Наташа ничего не сказала Диминым маме и дяде, но она сказала своей маме.
– И больше ты к Диму не ходи, – сказала ей её мама.
Но Наташа продолжала ходить к Диму.
– Если ты не будешь меня слушаться и будешь продолжать ходить к Диму, я тебя высеку, – сказала опять Наташина мама.
Наташа пошла к Диму, принесла куклу и сказала:
– Ты будешь папа, а я мама и это наша дочка: она непослушная, и теперь надо её высечь.
Наташа села на стул, положила себе на колени куклу, подняла ей платьице и стала бить её, приговаривая:
– Вот тебе, вот тебе, вот тебе… А теперь мы её поставим на колени и лицом в угол.
Наташа торопливо слезла со стула и понесла куклу в угол балкона.
– Нет, – сказала она, – здесь она будет видеть сад: надо, чтобы она ничего не видела.
Наташа отнесла куклу в угол, где балкон примыкал к дому, и, поставив её лицом к стене, сказала:
– У, противная!..
Потом Наташа возвратилась к Диму и, сев на стул, проговорила:
– Мне ни капельки её не жалко, и мы не будем даже на неё смотреть, и пусть наша дочка целый день так стоит на коленях, потому что мне ни капельки не жалко её: она гадкая… гадкая… и ты гадкий, гадкий, гадкий, и я никого не люблю…
И Наташа вдруг заплакала.
Она плакала, а Дим испуганно говорил ей:
– Наташа, милая, не плачь… Я никогда не буду тебя обижать, и куколка больше не будет… И я, и она, мы очень тебя любим… Не плачь же, Наташа.
И Дим, нагнувшись к Наташе, спросил:
– Можно тебя поцеловать?
– Нет, – сказала Наташа, продолжая плакать, – меня нельзя целовать, – никто не может меня целовать, только папа и мама могут меня целовать, потому что все другие – больные, и я тоже сделаюсь тогда больная… Поцелуй меня в лобик.
Дим поцеловал её, но Наташа всё продолжала плакать.
– Отчего же ты ещё плачешь?
– Потому что мама меня высечет, потому что я гадкая… я очень гадкая…
И Наташа, плача, слезла со стула и ушла, а Дим с ужасом думал: неужели высекут Наташу?! О, как стыдно, нехорошо и больно, когда секут такую маленькую девочку.
Когда Наташа пришла домой, мама спросила её:
– Ты опять была у Дима?
– Была, – сказала Наташа.
– Что я сказала, что я сделаю с тобой, если ты пойдёшь к Диму?
– Ты высечешь меня, – сказала Наташа.
– За что я тебя высеку? – спросила её мама.
– За то, что я нехорошая девочка: я не слушаюсь.
Мама встала, взяла за руку Наташу и сказала:
– А теперь, когда ты знаешь, пойдём, и я тебя высеку, и сегодня я высеку тебя линейкой.
– Мне будет очень больно? – спросила Наташа.
– О, да, очень больно.
Когда они подошли к той комнате, где мама секла Наташу, Наташа вдруг вырвала свою руку и быстро пошла прочь, но мама догнала её и повела назад.
Лицо Наташи надулось, сделалось испуганным, и она закричала:
– Я не хочу!
– Теперь поздно, – крикнула Наташина мама и изо всей силы дёрнула Наташу за собой.
Мама высекла Наташу.
Наташа пошла в детскую и написала на бумажке: «Меня высекла мама за то, что я хожу к тебе, потому что я гадкая, и я не буду больше к тебе ходить, а на ёлку я умру, и мы будем жить в нашем дворце, и я напишу тебе стихи».
Наташа взяла своё письмо и пошла к Диму.
У Дима захватило дыхание, когда он увидел Наташу, – Наташа была такая печальная и, когда подошла к Диму, она протянула ему письмо и сказала:
– Вот тебе письмо, – я теперь пойду и ты не читай: ты читай, когда я уйду. Я скоро умру…
Из глаз Наташи потекли слёзы; она медленно пошла назад и, вытирая слёзы, оглядывалась на Дима: читает ли он её письмо? Но Дим не читал и всё только смотрел на неё большими, удивлёнными глазами.
