Николай Леонов
Ментовский крюк
© Леонова О.М., 2014
© Макеев А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
1
– Ну и тухлятина, однако!
Очки в тонкой оправе и борода придавали человеку, который это произнес, интеллигентный вид.
Впрочем, он тут же разрушил это впечатление, завершив фразу отборным трехэтажным матом. Да и если приглядеться, борода выглядела клочковатой и неопрятной, передние зубы щербатились через один, а оправа очков местами была прихвачена тонкой медной проволокой и изоляционной лентой. Если человек и являлся когда-то интеллигентом, то очень давно, в прошлой своей жизни.
Его спутник с пропитым лицом, в телогрейке и засаленной солдатской шапке, с татуировкой «Толян» на левой кисти, согласился:
– И не говори, Иннокентий. Знатно воняет, прямо как в планетарии.
– Почему в планетарии? – удивился бывший интеллигент Иннокентий.
Толян сдвинул шапку на затылок и охотно пояснил:
– А это когда мы с двоюродным братаном, Костиком, значит, в город приехали. В детстве. Типа – за тетрадками по чисто, блин, писанию, ну и глобус СССР для седьмого класса где-нибудь спионерить. Ну, приехали. Пообедать надо? Взяли ноль-семь «Красного крепкого», а выжрать культурно негде. Тут глядим – планетария стоит. Большая! Кумпол и все такое – красота. Мы – не дураки – туда. В ней же темно, как у негра в жопе! Пока народ на звезды таращится, запросто можно ноль-семь из горла уговорить. Как говорится, культурно выжрать. И подремать спокойно. Вселенная опять же тут перед тобой. Далекие мироздания, блин, а не хрен собачий! В общем, сам понимаешь, не каждый день такой праздник выпадает. А как только свет погас, Костян и давай сапоги сымать. Чтобы, значит, портянки малехо проветрить. Ну, в смысле гигиены. Тут амбре и поперла. А народ нервный какой-то попался. Давай шуметь, орать. Ну, блин, ни хера культуры нет. Весь праздник от встречи с Вселенной нам, козлы, испортили. Потом пришел мент и нас взашей выгнал. И, главное, полпузыря еще было недопито, так он, сука легавая, отобрал!
Эта беседа проходила в большом темном помещении склада-холодильника № 13 мясокомбината «Агронавт». Темном, потому что свет на складе почему-то не горел. Не работали и холодильники. Труженики склада обнаружили это только что, когда проснулись и пришли в себя.
Состояние у обоих было – не позавидуешь. Голова трещала, как у какого-нибудь профессора после расшифровки египетских иероглифов. В горле драло так, будто кто-то крупной наждачкой прошелся. И с памятью что-то не то… Нет, то, что пить начали в канун праздника армии и флота, 23 февраля, коллеги помнили точно. Но вот какое число было сегодня, могли только предполагать. Причем весьма приблизительно.
Склад-холодильник № 13 находился на отшибе, за городом. Завозили сюда в основном пересортицу и некондицию. А вспоминали о ней, только когда комбинату грозило невыполнение плана, обычно раз в квартал.
Иннокентий и Толян были единственными сотрудниками склада № 13. Они являлись специалистами самого широкого профиля – и кладовщиками, и сторожами, и рабочими. И несли за свое хозяйство полную материальную ответственность.
Некоторое время оба стояли молча перед раскрытой дверью холодильной камеры, привыкали к вони, посвечивая в темноту фонариками и оценивая в уме размер катастрофы. Поскольку головы у обоих трещали, размер в уме не укладывался.
Первым обрел дар речи Толян. Он в ярости ударил кулаком по дверному косяку и возмущенно воскликнул:
– Да это же диверсия, гадом буду! Это все Гербер, сучонок волосатый, журналист гребаный! Хиппи-вредитель! А ты думал, с какой радости он нас на халяву водкой поил? Наверняка какой-нибудь дряни в ханку подмешал, чтобы мы подольше в отрубе провалялись.
Бывший интеллигент Иннокентий тяжело вздохнул.
– Да хоть бы и диверсия… Ты хоть знаешь, сколько мы с тобой в отключке пробыли? Не знаешь. Вот и я не знаю. Может, день, а может, неделю.
