Николай Марчук
Война 2020. Керченский узел
© Марчук Н.П., 2020
© ООО «Издательство «Яуза», 2020
© ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Пролог
Сигарета никак не желала вылезать из пачки – пальцы нервно дрожали, сминая фильтр. Кисть правой руки тряслась в предательском треморе. Наконец удалось зацепить ногтями сигарету за кончик и почти вытащить из пачки, когда она выскользнула из захвата и упала под ноги в грязь.
– Курва! – зло выругался молодой парень, сплевывая на землю. Горло пересохло, плевок не удался, так и повис на подбородке белой нитью пены.
Молодой человек вытер рот рукавом и вновь принялся за сигареты. Вторая тоже упала в грязь… и третья, только четвертую получилось затолкать в рот и прикурить.
– Хорошо! – блаженно выпустив струю табачного дыма в небо, прошептал курильщик.
Невысокий, коренастого телосложения, с белобрысой, коротко стриженной шевелюрой парень стоял, облокотившись на низкий забор, окружавший школьный стадион. Молодой мужчина хмурился, тревожно оглядываясь по сторонам, выглядывая кого-то в проходивших мимо людях.
Школа располагалась внутри жилого микрорайона, стадион был изрезан вытоптанными в различных направлениях тропинками, по которым горожане срезали дорогу. Людей вокруг ходило много, поэтому никто на курильщика не обращал внимания. А зря! Возможно, звонок какой-нибудь бдительной старушки в полицию, обратившей внимание на нервного парня, спас бы жизни многим людям.
Замызганные джинсы, стоптанные кроссовки и потертая кожаная куртка говорили, что их владелец не богат, но вот когда в кармане «кожанки» раздалась трель телефонного звонка, то на свет появился мобильный телефон с эмблемой яблочного огрызка, чья стоимость превышала цену подержанных «Жигулей».
– Да, ага, понял! – коротко ответил парень.
Спрятав дорогущий смартфон в карман, он достал из другого кармана телефон попроще – с кнопками и малюсеньким черно-белым дисплеем. И, набрав короткий текст, отправил смс. После чего извлек из телефона Sim-карту, аккумулятор и выкинул все это в близлежащие кусты.
Подняв с земли пакет, парень медленно побрел по асфальтированной дорожке, шедшей вдоль футбольного поля – навстречу по этой же дорожке бежал школьник лет восьми.
– Привет, Серега! – криво улыбнувшись, поприветствовал ученика парень.
– Здравствуйте, – остановился запыхавшийся от бега мальчик. – Только я не Сережа, меня зовут Антон.
– А, ну да, – хлопнув себя по лбу, вновь улыбнулся белобрысый, – точно, Тоха! Извини, я просто о своем мелком думаю, вы же с моим Сережкой в одном классе учитесь. Слушай, Антоха, а можешь моему оболтусу телефон передать, а то он его дома забыл, а меня в школу не пускают без паспорта. И вот еще этот пакет вашей классухе передай. Сделаешь?! На, вот тебе, держи за это жвачку.
Мальчик, как завороженный, взял в руки трубку мобильного телефона, потом пакет с коробкой внутри и упаковку жвачки.
– А какому Сергею передать телефон? Смирнову или Хазову? – отбежав на несколько шагов, обернулся школьник.
– Смирнову, – крикнул парень, быстрым шагом удаляясь прочь.
Через десять минут в школе раздались длинные трели звонка, и из дверей посыпались не скрывающие радости ученики, ведомые чем-то озабоченными учителями. Еще через несколько минут к зданию школы подъехало несколько машин с эмблемами «МЧС», спасатели тут же стали помогать учителям выводить детей из школы.
Школьников собирали на стадионе, выстраивая по классам – делалось это для того, чтобы можно было пересчитать учеников и выявить тех, кто не спустился вниз вместе с остальными.
