В книгу вошли лучшие произведения писателя о трагических судьбах талантливых людей из народа: "Тупейный художник", "Левша", "Очарованный странник", а также повесть "Леди Макбет Мценского уезда" – история бунта женской души против мертвящей обстановки купеческой среды, история всепоглощающей, безумной страсти, ради которой героиня готова на все, даже на убийство…
Яркими, сказочными красками написана история жизни очарованного странника. Жизни, которой хватило бы на десять странников, но всё досталось одному. Видимо, это такой собирательный образ.Автор считает его праведником. Сам герой считает себя грешником. Кто же он на самом деле? Его посылы и стремления светлы и богоугодны, но его импульсивные (а иногда и спланированные) действия часто богомерзки.С одной стороны, пьянство, азарт, жестокость по отношению к животным и некоторым людям, полное безразличие к своим женам и детям, воровство, убийства. С другой стороны, крепкая вера в бога, патриотизм, храбрость, милосердие, жертвенность, смирение.Ангельское милосердие и дьявольская жестокость могут ужиться вместе только если у человека нет внутреннего стержня, и он легко может склониться в любую из сторон. С другой стороны, герой твердо верит в бога – обычно это очень твердый, несгибаемый стержень.Может быть это такая широкая русская душа? Не могу судить. В чем она заключается? Если в непонятном томлении и страсти, то тогда, пожалуй, и так. Имя, да, трижды русское – Иван Северьянович Флягин. (Четвертое измерение русскости добавляет имя человека, рассказавший мне эту историю – Клюквин :))Чем, кем он очарован? Богом? В любом случае, вера его вне религии. Вообще, по православию автор прошелся неликоприятно. Миссионеры в степях отказались его спасать, так как их цель – обращать неразумных татар в христианскую веру, а не помогать своим православным братьям. Да и в других случаях православие не выглядит у Лескова привлекательным.Очарован людьми? Не исключено. Один маг его очаровал буквально, да и влияние на него цыганки не обошлось без каких-то потусторонних чар.Но скорее всего он очарован именно своей дорогой. С жадностью он встречает всё новые повороты на своем тернистом пути, зачастую ища их сам.Он прежде всего странник и этим уж и очарован. И здесь как никогда кстати можно вспомнить мотив лошадей – единственное, что сопровождает его на всём долгом пути. В начале своего повествования Голован рассказывает об укрощенном им когда-то с помощью особой хитрости диком коне. Рассказчик укротил его мистическим страхом, физической болью, а затем лаской.Не это ли портрет и самого героя? Дикий, необузданный конь, которого никто не может приручить. Ни бог, ни царь и не герой. В его жизни было много мистического страха, много боли и много ласки. Но при этом не нашлось силы, которая бы смогла укротить его необузданный страстный бег. Так он и скачет по дорогам до сих пор. Ещё и на войну собирается на старости лет.Может быть в этой страстности и заключается та самая русская душа? И цыганка тогда полюбилась ему именно за свою дикость. Не знаю, душа Голована для меня потемки.Но конь, хоть и умное животное, но всё же не чета человеку. Так и Иван Северьянович в своих рассуждениях иногда напоминает неразумного ребенка. И тогда его мощная богатырская сущность скукоживается до какого-то карикатурного солдата Швейка. То ли идиот, то ли мудрец. Что ни сделает – всё не так. Хочет как лучше, а получается как всегда. То ли праведный странник, гордо ступающий по Земле Русской, то ли неприкаянный скиталец, безропотно воспринимающий удары судьбы.Можно сравнить героя и с Големом, чья сила и желание послужить своему Богу не соответствовали возможностям и самой природе.Ведь не зря же рассказчик всё-таки ушел в монастырь с мыслью:Что больше повиноваться, то человеку спокойнее жить
Да, коням, Швейкам и Големам лучше только повиноваться, не проявляя никакой инициативы. Впрочем, и это не всегда спасает окружающих их людей от бед.Короче, запутал меня автор. Снова, как и в «железной воле», он предстал передо мной Шахерезадой, плавно плетущей кружева своих экзотических сказок. Но морали на этот раз я не понял.
