Николай Леонов
Ледяной свидетель (сборник)
Примерно в таком ракурсе происходили беседы по всему подъезду, и Гуров перешел к следующему. С Крячко он не столкнулся и созваниваться с ним не стал: знал, если он ему понадобится, Станислав сам позвонит.
Первый подъезд был именно тем, в котором проживал Коновалов, поэтому и популярность его персоны среди соседей была высока. В третьем же о нем отзывались куда более сдержанно, некоторые, особенно те, кто снимали жилье, вообще о нем не знали, равно как и о Цареве. Но главное, и здесь никто ничего не мог сказать об убитом мужчине. Его не видели ни в компании Коновалова, ни Царева – вообще не видели.
Заканчивая с четвертым подъездом, Гуров уже склонялся к мысли, что это и впрямь было случайное убийство. То есть с целью ограбления. И вполне обеспеченный бизнесмен Царев тут ни при чем. Но вот Коновалов его совершил или кто-то еще, полковник так и не узнал.
В своей работе со свидетелями он сместился уже к последнему подъезду, туда, где дом торцом уходил во двор. На первом этаже, в полуподвале, виднелся свет и слышались мужские голоса. Гуров вспомнил, что здесь находится спортивный клуб, открытый Юрием Кухлинским, а также то, что собирался показать и ему фотографию не опознанного пока мужчины.
Однако перед беседой с Кухлинским Гуров набрал номер Крячко. Фон, звучавший на заднем плане, показался ему веселым, даже слишком. Звучала танцевальная музыка, и игривый женский голос что-то говорил.
– Стас, что у тебя? – прислушиваясь, спросил Гуров.
– Лева, я перезвоню, – отозвался Крячко, и Лев не стал вдаваться в расспросы, сказав лишь, что будет в спортклубе и, если Крячко скоро освободится, пусть идет туда.
Убрав телефон, он подошел к ступенькам, которые вели в полуподвал. Металлическая решетчатая дверь оказалась открыта. Гуров спустился вниз, толкнул еще одну – тяжелую, массивную, из толстого дерева, обитого жестью, и сразу попал в спортивный зал.
Внутри все выглядело довольно простенько, без дорогого ремонта и современного оборудования. Обычные полы, правда, свежевыкрашенные синей краской, маты, шведская стенка… Помещение очень напоминало школьный спортзал.
Там шла тренировка: несколько парней, примерно от шестнадцати до двадцати двух лет, стояли в парах друг против друга и боксировали. Здесь же находился и Кухлинский, который переходил от одной пары к другой, кое-где задерживаясь и выкрикивая советы.
Гуров остановился у косяка, наблюдая за тренировкой и не желая ее прерывать, надеясь, что Кухлинский сам его заметит. Не прошло и минуты, как тренер увидел его, сразу же узнал и, бросив боксирующей паре реплику «Продолжать!», двинулся к полковнику, протягивая руку.
– Добрый вечер, – поздоровался Лев. – Юрий Петрович, я у вас много времени не отниму, просто покажу фотографию.
Он полез в карман и достал снимки убитого мужчины. Кухлинский, сдвинув брови, стал их рассматривать, потом сказал:
– Разрешите, я подойду к окну? Там лучше видно.
– Конечно, – кивнул Гуров.
Свет в помещении и впрямь был довольно тусклым, Кухлинский направился через зал к небольшому окошку, от которого, как показалось Гурову, толку тоже было немного, и, остановившись, снова всмотрелся в фотографии, говоря при этом:
– Вроде бы не видел я такого… Память на лица у меня хорошая, так что… А этого мужчину не помню…
Кухлинский возвратил Гурову снимки и с сожалением развел руками, давая понять, что больше ничем помочь не может. Полковник подавил вздох. Было обидно потратить весь вечер и не узнать хотя бы чего-то нового. Он обвел глазами зал. Занимались в основном молодые парни, некоторые почти подростки, и было их всего шестеро.
– Немного у вас народа, – заметил Лев.
– Холодно, – объяснил Кухлинский. – Обычно больше приходит. А тут морозы ударили – многие сразу и сачканули. Молодежь! – засмеялся он.
– Я тут думал над местоположением вашего клуба, – продолжал полковник. – Не слишком оно удачное. Если бы вы открыли его с другого торца, что выходит на улицу, возможно, посетителей было бы больше. А так, чтобы попасть в клуб, нужно пройти через двор, минуя все шесть подъездов, а делать это захочется далеко не каждому. Некоторые же вообще не знают, что здесь можно позаниматься.
