Николай Гоголь
Полное собрание сочинений в одном томе
2
– Ну, что ты теперь скажешь о добродетели женщин, а? То-то, братец, никогда не бейся, особливо со мною. Мне даже было несколько жаль прельстить ее, но чтоб тебе доказать только и проучить, решился это сделать.
– И у тебя нет совести, так по́шло говорить об этом.
– Почему ж, если бы она была какая замарашка, мещанка или обыкновенная курносенькая краснощекая, каких дюжинами господь посылает, тогда другое было бы дело, но эта, братец, никому бесчестья не сделает. Хорошенькой я очень рад, я всегда, не краснея, похвалюсь ею!
3
Боже, ты правосуден, ты великодушен, этому ли ангелу оставить землю, этому ли ангелу пошлет рука твоя смерть! Нет, ты не произнесешь рокового определения, нет, ты сохранишь эту бесценную жизнь. Я напрасно даже сомневаюсь. О! Она выздоровеет. Она восстанет от своей болезни еще лучше, еще прекраснее прежнего. Какой яркий румянец оживил ее щеки, она будет здорова. Она будет здорова. Эта свежесть, разливша<яся> по ее лицу, есть уже признак ее здоровья.
4
Неумолимая, знай, что моя жизнь, что все мое помышление, желанье, надежда, все, что похоже на счастье, все в тебе. И ты… Не знаю, ты для каких предопределений налагаешь на себя незаслуженные цепи наказания. О, чтобы наказать себя за какой-то проступок, незначащий, ничтожный в сравнении с ангельскою жизнью, за что же другой через это должен понесть всю тягость наказания. И кого же другого ты упрекаешь? Поразить меня, которого ты сама видела всю глубину любви к тебе. Нет, это не самоотвержение, это не самоотвержение, это не добродетель, это эгоизм. Я удалюсь. Немолчная глубокая тоска проточит меня. Я умру медлительною ужасною смертью. Юлия, я умру потому, что я не могу жить без <тебя>.
Драматические отрывки и наброски
Игроки
Дела давно минувших дней
Комната в городском трактире.
Явление I
Ихарев входит в сопровождении трактирного слуги Алексея и своего собственного Гаврюшки.
Алексей. Пожалуйте-с, пожалуйте! Вот-с покойчик! уж самый покойный, и шуму нет вовсе.
Ихарев. Шума нет, да чай конного войска вдоволь, скакунов?
Алексей. То есть изволите говорить насчет блох? уж будьте покойны. Если блоха или клоп укусит, уж это наша ответственность: уж с тем стоим.
Ихарев (Гаврюшке). Ступай выносить из коляски. (Гаврюшка уходит. Алексею.) Тебя как зовут?
Алексей. Алексей-с.
Ихарев. Ну, послушай, (значительно) рассказывай, кто у вас живет?
Алексей. Да живут теперь много; все номера почти заняты.
Ихарев. Кто же именно?
Алексей. Швохнев Петр Петрович, Кругель полковник, Степан Иванович Утешительный.
Ихарев. Играют?
Алексей. Да вот уж шесть ночей сряду играют.
Ихарев. Пара целковиков! (Сует ему в руку.)
Алексей (кланяясь). Покорнейше благодарю.
Ихарев. После еще будет.
Алексей. Покорнейше-с благодарю.
Ихарев. Между собой играют?
Алексей. Нет, недавно обыграли поручика Артуновского, у князя Шенькина выиграли тридцать шесть тысяч.
Ихарев. Вот тебе еще красная бумажка! А если послужишь честно, еще получишь. Признайся, карты ты покупал?
Алексей. Нет-с, они сами брали вместе.
Ихарев. Да у кого?
Алексей. Да у здешнего купца Вахрамейкина.
Ихарев. Врешь, врешь, плут.
Алексей. Ей-богу.
Ихарев. Хорошо. Мы с тобой потолкуем ужо. (Гаврюшка вносит шкатулку.) Ставь ее здесь. Теперь ступайте, приготовьте мне умыться и побриться. (Слуги уходят.)