Рядом со школьным стадионом было припарковано несколько легковых автомобилей, ночью их было намного больше, но с началом рабочего дня почти все разъехались, остались только парочка «дамских» малолитражек да старенький микроавтобус «Мерседес-208» с побитыми ржавчиной крыльями.
Как только все дети были построены на стадионе и вернувшиеся из школы спасатели подтвердили, что здание пусто, классные руководители принялись в очередной раз пересчитывать учеников «по головам».
Ну, а дальше произошло страшное…
«Мерседесовский» фургон, припаркованный всего в каких-то десяти метрах от первых рядов школьников, взорвался! Не было яркой вспышки или клубов пламени, поднимающихся до неба. Нет, ничего такого не было. Просто раздался громкий хлопок, от которого тут же вылетели стекла во всех близлежащих домах и разорванный в клочья корпус машины окутался белым дымом. А потом на школьный стадион пришла СМЕРТЬ – скрюченная старуха с косой собрала богатую жатву.
Если бы в этот момент кто-то очень внимательный посмотрел на крышу одного из домов, стоявшего рядом со стадионом, то он бы сильно удивился, что над парапетом торчит iPhone, закрепленный на моноподе. А если забраться на крышу этого дома, то можно было бы заметить и того, кто снимал происходившее внизу на камеру смартфона. Это был тот самый молодой мужчина, просивший передать пакет и телефон своему сыну в школу.
Вот только не было у этого парня сына, учившегося в этой школе, да и сам он в этом городе был первый раз в жизни. Он специально приехал сюда из соседней страны, чтобы совершить убийство множества людей… и он был не один.
В этот день в трех городах полуострова произошло пять взрывов: три возле школ и два на рынках. Все теракты были тщательно спланированы и хорошо организованы – взрывы прогремели в те моменты, когда возле места закладки бомб было наибольшее скопление людей. В общей сложности погибло семьсот сорок два человека – из них шестьсот сорок дети. Больше двух тысяч получили ранения и увечья. В республике Крым началась паника, многие боялись повторения трагедии и решили, что будет правильным на время покинуть пределы полуострова.
Поскольку недавно открытый Керченский мост был закрыт на ремонт, то выехать с полуострова можно было только через паромную переправу. По странному стечению обстоятельств за день до первого теракта в опору моста, держащего на себе ажурные арки, врезался сухогруз под флагом Монголии. Экипаж сухогруза состоял из жителей Украины.
На транспортном терминале паромной переправы и прилегающих к нему улицах и районах города собралась огромная вереница из ожидающих своей очереди на посадку машин. За считаные часы образовался затор из нескольких десятков тысяч автомобилей. Паромы чисто физически не успевали перевозить всех желающих через пролив на материк.
И в этот момент произошла еще одна трагедия, затмившая по своим масштабам предыдущие теракты…
Транспортная площадка перед комплексом зданий паромной переправы вмещала в себя около тысячи машин, сейчас на ней набилось в два раза больше автомобилей. Машины стояли настолько плотно друг к другу, что у водителей и пассажиров порой не было возможности открыть двери. Осложняла ситуацию еще и погода – задул сильный ветер, который поднял волну и не давал паромам нормально работать.
Тягач с белой кабиной, тянувший за собой цистерну с сжиженным газом, не должен был здесь находиться. Все длинномеры и грузовики переправлялись через пролив, грузясь на специализированные паромы в Торговом и Рыбном порту. Нечего было здесь делать этому газовозу…
Тягач не приближался близко к площадке, забитой легковыми автомобилями, он остановился, съехав в поле, подкатив не со стороны города, а совершенно с другого направления. Из кабины выпрыгнул водитель и побежал прочь. Никто не обратил на это никакого внимания. Даже тот факт, что на голове у человека был противогаз, не вызвал настороженности… А зря! Впрочем, даже если бы кто-то из автолюбителей или пассажиров обратил бы на это внимание, шансов спастись у них не было.
