Ещё вчера Пульп и Агла были людьми. Ну, конечно, не по-настоящему, они просто выглядели как люди, а на самом деле они были представителями древнего рода Зойгов – магов и колдунов, уже много тысячелетий живущих рядом с людьми. Зойги всегда лояльно относились к людям, так как питались их эмоциями, ну и иногда, вынужденно, не брезговали кровушкой или слизью, выделяемой людьми во время так называемых любовных утех. Пульп и Агла сейчас выглядели как две молодые вороны. Они сидели на высохшей ветке старого дерева и обсуждали свои вчерашние приключения.
– Следующий раз я пущу ему пулю в лоб! – гневно произнесла Агла, почёсывая лапой свой большой, чёрный клюв.
– Хм! Пулю в лоб, только за то, что он попытался ущипнуть тебя за сиську?
Вороны, к сожалению, не способны улыбаться, и Пульпу ничего не оставалось, как не моргая, просто смотреть на Аглу.
– Как он мог подумать?! – от негодования, перья на шее у Аглы встали дыбом. – Да как он посмел, урод?!
– Ты же сама позвала его в сарай, показать новую мышеловку… ну, а он неправильно понял, что ты…
– А ты? Ты же должен был меня охранять! – тем же гневным тоном прокаркала Агла – ты зря что ли в нищего обратился? Мог хотя бы посохом его треснуть!
– Да было бы за что – треснул бы, а так… сама понимаешь, нищий, он хоть и должен быть немного с придурью, но не до такой же степени, чтобы на людей бросаться. Это, сама понимаешь, лишнее внимание, а нам внимание привлекать ни к чему.
Оба замолчали…. День близился к концу. За весь день удалось поймать только двух мышей, да маленького рыжего с белыми пятнами хомячка. Это было недостаточно для пополнения энергетических запасов и превращения обратно в магов, и они решили порыбачить на мелководье, благо недалеко протекала тихая речушка, в которой рыбы, по идее, было предостаточно. Оттолкнувшись от ветки и несколько раз лениво взмахнув крыльями, они спланировали на песчано – галечную косу. Рыба, гревшаяся на мелководье, тёмной молнией прыснула в глубину, оставив на поверхности воды расходящиеся и постепенно затухающие круги.
– Что будем делать-то? – Пульп задумчиво ходил по берегу, оставляя треугольники следов на влажном песке.
– Скоро стемнеет и всё равно ни черта не видно будет – глубокомысленно заметила Агла.
– У нас только один выход, обратиться к Водяному, он вроде бы наш дальний родственник… – Пульп всё пытался найти разумный выход.
– Конечно, сейчас родственник, – с сарказмом проскрипела Агла – А помнишь, когда он попросил Трига помочь ему совладать с двумя алкашами из ближайшей деревни, которые периодически глушили рыбу в его омуте, да так, что даже и ему самому досталось. Он до сих пор не слышит на одно ухо, а его дочка русалка не может теперь себе жениха найти, потому как у неё хвоста нет.
– Ну это, да…. Ему бы самому кто помог, не до нас ему… – Пульп прекратил свои хождения и обратился в слух.
– Постой, а если мы пообещаем, что завтра же разберёмся с этими алкашами?..– продолжала развивать мысль Агла.
– Значит, сегодня мы славно поужинаем – уже более оптимистично подвел итог Пульп. – Ну что, начнём?