– Ну, теперь-то что поделаешь! Переносить его в другое помещение – слишком много средств надо, а у меня их нет. – Кухлинский разговаривал с Гуровым и при этом поглядывал на своих подопечных. Ему не терпелось вернуться к тренировке. Однако полковник не спешил уходить.
– Юрий Петрович, я так понял, эти ребята все с окрестных дворов? – спросил он, и Кухлинский утвердительно кивнул. – С вашего позволения, я бы побеседовал с ними. Возможно, им приходилось видеть этого мужчину.
– Что ж, в принципе можно, но… – неуверенно начал Кухлинский.
Гуров перебил его:
– Я могу подождать окончания тренировки, не волнуйтесь.
– Ну, ждите, – согласился тренер. – Хотя вряд ли вы что-то от них узнаете.
Чтобы не мешать, Гуров вышел из зала. Сам зал отапливался хорошо не только за счет центрального отопления, но и электрических обогревателей. Здесь же было значительно холоднее, и он устроился около батареи. Тренировка продолжалась, и Лев слышал выкрикиваемые Кухлинским реплики, чаще всего отнюдь не хвалебные.
Он снова набрал номер Крячко; тот сказал, что освободился и уже скоро спускается. Гуров еще раз напомнил ему, чтобы тот шел в полуподвал, а пока они разговаривали, дверь спортзала приоткрылась и из него вышли двое парней, увлеченно обсуждавших проходящую тренировку.
– Мы в туалет, – бросил один из них, уловив взгляд Гурова, и полковник кивнул, продолжая по телефону разговор с Крячко.
Говорить, собственно, было особо не о чем, но Лев не отключал трубку. Осторожно ступая, он направился по узкому подвальному проходу в сторону, куда пошли ребята, но те уже скрылись за углом.
– Стас, не отключайся, – тихо проговорил он.
– Да я уже спускаюсь, Лева! – отозвался Крячко, который не понимал, что происходит.
Гуров, ничего не объясняя и держа телефон в руке, приблизился вплотную к двери, на которой красовалась табличка «ТУАЛЕТ». Она была написана от руки, да и сама дверь была простой, деревянной, даже не покрашенной. Лев приложил к ней ухо и услышал шум льющейся воды, за которым различил глухой стук. Не мешкая, он рванул дверь на себя. Хлипкая дверь, закрытая лишь на накинутый ржавый крючок, поддалась сразу и распахнулась вместе с сорванным крючком.
Гуров оказался в крошечном помещении, приспособленном под туалет спортклуба, и взгляд его упал на небольшое окошечко наверху. Из него торчали чьи-то длинные ноги, а на сиденье унитаза виднелись следы ботинок. Видимо, парни по очереди вставали на него, подтягивались за трубу и таким образом достигали окна. Первый парень, очевидно, уже успел спрыгнуть во двор, и Гурову оставалось лишь ухватить за ногу второго. Тот отчаянно замахал ногами, пытаясь лягнуть полковника, но Лев держал его крепко. Он ухитрился быстро застегнуть на ноге парня наручник, приковав второй его конец к трубе, а после этого крикнуть в трубку:
– Стас, принимай беглеца во дворе!
– Уже, Лева! – послышался удовлетворенный ответ Крячко. – Так что подтягивайся, теплая компания намечается.
Спустя пару минут Гуров и Крячко в компании закованных в наручники ребят вновь входили в спортивный зал. Увидев их, Кухлинский застыл с вытянувшимся лицом.
– Что же это вы, Юрий Петрович, парней выпустили? – с упреком обратился к нему Гуров.
– Они в туалет пошли, – растерянно выговорил Кухлинский. – Я же не думал, что… А почему вы их задержали?
– А потому, что они убегать начали, – суровым тоном пояснил Крячко, неодобрительно поглядывая на тренера. – А убегают те, у кого совесть нечиста!
– Не может быть! – Кухлинский переводил взволнованный взгляд с одного парня на другого. – Паша, в чем дело? С вами просто хотели поговорить, как с возможными свидетелями!
Парни переглянулись. В их глазах проскальзывали досада и страх, но вместе с этим Гуров уловил и какую-то молчаливую решимость. На вид они были самыми молодыми из присутствующих, обоим скорее всего лет по шестнадцать. Оба худенькие, один даже субтильный, и было непонятно, почему они вообще выбрали для себя такой вид спорта, как бокс, на взгляд Гурова, им больше подошло бы что-то типа легкой атлетики. Он еще не знал, почему парни кинулись удирать и связано ли это с обнаруженным в багажнике «Опеля» неопознанным трупом, а мозг помимо него уже анализировал ситуацию, оценивал, прикидывал, смогли бы эти пацаны вдвоем, совершив убийство, затолкать тело взрослого мужчины в багажник. В принципе, смогли бы, наверное, но…
– Придется перенести наш разговор в управление, – строго проговорил он.