Раздался резкий металлический скрежет, задняя стенка автоцистерны вывалилась, как будто ее что-то выдавило изнутри – и из емкости повалили густые клубы белого дыма, которые тут же подхватывали порывы ветра, разнося смерть по округе. Сжиженный в цистерне газ был смертелен для человека, он выжигал легкие при первых вдохах.
В этот день погибло около пяти тысяч человек, еще несколько сотен умерли в страшных муках в больницах города.
Газ, вырвавшийся из цистерны газовоза, относился к классу боевых отравляющих веществ, его использование было запрещено множеством международных конвенций. Откуда эта гадость появилась у террористов, было непонятно, хотя нет, очевидно, что за этим стояли не фанатики-одиночки, за этим стояло государство… враждебное государство!
Почерк был очень похож на исламских террористов, те тоже очень любили использовать тактику двойных терактов – вначале гремит первый взрыв, тут же на месте трагедии собирается толпа зевак, приезжают спасатели, полицейские, медики, а потом взрывается бомба намного мощнее первой. Вторая бомба призвана нанести больший ущерб, так как уже и народу побольше, да и представителей власти набежало немало. Здесь было то же самое – вначале серия кровавых терактов, из-за которой началась паника и массовое бегство, а потом вторая атака, жертвами которой стало в семь раз больше людей.
Но на этом беды маленькой республики не закончились… они только начались!
Для того чтобы нейтрализовать последствия применения БОВ, применили спецсредства – порошок, хранимый в контейнерах, который распыляли с воздуха, чтобы охватить и обеззаразить как можно большую территорию. Распыляли три дня, спецсредства сыпали не только с вертолетов и самолетов, его смешивали с водой и разбрызгивали с помощью обычных пожарных водяных пушек и простеньких переносных ранцев.
И только на третий день заметили неладное – повышение радиационного фона, причем резкое и стремительное. Когда поняли, что все это из-за того самого порошка, призванного устранить действие отравляющего газа, то было уже поздно, территория в пять тысяч квадратных километров была непригодна для жизни людей.
Началась спешная эвакуация вглубь полуострова, где и так в последние дни обстановка была очень накалена и взрывоопасна. Дело в том, что Керчь – город, в котором произошел теракт с применением БОВ, в последние четыре года был главными воротами, связывающими весь полуостров Крым с материковой частью России. Здесь располагалась паромная переправа, которая связывала республику Крым и РФ, здесь же был Керченский мост, объединивший два берега, избавивший крымчан от транспортной зависимости. Мост, кстати, на тот момент проработал всего год, вторая часть транспортной хорды, по которой должны были ходить поезда, была еще не достроена. Но загрязнение восточной части Керченского полуострова ставило крест на всем этом, получалось, что Крым становился островом, в одно мгновение отнесенным в море на сотню километров, именно столько было до ближайшего порта, в котором могли швартоваться паромы с «большой земли».
В шахматах это называется цугцванг – такое положение фигур, в котором любой ход ведет к ухудшению позиции игрока. Получалось, что России нельзя бросать Крым, ибо в последние четыре года, когда полуостров вышел из состава соседней Украины и перешел под юрисдикцию Российской Федерации, он стал неким символом возрождения былого величия и мощным зарядом патриотизма. Но и оставить полуостров получалось себе дороже, так как он раньше приносил хоть какую-то прибыль, пусть и несопоставимую с расходами, которые в него вкладывались. Ведущие эксперты в области экономики сходились в одном – Крым будет приносить прибыль в обозримом будущем, так что можно было потерпеть и продолжать инвестировать средства в крымскую экономику. А теперь получалось, что все зримые и незримые преференции уходили в такую заоблачную даль, что совершенно непонятно, будут ли они вообще! Это же надо – эвакуировать больше трехсот пятидесяти тысяч человек. Именно столько насчитывалось по последней переписи населения Керчи и прилегающих сел. Потом всю сформированную транспортную и логистическую инфраструктуру перенести подальше от загрязненных мест и фактически выстроить заново, потому что нигде, кроме Керчи, не было такого количества портов, соответственно, все это надо отстраивать заново. Ну и самое печальное: как Крым будет зарабатывать деньги? Кто будет приезжать на его курорты, кто будет пить вина, произведенные здесь, кто будет покупать продукцию крымских заводов и фабрик? Кто?!
