Николай Кун
Подвиги Геракла. Мифы Древней Греции
Одиссей и Навсикая
Изложено по поэме Гомера «Одиссея».
Пока Одиссей спал, зарывшись в груду сухих листьев, богиня Афина пошла в город феакийцев. Там вошла она во дворец царя Алкиноя и, приняв образ дочери морехода Диманта, явилась спящей царевне Навсикае. Стала упрекать Навсикаю богиня за то, что не заботится она об одеждах. Напомнила юной царевне Афина, что уже недалек день ее свадьбы, для него должна приготовить она чистые одежды своим родным и тем, которые поведут ее в дом жениха. Торопила богиня Навсикаю ехать с рабынями на берег моря к водоемам, чтобы вымыть одежды. Сказав это, покинула Навсикаю богиня и вознеслась на Олимп.
На заре Навсикая пробудилась. Поразил ее виденный ею сон. Тотчас пошла она к своим родителям. Она застала мать свою Арету близ очага. Окруженная служанками, Арета пряла пурпурную пряжу. Отца же Навсикая встретила в дверях – он шел на совет феакийских старейшин. Подошла к отцу Навсикая и стала просить его дать ей повозку, запряженную мулами, чтобы могла она поехать на реку мыть одежду.
– Много собралось у нас нечистой одежды, – сказала Навсикая, – я поеду мыть ее. Ведь должен же ты сверкать чистотою одежд в совете старейшин, да и твои юные сыновья хотят в чистых одеждах посещать хороводы феакийских дев. Об одежде же я забочусь одна.
Так сказала Навсикая, но о браке, которого желала всем сердцем, не проронила она ни слова. Стыдилась она упомянуть о нем. Но Алкиной понял тайную мысль дочери и, нежно улыбнувшись ей, повелел рабам приготовить повозку и запрячь в нее мулов. Поспешно собралась Навсикая. Царица Арета дала ей пищи и вина, чтобы могли дочь и рабыни утолить голод после работы. Дала им она и золотой сосуд с благовонным маслом для умащения тела после купания.
Весело отправились Навсикая и ее рабыни на берег моря. Прибыв к водоемам, вымыли они в них одежды, выполоскали и расстелили сушить на морском песчаном берегу. Окончив работу, юные девы омылись в реке и умастили тело благовонным маслом. Затем, поев, стали они резвиться на берегу реки, забавляясь игрой в мяч. Тут и придумала Афина Паллада, как разбудить Одиссея. Навсикая бросила мяч в подруг, а Афина, невидимая для дев, отразила его могучей рукой, и упал он в море. Громко закричали все девы. От этого крика и проснулся Одиссей. Не знал он, на что решиться: выйти ему или нет из своего убежища? Наконец, вышел он к девам, прикрыв тело ветвями. Страшно выглядел Одиссей, покрытый морской тиной и водорослями. Испугались девы и разбежались. Осталась одна Навсикая: ей внушила смелость богиня Афина. Одиссей же не решился подойти к прекрасной деве. Он стал издали молить ее помочь ему, говоря:
– О, прекрасная дева, к тебе с мольбой простираю я руки. Красотой равна ты богине Артемиде. Не богиня ли ты? Если же ты смертная, то как счастливы твои родители, имея такую дочь! Ты своей красотой напомнила мне стройную пальму, которой дивился я некогда на Делосе у алтаря бога Аполлона. Сжалься, прекрасная дева, надо мною! Двадцать дней носился я по бурному морю. Дай мне хоть какой-нибудь лоскут материи, чтобы прикрыть наготу! Пусть за эту помощь исполнят бессмертные боги все твои желания! Пусть они наградят тебя счастливым браком!
– Чужеземец, – ответила Одиссею Навсикая, – я вижу по твоим словам, что ты не простой человек и что боги наградили тебя мудростью. Но как знатным, так и незнатным посылает Зевс и счастье и несчастье. С терпением переноси то, что послал тебе Зевс. Здесь же у нас ты ни в чем не будешь нуждаться. Я укажу тебе путь в город. Я – дочь Алкиноя, владыки феакийцев.