Из больших русских писателей XIX века Лесков несомненно более других пропитан духом православной веры. В его наследии много произведений, где религиозный аспект находится на первом месте. Может быть, именно поэтому в советские времена Лескову было отказано стоять в одном ряду с Толстым, Тургеневым и Чеховым; его фигура была отодвинута на второй план. Хотя тому способствовали еще непростые отношения с либеральным крылом российской словесности, где Лесков слыл реакционером.Да, и при дворе он был популярен. Известно, что собрание сочинений Лескова перечитывал в последние дни своей жизни гражданин Романов Николай Александрович, проживавший тогда в Ипатьевском доме в Екатеринбурге.Вот и повесть «Очарованный странник» имеет религиозную подоплеку. Она была включена автором в прижизненный сборник «Праведники», в котором он попытался представить галерею истинных русских характеров. А о том, как он сам оценивал суть своих героев, говорит название сборника.Иван Северьянович Флягин, по прозвищу Голован, и есть, по мнению автора, такой истинный русский праведник. Жизнь оказалась крайне сурова к нему. И главная его беда была в том, что он был предназначен к служению Богу, а жизненные обстоятельства ввергали его из огня да в полымя – не было такого греха, которого не пришлось совершить Головану.Но он не был безвольной игрушкой в руках судьбы, часть его грехов была вынужденной, но и добрая часть стала порождением его собственных страстей и необузданности. Только эта необузданность и страстность были не следствием разврата и испорченности, а выражением всепоглощающей очарованностью жизнью.Обратите внимание, если рассмотреть только факты жизни Голована, получится крайне неприглядная картина, а если послушать его рассказ о собственной судьбе, то обнаруживается несказанная «красота совершенная» и гармония во всем, что с ним происходило, и вот уже очарованным оказывается слушатель, а за ним и читатель.Голован понимал свою испорченность и знал свое предназначение, ища наказание для себя. не боялся смерти, можно сказать, даже искал её, но Бог уберегал его, готовя к главной миссии – служению себе. Здесь обнаруживается аналогия с Соломоном, которому Господь даровал мудрость за обещание служить ему, так и Голован в монастырском погребе обретает дар пророчества. И все же, Голован не считает себя вправе принять смиренное житие в монастыре, он продолжает спорить с Богом (особая статья русского праведничества) и продолжает искать искупления, собираясь на русско-турецкую войну, которую он предвидит, благодаря обретенному дару.История Голована построена по принципу православного жития, и суть содержания – борьба героя с искушениями. Но, в отличие от классического жития, она не закончена – остается под вопросом кто возьмет верх – Господь, сберегающий грешного «праведника» для себя, или грешник, ищущий искупления в смерти.Лесков рискнул на крайне смелый шаг, возведя богоборчество в ранг праведности, но, возможно, это самое верное понимание такого явления, как праведность в условиях несовершенного общества, ведь несовершенство общества есть результат изъявления свободной воли созданий Божьих, следовательно – Воля Божья.И напоследок, очень люблю актера Александра Михайлова, ценю его работы в таких известных фильмах, как «Мужики», «Любовь и голуби», и многих других, но самой любимой остается роль Голована в фильме по этой удивительной повести.
Можно даже было написать «мученик», но…
Я ожидала, что встретит меня эдакий праведник и живой старец. Ведь даже цикл называется «Праведники». Да и вступление на это настраивает: плывет компания на Валаам, развлекает себя разговорами. И тут свой комментарий вставляет монах, послушник, и предлагает выслушать историю его жизни.
Это предстоит и читателю: выслушать исповедь Ивана Северьяновича по прозванию Голован. Простой русский мужик, маменька померла родами, а сам Иван с малолетства проявлял любовь и понимание к лошадям. Но – открылась ему одна тайна:спойлероказался он сыном не только намоленным, но и обещанным. Сие означает, что, пока он не отойдет Господу, ожидают его одни мытарства свернутьПоначалу герой мне представлялся эдаким Квазимодо. Некто на лицо громадный, но добрый внутри, который и в неприятности-то влипает из-за того, что не всегда может силу свою рассчитать. Это подтверждал и эпизод с голубками и кошкой. По мере повествования же возникал даже Иов. Но ближе к концу пришел на ум фильм «Остров» Павла Лунгина и образ отца Анатолия, созданный Петром Мамоновым. Такой – раскаявшийся, пришедший. И ведь подобные герои в литературе – далеко не редкость. Мне вспомнилось упоминание Того-Кого-Нынче-Нельзя-Называть о рассказе Горького про вора, который нашел младенчика. Казалось бы, святочный рассказ… И подкреплю мои рассуждения словами из повестиЯ его не могу разобрать, что он такое: так просто добряк, или помешался, или взаправду предсказатель.Повесть сильна – яркими эпизодами из жизни нашего героя. Мне запомнились: про няньканье, ну и про цыганку был просто невероятный. Такая небольшая повесть – а одной жизни и ее испытаний на 10 человек хватит. Даже не старалась искать здесь недостатки. Ну что здесь может не зайти: объем? Но у Николая Семеновича такие невероятные описания: степи, цыганки или даже ладной кобылы – что я готова их слушать еще и еще. Или избыток религиозности? Но, кажется мне, что сам цикл служит для того, чтобы показать, какими разными путями приходят к праведности и вере. И остается от повести ощущение: если и грусти, то очень светлой, и обретения душевного покоя.
Поэтому могу порекомендовать повесть: любителям русской литературы. Такой, когда повествование словно льется под гусли. Прекрасных описаний, когда словами автор просто портреты и пейзажи выписывает. Ну и любителям выслушать чужие исповеди и захватывающие истории жизни. Только здесь попрошу без осуждений: наш герой и сам прекрасно знает за собой свои грехи.
Вновь буду рекомендовать того, кто в рекомендациях не нуждается: Александра Клюквина. Странные мысли читала: что эта повесть-мол ему не удалась. Поспорю – удалась, и даже очень. Начиная с первой главы, где он отыграл различных персонажей, и продолжая главным. Так подошел его голос повествованию, что буквально рисовался мне наш Иван: большой, могучий, косматый. Даже музыка между главами зашла. Некоторые рекомендовали здесь Вячеслава Герасимова – но я остаюсь верна Александру Владимировичу)