Логичней и правильней было бы эвакуировать всех жителей полуострова на материк, а Крым оставить на произвол судьбы, согнать, к примеру, сюда обитателей тюрем и зон, как в свое время было сделано с Австралией, или ссылать сюда мигрантов, наводнивших старушку Европу. Но это у них там… Русские не любят легких путей, они не идут короткой дорогой, они прорубают дорогу там, где им удобно!
Так началась новая веха в истории маленького полуострова.
Часть первая
«Руские не сдаются! Нас можно убить, но пабедить – никогда» – корявая надпись на бетонной опоре железнодорожного моста раздражала. Бесила не суть фразы и содержание – с этим все было в порядке. Раздражала грамматика. Это ж надо допустить ошибку в слове – русские, написав с одним «с», и в слове – победить, написав его через «а»! По-любому писал малолетка, прогулявший все уроки русского языка. Хотя чего ждать от современной молодежи, привыкшей строчить смс и «тапать» по экрану планшетов и смартфонов. Они, наверное, за пределами школьной программы и не пишут ничего на «бумажных носителях».
Вот помню, в наше время учили писать перьевыми ручками, макая их в чернильницы, а еще в каждой тетради на последней странице лежала промокашка, чтобы можно было расписывать ручки или вытирать с них пасту. А еще учителя упорно «ставили» почерк, занижая оценки за каракули. Сейчас уже такого нет, написал без ошибок – уже герой. А насколько там все криво и косо, бог с ним! Да и учителя уже не те! Учеников бить нельзя, кричать нельзя! Как их тогда учить уму-разуму, совершенно непонятно. Вот опять же в наше время, не дай бог, военруку попасться под горячую руку, он как даст тебе по спине связкой ключей, так потом синяк неделю не сходит – и не пожалуешься ведь родителям, потому что если отец узнает, что ты в школе выкинул что-нибудь не так, то пониже спины будет красоваться еще один кровоподтек, но уже от отцовского ремня. Вот и приходилось вертеться, как уж на сковородке, чтобы и гранит науки сгрызть, и похулиганить в свое удовольствие, и от родителей не получить «люлей». Да, что там говорить, нынешняя молодежь даже хулиганить не умеет. Взрывпакеты делать не умеет, пугачи делать не умеет, дымовуху делать не умеет… ничего, одним словом, они не умеют.
– Старшой, прием! Сразу же за вторым справа домиком остановилась тачанка. Пока стоит, ничего не происходит, из салона никто не вылезает, – скороговоркой отозвалась рация, прервав мои размышления о тех и нынешних временах.
– Принял, – коротко бросил я в ответ.
Это Лешка Курган отозвался, он с Урала, поэтому и говор у него соответствующий – «тудой», «сюдой», «пошто» и тому подобное. Поначалу слух резало, а потом ничего, привык.
Аккуратно, так чтобы ветки не дернулись, спустился вниз по канаве, в которой сидел, и сместился на пару метров правее, получилось как раз то, что надо – нужный мне домик попал в поле зрения.
В двенадцатикратную оптику американского бинокля хорошо был виден кирпичный домик и спрятавшийся за его углом внедорожник – черный «УАЗ Хантер». Очень хорошо была видна морда «уазика», хозяин попытался затюнинговать машину под «Гелендваген». Получилось так себе! Если издалека можно было еще перепутать, то в «оптику» сразу же были заметны все отличия – и морда не та, и обводы кузова не те, короче, никогда «уазику» не стать «геликом», сколько ты его не тюнингуй. Или если коротко: тюнингуй, не тюнингуй, все равно получишь… хрень!