– Так, я с вами. – Кухлинский быстро подошел к двери и сдернул с крючка куртку. – Ребята, заканчиваем! – крикнул он остальным, которые, ничего не понимая, сгрудились в углу, наблюдая за происходящим и о чем-то перешептываясь. Было видно, что симпатии их явно не на стороне Гурова и Крячко.
– Не стоит, – остановил тренера Гуров, резонно рассудив, что в его присутствии задержанные будут чувствовать себя увереннее и могут вообще отказаться говорить. – Они совершеннолетние?
– Да, – нехотя ответил Кухлинский.
– Документы есть с собой? – обратился Лев к парням, и те отрицательно замотали головами.
– Так, фамилии их! – потребовал Крячко, обращаясь к Кухлинскому.
– Павел Якушев и Михаил Сытин, – произнес тренер. – Но послушайте, вы напрасно подозреваете их в чем-то! Я знаю ребят достаточно хорошо, чтобы за них поручиться! – Он переводил встревоженный взгляд с Гурова на Крячко, апеллируя к обоим сразу.
– К сожалению, ситуация слишком серьезна, Юрий Петрович, чтобы можно было удовлетвориться поручительством, – покачал головой Гуров. – Мы расследуем убийство, а это не тот случай, когда можно разрешить все миром, взяв виновного на поруки.
Услышав слово «убийство», в углу, где сгрудились остальные участники тренировки, стал нарастать гул. Однако различить слова было невозможно, до Гурова долетела лишь брошенная кем-то фраза: «Я те говорю, не он!»
Он кинул взгляд на парней, которые тут же утихли под ним, и сказал:
– Вы, ребята, пожалуй, тоже с нами проедете.
– Для чего это? – раздался не слишком дружелюбный вопрос.
– До кучи! – отозвался Крячко, подходя к парням и кивком указывая на дверь.
Все синхронно повернулись в сторону Кухлинского.
– Так, я точно еду с вами, – надевая куртку, произнес тренер, и вся ватага послушно пошла к выходу.
Загрузиться всем в легковушку Гурова не представлялось возможным, и полковник вызвал оперативную машину, которая и доставила их в главк. Кухлинский молча сидел вместе с ребятами. Вид у него был настолько обреченным, что Гурову стало даже немного его жаль. Очевидно, тренер получил жестокий удар как по своему педагогическому самолюбию, так и по вере в своих воспитанников, коими еще недавно так гордился.
Гуров же отнюдь не был уверен в том, что задержанные им парни причастны к убийству мужчины, которого до сих пор именовали «неизвестным». То, что рыльце у них в пушку, было ясно, однако вовсе не означало, что они принимали участие в преступлении. Учитывая их не слишком благополучное происхождение, а также окраинный район, в котором они проживали, за ними могло числиться что угодно – от мелких краж до гоп-стопов. Гуров был практически уверен, что у каждого не по одному приводу в полицию, и сейчас, перед допросом, мысленно выстраивал его схему. Нужно было провести все грамотно, так, чтобы у ребят создалось впечатление, что Главному управлению МВД досконально известно о всех их подвигах.
О том же думал и Станислав Крячко – правда, не столь глубокомысленно, как Гуров. Крячко вообще был человеком действия, и хоть в психологии тоже разбирался неплохо, но на своем уровне, отличном от гуровского. Он знал, что сориентируется на ходу и, в зависимости от поведения допрашиваемого, выберет нужный тон: где надавить, где убедить, где посулить поблажки, а где и пригрозить.
С таким настроением они и прибыли в главк. Времени на часах было половина двенадцатого, генерал-лейтенант Орлов, не ожидая сегодня уже никаких делегаций – Гуров и Крячко полтора часа назад отчитались по телефону, что беседа с жильцами дома по улице Руставели новой информации не принесла, – благополучно отбыл домой. Но Гуров с Крячко нисколько не расстроились из-за этого, так как разобраться с задержанными могли вполне самостоятельно. Да и грузить лишний раз Орлова по пустякам не хотелось.