Явление II
Ихарев один, отпирает шкатулку, всю наполненную карточными колодами.
Каков вид, а? Каждая дюжина золотая. По́том, трудом досталась всякая. Легко сказать, до сих пор рябит в глазах проклятый крап. Но ведь зато, ведь это тот же капитал. Детям можно оставить в наследство! Вот она, заповедная колодишка – просто перл! За то ж ей и имя дано: да, Аделаида Ивановна. Послужила ты мне, душенька, так, как послужила сестрица твоя, выиграй мне также восемьдесят тысяч, так я тебе, приехавши в деревню, мраморный памятник поставлю. В Москве закажу. (Услышав шум, поспешно закрывает шкатулку.)
Явление III
Алексей и Гаврюшка (несут лоханку, рукомойник и полотенце).
Ихарев. Что эти господа где теперь? дома?
Алексей. Да-с, они теперь в общей зале.
Ихарев. Пойду взглянуть на них, что за народ. (Уходит.)
Явление IV
Алексей и Гаврюшка.
Алексей. Что, издалека едете?
Гаврюшка. А из Рязани.
Алексей. А сами тамошней губернии?
Гаврюшка. Нет, сами из Смоленской.
Алексей. Так-с. Так поместив, выходит, в Смоленской губернии?
Гаврюшка. Нет, не в Смоленской. В Смоленской сто душ да в Калужской восемьдесят.
Алексей. Понимаю, в двух то есть губерниях.
Гаврюшка. Да, в двух губерниях. У нас одной дворни: Игнатий буфетчик, Павлушка, который прежде с барином ездил, Герасим лакей, Иван тоже опять лакей, Иван псарь, Иван опять музыкант, потом повар Григорий, повар Семен, Варух садовник, Дементий кучер, вот как у нас.
Явление V
Те же, Кругель, Швохнев (осторожно входя).
Кругель. Право, я боюсь, чтоб он нас не застал здесь.
Швохнев. Ничего, Степан Иванович его удержит. (Алексею.) Ступай, брат, тебя зовут! (Алексей уходит. Швохнев, подходя поспешно к Гаврюшке.) Откуда барин?
Гаврюшка. Да теперь из Рязани.
Швохнев. Помещик?
Гаврюшка. Помещик.
Швохнев. Играет?
Гаврюшка. Играет.
Швохнев. Вот тебе красуля. (Дает ему бумажку.) Рассказывай все!
Гаврюшка. Да вы не скажете баричу?
Оба. Ни, ни, не бойся!
Швохнев. Что, как он теперь, в выигрыше? а?
Гаврюшка. Да вы полковника Чеботарева не знаете?
Швохнев. Нет, а что?
Гаврюшка. Недели три тому назад мы его обыграли на восемьдесят тысяч деньгами, да коляску варшавскую, да шкатулку, да ковер, да золотые эполеты одной выжиги дали на шестьсот рублей.
Швохнев (взглянув на Кругеля значительно). А? Восемьдесят тысяч!
Кругель (показал головою).
Швохнев. Думаешь, нечисто? Это мы сейчас узнаем. (Гаврюшке.) Послушай, когда барин остается дома один, что делает?
Гаврюшка. Да как что делает? Известно, что делает. Он уж барин, так держит себя хорошо: он ничего не делает.
Швохнев. Врешь, чай карт из рук не выпускает.
Гаврюшка. Не могу знать, я с барином всего две недели. С ним прежде все Павлушка ездил. У нас тоже есть Герасим лакей, опять Иван лакей, Иван псарь, Иван музыкант, Дементий кучер, да намедни из деревни одного взяли.
Швохнев (Кругелю). Думаешь, шулер?
Кругель. И очень может быть.
Швохнев. А попробовать все-таки попробуем. (Оба убегают.)
Явление VI
Гаврюшка один.