«Уазик» застыл монументом отечественному автопрому, стоял как вкопанный и не двигался, двери не распахивались, даже фары не светились, лишь через приспущенное стекло передней двери поднимался вверх табачный дым, ну или чем у них там были напичканы папиросы.
Руку даю на отсечение, что в этот самый миг сквозь затонированные «в рубероид» стекла «недогелика» осматривают округу, выискивая наш «секрет». Рискнут или нет?
– Первый, ну че? Берем? Прием! – вновь ожила рация голосом Кургана.
– Погодь, – осадил я. – Без команды не рыпаться.
Можно, конечно, достать сидящих в «УАЗе» с наших позиций, но придется бить из «крупняка», изорвав кузов внедорожника в хлам. А оно нам надо? Фиг его знает, кто там внутри? Может, Молдаван, а может, и нет. Послал этот умный птах кого-то из своих сявок на разведку, а сам сидит в своем логове да водку из самовара попивает, закусывая фуагрой.
Что-то жрать захотелось…
Внедорожник еще минут десять поизображал из себя памятник, сдал назад и отчалил в неизвестном направлении.
– Старшой, ну уйдут же гады, – взмолился Леха.
– Тихо будь! – рыкнул я.
Проводив внедорожник, я бережно упаковал «Леопольда» в футляр, который закинул в заспинный «хабарик». «Леопольд» – это я так ласково называл американский бинокль фирмы Leupold. Конкретно мой был Leupold BX-2 Acadia 12\50 – очень хороший бинокль, защищенный от всего, что может угрожать оптике в нашем суровом мире. Больше всего мне нравился относительно малый вес вкупе с мощными линзами. Достался мне за копейки – все пара бутылок коньяка и «сотка» бакинских денег. Я потом специально смотрел, сколько такой новый стоит, получалось, что заплатил всего треть рыночной цены, а если учесть современное ценообразование в Крыму, то выходит, что обошелся он мне всего лишь в десятую часть истинного ценника. Так-то вот!
– Всем! Сворачиваемся и отползаем на место сбора, – отдал приказ в микрофон рации.
Ну да, и время как раз подошло возвращаться на базу, подумал я, глядя на часы. Пока доберемся, пока «сдадимся», уже и стемнеет. Так что пора и честь знать.
Пятясь задом, спустился на дно канавы и, низко пригибаясь, двинулся по ней. Метров через двадцать канава вывела наверх в заросли орешника, тут можно было и не прятаться, все равно камуфляж на фоне густой растительности делал меня незаметным. Но повинуясь привычке, двигался аккуратно и плавно без лишнего шума и резких движений. Береженого бог бережет!
На точке сбора – поляне с повалившейся осиной – собралась вся разведгруппа. Пять человек особо приближенных к императору, то есть ко мне: Леха Курган, он же Алексей Муромский, Витька Басурман, он же Виталий Басурин, Николай Осорин, он же Якут или Китаеза (в зависимости от моего настроения), Павел Сахаров, он же Сникерс, и Серега Кашин, он же Плов.
Позывные к человеку, как правило, пристают либо от фамилии, как, например, у Басурина – Басурман, либо за внешний вид, как у Осорина, он же Якут. Колян по национальности был бурят или бурятец, не знаю, как правильно. Короче, разрез глаз у него был, как у японцев – китайцев, но родился он в Кировской области. Либо за дело, ну это как у меня – Псих. Правда, подчиненные меня величали Старшой или Палыч – производное от Станислав Павлович, а полностью Станислав Павлович Крылов, семьдесят седьмого года рождения, уроженец города Брест, что в Республике Беларусь. Папа – военный, осевший после выхода на пенсию в теплом Крыму, маму я свою отродясь не знал, она умерла, когда меня рожала.
Что еще сказать?