Созвала Навсикая своих рабынь, повелела им дать Одиссею чистую одежду и накормить. Одиссей омылся в реке, умастил тело благовонным маслом и надел данные ему одежды. Афина же наделила Одиссея такой красотой, что, когда сел Одиссей на берегу моря, Навсикая даже подумала, не бог ли явился на землю. С радостью избрала бы себе такого мужа прекрасная царевна. Подали рабыни Одиссею пищи и вина, и он утолил мучивший его голод.
Между тем все уже было готово к возвращению в город. Навсикая пригласила Одиссея следовать за собой. Она просила его лишь об одном – чтобы в город не входил он вместе с ней и ее рабынями, а подождал у городских ворот, в саду Алкиноя, около рощи, посвященной богине Афине. Царевна боялась, что феакийцы станут злословить, увидав ее с прекрасным чужеземцем, и спрашивать, не избрала ли она его себе в женихи. Кроме того, Навсикая посоветовала Одиссею, когда он войдет во дворец, прежде всего пасть к ногам царицы Ареты и молить ее о помощи, так как ее, словно богиню, чтит весь народ за великую мудрость. Сказав это, Навсикая погнала мулов по направлению к городу. За ней пошли рабыни и Одиссей. Сдерживала бег мулов царевна, чтобы могли успеть за ней Одиссей и рабыни.
Одиссей у царя Алкиноя
Изложено по поэме Гомера «Одиссея».
Когда Навсикая вернулась во дворец, ей навстречу вышли ее братья. Они выпрягли мулов из повозки и внесли во дворец корзину с одеждой. Навсикая же прошла в свои покои; там приготовила ей богатый ужин ее няня – рабыня Эвримедуза.
Одиссей, переждав немного у городских ворот, пошел в город. Богиня Афина окружила его темным облаком и сделала невидимым, чтобы не оскорбил героя кто-нибудь из феакийцев. В воротах города явилась ему Афина Паллада под видом феакийской девы, и когда Одиссей обратился к ней с просьбой указать ему дворец Алкиноя, Афина согласилась проводить его, посоветовав не обращаться с вопросами к встречным, так как феакийцы, по ее словам, негостеприимны. Молча шел за богиней Одиссей. Его удивляли богатство города, пристань с кораблями, обширная городская площадь и неприступные стены города. Наконец пришли они ко дворцу Алкиноя. Покидая Одиссея, богиня еще раз, как и Навсикая, посоветовала ему обратиться с мольбой прежде всего к царице Арете. Дав эти советы, удалилась Афина.
Поразило Одиссея богатство города, еще больше был он поражен богатством дворца Алкиноя. Весь из блестящей меди был дворец. Наверху стены были украшены железом. Литая из чистого золота дверь вела во дворец, притолоки были из серебра, а порог медный. У дверей стояли выкованные самим богом Гефестом две живые бессмертные собаки – одна золотая, другая серебряная. Вошел во дворец Одиссей. Там увидал он богато изукрашенные скамьи, покрытые драгоценными покрывалами. На подставках стояли отлитые из золота статуи юношей с факелами в руках. Дивен был дворец Алкиноя. Но чудеснее всего был сад, находившийся при дворце. Вечно зрели в нем всевозможные плоды – и зимой и летом. Теплый Зефир обвевал сад. Там же был и виноградник, круглый год дававший спелые гроздья. В саду журчал светлый родник, другой же родник бил у самого порога дворца. Долго дивился всему Одиссей; наконец вошел он в пиршественный зал; там сидели Алкиной, Арета и знатнейшие феакийцы. Они совершали возлияние богу Гермесу душистым вином. Покрытый облаком, подошел Одиссей к Арете и пал к ее ногам. В это мгновение рассеяла Афина облако, все увидели Одиссея и изумились. Одиссей же громко молил царицу помочь ему, несчастному страннику. Высказав свою мольбу, отошел Одиссей и, как просящий защиты, сел на пепел у очага. По совету одного из феакийцев, старейшего из всех, Алкиной взял за руку Одиссея и посадил рядом с собой. Подали Одиссею слуги пищи и вина, и все присутствующие совершили возлияние в честь защитника странников, громовержца Зевса. Алкиной же пригласил всех собравшихся на следующий день к себе, чтобы почтить пришельца богатым пиром, так как думал Алкиной, что посетил его один из богов под видом смертного. Но Одиссей разуверил Алкиноя. Он рассказал царю, сколько бед претерпел во время пути с острова нимфы Калипсо, и рассказал также, как помогла ему царевна Навсикая, которую встретил он на берегу моря. С большим вниманием выслушал Алкиной Одиссея и воскликнул:
– О, светлые боги Олимпа! Если бы даровали вы Навсикае мужа, подобного этому чужеземцу, я дал бы ему великое богатство в приданое! Но тебя, чужеземец, не будем мы держать против твоей воли на нашем острове. Мы доставим тебя на родину. Никакого пути по морю не страшатся феакийцы, как бы ни был он далек!