Они встали головой друг к другу и, опустив головы вниз, начали рисовать на песке магический символ. Затем в вечерней тишине разнеслось громкое карканье, и не успели они досчитать до двадцати, как водная пучина забурлила, и Водяной, весь заросший тёмно-зелёными водорослями, с ряской на ушах и со сломанным двузубым трезубцем, попытался стремительно взлететь из воды, но что-то пошло не так, и он с шумом и плеском рухнул боком обратно в воду. Спустя несколько секунд, он вновь показался из воды, и уже менее решительно побрёл к берегу, распугивая по пути мелкую рыбёшку. Он прокашлялся, выплюнув изо рта тину и сделав грозный вид, произнес сиплым голосом, вернее, почти прошипел:
– Кто посмел потревожить Великого и Могучего…
Пульп прервал его славословие:
– Послушай, уважаемый повелитель рек и озёр, тут у нас такая ситуация – Пульп потёрся клювом о камень – нам бы поесть чего, ну, естественно, имеется в виду, кого-нибудь из твоих подданных…. А мы, в свою очередь, обещаем укротить этих злобных человеческих отродий…
– Мы знаем, как вам трудно, и хотим вам помочь – перебила его Агла – и всего-то навсего, нам сомика какого или карпика покрупнее да пожирнее…
Водяной молчал, настороженно разглядывая двух нахальных ворон, которым было по-видимому кое-что известно о его личной жизни. От переохлаждения, голова у Водяного плохо работала, и он не сразу сообразил, что это не вороны вовсе, а какие-то оборотни. А, сообразив, он решил потянуть время, чтобы выудить из чужаков хоть какую-то достоверную информацию. С оборотнями он предпочитал дела не иметь, так как у него уже был печальный опыт, когда в соседний омут заплыла русалка, да такая красавица, а он, старый дурак, и слюни распустил, начал катать её на трезубце своём (ещё целом тогда), владения свои показывать, похвастал, конечно, и сокровищами. А русалка-то потом и не русалкой оказалась вовсе, и быть бы ему на старости лет нищему и всеми забытому, да вовремя её, гадину, дочка раскусила. И сделать ничего не успели, как она в щуку обратилась и была такова. А кто она на самом деле, откуда, так и осталось неизвестно.
– У меня сейчас каждый хвост на счету – для солидности выдержав мучительно долгую паузу, Водяной продолжил – да… каждый хвост.
И тут у него в голове неожиданно появился образ его несчастной дочери без хвоста, но он усилием воли отогнал его. "Крупные, да жирные… не больно то они меня и послушаются сейчас" – образ дочери постепенно отходил на второй план.
– Вы откуда будете? Кто вы есть? – прокашлявшись, более громким голосом, просипел Водяной.
– Да мы свои, дядюшка Водяной, мы из рода Зойгов – быстро заклекотала Агла. – я правнучка Трига, а он… он его внук. Нам просто не хочется его беспокоить по мелочам, а тут…
– Не любит он, когда мы не можем сами с чем-то справиться. Потом заставляет много дней энергетические каналы чистить, а это не очень-то приятно – добавил Пульп.
Водяной шумно вздохнул.... Всё это было похоже на правду, да и обещание усмирить буйных на голову людей, тоже склоняло чашу весов в пользу непрошенных гостей. Надо было хотя бы попытаться им помочь. А то, что главный Рыбий Дух отказался ему подчинятся, и что сейчас в его подчинении находились только лягушки, пиявки и всякая мелкота, так это им было знать необязательно.
– Ну что ж, если вы и вправду колдуны, и если вам не хватает силы, чтобы обратно стать магами и попасть в свой мир, вы же можете, например, обратиться в чукабру или щуку и потом…
Агла и Пульп не ожидали такого поворота дела. "А как же мы сами-то не додумались до такого…? Ну, у чукабры, ладно, зубы с палец, а щука…. Но, с другой стороны, на чукабру может и силы не хватить, тем более на двух чукабр".
Водяной, как бы услышав их мысли, добавил:
– Если вам силы не хватит, я вам своей добавлю. У меня её вон сколько, силищи-то, немерянно! – и он, для пущей важности, взмахнул трезубцем и попытался долбануть проплывающую мимо по своим делам водяную крысу, но промахнулся и опять чуть не рухнул в воду. – Ах, грёб твою, загрёб! – не удержался и выругался матом Водяной. – Дак, на чём мы остановились? А значит потом, когда вы обратно магами станете, вы уж не забудьте старика… и этих алкашей…
Пульп и Агла переглянулись и почти одновременно прокаркали:
– Хорошо, дядюшка Водяной, мы согласны, мы всё потом сделаем, ты только покажешь, куда нам плыть-то, а то нам некогда долго шастать тут под водой, своих дел на земле полно.
– Покажу, покажу – уже более мирно просипел Водяной.
На этот раз взаимопонимание было полным. Вороны начали танец превращения, кружась и притоптывая на месте, и так у них лихо и задорно всё получалось, что Водяной сам едва удержался, чтобы не пуститься в пляс, да вовремя одумался и стал вспоминать, как он по молодости превращался в красавца парня, (но, правда, с маленьким, коротким хвостом), и что именно делал при этом…. Но в голову ничего не лезло, кроме банальной фразы, которой он подзывал деревенскую девушку, стиравшую бельё: "Помоги, красна девица, тону я". Для виду, он всё-таки несколько раз неуклюже повернулся вокруг, распугивая лягушек и мальков, и покрутил посохом над головой. Голова закружилась, и он, чтобы не упасть, сел в воду, благо тут было ему по колено. Вороны, казалось, ничего не замечали вокруг. Они кружились, расставив крылья, всё быстрее и быстрее, и, наконец, исчезли, превратившись в двух отвратительного вида чукабр, которые, как известно, имеют и жаберное и лёгочное дыхание. Быстро извиваясь, как змеи, они приблизились к воде, и вот уже две зубастые хари уставились на Водяного. Водяной, не вставая, завалился на бок и, отталкиваясь, для скорости, посохом от дна, ринулся в глубину, хотя "ринулся" – это по его понятиям, скорее, медленно и неуклюже поплыл, таща за собой ленты водорослей и зацепившихся кувшинок.