Проворные господа! а за бумажку спасибо. Будет Матрене на чепец, да пострельчонкам тоже по прянику. Эх, люблю походную жисть! Уж всегда что-нибудь приобретешь: барин пошлет купить чего-нибудь – все уж с рубля гривенничек положишь себе в карман. Как подумаешь, что за житье господам на свете! куда хошь катай! В Смоленске наскучило, поехал в Рязань, не захотел в Рязани – в Казань. В Казань не захотел, валяй под самый Ярослав. Вот только до сих пор не знаю, который из городов будет партикулярней, Рязань или Казань? Казань будет потому партикулярней, что в Казани…
Явление VII
Ихарев, Гаврюшка, потом Алексей.
Ихарев. В них нет ничего особенного, как мне кажется. А впрочем… Эх, хотелось бы мне их обчистить! Господи боже, как бы хотелось! Как подумаешь, право, сердце бьется. (Берет щетку, мыло, садится перед зеркалом и начинает бриться.) Просто рука дрожит, никак не могу бриться. (Входит Алексей.)
Алексей. Не прикажете ли чего покушать?
Ихарев. Как же, как же. Принеси закуску на четыре человека. Икры, семги, бутылки четыре вина. Да накорми сейчас его (указывая на Гаврюшку).
Алексей (Гаврюшке). Пожалуйте в кухню, там для вас приготовлено. (Гаврюшка уходит.)
Ихарев (продолжая бриться). Послушай! Много они тебе дали?
Алексей. Кто-с?
Ихарев. Ну, да уж не изворачивайся, говори!
Алексей. Да-с, за прислугу пожаловали.
Ихарев. Сколько? пятьдесят рублей?
Алексей. Да-с, пятьдесят рублей дали.
Ихарев. А от меня, не пятьдесят, а вон видишь на столе лежит сторублевая бумажка? возьми ее, что боишься? не укусит. От тебя не потребуется больше ничего, как только честности, понимаешь? Карты пусть будут у Вахрамейкина или у другого купца, это не мое дело, а вот тебе в придачу от меня дюжину. (Дает ему запечатанную дюжину.) Понимаешь?
Алексей. Да уж как не понять? Извольте положиться, это уж наше дело.
Ихарев. Да карты спрячь хорошенько, чтоб как-нибудь тебя не ощупали или не увидели. (Кладет щетку и мыло и вытирается полотенцем. Алексей уходит.) Хорошо бы было и очень бы хорошо. А уж как, признаюсь, хочется поддеть их.
Явление VIII
Швохнев, Кругель и Степан Иванович Утешительный входят с поклонами.
Ихарев (с поклоном к ним навстречу). Прошу простить. Комната, как видите, не красна углами: четыре стула всего.
Утешительный. Приветливые ласки хозяина дороже всяких удобств.
Швохнев. Не с комнатой жить, а с добрыми людьми.
Утешительный. Именно правда. Я бы не мог быть без общества. (Кругелю.) Помнишь, почтеннейший, как я приехал сюды; один-одинешенек. Вообразите: знакомых никого. Хозяйка – старуха. На лестнице какая-то поломойка, урод естественнейший, вижу, увивается около нее какой-то армейщина, видно, натощаках… Словом, скука смертная. Вдруг судьба послала вот его, а потом случай свел с ним… Ну, уж как я был рад. Не могу, не могу часу пробыть без дружеского общества. Все, что ни есть на душе, готов рассказать каждому.
Кругель. Это, брат, порок твой, а не добродетель. Излишество вредит. Ты, верно, уж не раз был обманут.
Утешительный. Да, обманывался, обманывался и всегда буду обманываться. А все-таки не могу без откровенности.
Кругель. Ну, признаюсь, это для меня непонятно. Быть откровенну со всяким. Дружба – это другое дело.
Утешительный. Так, но человек принадлежит обществу.
Кругель. Принадлежит, но не весь.
Утешительный. Нет, весь.
Кругель. Нет, не весь.
Утешительный. Нет. весь.
Кругель. Нет, не весь.