– И не говори, капитально отдохнули, – с грустью согласился Толян. – Думаю, с неделю, никак не меньше. Гляди, во что мясо превратилось! Чисто – паштет из дерьма. За день-два так не сгниет.
Иннокентий не то вздохнул, не то взрыдал.
– Теперь эту гниль отсюда на горбу вывозить придется! Хорошо, если Семеныч не заставит из своего кармана убытки оплачивать. Толян, пройди в конец, глянь, что там творится. Небось все потекло.
Толян с обреченным видом направился в глубину склада. Он старательно уклонялся от контакта с подгнившими тушами, но все равно в самом скором времени его телогрейка оказалась вымазана разлагающимися отходами.
До Иннокентия доносились монотонные всхлипы напарника, перемежаемые матерной руганью. Неожиданно его однообразный монолог прервался громким восклицанием:
– Мать моя родина! Да это же Фердыщенков!
Иннокентий рванул в глубь холодильника. Он расталкивал локтями осклизлые вонючие туши, пока не замер рядом с Толяном. В свете фонариков перед двумя пропойцами предстала жуткая картина.
В дальнем углу склада, высоко под потолком, задрав голову, висел человек. Он висел на стальном крюке, одном из тех, к которым подвешивают говяжьи туши, пронзенный под нижнюю челюсть. Человек этот был хорошо известен любому из сотрудников «Агронавта». При жизни его звали Петром Фердыщенковым.
Для комбината Фердыщенков был отец родной, царь и бог в одном флаконе, хотя сам на комбинате не работал. Жил он в Москве и относился к категории, которую снизу принято именовать коротким, но емким словом «власть». Каждый его приезд в город становился большим событием. Кем он был – то ли депутатом, то ли министром, то ли еще кем-то там наверху, – люди толком не знали, да и не интересовались. Говорили про него, что в Кремль как к себе домой ходит и двери ногами открывает. И вот, на́ тебе – висит. Такой важный и могущественный человек, а болтается на крюке, как какая-нибудь свиная или коровья туша под потолком склада-холодильника № 13. Да еще и подгнить угораздило.
– Ну, теперь начнется, – протянул Иннокентий. – Надо в ментовку двигать.
Толян в растерянности крутил головой.
– А может, того, не надо в ментовку? Они же нас сразу в камеру упакуют. Может, нашим кому скажем? Семенычу…
Иннокентий зло осклабился и кивнул на висящий труп.
– Это ты его убил?
Толян замахал руками:
– Охренел, что ли? Мы же с тобой вместе квасили, вместе и в отрубях валялись.
– И не я. – Тут Иннокентий понизил голос: – Не ты и не я, но, рупь за сто, это сделал кто-то из наших. Не чужой же его сюда приволок. Почем ты знаешь, может, его сам Семеныч и грохнул, а потом к нам сюда спрятал? А мы именно к нему и сунемся. Убийца-то, козе понятно, на оттепель не рассчитывал. Думал – повисит бедолага в холодке, проморозится, а потом он эту мороженку отвезет и втихаря закопает. А тут мы с новостью: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» И что он сделает? А вот что: постарается повесить нас на соседние крючки. Убийце терять нечего. За Фердыщенкова ему пожизненное вломят – это как пить дать. А то и до суда не доведут, придушат прямо в камере. Так что ты, Толя, иди куда хочешь, ищи на свою жопу приключений, а я к ментам. Лучше на нарах париться, чем на крючке прохлаждаться.
Толян выслушал длинную тираду молча, потом почесал то, что в народе именуют репой, и признался:
– Да, Иннокентий, не зря ты в институте пять лет на заднице мозоли натирал. Чайник у тебя варит. Ладно, пошли в ментовку сдаваться. Ясный пень, в камеру нас закроют, никакого базара. Но тут, куда ни кинь, всюду жопа.
Неожиданно с той стороны, где находилась дверь в холодильник, послышался шум, а следом осторожные шаги. Первым сориентировался Толян. Он выключил свой фонарь и зашипел на Иннокентия:
– Свет гаси!
Тот вздрогнул и последовал его примеру. Оба затаили дыхание. Шаги приближались.