Водяной, больше похожий на большой комок водорослей, медленно рассекал глубины соседнего омута, где по его сведениям обитали два крупных, жирных сазана. Это были самые хитрые особи, избежавшие в своей жизни зубов щуки или чукабры, сетей, крючков, и других всяких пакостей. Но они, к тому же, и что было самым обидным, давно игнорировали его Водяное Величество (как раньше он заставлял себя называть), и при встрече, вместо того, чтобы помахать плавниками, ударяли хвостом по дну, поднимая муть и грязь, что противоречило всем нормам поведения подводного царства. Вот их-то он и решил проучить, чтобы другим неповадно было, подставив их под зубы двух голодных оборотней-магов.
Пульп и Агла плыли рядом, изредка недалеко отплывая и тут же возвращаясь.
– Ну, у тебя и рожа, Агла – пытался как-то разрядить непривычную для себя атмосферу Пульп.
– Сам дурак – парировала Агла. – тоже не вполне комфортно ощущавшая себя в теле этой мерзкой амфибии, да ещё в тёмной ночной воде.
Одному Водяному, казалось, всё было нипочём. Находясь в родной стихии, он довольно сопел и хлюпал, иногда пуская фонтанчики или большие пузыри, которые с громким бульканьем вырывались на поверхность. Наконец, он увидел знакомую корягу, где, как он предполагал, должны были быть те, кого они ищут. Рядом плавала стайка серебристой плотвы, не давая разглядеть поле предстоявшего сражения. Водяной трезубцем указал на корягу, что однозначно можно было истолковать как команду "фас".
Пульп, как более старший и опытный, да и к тому же, как мужественный мужчина, как бесстрашный рыцарь, неустрашимый воин и тому подобное…, решил идти первым. Всё-таки, там, в холодной темноте, их могла поджидать не только мягкая, трепещущая плоть толстых и благопристойных сазанов, но и, что вполне вероятно, острые, как иглы, щучьи зубы, или что ещё хуже, не зубы, а страшные пилы челюстей чукабры. Пульп по дуге обогнул стаю плотвы, стараясь разглядеть в темноте за корягой хоть какие-то признаки жизни, но, ничего не обнаружив, решил подплыть с другой стороны, чтобы отрезать пути возможного отступления будущего соперника. С другой стороны он обнаружил сплошное сплетение мелких корней и веток, нанесённых сюда течением за много лет, и создававших почти непреодолимую стену. Лезть в эту ловушку, (а мысль о ловушке стала появляться всё чаще, вызывая неприятное ощущение в районе хвоста), ему не очень-то хотелось, так как он знал, что маг может погибнуть, находясь не в своём теле. Он выплыл, к удивлению Водяного, прямо к его носу, и радостно сообщил ему стратегический план, который он успел разработать по дороге, и который состоял из трёх частей.
Часть 1: Водяной подплывает к самой коряге и, ударами трезубца выгоняет всех, кто там замаскировался во тьме.
Часть 2: он, то есть Пульп, выполняет самую сложную и ответственную задачу – смелым броском сзади, отрезает добыче путь к отступлению.
Часть 3: Агла выбирает сазана пожирнее и набрасывается на него.
– А ты не мог бы добавить в свой план ещё пару пунктов? – язвительно заметила Агла – например, за чей счёт будут мои похороны, если вместо сазана там окажется столетняя чукабра, или сом-батюшка килограммов на сто пятьдесят? Или, почему, например, не расписаны твои действия в случае заглатывания меня сомом?
– Да и мне мало не покажется – начал уже сомневаться Водяной.
– Ну ладно, тебе, не заводись, вечно ты всё драматизируешь – примирительно забулькал Пульп, – я тоже, знаешь как сейчас рисковал?!