Утешительный. Нет, весь!
Швохнев (Утешительному). Не спорь, брат, ты неправ.
Утешительный (горячась). Нет, я докажу. Это обязанность… Это, это, это… это долг! это, это, это…
Швохнев. Ну, зарапортовался! Горяч необыкновенно: еще первые два слова можно понять из того, что он говорит, а уж дальше ничего не поймешь.
Утешительный. Не могу, не могу! Если дело коснется обязанностей или долга, я уж ничего не помню. Я обыкновенно вперед уж объявляю: господа, если будет о чем подобном толк, извините, увлекусь, право, увлекусь. Точно хмель какой-то, а желчь так и кипит, так и кипит.
Ихарев (про себя). Ну, нет, приятель! Знаем мы тех людей, которые увлекаются и горячатся при слове обязанность. У тебя, может быть, и кипит желчь, да только не в этом случае. (Вслух.) А что, господа, покамест спор о священных обязанностях, не засесть ли нам в банчик? (В продолжение их разговора приготовлен на столе завтрак.)
Утешительный. Извольте, если не в большую игру, почему нет.
Кругель. От невинных удовольствий я никогда не прочь.
Ихарев. А что, ведь в здешнем трактире, чай, есть карты?
Швохнев. О, только прикажите.
Ихарев. Карты! (Алексей хлопочет около карточного стола.) А между тем прошу, господа! (Указывая рукой на закуску и подходя к ней.) Балык, кажется, не того, а икра еще так и сяк.
Швохнев (посылая в рот кусок). Нет, и балык того.
Кругель (так же). И сыр хорош. Икра тоже недурна.
Швохнев (Кругелю). Помнишь, какой отличный сыр ели мы недели две тому назад.
Кругель. Нет, никогда в жизни не позабуду я сыра, который ел я у Петра Александровича Александрова.
Утешительный. Да ведь сыр, почтеннейший, когда хорош? Хорош он тогда, когда сверх одного обеда наворотишь другой – вот где его настоящее значение. Он все равно, что добрый квартирмистр, говорят: «Добро пожаловать, господа, есть еще место».
Ихарев. Добро пожаловать, господа, карты на столе.
Утешительный (подходя к карточному столу). А вот оно, старина, старина! Слышь, Швохнев, карты, а? Сколько лет…
Ихарев (в сторону). Да полно тебе корчить!..
Утешительный. Хотите вы держать банчик?
Ихарев. Небольшой – извольте, пятьсот рублей. Угодно снять? (Мечет банк.)
Начинается игра. Раздаются восклицания:
Швохнев. Четверка, тузик, оба по десять.
Утешительный. Подай-ка, брат, мне свою колоду, я выберу себе карту на счастье нашей губернской предводительницы.
Кругель. Позвольте присовокупить девяточку.
Утешительный. Швохнев, подай мел. Приписываю и списываю.
Швохнев. Черт побери, пароле!
Утешительный. И пять рублей мазу!
Кругель. Атанде! Позвольте посмотреть, кажется, еще две тройки должны быть в колоде.
Утешительный (вскакивает с места, про себя). Черт побери, тут что-то не так. Карты другие, это очевидно. (Игра продолжается.)
Ихарев (Кругелю). Позвольте узнать: обе идут?
Кругель. Обе.
Ихарев. Не возвышаете?
Кругель. Нет.
Ихарев (Швохневу). А вы что ж? не ставите?
Швохнев. Позвольте мне эту талию переждать. (Встает со стула, торопливо подходит к Утешительному и говорит скоро): Черт возьми, брат! И передергивает, и все что хочешь. Шулер первой степени.
Утешительный (в волненье). Неужли, однако ж, отказаться от восьмидесяти тысяч?
Швохнев. Конечно, нужно отказаться, когда нельзя взять.
Утешительный. Ну, это еще вопрос, а пока с ним объясниться!
Швохнев. Как?
Утешительный. Открыться ему во всем.
Швохнев. Для чего?