Было уже поздно, кончился пир. Царица Арета повелела приготовить ложе Одиссею, и он вскоре заснул глубоким сном. Погрузился в сон и весь дворец Алкиноя.
На следующее утро Алкиной велел собраться на совет всем феакийцам, чтобы решить, как доставить на родину Одиссея. Сама Афина Паллада обошла город, созывая под видом глашатая на площадь граждан. Привел на площадь Алкиной и Одиссея и посадил его рядом с собой. Вскоре собрался весь народ. С удивлением смотрели феакийцы на героя. Афина Паллада наделила его невыразимой красотой и величием. Обратился царь Алкиной к собравшимся и сказал им:
– Слушайте, граждане! Прибыл к нам чужеземец. Он молит, чтобы помогли мы ему вернуться на родину. Ни разу не отказывали мы в помощи чужеземцам. Снарядим же корабль, отвезем на родину нашего гостя. Всех, кто отправится в плавание, я приглашаю к себе на пир, приглашаю и всех старейшин. Во дворце моем почтим мы пришельца богатым пиром. Пусть позовут на пир и певца Демодока, чтобы своим дивным пением увеселял он гостей.
Так сказал Алкиной. Тотчас пятьдесят два гребца пошли готовить корабль для плавания. Все же старейшины последовали за Алкиноем в его дворец. Слуги царя приготовили богатый пир, заколов для него двух быков, двенадцать овец и восемь свиней. Привел слуга Алкиноя на пир и слепого певца Демодока. Сели за стол гости, и начался веселый пир. Когда все насытились, Демодок взял свою кифару, ударил по звонким струнам и запел о том, как поспорили два великих героя, Одиссей и Ахилл, во время торжественного пира. Услыхал эту песню Одиссей, нахлынули на него печальные воспоминания, слезы покатились у него из глаз. Чтобы не видели его слез феакийцы, закрыл он голову пурпурной мантией. Кончил эту песнь Демодок. Отер слезы Одиссей и, взяв в руки золотой кубок, сделал возлияние в честь бессмертных богов. Вновь запел Демодок о подвигах героев под Троей, и снова заплакал Одиссей. Никто не обратил внимания на его слезы, лишь царь Алкиной задумался, почему льет слезы чужеземец, и понял он причину этих слез.
Когда гости насытились, Алкиной пригласил их всех пойти на площадь и принять там участие в играх. Все пошли за царем, рядом с ним шел Одиссей. Стали феакийские юноши состязаться в различных упражнениях: в быстром беге, в борьбе, в кулачном бою и метании диска. Когда уже заканчивались состязания, прекрасный, могучий Эвриал подошел к сыну царя Алкиноя Лаодаму, превосходящему всех красотой, и предложил ему пригласить участвовать в состязании и чужеземца, который выглядит таким могучим. Вначале колебался Лаодам, затем подошел он к Одиссею и любезно пригласил его принять участие в играх. Но отказался Одиссей: его удручала печаль по родине. Услыхал отказ Одиссея Эвриал и сказал с усмешкой:
– Странник! Я вижу, что не можешь ты, конечно, равняться с могучими юными атлетами. Ты, наверно, из купцов, которые, объезжая моря, занимаются лишь торговлей.
Грозно нахмурил брови Одиссей и ответил Эвриалу:
– Обидное молвил ты слово, Эвриал! По тебе вижу я, что боги не всем наделяют человека. Так и тебя наделили они красотой, но зато не дали мудрости. Ты оскорбил меня своей речью, но знай, что я опытен в состязаниях. Во многих боях участвовал я, немало перенес горя, много видел опасностей, много потерял я сил, но все же испытаю я свои силы.