В последний раз Наташа остановилась и долго, грустно глядела на Дима. Потом она ушла и только светлое её платьице мелькало между деревьями. Потом уж и платья не было больше видно, а Дим всё сидел с письмом Наташи в руках.
Он прочёл это письмо и долго плакал.
И всю ночь ему снилась Наташа, – где-то он с ней в тёмных проходах, всё хочет спрятать её так, чтоб не нашли её и не высекли.
А потом он куда-то так спрятал её, что и сам уже не мог найти её, и он всё искал, и так темно и страшно было ему.
Утром он проснулся жёлтый, горячий и сейчас же вспомнил весь свой сон, и так мучительно билось в груди его сердце.
Всё пошло опять своим чередом, только Наташа не приходила больше, и Дим совершенно уже один сидел на своём балконе и думал о своих братьях и сёстрах, о Наташе, думал о том, отчего никому нельзя с ним играться.
Дядя ещё реже стал ездить: Дим знает, где дядя проводит своё время.
Иногда ему так хочется всё сказать дяде. Но Дим молчит и только, сдвинув брови, исподлобья смотрит и смотрит на дядю…
Опять дует ветер, опять бегут облака по небу и качаются деревья.
Сидит ворона на вершине дерева и качается с ним. Ветер нагнул ветку, на которой сидела ворона, – ворона замахала крыльями и слетела на балкон. Потом она, переваливаясь, смело пошла прямо к Диму, остановилась, посмотрела на него и клюнула его за сапог. Так осторожно клюнула и улетела.
Дим всё чувствовал то место, куда его клюнула ворона, и так приятно было ему. Может быть, он понравился вороне, и она хотела его поласкать. Может быть, ворона опять прилетит? И Дим сидел и ждал ворону. Но ворона не прилетала.
Вот и лето прошло. Дим не сидел больше на балконе; укутанный, он ходил по запущенным дорожкам сада и смотрел на балкон, усыпанный жёлтыми листьями.
Много жёлтых листьев и на балконе, и на дорожках, и на деревьях – жёлто-золотисто-прозрачные там вверху, в яркой синеве осеннего неба.
Пустой балкон, пустой сад, и нет больше Наташи, а всё кажется, вот-вот мелькнуло её платьице и выйдет вдруг она из-за деревьев, как прежде, бывало, выходила, и скажет:
– Ты искал меня, и я пришла… А может быть, ты уже не хочешь? Ты скажи, и я уйду.
И Наташа внимательно, строго посмотрит на Дима, а потом сядет и начнёт рассказывать ему, как прежде.
Нет Наташи, нет вороны, – может быть, ворона ещё прилетит, может быть, сейчас прилетит и сядет, и начнёт ходить перед Димом…
И вдруг нашлась ворона. Она лежала мёртвая на земле под деревом.
Дим смотрел на мёртвую ворону своими большими глазами, и так жаль ему было вороны. Наверно ворона любила его, но ей тоже не позволяли играть с ним, и она скучала и умерла.
Пошли дожди, все листья упали на землю и когда-то такие красивые, нежно-золотистые, теперь грязные и мокрые, они уже гнили на земле.
Через потное стекло окна Дим смотрел на них из своей комнаты. Иногда под вечер прорывалось сквозь тучи солнце и красными лучами освещало сад, далёкие дачи, и так ярко горели их окна, как будто в них ещё жили, как летом.
Пришла зима, и снег упал.
Дим не мог больше ходить: он лежал в своей кроватке и думал.
О чём?
Его пальчики озабоченно перебирали край одеяла, большие, чёрные глаза смотрели перед собой.
Он думал о своих братьях и сёстрах, о Наташе. Все они теперь далеко в городе играют весёлые и счастливые. Когда-нибудь и он будет с ними и все вместе они будут в том дворце, где небо, и солнце, и земля сходятся.
Как обрадуется он им, когда опять увидит их. Они возьмут его за руки и они пойдут в тот сад, где ангелы поливают прекрасные цветы детскими слезами.