2
Високосный год, как ему и полагается, удивлял разнообразием. Январь порадовал весенней оттепелью, в начале февраля зима спохватилась, и ударили трескучие морозы. К концу месяца снова потеплело. В последний день зимы, 29 февраля, полковник Гуров явился на работу, по обыкновению, рано.
На улице мело и лило одновременно. С кожаного долгополого реглана полковника водопадами низвергались потоки дождевой воды и растаявшего снега, словно на него выпала месячная норма осадков. Причем всего за несколько минут – только машину закрыл да успел добежать до дверей родной конторы.
Выходя из лифта, Гуров увидел впереди спину друга и соратника, Станислава Крячко. Тот уже скрывался за дверью их с Гуровым общего служебного кабинета. Гуров поспешил за ним. Толкнув дверь кабинета, он вздрогнул от жуткого крика.
Это был крик и стон одновременно, что-то вроде «Ын‑з‑з‑з!». Так кричит-стонет птица-подранок, когда обнаруживает, что у нее украли яйца. Гуров распахнул дверь и замер на пороге.
Кричал-стонал Стас. Взрослый, приличный мужчина и образцовый семьянин, полковник Крячко. Старший опер по особо важным делам Главного управления уголовного розыска Министерства внутренних дел.
Судя по поверхностному осмотру, яиц у полковника никто не крал. Он тяжелой глыбой нависал над подоконником, где в щербатом пластмассовом горшке торчал корявый желтый огурец с колючками. Постепенно к полковнику Крячко вернулся дар членораздельной речи.
– Кто это сделал?! – воззвал он так громко, что гулкое эхо вылетело в коридор, отдалось в дальнем его конце и вернулось обратно. – Какой м…к полил Федю?!
Гуров у него за спиной страдальчески сморщился. Он знал, что Федя – больное место Стаса.
Федей звался тот самый кривой сморщенный огурец с колючками, вернее – кактус. Станислав уверял, что это кактус очень редкой породы. Знаменита эта порода была тем, что регулярно, раз в два года, на кактусе должен был распускаться цветок неземной красоты.
Стас нарек кактус Федей, холил, лелеял, менял ему режим света и температуры, сыпал какие-то особые подкормки и удобрения. И все напрасно. Гуров соседствовал с Федей больше десяти лет и печально констатировал – за все это время нерадивое растение не то что цветами, а даже чахлым стручком не отблагодарило человека за заботу и внимание.
Прошлым летом Стас вычитал в детском журнале для юных ботаников‑как‑тусоводов верный способ заставить кактус цвести – не поливать его с ноября до марта. Статья строго-настрого предупреждала: «Хоть раз польете – и не видать вам цветочков». Стас тяжело переносил насилие над зеленым другом, жалел Федю, но крепился. Федя отвечал тем же. Желтел, хирел, но не сдавался.
– Ничего, – ободрял Стас Федю. – Потерпи, скоро будут цветочки!
И вот теперь, когда до марта оставался один день, Федю полили. Все насмарку!
– Так какой м…к полил Федю? – с угрозой повторил Стас свой вопрос и стал медленно оборачиваться.
Гуров был ни при чем, но тут и ему стало не по себе.
– Это я, кх‑ммм… – послышался смущенный голос откуда-то слева из угла кабинета. – Простите, я тут зашел… Я не знал, хотел как лучше… Очень уж он желтый…
В кабинете сыщиков стояли три письменных стола. Два под окном: левый – Гурова, правый – Крячко, а третий, ничей, в углу, у стены. «Стол бюрократа». Официальные посетители за этим столом знакомились с документами обвинения, строчили чистосердечные признания и жалобы на сыщиков. На столе любили посидеть неофициальные посетители. Те, которые приходили без конвоя. Смущенный голос донесся до сыщиков как раз с этого углового стола.
Гуров взглянул в угол и сразу узнал говорившего. Это был Бардин, Николай Ильич, не старый еще человек, генерал-полковник, заместитель министра внутренних дел. Бардин курировал уголовный розыск. Он был прекрасным организатором, но в розыскной работе совершенно не разбирался. Правда, в отличие от большинства начальников в дела сыщиков не вмешивался, а к ним самим относился с уважением. Гурову он нравился. Нормальные мужики в любом руководстве – большая редкость.