Сказав это, схватил Одиссей громадный камень и бросил его могучей рукой. Со свистом пронесся камень над головами феакийцев. Нагнулись они, чтобы не задел их камень, но он пролетел через всю толпу и упал так далеко, как ни один юноша не мог бы бросить и диск, хотя диски были много легче камня. Приняв образ феакийского старца, богиня Афина отметила место, где упал камень, и сказала, что камень брошен так далеко, как не бросит ни один феакиец, как бы ни был он могуч. Тогда обрадованный Одиссей воскликнул:
– Юноши феакийские! Бросьте диск так же далеко, как бросил я камень! Если же добросите вы диск до моего камня, то брошу я и другой, может быть, еще дальше, чем первый. Всех вас вызываю я на состязание в кулачном бою, борьбе и беге. Лишь с одним Лаодамом не буду я бороться. Не подниму я руки на того, в чьем доме принят я как гость.
Ответил Одиссею царь Алкиной:
– Чужеземец, я вижу, что только насмешка дерзкого Эвриала заставила тебя вызвать на борьбу всех участников игр, чтобы нам всем показать твою великую силу. Во всем ты, может быть, превзойдешь нас, но только не в быстром беге, так как боги даровали феакийцам непобедимость в беге да еще сделали их первыми в свете мореходами. Все мы, кроме того, любим пение, музыку, веселую пляску и роскошь пиров. Сейчас призовут сюда искуснейших в пляске юношей, и ты убедишься, что недаром гордимся мы этим искусством.
Повелел Алкиной принести кифару певцу Демодоку. Тотчас исполнил его веление слуга. Взял Демодок из руки слуги кифару, ударил по золотым струнам и запел веселую песню. Под пение его в легкой пляске закружились юноши. С восторгом смотрел на них Одиссей и несказанно дивился на красоту их движений. Когда окончена была пляска юношей, царь Алкиной повелел всем старейшинам поднести в подарок Одиссею по роскошному одеянию и по таланту золота. Эвриал же, кроме того, должен был почтить Одиссея особым даром за нанесенное им оскорбление. Тотчас снял свой драгоценный меч Эвриал, подал его Одиссею и сказал:
– О, чужеземец! Если я сказал обидное для тебя слово, то пусть развеет его ветер. Забудь о нем! Да пошлют тебе боги счастливое возвращение на родину, чтобы скорее мог ты увидеть жену и всю свою семью.
– Да хранят боги и тебя, Эвриал! – ответил Одиссей. – Не раскаивайся никогда, что подарил мне меч, искупая этим даром нанесенную мне обиду.
Но уже садилось солнце, и все поспешили во дворец царя Алкиноя. Там Одиссей прошел в покой, предоставленный ему Алкиноем, уложил все принесенные ему дары в роскошный короб, присланный Аретой, и, обвязав его веревкой, завязал концы искусным узлом, которому научила его волшебница Кирка. Одевшись в пышные одежды, пошел Одиссей в пиршественный зал. Там встретил он Навсикаю. Царевна обратилась к нему со словами, в которых звучала печаль разлуки:
– Прекрасный чужеземец! Скоро вернешься ты на родину, вспоминай там меня. Ведь и мне ты обязан своим спасением.
– О прекрасная Навсикая! – ответил ей Одиссей. – Если даст мне Зевс-громовержец благополучное возвращение на родину, то там каждый день, как богине, буду я молиться тебе за то, что спасла ты меня.
Сказав это, сел Одиссей рядом с Алкиноем, и начался веселый пир. Во время пира попросил Одиссей Демодока спеть песнь о деревянном коне, сооруженном греками под Троей. Запел Демодок, а Одиссей опять стал проливать горькие слезы. Увидя слезы чужеземца, прервал Алкиной пение Демодока и спросил, почему льет чужеземец слезы всякий раз, как слышит песнь о подвигах героев под Троей. Он просил чужеземца сказать, кто он, кто его отец и мать. Обещал Алкиной отвезти его на родину, кто бы он ни был. Он дал слово исполнить свое обещание, хотя знал, что грозит бог морей Посейдон покарать феакийцев за то, что они отвозят на родину странников против его воли. Грозил Посейдон феакийцам, что когда-нибудь он обратит в скалу корабль, отвезший странника на родину, а город закроет навсегда высокой горой. Знал это Алкиной, но все-таки решил доставить Одиссея на родину. Теперь же хотел знать Алкиной, кто этот чужеземец, который сидит рядом с ним; потому и просил он Одиссея сказать, кто он, и рассказать о всех приключениях, которые пришлось испытать ему.
– Царь Алкиной, – ответил ему Одиссей, – ты желаешь узнать о всех бедствиях, которые пришлось испытать мне, ты хочешь знать и то, кто я такой, откуда родом, кто мой отец. Знай же, я – Одиссей, сын Лаэрта, царь острова Итаки. Ты уже знаешь, что испытал я, покинув остров нимфы Калипсо. Теперь же я расскажу тебе и о других приключениях, которые выпали мне на долю, когда отплыл я из-под Трои. Слушай же!
Так сказал Одиссей и начал повесть о своих приключениях.
Одиссей рассказывает о своих приключениях
Изложено по поэме Гомера «Одиссея».
Киконы и лотофаги
– Отплыв из-под Трои с попутным ветром, – так начал рассказывать Одиссей, – мы спокойно поплыли по безбрежному морю и, наконец, достигли земли киконов[40]. Мы овладели их городом Исмаром, истребили всех жителей, захватили в плен женщин, а город разрушили. Долго убеждал я своих спутников отплыть скорее на родину, но не слушались они меня. Тем временем спасшиеся жители города Исмара собрали окрестных киконов на помощь и напали на нас. Их было столько, сколько листьев в лесу, сколько бывает на лугах весенних цветов. Долго бились мы с киконами у своих кораблей, но одолели нас киконы, и пришлось нам спасаться бегством. С каждого корабля потерял я по шести отважных гребцов. Три раза призывали мы, прежде чем выплыть в открытое море, тех товарищей, которых не было с нами, и только после этого вышли в открытое море, скорбя об убитых и радуясь, что спаслись сами.
Только вышли мы в открытое море, как послал на нас Зевс-громовержец бога северного ветра Борея. Великую бурю поднял он на море. Темные тучи заходили по небу. Тьма окутала все кругом. Три раза срывал бурный Борей паруса с мачт. Наконец с великим трудом, на веслах, добрались мы до пустынного острова. Два дня и две ночи ждали мы на нем, пока стихнет буря. На третий день поставили мы мачты, распустили паруса и отправились в дальнейший путь. Но не прибыли мы на горячо любимую родину. Во время бури сбились мы с пути. Наконец на десятый день плавания пристали мы к острову. Это был остров лотофагов[41]. Развели мы на берегу костер и стали готовить себе обед. Я послал трех своих спутников узнать, каким народом населен остров. Приветливо встретили их лотофаги и подали им сладкого лотоса. Лишь только поели его мои спутники, как забыли свою родину и не пожелали возвращаться на родную Итаку; навсегда хотели они остаться на острове лотофагов. Но мы силой привели их на корабль и там привязали, чтобы они не сбежали от нас. Тотчас повелел я всем моим спутникам сесть на весла и как можно скорее покинуть остров лотофагов. Я боялся, что и другие, поев сладостного лотоса, забудут отчизну.
Одиссей на острове циклопов.