Школу окончил с тройками, в институт на истфак не поступил. В армии отслужил два года, в погранвойсках, потом остался на контракт – это еще три года. В армию пошел сам, хотя и мог «откосить», все-таки по паспорту я был гражданином РФ, хоть и проживал с отцом в украинском Крыму. Служил на границе с Афганистаном, в Республике Таджикистан. После окончания контракта работал охранником, сторожем, продавцом, строителем, монтажником, ходил пару сезонов матросом на реке Лене. Окончил курсы бухгалтера, немного поработал по профессии, но быстро наскучило. Что еще? Женился, но неудачно, хоть ребенок и был, да, видать, не особо я был пригоден к семейной жизни, разошлись, официально остались в браке, но жена с дочкой уехала к родителям. Воевал в Украине на Донбассе. Там и повстречал Якута и Кургана. Воевали в одном отряде. Я войнушку забросил через девять месяцев, как только словил два осколка в левую руку, а Якут с Курганом еще полгода «тянули лямку», но тоже сразу завязали, как стало понятно, что местные «варягов» не жалуют и «тянут одеяло на себя». Но то дело такое – гражданская война, одним словом, не понять, кто свои, а кто чужие и за что воюем, за идею или за гроши.
Но война в Украине научила многому, она дала больше чем пять лет в Таджикистане. На границе с Афганом было все предельно просто. Все, кто говорят по-русски и носят «свою» форму – наши. Соответственно, все другие, кто пришел с оружием, враги – и их нужно убить. В Украине все было иначе – вчерашние друзья ночью становились врагами, когда их ловили на мародерке или нелегальном транзите угля. Как ни странно, то был еще транзит и легальный – это когда антрацит поставлялся на Украину с одобрения местных властей. А еще была целая свора местных «царьков», «баронов» и «генералов», каждый из которых мнил себя пупом земли и был окружен сворой вооруженных до зубов головорезов.
– Якут успел «гелик» заснять? – спросил я у подчиненного.
– Обижаешь, Старшой, во всех подробностях, если хоть раз увижу, вмиг опознаю, да и вряд ли по эту сторону пролива есть две такие машины, – отозвался Николай.
– Ну, и хорошо. Погнали домой.
С этими словами моя ватага разместилась в «насесте» – или как его официально прозвали разработчики «ГАЗ-С42R33» «Некст-Фермер». Машинка удобная и вместительная, особенно после некоторых доработок – цельнометаллический кузов, совмещенный с двухрядной кабиной. А если учесть, что борта и морда грузовика были прикрыты дополнительными экранами и щитами, защищавшими экипаж от пуль и осколков, а установленный в будке «Утес» на вращающемся станке позволял достать любых злодеев издалека. Получался не просто «ГАЗон», а мечта поэта и романтика с автоматом. Такого, как я, например. Изначально кабина «Фермера» была снежно-белой, а кузов серого цвета, но Курган и Якут, вооружившись краскопультом, разрисовали машину под «городской камуфляж», то есть ломаные переходы от белого к серому, и, наоборот, в некоторых местах даже проглядывалось подобие «цифры».
Конечно, крупнокалиберный пулемет был вне закона для нашей команды, все-таки «по бумагам» мы были охранным подразделением в составе ЧОП «Вектор» – или, как нас обозвали по новым документам, ЧВК «Вектор». Поскольку работали мы на территории РФ, то и законы Федерации распространялись на нас в полной мере. А в законе четко прописано, что гражданские лица в мирное время не могут пользоваться автоматическим оружием, тем более крупнокалиберными пулеметами. И по закону наш отряд, максимум, чем мог быть вооружен – это промысловыми карабинами, самозарядными винтовками, дробовиками и тому подобным гражданским огнестрельным оружием. Но, как говорится, на войне свои законы, поэтому у нас вместо «Сайги» или «Вепря» были автоматы Калашникова «сотой» серии, пулеметы и гранатометы. На стрелковое оружие калибром выше 7,62 был негласный запрет, и официально оно стояло на вооружении только у росгвардейцев – поэтому на наш трофейный «Утес», как и на все гранатометы, начальство активно закрывало глаза.