– Извините, Станислав, – еще более смущенно повторил генерал, потом повернулся к Гурову: – Лев Иванович, я буду у Петра Николаевича. Зайдите, когда… когда сможете. Оба.
И вышел.
– Стас, с тебя причитается. – Гуров с великим трудом сдерживал приступ лошадиного хохота. – Не каждый день выпадает такая удача – покритиковать начальство. Зря ты его так, он же нормальный мужик.
– Да, это точно? Сам признался? – обиженно буркнул Крячко.
Он сейчас жутко злился на себя. Мало того что не сдержался, так еще и при отягчающих обстоятельствах. Выглядел Станислав столь несчастным, что у Гурова пропало желание глумиться и развивать тему. Ну почти пропало. Он подошел к другу и похлопал его по плечу.
– Ты ждал цветочков? Ну, вот и дождался. Скажи Феде спасибо. А теперь на очереди ягодки от генерала. Собери все свое мужество и марш на процедуры. Нас ждут с нетерпением.
– И что мне теперь будет? – едва слышно спросил Стас.
– Можно ожидать высокой правительственной награды, – обнадежил его Гуров. – Когда все получишь, не забудь сказать спасибо.
Крячко с какой-то вселенской собачьей скорбью, снизу вверх – он был на полголовы ниже Гурова, – посмотрел в глаза другу.
– Лева, ведь он даже отчества моего не знает. А твое знает.
– Завидуешь?
– Нет, и даже не ропшу на судьбу. Но почему этот мир устроен так, что если мы с тобой следим за одним и тем же объектом, то ты, как правило, ведешь наблюдение из-за столика в кафе, а я из мусорного бака? А ведь мы оба полковники. Обидно!
– Не расстраивайся, – успокоил его Гуров. – Право зваться по имени-отчеству я отстоял в тяжелых боях с начальством. Ты тоже хорошо начал. Вот еще разок-другой пошлешь на хер министра или его заместителя, и тебя тоже начнут по отчеству называть.
Крячко горько вздохнул.
– Я серьезно…
Гуров на миг задумался.
– А если серьезно, то, во-первых, я старше тебя на четыре года, во-вторых, выше на десять сантиметров. В-третьих, я прилично одеваюсь. Костюм, галстук, а не джинсовые тряпки, как у некоторых. Ладно, проехали. И, наконец, это ведь ты когда-то работал под моим чутким руководством, а не наоборот. Хватит с тебя аргументов?
Крячко печально усмехнулся.
– Легко обидеть того, кто меньше ростом, и вообще… Если бабы, то все твои, а на меня никто даже и не посмотрит. Хорошо, Лева, цветочки огребли, пошли по ягодицы. Как думаешь, зачем нас вызывают?
Гуров приостановился возле двери и развел руками.
– Ну тебя-то понятно зачем – на клистир. А меня? – Тут он заметил, что Крячко обиженно насупился, поэтому сменил тон: – Ладно, старик, наплюй и не бери в голову. Это все погода виновата. Ставлю мой «Пежо» против твоего «мерина», что где-то на белом свете опять кто-то кого-то убил. Банальная история, известная со времен Каина и Авеля. А поскольку дело наверняка тухлое и за версту воняет, срочно понадобилась пара старых ментов-говновозов. И самые подходящие кандидатуры – это мы с тобой.
– Пари не принято, потому что я и сам так думаю, – проворчал Крячко. – Но я не согласен с твоей характеристикой.
– Что мы говновозы?
– Нет, с тем, что старые.
И они вышли в коридор.
* * *
В генеральский кабинет Станислав шел, уныло глядя в пол. Пол был грязный и истоптанный.
– У нас в управлении что, следотеку решили организовать и собрать у всех отпечатки обуви? – без особого желания, скорее по привычке, сострил он.
– А ты разве не знаешь, что уборщицу уволили? – удивился Гуров.
– Впервые слышу. А за что?