Всех разбили на три неравные группы. В первую вошли задержанные Якушев и Сытин, во вторую остальные молодые боксеры, третья же, самая малочисленная, состояла из одного Кухлинского, которого доставили сюда по его же собственной инициативе и с которым ни Гуров, ни Крячко особо разговаривать не собирались. Лев хотел ограничиться лишь несколькими общими вопросами, резонно полагая, что просить его дать характеристику задержанным бесполезно: Кухлинский явно будет настроен необъективно и станет всячески расхваливать своих подопечных.
Гуров взял на себя Сытина и Якушева, остальных перепоручил Крячко, а Кухлинского посадил в дежурке писать характеристику на каждого задержанного, но сделал это больше для проформы, чтобы взъерошенный тренер не путался под ногами.
Допрос Павла Якушева и Михаила Сытина длился в общей сложности три часа: Гуров беседовал с ними по отдельности, потратив на каждого около полутора часов. Никаких прямых обвинений Лев не выдвигал, он расспрашивал, давно ли они занимаются в спортивном клубе, график, по которому посещают занятия, давно ли дружат между собой. Параллельно с этим отдал распоряжение пробить обоих друзей по базе и сообщить, если выяснится что-то интересное.
Кое-что в определенном смысле интересное действительно выяснилось. Так, Гурову сообщили, что полтора года назад Сытин и Якушев были задержаны за мелкую кражу – украли у соседки по лестничной площадке висевшую в прихожей сумку. Кстати, жили они не по тому адресу, где располагалась секция бокса, а через три дома. На краже их поймали по горячим следам, и, по идее, они должны были получить срок – скорее всего, условный. Но так как сумка была старая и хранилась в ней какая-то мелочь, а матери обоих незадачливых воришек со слезами на глазах умоляли соседку простить их чад, пострадавшая, знавшая эти семьи с детства, заявление забрала. Однако сведения в базе данных остались.
Помимо этого, у Сытина и Якушева имелась парочка приводов в милицию за «хулиганку», но это было еще три года назад, когда обоим не исполнилось и четырнадцати. Словом, криминальное прошлое, пусть и небогатое, имелось у обоих.
На все вопросы Гурова парни отвечали коротко, «да-нет», и всячески показывали, что на откровения с ними рассчитывать не приходится. А полковник ломал голову, как перейти к главному: предъявить обвинения в убийстве обоим было не за что. Никаких, абсолютно никаких оснований для этого не было, и он понимал, что задержал их только потому, что оба кинулись бежать. Следовательно, у него есть всего лишь несколько часов, чтобы раздобыть улики против парней, иначе ему придется их отпускать. И все-таки интуиция подсказывала ему, что задержал он их не зря.
Лев крутил и так, и эдак, думая даже, что, возможно, стоило отдать этих ребят в распоряжение Крячко, который со своей крестьянской хитринкой мог подловить их на какой-то нестыковке и, ухватившись за нее, дожать их. Сам Гуров пользовался иными методами, которые в этой ситуации, похоже, работали слабо. Как ни убеждал их полковник откровенно рассказать, что им известно, как ни говорил многозначительно, что следствие все и так все знает, толку не было. Оба говорили, что ни в чем криминальном не замешаны, а убежать решили, потому что темные пятна в биографии не лучшим образом их характеризуют в глазах правоохранительных органов, и посему они предпочитают держаться от них подальше.
– Мы ни в чем не виноваты. И не знаем ничего. Полиции от нас все равно толку не будет. А вы же разбираться не станете, упакуете – и вперед! Кому охота ночь в камере проводить? – говорил Якушев.
– Что вы от нас конкретно хотите? В чем обвиняете? Предъявите официальное обвинение, тогда и поговорим! А пока я вообще не знаю, чего вам надо! – твердил Сытин.
Как раз официального обвинения Гуров и не мог предъявить. Не лучше шли дела и у Крячко. Все парни, посещавшие секцию бокса, возмущались тем, что их забрали безосновательно, равно как и их товарищей. Крячко отыскал-таки среди них того, кто произнес фразу «это не он», им оказался двадцатилетний Николай Морозов, но он упрямо твердил, что говорил вообще не о ситуации в секции, а обсуждал недавно просмотренный фильм. На осторожные вопросы Крячко о том, в курсе ли ребята, что натворили их коллеги по секции и за что их задержали, все отвечали, что нет и что, как водится, полиция просто хватает первых попавшихся.
В конце концов, Крячко решил отправить всех в камеру до утра – это была единственная мера, на которую он был сейчас способен и которую в сложившихся обстоятельствах считал все же наилучшей. Он полагал, что это должно возыметь психологическое действие: ночь в камере, да еще отсутствие конкретики в обвинениях, лишь мутные фразы типа «нам все равно все известно» должны были вызвать у ребят чувство неопределенности и, как следствие, тревоги. И утром Крячко планировал вызвать их не сразу, а помариновать до обеда, а потом приглашать для беседы поодиночке, не возвращая допрошенного обратно.