Утешительный. После – скажу. Пойдем. (Подходят оба к Ихареву и ударяют его с обеих сторон по плечу.)
Утешительный. Да полно вам тратить попусту заряды.
Ихарев (вздрогнув). Как?
Утешительный. Да что тут толковать, свой своего разве не узнал?
Ихарев (учтиво). Позвольте узнать, в каком смысле я должен разуметь.
Утешительный. Да просто без дальнейших слов и церемоний. Мы видели ваше искусство и, поверьте, умеем отдавать справедливость достоинству. И потому от лица наших товарищей предлагаю вам дружеский союз. Соединя наши познания и капиталы, мы можем действовать несравненно успешней, чем порознь.
Ихарев. В какой степени я должен понимать справедливость слов ваших?..
Утешительный. Да вот в какой степени: за искренность мы платим искренностью. Мы признаемся тут же вам откровенно, что сговорились обыграть вас, потому что приняли вас за человека обыкновенного. Но теперь видим, что вам знакомы высшие тайны. Итак, хотите ли принять нашу дружбу?
Ихарев. От такого радушного предложения не могу отказаться.
Утешительный. Итак, подадимте же, всякий из нас, друг другу руки. (Все попеременно пожимают руку Ихареву.) Отныне все общее, притворство и церемонии в сторону! Позвольте узнать, с каких пор начали исследовать глубину познаний?
Ихарев. Признаюсь – это уже с самых юных лет было моим стремлением. Еще в школе во время профессорских лекций я уже под скамьей держал банк моим товарищам.
Утешительный. Я так и полагал. Подобное искусство не может приобресться, не быв практиковано от лет гибкого юношества. Помнишь, Швохнев, этого необыкновенного ребенка?
Ихарев. Какого ребенка?
Утешительный. А вот расскажи!
Швохнев. Подобного события я никогда не позабуду. Говорит мне его зять (указывая на Утешительного), Андрей Иванович Пяткин: «Швохнев, хочешь видеть чудо? Мальчик одиннадцати лет, сын Ивана Михаловича Кубышева, передергивает с таким искусством, как ни один из игроков! Поезжай в Тетюшевский уезд и посмотри!» Я, признаюсь, тот же час отправился в Тетюшевский уезд. Спрашиваю деревню Ивана Михаловича Кубышева и приезжаю прямо к нему. Приказываю о себе доложить. Выходит человек почтенных лет. Я рекомендуюсь, говорю: «Извините, я слышал, что бог наградил вас необыкновенным сыном». – «Да, признаюсь, – говорит (и мне понравилось то, что без всяких, понимаете, этих претензий и отговорок), – да, – говорит, – точно, хотя отцу и неприлично хвалить собственного сына, но это действительно в некотором роде чудо. Миша! – говорит, – поди-ка сюда, покажи гостю искусство!» Ну, мальчик, просто ребенок, мне по плечо не будет, и в глазах ничего нет особенного. Начал он метать – я просто потерялся. Это превосходит всякое описанье.
Ихарев. Неужто ничего нельзя было приметить?
Швохнев. Ни, ни, никаких следов! Я смотрел в оба глаза.
Ихарев. Это непостижимо!
Утешительный. Феномен, феномен.
Ихарев. И как я подумаю, что при этом еще нужны познания, основанные на остроте глаз, внимательное изученье крапа.
Утешительный. Да ведь это очень облегчено теперь. Теперь накрапливанье и отметины вышли вовсе из употребления; стараются изучить ключ.
Ихарев. То есть ключ рисунка?
Утешительный. Да, ключ рисунка обратной стороны. Есть в одном городе, в каком именно, я не хочу назвать, один почтенный человек, который больше ничем уж и не занимается, как только этим. Ежегодно получает он из Москвы несколько сотен колод, от кого именно – это покрыто тайною. Вся обязанность его состоит в том, чтобы разобрать крап всякой карты и послать от себя только ключ. Смотри, мол, у двойки вот как расположен рисунок! у такой-то вот как! За это одно он получает чистыми деньгами пять тысяч в год.
Ихарев. Это, однако ж, важная вещь.
Утешительный. Да оно, впрочем, так и быть должно. Это то, что называется в политической экономии распределение работ. Все равно каретник. Ведь он не весь же экипаж делает сам. Он отдает и кузнецу и обойщику. А иначе не стало бы всей жизни человеческой.
Ихарев. Позвольте вам сделать один вопрос. Как поступали вы доселе, чтобы пустить в ход колоды? Подкупать слуг ведь не всегда можно.
Утешительный. Сохрани бог! да и опасно. Это значит иногда самого себя продать. Мы делаем это иначе. Один раз мы поступили вот как: приезжает на ярмонку наш агент, останавливается под именем купца в городском трактире. Лавки еще не успел нанять; сундуки и вьюки пока в комнате. Живет он в трактире, издерживается, ест, пьет и вдруг пропадает неизвестно куда, не заплативши. Хозяин шарит в комнате. Видит, остался один вьюк; распаковывает – сто дюжин карт. Карты, натурально, сей же час проданы с публичного торга. Пустили рублем дешевле, купцы вмиг расхватали в свои лавки. А в четыре дни проигрался весь город.
Ихарев. Это очень ловко.
Швохнев. Ну, а у того, у помещика?..
Ихарев. Что у помещика?
Утешительный. А это дело тоже было поведено недурно. Не знаю, знаете ли вы, есть помещик Аркадий Андреевич Дергунов, богатейший человек. Игру ведет отличную, честности беспримерной, к поползновенью, понимаете, никаких путей: за всем смотрит сам, люди у него воспитаны, камергеры, дом – дворец, деревня, сады, все это по аглицкому образцу. Словом, русский барин в полном смысле слова. Мы живем уж там три дня. Как приступить к делу? – просто нет возможности. Наконец, придумали. В одно утро пролетает мимо самого двора тройка. На телеге сидят молодцы. Все это пьяно, как нельзя больше, орет песни и дует во весь опор. На такое зрелище, как водится, выбежала вся дворня. Ротозеют, смеются и замечают, что из телеги что-то выпало, подбегают, видят – чемодан. Машут, кричат «остановись!» куды! никто не слышит, умчались, только пыль осталась по всей дороге. – Развязали чемодан – видят: белье, кое-какое платье, двести рублей денег и дюжин сорок карт. Ну, натурально, от денег не захотели отказаться, карты пошли на барские столы, и на другой же день ввечеру все, и хозяин и гости, остались без копейки в кармане, и кончился банк.
Ихарев. Очень остроумно. Ведь вот называют это плутовством и разными подобными именами, а ведь это тонкость ума, развитие.
Утешительный. Эти люди не понимают игры. В игре нет лицеприятия. Игра не смотрит ни на что. Пусть отец сядет со мною в карты – я обыграю отца. Не садись! здесь все равны.
Ихарев. Именно этого не понимают, что игрок может быть добродетельнейший человек. Я знаю одного, который наклонен к передержкам и к чему хотите, но нищему он отдаст последнюю копейку. А между тем ни за что не откажется соединиться втроем против одного обыграть наверняка. Но, господа, так как пошло на откровенность, я вам покажу удивительную вещь: знаете ли вы то, что называют сводная или подобранная колода, в которой всякая карта может быть угадана мною на значительном расстоянии?
Утешительный. Знаю, но, может быть, другого рода.
Ихарев. Могу вам похвастаться, что подобной нигде не сыщете. Почти полгода трудов. Я две недели после того не мог на солнечный свет смотреть. Доктор опасался воспаленья в глазах. (Вынимает из шкатулки.) Вот она. Зато уж не прогневайтесь: она у меня носит имя, как человек.
Утешительный. Как имя?
Ихарев. Да, имя: Аделаида Ивановна.
Утешительный (усмехаясь). Слышь, Швохнев, ведь это совершенно новая идея, назвать колоду карт Аделаидой Ивановной. Я нахожу даже, это очень остроумно.