А как по-другому, если еще в самом начале катастрофы, как только стало понятно, что часть полуострова заражена и придется эвакуировать жителей в срочном порядке, зачастую не дав им нормально собраться, в республику ринулась армия всякого рода сомнительных личностей, желавших разбогатеть на мародерстве, грабежах и разбоях. Многие из них были вооружены. А еще не следует забывать, что совсем рядом граница с воинственно настроенной Украиной, так и мечтавшей вернуть Крым под свой контроль. Хоть граница между Украиной и Крымом надежно прикрыта «федералами», но попробуй тут уследи за всем. Поэтому с той стороны частенько прорывались группы диверсантов, их, конечно же, отлавливали и уничтожали, но некоторые из них успевали «навести шороху».
Что еще?! Еще были местные бармалеи, ну, те, которые «непримиримые». Они с какого-то перепугу возомнили себя то ли великим халифатом, то ли каганатом, то ли вообще Великой Ордой. Главное, раньше сидели тише воды, ниже травы, а как пришла толстая северная лисица в гости, так и поперло у них самомнение, как переспелое тесто из кадушки. Оружием где-то разжились, хотя чего тут гадать, братья по вере, что живут по ту сторону моря, оружие и подкинули. В самом начале Беды много кораблей с гуманитаркой приходило, никто их особо не проверял. А зря! Навезли турки оружия различного и экипировки выше крыши, да еще и своих инструкторов пригнали. Потом уж, конечно же, разобрались, что это за интересные грузы к экстремистам приходят – и обрезали им этот канал. Но оружия привезли валом. Местные тоже ведь не глупые – растащили все на маленькие партии да попрятали по нычкам и схронам. До крупномасштабных боевых действий дело, слава богу, еще не дошло, но лиха беда начало – то тут, то там обстреливали исподтишка колонны и блокпосты Росгвардии, несколько раз гремели взрывы от заложенных у дорог фугасов. Причем, как показывала практика, в первую очередь татары разбирались со своими соплеменниками. Видимо, намеревались создать атмосферу страха и паники, чтобы тем самым загнать в свои ряды как можно больше сторонников – стандартная практика экстремистов.
Пока получалось так, что одни татарские кланы боролись за финансовые потоки, идущие в рублях, другие татарские кланы боролись за финансовые потоки, идущие в лирах и долларах. К слову, в окрестностях Керчи жили татары, живущие за рубли, они даже свой отряд самообороны организовали, который на полном серьезе не пускал в подконтрольные им села некоторых единоверцев. Может, именно поэтому у нас и не было никаких проблем на межнациональной и этнической почве.
Вот так и живем мы в Крыму, душа в душу, только успевай патроны в магазин набивать да дыры в шкуре латать.
В машине расселись, каждый на свое место: Басурин – за руль, Плов – спереди справа, с его стороны как раз была закреплена «рогатка» под «РПК», сзади в кабине сидели мы с Лехой, ну, а Якут и Сникерс разместились в кузове.
– Палыч, ну чего ты не дал нам этот «уазик» зацапать? Там по-любому было чем поживиться, – вновь принялся причитать Курган.
– Да потому что мы точно не знаем, кто был внутри. А если там кто-то из наших, или казаков, или из «федералов». Оно нам надо потом от каждого куста шарахаться? – урезонил я подчиненного.
– Да ну, – скривился Леха, – какие на фиг «федералы»? Сразу же видно, что бандиты. Тем более, по оперативным данным, как раз в этом месте и в это время должны были появиться злодеи. Они появились, а мы их упустили.
Я лишь отмахнулся рукой, не желая продолжать бессмысленный спор. Конечно, в чем-то Леха прав – с вероятностью в девяносто процентов можно утверждать, что в этом «геликоуазике» был кто-то из банды Витьки Молдавана. Но ведь остаются еще десять процентов, и согласно проклятому «закону подлости», как правило, они и срабатывают. В машине вполне могли оказаться оперативники ФСБ, которые разрабатывают банду Молдавана.