Полифем
После долгого плавания прибыл я с моими спутниками к земле свирепых циклопов, не знающих законов. Не занимаются они земледелием, но, несмотря на это, земля все дает им в изобилии. В пещерах живут великаны-циклопы, каждый знает лишь свою семью, не собираются они на народные собрания. Не сразу пристали мы к их земле. Мы вошли в залив небольшого острова, расположенного недалеко от острова опов. Ни один человек никогда не посещал этого острова, хотя он был очень плодороден. На этом острове водились в изобилии дикие козы, а так как никогда не видели эти козы человека, то не пугались они и нас. Причалив к берегу ночью, мы спокойно уснули на берегу, а утром занялись охотой на коз. На каждый из моих кораблей досталось по девяти коз, для корабля же, на котором плыл я сам, взял я их десять. Целый день отдыхали мы после охоты, весело пируя на берегу. До нас доносились голоса циклопов и блеяние их стад. На следующее утро решил я плыть на своем корабле к земле циклопов, чтобы узнать, что это за народ. Быстро переплыли мы неширокий пролив и пристали к берегу. У самого моря увидели мы пещеру, заросшую лавровыми деревьями и огороженную оградой из громадных камней. Взял я с собой двенадцать надежных товарищей, захватил мех с вином и пищу и пошел в пещеру циклопа. Как узнали мы после, этот циклоп был страшно свиреп, он жил отдельно от других и одиноко пас свои стада. Не похож он был, как и все циклопы, на людей. Это был великан, обладал он чудовищной силой и имел только один глаз во лбу. Когда мы вошли к нему в пещеру, его не было дома, он пас стада. В пещере циклопа в корзинах лежало множество сыров, в ведрах и чашах стояла простокваша. В пещере были ограды для ягнят и козлят. Спутники мои стали уговаривать меня, захватив лучших ягнят и козлят и взяв сыров, бежать на корабль, но я, к несчастью, не послушал их. Мне хотелось посмотреть на самого циклопа. Наконец, пришел циклоп. Бросил он огромную вязанку дров на землю у входа в пещеру. Увидав циклопа, в страхе забились мы в самый темный угол пещеры.
Циклоп же загнал в пещеру свое стадо, завалил скалой вход в нее и стал доить коз и овец. Подоив их, он развел огонь, чтобы приготовить себе пищу. Тут увидал он нас и грубо спросил громовым голосом:
– Кто вы такие? Откуда пришли? Верно, без дела скитаетесь вы по морям, причиняя всем народам несчастье?
– Все мы греки, – ответил я циклопу, – плывем из-под Трои. Нас занесло сюда бурей. Мы умоляем тебя принять нас дружелюбно, как гостей. Ведь ты знаешь, что карает Зевс того, кто обижает странников и не оказывает им гостеприимства.
– Видно, что издалека пришел ты сюда, чужеземец, – свирепо крикнул мне циклоп, – коль думаешь, что боюсь я твоих богов! Какое дело мне до Зевса! Не боюсь я гнева Зевса! Не намерен я щадить вас! Делать буду я то, что захочу! Скажи, где твои корабли!
Понял я, зачем спрашивает меня циклоп о моем корабле, и ответил ему:
– Бурей разбило мой корабль о прибрежные утесы, лишь я со своими спутниками спасся.
Ничего не ответил мне циклоп. Быстро схватил он своими громадными руками двух моих спутников, ударил их о землю и убил. Затем он сварил их и съел. В неописуемый ужас пришли мы и стали молить Зевса о спасении. Циклоп же, окончив свой ужасный ужин, спокойно растянулся на земле и заснул. Я хотел убить его, обнажил уже меч, но, взглянув на громадную скалу, которой завален был вход, понял, что так не спастись нам. Наступило утро. Снова циклоп убил двух моих спутников. Съев их, выгнал он стадо из пещеры, а вход завалил скалой. Долго придумывал я средство, как спастись, наконец придумал. В пещере нашел я громадное бревно, похожее на мачту. Циклоп, наверное, хотел из него сделать себе дубину. Отрубил я мечом конец бревна, заострил его, обжег на углях и спрятал. Вечером вернулся со стадом циклоп. Опять убил он двух моих спутников и, окончив свой отвратительный ужин, хотел лечь спать. Но я подошел к нему и предложил чашу вина. Выпил вино циклоп и сказал мне:
– Налей мне еще да скажи, как зовут тебя, я хочу приготовить тебе подарок.
Налил я циклопу вторую чашу, он потребовал третью, налил я и третью. Подавая ее, сказал я циклопу:
– Ты хочешь знать мое имя? Меня зовут Никто.
– Ну, слушай же, Никто, тебя съем я последним, это будет моим подарком тебе, – так ответил мне со смехом циклоп. Выпил он третью чашу, охмелел, повалился на землю и заснул.