Водяной, непонятно почему, то ли соглашаясь, то ли нет, покачал головой и Пульп отплыл в сторону, чтобы быть наготове (мало ли что этому старику взбредёт в голову в следующий момент). Наконец, Водяной вздохнул в очередной раз, выпустив кучу мелких пузырьков и подплыв к коряге, долбанул по ней трезубцем. Никакого движения… Коряга, казалось, вросла в дно реки навсегда. Ещё раз выдохнув воздух, как учили в Школе Водолея, он смачно, с оттяжкой, ещё раз долбанул по коряге. Опять ничего…. Коряга даже не дрогнула. Осмелев, Водяной приблизился к коряге вплотную и начал шурудить трезубцем под корнями, как вдруг, какая-то сила отбросила трезубец и его вместе с ним, и из под вздыбившихся веток показалась голова чудовища…. Да, я не оговорился, именно чудовища, голова которого начала выползать сквозь ветви и корни, подняв целое облако мути, и как будто вырастая из дна. Агла и Пульп, забыв о своём плане, ринулись вниз по течению, стремительно шевеля хвостами, и оставив на волю судьбы Водяного и Чудо-Юдо, обитавшее под корягой….
Они мчались, то и дело для скорости выпрыгивая из воды, но потом, не обнаружив за собой погони, поплыли уже помедленнее, на всякий случай держа голову на поверхности. Издалека можно было подумать, что это проплывают две безобидные выхухоли, но горе тому, кто решил бы это проверить. Вот показался спокойный плёс, где можно было плыть не напрягаясь, вернее парить в водяной толще…. Пульп зорко оглядывал кромку берега в поисках добычи, птицы или ещё чего-нибудь, так как ловить рыбу, после всего пережитого, у него больше не было никакого желания. Агла тоже уже успокоилась, решив для себя, что рыбой питаться вредно для здоровья. Полная луна освещала всё вокруг, играя бликами на поверхности воды. Стояла тёплая летняя ночь. Агла первой заметила какое-то шевеление возле берега и не раздумывая, рванулась на всплеск. Уже заглатывая добычу, он поняла, что это не что иное, как лягушка, но по инерции заглотила ещё одну. Пульп тоже от неё не отставал, и хотя магам есть лягушек было строго-настрого запрещено (так как Царевна Лягушка была довольно сильной колдуньей и пользовалась авторитетом в тёмном мире), в сложившихся обстоятельствах это был для них единственный выход и они продолжали хватать зазевавшихся земноводных, пока не набили ими свои животы.
– По-моему, достаточно – пробулькала Агла – этого должно хватить для превращения.
– Да, можно начинать – важно подтвердил Пульп, как будто от него что-то зависело.
Они закрутились в стремительном вращении и исчезли, оставив после себя быстро рассосавшуюся воронку.
Василий с трудом разлепил глаза. Было ещё темно, но утро уже настойчиво заявляло о себе, отметая все сомнения в том, что скоро будет новый тяжёлый день. Деревня уже просыпалась, крича петухами, мыча и блея рогатым скотом и хрюкая поросятами. Во рту было сухо и погано, как всегда бывало у Василия поутру последние несколько лет. На душе скребли кошки и было неясно, зачем нужно было просыпаться и вставать. Василий пошарил под кроватью в надежде, что осталось что-нибудь после вчерашнего, но рука ощутила лишь пустоту. Он сел на пронзительно застонавшую кровать, и взял дрожащей рукой алюминиевый помятый ковш, поставленный загодя на табуретке у изголовья. Это была последняя алюминиевая вещь в доме, так как кастрюли и ложки он сдал скупщикам металла уже давно. Василий жадными глотками выпил безвкусную воду и утёрся тыльной стороной ладони. "Надо сходить к Вовке, может у него что осталось" – тяжёлые, неуклюжие мысли с трудом ворочались у него в голове. Задача была поставлена, и тело, охая и матерясь, подчинилось разуму. Хотелось курить, и он, пошарив в банке с окурками, нашёл походящий бычок и трясущимися руками с трудом подкурил. Бычка хватило на несколько затяжек и он, выйдя на крыльцо, бросил его тут же, придавив галошей. Своим выходом на авансцену он привёл в возбуждение ещё одно живое существо неопределённого цвета, хромающее и угодливо изгибающее спину. "Уйди, Бимка" – прохрипел Василий – "Не до тебя сейчас". Бимка знал, что ему сейчас не до него, но продолжал, повизгивая, скакать, виляя хвостом и пытаясь лизнуть ему руку, показывая всем своим видом свою собачью преданность. Василий, не выдержав такого напора собачьей любви, зашёл обратно в хату, чтобы найти для неё что-то съедобное, но ничего не нашёл, кроме банки из под кильки в томате, и небольшого заплесневевшего куска хлеба. Он налил в банку воды и, что-то бормоча про себя, поставил это богатство Биму под нос. Бимка кинулся было к банке, но понюхав, отошёл в сторону, виновато поджав хвост. "Вот гад, зажрался" – устало подумал Василий и, вдохнув полную грудь утреннего свежего воздуха, побрёл, старательно обходя грязь, на другой конец деревни, где обитал его собутыльник Володька.