Откинувшись на спинку сиденья, которые, кстати, были не родные, а снятые с дорогой иномарки, я прикрыл глаза и попытался задремать. Дорога домой известна, изъезжена тысячу раз, за обстановкой вокруг есть кому следить, почему бы командиру и не подумать о насущном.
Как я здесь оказался? Просто! Жил в Крыму. Когда уехал воевать на Донбасс, жена забрала ребенка и укатила к родителям на другой конец страны. Благо, квартира была моя, оставшаяся от отца, поэтому я не бомжевал. Ну, а когда прогремели первые взрывы, потом еще этот отравляющий газ и в довершение всего радиоактивный порошок, загрязнивший землю вокруг, тут уж дома было не усидеть. Собрал кое-какие вещи в сумку, закинул на плечо зачехленную отцовскую «вертикалку» – да пошел в военкомат на пункт сбора. Где был тут же послан обратно домой.
Повезло, встретил давнишнего приятеля, через которого в свое время уезжал воевать на юго-восток Украины. Приятель, хоть и сволочь редкостная, помог – пристроил меня в отряд самообороны.
Ну, а дальше понеслось – дежурства вахтовым методом – восемь часов через шестнадцать. Восемь часов носишься по району, как угорелый, разгребая «авгиевы конюшни», потом отсыпаешься, жрешь на скорую руку в ближайшей столовке и снова в бой. В первые дни наш отряд насчитывал почти полторы сотни людей, но за каких-то пару дней «сжался» до тридцати человек. Кто-то не выдержал физических нагрузок, кто-то эмоциональных, ведь вокруг было столько боли и горя, что не мудрено было и умишком тронуться. В наши обязанности входило все, с чем не справлялись полицейские, эмчеэсовцы и росгвардейцы. Мы эвакуировали людей, порой силком выгоняя их из жилищ, тушили пожары, гоняли мародеров, помогали жильцам выносить вещи, выполняя обязанности грузчиков, сопровождали колонны с покидавшими город жителями, следили за правопорядком в ночное время. Короче, ишачили, как папы Карло и мамы Марло.
Со временем, чем меньше жителей становилось в городе, тем опасней было в нем работать. Те, кто оставались, по каким-то причинам не хотели или не могли выехать на материк и вглубь полуострова.
Несколько раз нас обстреливали из огнестрельного оружия, пару раз в окна школы, которую нам отвели под базу, залетали «коктейли Молотова». Поэтому, чтобы дальше продолжать эффективно работать, всех желающих перевели на службу в специально для этого сформированный ЧОП. Вооружили нас пистолетами Макарова и «ксюхами». Патронов выдали очень мало – шестнадцать к пистолету и девяносто к автомату. Ну и на том спасибо!
Но именно в этот момент пришло первое понимание того, что на мирное небо над головой в ближайшее время рассчитывать не придется. На третий день после выдачи оружия в расположение базы не вернулась патрульная группа, состоявшая из восьми человек.
Приехавшая на разбор ситуации группа следаков выявила, что вместе с пропавшими самооборонщиками пропали два десятка автоматов, полсотни пистолетов и почти сотня цинков с патронами различного калибра. По бумагам все это было передано с мобскладов руководству нашего ЧОПа – руководство, к слову сказать, тоже пропало.
Оставшихся сотрудников ЧОПа разоружили и две недели продержали в кутузке, гоняя каждый день на допросы, пытаясь понять, куда же делось оружие. Ну, а в городе уже стали не редкость автоматные перестрелки и боевые потери. Дальше только хуже, ситуация все больше скатывалась к анархии, когда все против всех и прав тот, у кого больше силы. Появились бронетранспортеры и бойцы в полной боевой выкладке. Вот только в полной мере противостоять бандитам и мародерам у них плохо получалось, потому что последние всегда могли уйти на зараженные радиацией территории и затеряться там. Ну не будешь же ты молотить по пригородам Керчи из артиллерии и СЗО.