– Попала под кампанию борьбы с оборотнями, – объяснил Гуров. – Искала в столах сотрудников пустые бутылки, а руководство решило, что секретные документы. Теперь, прежде чем нанять новую, ее проверяют по базам данных на предмет криминальных связей. Может, и наружку следом пускают.
В приемной генерала Орлова их встретила секретарша Верочка.
– Привет, мальчики! Вы видели, что творится на улице?
– Нет, откуда? Мы ночевали у себя в кабинете, прямо на рояле, – буркнул Крячко.
Верочка пропустила его грубость мимо ушей и разохалась:
– Что за жизнь? Погода плохая, личной жизни никакой, денег не хватает…
Гуров принял позу пророка.
– Офелия, ступай в кооператив!
Верочка шуток не понимала.
– Ой, о чем вы, Лев Иванович? Кооперативы давно в прошлом.
– Не верю. За кооперативами будущее, так учил Ленин, – не сдавался Гуров.
Тут на столе у Верочки загорелся сигнал. Она встала в позу регулировщика и указала на дверь генерала Орлова.
– Господа офицеры, вас ждут!
Полковники постучали и вошли.
Кабинет начальника Главного управления уголовного розыска генерал-лейтенанта Орлова отличался скромностью обстановки. Поэтому среди коллег и подчиненных его считали не то чтобы странным, но каким-то нестандартным. Когда сыщики вошли, он жестом пригласил их садиться и почесал за ухом короткопалой ладонью. Так он поступал, когда был сильно не в духе. В хорошем настроении он обычно тер подбородок. Но Гуров давно не видел его за этим занятием.
Напротив Орлова в кресле расположился генерал Бардин. Он тоже был мрачен и угрюм. И определенно не из-за недавней пламенной тирады Крячко, обращенной по его адресу.
– Что случилось? – Гуров прошел к окну, открыл форточку и по привычке закурил, усевшись на подоконник.
Крячко оседлал один из стульев.
– Я пригласил вас, господа полковники, чтобы сообщить пренеприятное известие, – сказал Орлов. – На нас свалилось тухлое дело. Фердыщенков убит.
Комментариев не требовалось. Последнее время господин Фердыщенков прямо-таки не вылезал из экрана телевизора. Он всеми силами, правдами и неправдами проталкивал идею продовольственной независимости и пищевой безопасности нашей родины. Фердыщенков не был государственным чиновником, не числился в списках депутатов, но являлся одним из самых влиятельных лоббистов в стране.
Орлов все же осветил ситуацию в общих чертах. Последней затеей погибшего была задача воссоздания в России агропромышленных предприятий-гигантов, подобно тем, что строились в лучшие времена Советского Союза. Ему удалось создать один такой комплекс на базе местного мясокомбината. Нарекли комплекс «Агронавтом». Смысл названия передавал суть проекта – быть аргонавтом-первопроходцем, только на аграрном поприще.
Деятельность «Агронавта» нашла горячую поддержку со стороны «Ассоциации отечественных производителей мясной продукции». Помимо друзей, у «Агронавта» были и враги. Точнее, недоброжелатели. Таковым являлся «Союз импортеров мяса», за которым также стояли весьма влиятельные силы.
– Так вот, братцы, – глядя на сыщиков, подвел итог генерал, – придется вам ехать в город Мясников, разбираться.
– В город кого? – переспросил Крячко. – Каких мясников?
– Наверное, город так называется, – догадался Гуров. – Кино есть такое – «Город Мастеров». А это «Город Мясников». Спасибо, что не «Поселок Ассенизаторов». Ладно, нечего манную кашу по тарелке размазывать. Но если убитый решал проблемы государственной независимости и безопасности, пусть и по части жратвы, то почему дело не заберет себе ФСБ?
Орлов переглянулся с Бардиным, покачал головой.
– Я же говорю – дело тухлое. А у господ из безопасности нюх тонкий и нежный. Боятся испортить.
– А что слышно с места? – поинтересовался Крячко. – Версии какие-нибудь имеются? Или его муж любовницы грохнул, или, как теперь принято говорить, это заказное убийство, связанное с профессиональной деятельностью?
Орлов раскрыл лежавшую перед ним на столе папку.
– Вот материалы предварительного следствия, ознакомьтесь. Это, разумеется, копии, но выносить их из моего кабинета нельзя.
