начал с интересом осматриваться. Обстановка была, в общем-то, небогатая, как и во всех клубах такого пошиба. Осмотревшись, пан Казимир хотел присесть на узкий диванчик, но тут по лестнице застучали легкие каблучки и на площадке появилась стройная невысокая девушка, удивительно похожая на киноактрису Франческу Гааль.
– Панна Лидия Яновская?.. – Майор вдруг подумал, что треугольник, возможно, все-таки имел место. – Позвольте представиться, Казимир Дембицкий. Литератор. Из Варшавы.
– Наслышана… – Яновская недовольно нахмурилась. – И как вам местная женщина-вамп?
Пан Казимир обезоруживающе-смущенно улыбнулся.
– Ради бога, простите мне мою бесцеремонность… Просто я подумал, если вы решите послать меня к черту, способ знакомства значения не имеет.
– Пожалуй… Но, как я понимаю, до пана дошли кое-какие слухи?
– В некотором роде…
– Ну что ж… По крайней мере откровенно… – взгляд пани Яновской несколько потеплел. – И что же вы хотите, пан литератор?
– Ну, для начала я хотел бы знать… Вы меня сразу прогоните или немного подождете?
– Подожду… Но учтите, если речь пойдет о Ежи или Богдане, они мне только знакомые, все слухи обо мне – чепуха, и вообще, об этом я не намерена говорить даже с паном литератором.
– Ну, помилуйте, какой я литератор! Так… – Пану Казимиру никак не удавалось взять нужный тон. – Признаться, у меня совсем другие намерения…
– Какие же?
– Ну, если позволите, я хотел бы проводить вас домой…
– Меня? – Лидия понимающе улыбнулась. – Решили идти в обход? Ну что ж… Подождите. Если можно, на улице…
– Хорошо! – немедленно согласился пан Казимир. – Я буду ждать, как гимназист…
Майору недолго пришлось топтаться на тротуаре. По крайней мере, гораздо меньше, чем он предполагал. Лидия вышла на крыльцо и, еще спускаясь по ступенькам, безапелляционно потребовала:
– Возьмите меня под руку. Здесь скользко, и я боюсь, что вы со своими американскими манерами не догадаетесь.
– Как можно, панна Лидия? – пан Казимир ловко поддержал ее за локоток. – Вы не знаете варшавян.
– Ну откуда уж мне? Правда, я пару лет как окончила Варшавскую академию, но припоминаю, что даже на Воле и Охоте таких не встречала.
– Естественно! Я живу на Мокотуве.
– Ну теперь ясно, такие неотесанные типы могут жить только там.
Так, перешучиваясь, они вышли на Ягеллонскую, и пан Казимир рискнул.
– А скажите… Этот украинский клуб, неплох?
– И не спрашивайте! – Лидия с горечью рассмеялась. – А что мне делать? Пан Шеншевский и иже с ним сядут в свои спортивные аэропланы и полетят лечиться в Варшаву… «Респект»… А я держу зубной кабинет и мне тоже нужна клиентура, хоть это и грустная провинциальная проза…
Лидия свернула с Ягеллонской и, увлекая за собой пана Казимира, прошла через темноватый въезд к двери одноэтажного дома.
– Ну вот я и пришла. Спасибо за приятный вечер… – Лидия поднялась на ступеньки и встала вровень с майором. – А чтоб пан литератор на меня не обиделся, я скажу… Я считала, что беднягу Ежи просто случайно подстрелили охотники, но после перестрелки и гибели Богдана я вообще ничего понять не могу и только замечаю, как полгорода смотрит на меня перепуганными глазами…
Майор промолчал. Ему вдруг показалось, что за этими словами кроется обиженное и горькое одиночество. Повинуясь этому чувству, пан Казимир нашел руку Лидии и, склоняясь для поцелуя, уловил сквозь вырез перчатки теплый, опьяняющий запах духов…
* * *
Экспресс прибыл на Варшавский-главный в десять тридцать по среднеевропейскому времени. Переждав поток пассажиров, пан Казимир неторопливо прошел через вокзал и тут же, у бровки тротуара, взял первое попавшееся такси, старенький потрепанный «ситроен».
Сидя вполоборота, шофер выслушал заказ и, опустив флажок, примерно полминуты выл стартером, прежде чем изношенный мотор устойчиво запыхтел. Скрежетнув коробкой передач, «ситроен» выполз из ряда, с шинным гулом пересек брусчатку трамвайной колеи и только после этого влился в общий поток экипажей и авто, кативший по заасфальтированному проезду.
Миновав угол Аллеи Ерозолимске, по Маршалковской таксомотор свернул налево к Саксонскому саду. На плаце Пилсудского возбужденно жестикулировала толпа. Пан Казимир наклонился к окну и, как бы ни к кому не обращаясь, сказал:
– Это что еще за кутерьма?
Вместо ответа шофер притормозил машину и опустил стекло. Сквозь уличный шум до майора долетели выкрики:
– Польша для поляков! Ни гудзика!..
– Ладно, трогай… – Пан Казимир недовольно сморщился.
Заметив его гримасу, шофер вполголоса отозвался:
– Может, ясновельможный пан думают иначе, но только лучше бы мы пустили русских помочь чехам. Может, там сейчас и не кричали бы про коридор и Поморье…
– Польша достаточно сильна, – сухо отозвался пан Казимир.
– Ну да, мы же сильные, сплоченные, готовые…
Шофер замолчал, а пан Казимир повернулся к окну, стараясь через улицу Оссолинских еще раз увидеть площадь. Однако «ситроен» резво помчал дальше, и вместо демонстрантов майор увидел витрину автосалона, в самом углу которой красовался маленький «фиат польский». С непроницаемым лицом пан Казимир откинулся на подушки и уже не раскрывал рта, пока по Медовой и Длугой шофер огибал Старе Място.
На булыжнике Костьольной дряхлый «ситроен» так затрясло, что майор вздохнул с облегчением, когда возле дома № 11 автомобиль остановился. Пан Казимир расплатился с шофером, вылез из машины и, сделав вид, что читает вывеску дантиста, постоял возле наклонного столбика, ограждавшего угол проезда. Затем пан Казимир прошел через браму[13] и еще немного подождал, разглядывая двор, где посреди грязной клумбы торчала водоразборная колонка с длинной выгнутой ручкой и дальше, за вторым проездом, возле каретного сарая, кучер мыл экипаж, макая тряпку в ведро.
Наконец пан Казимир взглянул на часы и начал подниматься по белой мраморной лестнице старого парадного входа, на которой еще кое-где уцелели шишечки крепления ковра. Поднявшись на второй этаж, майор скользнул взглядом по табличке и, нажав ручку в виде птичьей лапы, без стука отворил дверь.
В гостиной Янушевский уже ждал пана Казимира. Коротко поприветствовав майора и отойдя от окна, через которое он разглядывал улицу, полковник облегченно вздохнул:
