Николай Иванович Хрипков
Хороший сценарий
Наша программа продолжает следить за судьбой Владимира Ильича Ленина. После того, как было принято решение о переселении его из Мавзолея, ему было предоставлена квартира в одном из микрорайонов. На вопрос нашего корреспондента:
– Ну, и как типа шурум-бурум?
Вождь мирового пролетариата, взобравшись на спинку кресла и выбросив руку вперед, ответил:
– Прекрасно, батенька! В конечном счете я оказался прав, а не этот Иудушка Троцкий. Что я говорил в далеком, не припомню уже в каком году, что коммунизм – это есть советская власть плюс электрификация всей страны. Это даже записано в моем полном собрании сочинений. И что же мы видим? Электрификация есть? Есть. А власть принадлежит советам ученых, философов и опытных политиков. До свидания, батенька! Не отрывайте меня от написания второго полного собрания сочинений! Адьос!
Представитель России в ООН выступил с заявлением, в котором он резко осудил действия властей ФРГ, которые вопреки уставу ВТО, ввели высокие таможенные пошлины на российские автомобили. Не секрет, что всё больше немцы, как и другие западноевропейцы, отдают предпочтение российским «жигулям» и «нивам», а не отечественным «мерседесам» и «вольво», продажа которых с каждым годом падает. «Подобные меры, – заявил наш представитель, – являются грубейшим нарушением международных договоренностей. Россия ответных мер принимать не будет».
Глава 2. Маша – радость наша
В России хороши не только вечера. А утро? Раннее летнее утро? Когда тинэйджеры еще крепко спят со своим музоном, с которым они нигде не расстаются, а солнце уже поднялось над дальним лесом и своим теплом согревает всё живое. Разве она могла пропустить такое утро. Подхватив мольберт и удочку, она направилась к реке. Птицы запели еще громче. Солнце широко улыбнулось. «Здравствуй, красавица! Здравствуй, моя милая!» Казалось, ничто не могло испортить прекрасного солнечного настроения. Казалось… Ее место было занято. Сначала она хотела поискать другого, но что-то ее остановило. Мужчина сидел к ней спиной и не мог слышать ее шагов. Она по привычке приблизилась совершенно бесшумно. Но почему-то была уверена, что он знает, что она у него за спиной.
Маша подошла к берегу.
– Доброе утро!
– И вам всего доброго, барышня!
Он провел взглядом сверху вниз.
Ничего особенного. Но все мужчины не отрывали взгляда от нее. В его же взгляде не было ничего оценивающего. Он не смотрел на нее, как на женщину. Не так он на нее должен был смотреть.
– Это моё любимое место,– вздохнула она.
– Простите, я не знал (сказано без трепета). Я сейчас же уйду.
Совершенно невзрачная внешность. Даже возраст невозможно определить. Может быть тридцать, а может быть и сорок. Хотя могут быть и все пятьдесят.
– Что вы! Что вы! Оставайтесь! Это же не частное владение! – она замахала руками. – Я поищу себе что-нибудь другое.
– Вы художница?
Он взглядом показал на мольберт.
– Нет. Но с год назад увлеклась. Всегда рисую в этом месте. Речка, берег, кусты. Вроде бы одно и то же, но каждый раз получается совершенно по-разному.
– Я могу потесниться. Тут мне, кажется, вполне достаточно места. Если, конечно, вы не возражаете.
– А что? Пожалуй! – согласилась она.
Обычно она всегда предпочитала одиночество. Но незнакомец показался ей интересным. И она решила остаться рядом с этим человеком, совершенно невзрачным и неинтересным. Но она-то знала, что первое впечатление часто бывает обманчивым.
– Позвольте мне развернуть и закинуть вашу удочку. Ах да! Забыл представиться. Георгий Бушкин. Или просто Жора.
– Бушкин – Пушкин!– улыбнулась она.
Все мужчины смотрели на нее знакомым оценивающим взглядом. Здесь же ничего подобного не было.
Он улыбнулся.
– Бушкин! Бушкин! Стихов – увы! – не пишу. Мастер цеха на заводе.
– А я Маша Дубровская. Но это по мужу. А так я Троекурова. У меня трое детей. Девочка и два мальчика.
– Трое? Не может быть!
– Может, Георгий. А кстати, вы мастер по какому делу? Если не секрет.
– Я это… Знаете, разные операции над болванками. Болванки – это заготовки, сырье, а у нас из них делают нужную продукцию.
Маша расположила мольберт и нанесла первые штрихи.
– У вас клюет, Георгий! Посмотрите на поплавок!
– Ах да! Задумался! Спасибо!
Он резко дернул.
– Сорвалось. Не повезло. Рыбацкое счастье переменчиво.
Он не рыбак. Рыбак сначала бы провел рыбу, убедившись, что у него на крючке, какого размера, потом бы резко подсек и выдергивал удочку. Но если он не рыбак, зачем такую рань тащиться сюда, причем в одиночку? И на чем он добрался. Поблизости никакого транспорта. И следов нет. Даже от обуви. Не с воздуха же он упал и не с речки вынырнул?
Георгий принялся насаживать червяка. Маша отвернулась от мольберта.
– Давайте я!
– Знаете, я новичок в этом деле.
Червяки были какие-то квелые, запревшие. Выкопаны они много часов назад и где-то далеко от этого места.
Зачем это делать? Червяков можно было накопать и здесь на берегу. Что-то… Боковым зрением Маша видела, как мужчина разворачивал спиннинг в ее сторону, указательный палец его опустился вниз. Маша резко отпрянула в самый последний момент. Пуля чуть царапнула ей щеку. Быстрым перекатом она сбила его с ног, и вот он уже лежал на земле лицом вниз, а Маша заламывала ему руки за спиной.
– Нельзя ли поосторожней! Вы мне делаете больно. Мэри! А вы не растеряли навыков, несмотря на замужество и троих детей.
Он не терял самообладания.
– Джордж! Это уже тринадцатое покушение на меня. В СРУ больше не осталось профессионалов?
– Равных вам – нет.
– Я не выдала никаких секретов, зачем вам нужно убивать меня. Тем более прошло столько лет!
– Сегодня не выдали, а завтра, кто знает. А впрочем, у меня приказ. Но сейчас меня, Мэри, интересует другой вопрос, что вы намерены сделать со мной. Сдать? Или просто убьете?
– Зачем? Чтобы усложнить себе жизнь? Я никого уже давно не убиваю.
Она поднялась.
– Вы свободны.
– Даже так? – усмехнулся Джордж. – Оригинально! Но вы поступаете опрометчиво. У меня еще есть запасной вариант.
