Николай Лесков
Домашняя челядь
Если читатель сравнит это с тем, что ныне происходит с тальмами и с шляпками фик-фок на один бок, то он, наверное, без труда убедится, что и встарь, и нынче это было совершенно одно и то же. Непристойный гульфик или капуль, тальма или фик-фок – это все равно: хрен редьки не слаще. Но уж если выбирать между щегольством и неряшеством, то фик-фок и капуль лучше петрушкина «собственного» запаха или вечных обновок, в виде прорванных локтей.
При сем еще хвалителям старины, сетующим на несчастную современность, приходится указать, что певец Капуль, с которого заимствована не одними русскими его прическа, – сам заимствовал эту прическу из России. По крайней мере, помнится, будто г. Капуль рассказывал покойному русскому артисту Монахову, что он не выдумал своей удивительной прически, а взял ее с старинных русских послов, изображения которых видел на старинных гравюрах. Русские щеголи московского периода, действительно, чесались «с челышком», о чем упоминается с укоризною в Кормчей, и это же можно видеть и на полных изучения картинах К. Е. Маковского, и на живых головах московских банщиков и половых. Г. Капуль только немножко изящнее уложил на своей голове это старинное русское «челышко»; ему стали подражать петербургские щеголи, – сначала из молодых дипломатов и правоведов, а потом это усвоили и приказчики, и лакеи; последним только удалось усовершенствовать эту прическу и довести ее до крайности во вкусе «а lа дурак». Таково, собственно, историческое происхождение «капуля». А что касается женской лошадиной «челки», то это тоже не новость. «Челки, или пострижение волос на лбу для красы» начесывали себе еще наши прабабушки, и об этих нескромностях с их стороны тоже упоминается в «Кормчей» (см. лист 400, на обороте).
Так, вся эта новина совсем и не выходит новиною, а отдает тою самою стародавнею стариною, в которой иным мнится отыскать наилучшее от всех бед избавление.
Старинные слуги были тоже большие и очень опасные предатели.
Двадцать седьмое правило «Честного Зерцала» учит «всегда между собою говорить иностранными языками, дабы когда что тайное говорить случится, чтобы слуги и служанки дознаться не могли», ибо в то время, как видно из рассказов Есипова, не пренебрегали, что «можно было от оных болванов распознать».