Швохнев. Прекрасно: Аделаида Ивановна! очень хорошо…
Утешительный. Аделаида Ивановна. Немка даже! Слышь, Кругель, это тебе жена.
Кругель. Что я за немец? Дед был немец, да и тот не знал по-немецки.
Утешительный (рассматривая колоду). Это, точно, сокровище. Да, никаких совершенно признаков. Неужели, однако ж, всякая карта может быть вами угадана на каком угодно расстоянии?
Ихарев. Извольте, я стану от вас в пяти шагах и отсюда назову всякую карту. Двумя тысячами готов асикурировать, если ошибусь.
Утешительный. Ну, это какая карта?
Ихарев. Семерка.
Утешительный. Так точно. Эта?
Ихарев. Валет.
Утешительный. Черт возьми, да. Ну, эта?
Ихарев. Тройка.
Утешительный. Непостижимо!
Кругель (пожимая плечами). Непостижимо!
Швохнев. Непостижимо!
Утешительный. Позвольте еще раз рассмотреть. (Рассматривая колоду.) Удивительная вещь. Стоит того, чтобы назвать ее именем. Но, позвольте заметить, употребить ее в дело трудно. Разве с слишком неопытным игроком, ведь это нужно подменить самому.
Ихарев. Да ведь это во время самой жаркой игры только делается, когда игра возвысится до того, что и опытный игрок делается неспокойным; а потеряйся только немного человек, с ним можно все сделать. Вы знаете, что с лучшими игроками случается то, что называют, заиграться. Как поиграет два дни и две ночи сряду, не поспавши, ну и заиграется. В азартной игре я всегда подменю колоду. Поверьте, вся штука в том, чтобы быть хладнокровну тогда, когда другой горячится. А средств отвлечь вниманье других есть тысяча. Придеритесь тут же к кому-нибудь из понтёров, скажите, что у него не так записано. Глаза всех обратятся на него – а в это время колода уже и подменена.
Утешительный. Но, однако же, я вижу, что, кроме искусства, вы владеете еще достоинством хладнокровия. Это важная вещь. Приобретение вашего знакомства теперь стало для нас еще значительней. Будем без церемонии, оставим лишние этикеты и станем говорить друг другу «ты».
Ихарев. Этак бы давно следовало.
Утешительный. Человек, шампанского! В память дружеского союза!
Ихарев. Именно, это стоит того, чтобы запить.
Швохнев. Да ведь вот мы собрались для подвигов, орудия все у нас в руках, силы есть, одного недостает только…
Ихарев. Именно, именно, крепости недостает только, на которую бы идти, вот беда.
Утешительный. Что ж делать? неприятеля пока нет. (Смотря пристально на Швохнева.) Что? у тебя как будто лицо такое, которое хочет сказать, что есть неприятель.
Швохнев. Есть, да… (останавливается.)
Утешительный. Знаю я, на кого ты метишь.
Ихарев (с живостью). А на кого, на кого? кто это?
Утешительный. Э, вздор, вздор: он выдумал пустяки. Вот видите ли, есть здесь один приезжий помещик, Михал Александрович Глов. Ну, да что об этом толковать, когда он не играет вовсе? Мы уж возились около него… Я месяц за ним ухаживал; и в дружбу, и в доверенность вошел, а все ничего не сделал.
Ихарев. Ну, да послушай, нельзя ли как-нибудь увидеться с ним? Может быть, почему знать…
Утешительный. Ну, я тебе вперед говорю, что это будет вовсе напрасный труд.
Ихарев. Ну, да попробуем, попробуем еще раз.
Швохнев. Ну, да приведи его по крайней мере. Ну, не успеем, поговорим просто. Почему не попробовать?
Утешительный. Да, пожалуй, мне ничего это не значит, я приведу его.
Ихарев. Приведи его теперь же, пожалуйста.
Утешительный. Изволь, изволь. (Уходит.)
