– Точно так-с, – отвечала Савишна, пожирая глазами лежавшие на столе кредитки.
– За три месяца, значит, будет всего тридцать шесть рублей – получите, – отсчитал он ей деньги и подал.
Старуха дрожащими руками приняла деньги и тщательно их пересчитала.
– Очень вами благодарны… Таперича, значит, мы по первое мая в расчете.
– То-то, а вчера ругаться да мировым стращать… Ах ты, старая карга, Бога бы побоялась, – для такого праздника.
– Уж не осудите: такое наше рукомесло, – сделала сконфуженный вид старуха и поспешно удалилась из комнаты.
Федор Николаевич остался один.
– Вот они, голубушки, – положил он руку на лежащие на столе деньги, – и почет и уважение, и талант, и гений – все в них, – задумчиво произнес он и, налив себе рюмку водки, начал резать ветчину.
Дверь комнаты распахнулась и в нее не вошел, а буквально влетел товарищ Дождева-Ласточкина по сцене, «рассказчик из народного быта» того же увеселительного заведения, Антон Антонович Легкокрылов.
– Дома и пирует… Ба, да ты Калифорнию, кажется, открыл, – увидал он лежавшие на столе деньги.
– Здравствуй, – подал Федор Николаевич руку приятелю, – садись… Сперва чаю или водки?