Гуров же напоследок выложил фотографию убитого – и перед Сытиным, и перед Якушевым. Он выкладывал их молча и просто наблюдал за реакцией ребят. Надо признать, фотографии трупа все же заставили их как минимум занервничать. У Михаила Сытина стали подрагивать руки, а Павел Якушев несколько раз выкрикнул: «Ну и что? И кто это? Вы думаете, это мы? Думаете, это мы?»
Гуров намеренно ничего не отвечал, сказав лишь:
– Вот ты посиди в камере и подумай хорошенько. Если к утру надумаешь, оформлю тебе не просто чистосердечное, а явку с повинной. Но помни – спецпредложение действует до девяти часов завтрашнего утра.
После этой фразы, произнесенной каждому в отдельности, он отдавал распоряжение конвойному увести задержанного. Оставшись в кабинете один, Лев задумался. Если ребята все же откажутся воспользоваться его «спецпредложением», а он до завтрашнего утра не будет располагать железными уликами против них, их придется отпускать – это раз, они с Крячко окажутся в идиотском положении – это два. И генерал-лейтенант Орлов будет очень недоволен таким положением вещей и поведением своих лучших оперативников, которые «остались с носом».
Такого же мнения был и Крячко, который, распихав ребят по камерам, прошел в кабинет, где проводил свой допрос Гуров, и, едва войдя, сразу понял все по глазам своего друга.
– Пустышка? – на всякий случай уточнил он и, поймав кивок Гурова, добавил: – У меня тоже. Вся надежда на завтрашнее утро.
– Да, я дал им время до половины девятого.
Теперь кивнул Крячко – с пониманием, поскольку знал, что в девять начинается планерка, в ходе которой они должны отчитаться перед Орловым за свои действия, и если тот услышит, что его лучшие сыщики, можно сказать, опростоволосились, начальственного гнева не избежать.
– Я прямо слышу, как он нас отчитывает: «Оперативнички со стажем! Настоящие полковники! С мальчишками справиться не могли!» – передразнил Крячко Орлова. – И ведь будет прав, Лева! – со вздохом добавил он.
Гуров был с этим согласен, но все же не склонялся к пессимизму. Еще перед допросом он связался с экспертами и распорядился прямо с утра проехать к спортивному клубу и самым тщательным образом обследовать помещение. А эксперты такие дотошные ребята, что что-нибудь да обнаружат непременно. А это даст возможность хотя бы выиграть время и задержать ребят еще. Хотя подобное Гурову тоже очень не нравилось: он не любил тянуть время впустую в ходе расследования, он всегда был нацелен на результат. Но сейчас ситуация сложилась исключительная, они с Крячко были связаны по рукам и ногам. Во-первых, из-за неустановленной личности погибшего, во-вторых, невыясненной даты его смерти, а в-третьих, что вытекало из первых двух пунктов, был неясен мотив, из-за которого его убили. То есть не было у Гурова и Крячко практически ничего, от чего можно было оттолкнуться, вот и хватался он за этих юных спортсменов, как за весьма хлипкую соломинку.
– Меня удивляет и настораживает единство в настрое этих ребят, – задумчиво проговорил Лев. – Все намертво стоят на одном – ничего не знаем, ничего не делали, почему нас задержали. Это говорит либо о том, что они действительно ничего не знают, либо договорились занять такую позицию заранее, предполагая, что ими заинтересуются. И мне кажется, здесь имеет место второй вариант. Не зря Якушев и Сытин пустились в бегство. Насчет того, что не хотели связываться с полицией, – это детская отмазка. Наоборот, им было бы лучше спокойно побеседовать, они же понимали, что я пришел не лично по их душу, и видели, как я показывал фотографии Кухлинскому, то есть просто искал свидетелей.
– Стоп! – перебил его Крячко. – А если в этом все дело? Они увидели эти фотографии и именно их испугались?
– Я тоже так подумал. Но пока это только наши предположения. Очень надеюсь, Стас, что к утру мы будем располагать дополнительными сведениями, иначе картинка и впрямь получится некрасивая. Еще и извиняться придется.
– Ну, это уж дудки! – фыркнул Крячко. – Ладно, пошли! Время к трем часам ночи приближается!
Они сели в машину Гурова, тот подвез Крячко до дома и отправился к себе. Спать оставалось меньше трех часов…