Крячко не удержался и присвистнул:
– Что, неужели так серьезно?
Орлов поморщился.
– Повторяю для тугодумов, дело тухлое. И чем быстрее его закроем, тем меньше оно будет вонять.
Сыщики принялись рассматривать бумаги. Больше всего их, разумеется, заинтересовали фотографии.
– Подвесили как свинью, – констатировал Крячко.
Орлов нахмурился.
– Ты при журналистах так не скажи. Неужели другого сравнения нельзя найти?
Гуров отложил фотографии.
– Почему же? Можно. Я читал, что Гитлер приказал таким же способом повесить адмирала Канариса. Впрочем, по другой версии, повесили адмирала в железном ошейнике. Полчаса ногами дрыгал.
Бардин тактично не вмешивался в познавательный разговор профессионалов. Он поднялся и вышел из кабинета, но скоро вернулся, причем не один. С ним пришел солидный человек средних лет в хорошем костюме с итальянским шелковым галстуком.
– Знакомьтесь, Альберт Андреевич Мирский, глава «Ассоциации отечественных производителей мясной продукции», – представил он гостя. – Альберт Андреевич много лет работал в контакте с господином Фердыщенковым. Более того, убитый представлял в «Агронавте» интересы «Ассоциации». Мы попросили Альберта Андреевича помочь нам в расследовании, и он любезно согласился.
– Неужели он готов написать чистосердечное признание? – не удержался, чтобы не сострить, Крячко.
Орлов снова нахмурился, но промолчал. Бардин на шутку никак не прореагировал и продолжал:
– Мы с Петром Николаевичем пришли к выводу, что в Мясников следует направить полковников Гурова и Крячко. Один поедет в качестве контролера из главка МВД, другой – как уполномоченный представитель «Ассоциации».
– Мясником? – усмехнулся Станислав.
– Именно, – подтвердил Бардин. – И здесь нам не обойтись без помощи Альберта Андреевича. Нашему человеку будут нужны документы, подтверждение полномочий, некоторые профессиональные знания. Не исключено, что его будут проверять. От милиции, полагаю, поедет Лев Иванович?
Гуров взглянул на Крячко. По глазам Станислава он понял, что больше всего ему не хочется ехать в город Мясников в качестве «мясника», пусть и с полномочиями от «Ассоциации». То ли дело – контролер из главка МВД. Мечта идиота!
Гуров решил прийти на помощь другу.
– Я не согласен, – твердым голосом заявил он. – Вы посмотрите на Станислава. Его же сразу расшифруют. Какой он, к черту, мясник, да еще уполномоченный? Прости, Стас, но у тебя же будто на лбу написано «ноль-два». Лучше уж пусть он прибудет слегка разбитным милицейским начальничком из столицы. Станет посещать фуршеты, сауны, поднимать шум и отвлекать от меня внимание. Да и с коллегами он сходится быстрее, чем я. С ним местным ментам будет легче откровенничать. А я могу приехать под любым прикрытием. Хрен кто меня за мента примет. Представлюсь кем угодно: слесарем, адвокатом, школьным учителем, барменом, зубным техником…
– Специалистом по заготовке и хранению мяса, – внес ясность глава «Ассоциации».
Гуров озадаченно почесал кончик носа.
– Честно говоря, ни черта не смыслю ни в заготовке, ни в хранении. А нельзя меня послать, скажем, в качестве юриста от вашей фирмы? – предложил Гуров.
Теперь задумался господин Мирский.
– В конце концов, почему бы и нет? Но, разумеется, юристом по нашему профилю.
– Нет вопросов, что выросло, то выросло, – кивнул Гуров. – Буду юристом по мясному профилю.
Мирский посмотрел на часы.
– Извините, мне пора. Сейчас как раз панихида начнется по господину Фердыщенкову. Мне там надо появиться. Кстати, Лев Иванович, вы можете съездить со мной. Если нас увидят вместе, к вам будет меньше вопросов.
Гуров поднялся.
– Я готов.
И посмотрел на Орлова. Тот кивнул в знак согласия. Гуров и Мирский вышли и отправились на официальную панихиду.