Тогда дал я знак товарищам, схватили мы заостренный конец бревна, разожгли его на костре и выжгли им глаз циклопу. Заревел он от страшной боли, вырвал из глаза дымящийся кол и стал звать на помощь других циклопов. Сбежались они и стали спрашивать:
– Что случилось с тобой, Полифем? Кто обидел тебя? Не похитили ли у тебя твои стада? Зачем ты разбудил нас?
Им отвечал, дико взревев, Полифем:
– Меня не силой, а хитростью губит Никто!
Рассердились циклопы и крикнули Полифему:
– Если никто тебя не обидел, то незачем так реветь! Если же ты заболел, то такова воля Зевса, а ее никто не изменит.
С этими словами удалились циклопы.
Настало утро. С громкими стонами отодвинул от входа скалу Полифем и стал выпускать в поле стадо, ощупывая руками спину каждой овцы и каждой козы. Тогда я связал по три барана и под среднего привязал по одному из своих товарищей. Сам же я, вцепившись руками в густую шерсть громадного барана, любимца Полифема, повис под ним. Прошли бараны с привязанными под ними моими спутниками мимо Полифема. Последним шел баран, под которым висел я. Остановил его Полифем, стал ласкать и жаловаться на свою беду, на то, что обидел его дерзкий Никто. Наконец, пропустил он и этого барана. Так спаслись мы от верной гибели. Скорее погнали мы стадо Полифема к кораблю, где ждали нас товарищи. Не дал я товарищам оплакивать погибших. Быстро вошли мы на корабль, захватив овец Полифема, и отплыли от берега. Когда отплыли мы на такое расстояние, на которое слышен голос человека, я громко крикнул циклопу:
– Слушай, циклоп! Своей жестокостью ты сам навлек на себя кару Зевса. Больше не будешь ты убивать и пожирать несчастных странников.
Услыхал меня циклоп, в ярости поднял он утес и бросил его в море. Чуть не раздробил нос корабля утес. Взволновалось море от падения в него утеса. Громадная волна подхватила мой корабль и бросила на берег. Но шестом оттолкнул я корабль, снова поплыли мы в море. Отплыв, я крикнул Полифему:
– Знай, Полифем, что тебя ослепил Одиссей, царь Итаки!
Завыл от злости дикий циклоп и громко воскликнул:
– Сбылось пророчество, данное мне прорицателем! Я думал, что Одиссей – грозный великан, а не такой ничтожный червяк, как ты!
Стал молить Полифем отца своего Посейдона, чтобы покарал он меня за то, что лишил я его зрения. Схватил он утес еще больше первого и бросил в море. Упал утес за кормой корабля. Громадная волна подхватила мой корабль и бросила далеко в море. Так спаслись мы. Счастливо достигли мы острова, где ждали нас остальные корабли. Там принесли мы богатые жертвы богам. На следующий день отправились мы в дальнейший путь по безбрежному морю, скорбя о погибших товарищах.
Одиссей на острове Эола
Вскоре прибыли мы на остров Эола. Весь остров Эола, плавающий по морю, окружен нерушимой медной стеной, берега же его поднимаются отвесными утесами из морских волн. На этом острове живет Эол с женой своей, шестью сыновьями и шестью дочерьми. Счастливой и безмятежной была жизнь Эола. Дни проводил он, весело пируя со своей семьей в богатых чертогах. Целый месяц чествовал нас пирами Эол и слушал мои рассказы о подвигах героев под Троей.
Наконец, стал я просить его отпустить нас на родину. Согласился Эол. На прощанье дал он мне большой мех, завязанный серебряной бечевкой. В этом мехе были подвластные Эолу ветры. Лишь один Зефир был оставлен на свободе. Он должен был гнать мои корабли к родной Итаке. Запретил Эол развязывать мех до тех пор, пока не прибуду я на родину. Но не сулил мне Зевс вернуться на родину. Когда на десятый день плавания показалась уже Итака, боги погрузили меня в глубокий сон. Спутники же мои стали говорить, что, наверное, много золота и серебра дал мне Эол, положив их в мех, раз я не позволяю развязывать его. Побуждаемые любопытством, развязали мои спутники мех. Вырвались из него ветры и подняли страшную бурю на море. Проснулся я от шума бури и хотел броситься в отчаянии в море, но покорился судьбе и, завернувшись в плащ, лег на корме.
Бурей пригнало нас опять к острову Эола. С одним из своих спутников пошел я во дворец Эола и стал молить его еще раз помочь мне вернуться на родину. Но разгневался на меня Эол. Прогнал он меня из своего дворца и сказал, что никогда не будет помогать тому, кого ненавидят и преследуют боги. Проливая горькие слезы, ушел я из дворца Эола.
Одиссей у лестригонов
Отправились мы в путь по морю. Шесть суток плыли мы; наконец, достигли какого-то острова. Вошли в тихий залив. Одиннадцать моих кораблей пристали к берегу, и мои спутники вытащили их на прибрежный песок. Свой же корабль я поставил у входа в залив. Взошел я на утес, чтобы осмотреть окрестности. Нигде не было видно ни стад, ни возделанных полей, только кое-где вдали поднимался дым. Послал я трех моих спутников узнать, кто живет на этом острове. Отправились они в путь. Около колодца, недалеко от большого города, встретили мои спутники громадного роста деву; она отвела их в город, во дворец отца своего Антифата, повелителя лестригонов. Во дворце увидели они жену Антифата, ростом с высокую гору. Велела она позвать своего мужа, бывшего на собрании старейшин. Прибежал он, схватил одного моего спутника и убил его. Обратились в бегство мои спутники. Антифат же созвал лестригонов. Побежали они на берег моря. Отрывая целые утесы, стали лестригоны разбивать корабли. Послышался треск ломающихся снастей и крики убиваемых. Убили всех моих спутников с одиннадцати кораблей лестригоны и, нанизав их на колья, унесли в свой город. С трудом спасся я на своем корабле. Теперь из двенадцати кораблей остался у меня только один.
Одиссей на острове волшебницы Кирки
Долго плыли мы по безбрежному морю, проливая слезы о погибших товарищах. Наконец достигли мы острова Эеи[42], где жила прекрасноволосая волшебница Кирка, дочь бога Гелиоса. Два дня провели мы на берегу тихого залива. На третий день, опоясавшись мечом и взяв копье, пошел я в глубь острова. С высокого утеса увидел я вдали дым, поднимавшийся из-за леса. Решил я вернуться к кораблям и послать несколько спутников узнать, кто живет на острове. По дороге к кораблю удалось мне убить копьем громадного оленя. Принес я его к кораблю, приготовили мы себе трапезу и, подкрепившись едой и вином, уснули под шум морских волн. Утром разделил я своих спутников на два отряда. Одним предводительствовал я, другим – Эврилох. Бросили мы жребий, кому идти в глубь острова; выпал жребий идти Эврилоху с двенадцатью товарищами.
Отправились они в путь и быстро достигли дворца Кирки. Около него ходили ручные львы и волки. Увидав моих спутников, подбежали они к ним и стали ласкаться, словно собаки к своим хозяевам – так укротила их волшебным питьем Кирка. В это время из дворца донеслось до моих спутников звонкое пение. Вызвали мои спутники из дворца Кирку. Вышла она и приветливо просила их войти. Во дворце подала она им вина в чашах, подмешав в него сок волшебной травы. Выпили вино мои спутники, а Кирка, коснувшись каждого жезлом, обратила их всех в свиней, оставив им лишь разум. Загнала их Кирка в хлев и бросила им, проливающим горькие слезы, в пищу желудей. Один лишь Эврилох спасся. Он не вошел во дворец вместе со всеми.
Прибежал к кораблю Эврилох и с ужасом рассказал о постигшем моих спутников несчастье. Тотчас я пошел ко дворцу Кирки, думая лишь об одном – как спасти моих спутников. На пути явился мне под видом прекрасного юноши бог Гермес. Он научил меня, как освободить от власти волшебницы товарищей, и дал мне чудодейственный корень, который должен был сделать безвредными для меня чары Кирки. Пришел я во дворец Кирки. Она ласково встретила меня, ввела во дворец и, посадив на богато украшенное кресло, поднесла волшебное питье. Спокойно выпил я его. Она же коснулась меня жезлом и сказала:
– Иди же теперь в свиной хлев и валяйся там вместе с другими.