Уже стало светлее и, проходя мимо соседского забора, он услышал звонкие струи молока, бившего о стенки цинкового ведра. Это баба Нина, присев на маленькую лавочку, доила свою Пеструшку. Пеструшка была коровой с норовом, она то и дело пыталась вмешаться в процесс, махая хвостом и переступая с ноги на ногу. Василий представил как парное молоко белой шапкой поднимается в ведре и жадно облизал пересохшие губы.
– Баб Нин, дай молочка хоть глоточек – не выдержал он и, остановившись, ухватился за забор руками, чтобы не упасть от внезапно накатившей слабости.
– Дам, Вася, как не дать… – баба Нина уже вытирала руки чистой тряпицей – Ты вот только забор мне обещал починить. Упадёт уж скоро. А как сделаешь, так я тебе ешшо и пузырёк поставлю.
Баба Нина взяла ведро с молоком и пошла к дому, по пути налив и кошкам, которые урчали и тёрлись о её ноги, пока она не дала им утреннюю порцайку.
Вася знал, что баба Нина делает отменную самогонку, но так же он помнил, что несколько раз брал взаймы у неё бутылку, клятвенно заверяя, что уж завтра-то он точно починит забор. А завтра всё начиналось сначала, но он на всякий случай громко и привычно соврал:
– Баб Нин, мы с Володькой точно подойдём после обеда – вы дома будете?
– Дома, дома, я всегда дома… – незлобливо проворчала баба Нина уже заходя к себе в дом и зная, что забор так и останется стоять в ожидании, когда приедет сын или внук из города.
Василий подошёл к Володькиному дому, напоминавшему скорее развалины после боевых действий. Дом уже горел, и когда соседям удалось его затушить, они нашли внутри мирно спящего Володьку, у которого уже начали гореть волосы на голове, а кожа на руках покрылась волдырями. Он был даже недоволен, что его так грубо разбудили, и матерился, пытаясь оказать сопротивление. Потом почти полтора месяца Володька провёл в больнице, залечивая ожоги и, не долечившись, сбежал оттуда, спустившись из окна на простыне. С тех пор, как от Володьки ушла жена с детьми, он запил беспробудно. Хотя он и раньше частенько выпивал, но время от времени останавливался, и это было счастливое время для его семьи и соседей. Володька, что называется, был мастер на все руки, и мог сделать практически всё, от утюга до трактора. Но потом светлый период внезапно заканчивался и он становился другой личностью, вечно пьяной и буйной, личностью которая гонялась с топором за женой и детьми, а потом, когда они сбегали и прятались по соседям, он в неистовстве рубил мебель и орал на всю деревню: "Найду, у-у-бью-ю-ю!". Несколько раз его забирала милиция и скрутив, увозила в район, но потом Валя, его жена, приезжала за ним и слёзно умоляла начальство не губить хорошего человека, не оставлять детей сиротами и т.д. и т.п…. Володька, протрезвев, клялся, что он всё, что он больше ни-ни, а потом его отпускали, и через какое-то время он вновь срывался и всё катилось по наезженной колее.
Василий отодвинул калитку, висевшую на одной петле и без стука вошёл в дом, где стоял так и не выветрившийся запах гари. Обстановка в комнате, вернее её полное отсутствие, своим аскетизмом почти в точности повторяла его апартаменты. Всё, что можно было продать или обменять на самогонку, было продано и обменяно, и остались вещи то ли крайне необходимые для Володьки, то ли абсолютно никому не нужные. Это была металлическая кровать, заваленная полуобгоревшим тряпьём, пара деревянных ящиков, заменяющих стол и стул, несколько грязных стаканов, деревянная ложка с обкусанными краями, несколько вилок с отломанными зубьями и несколько тупых ножей. На кровати лежало давно небритое существо, отдалённо напоминающее человека. Оно лежало на спине, широко открыв рот, и не подавало никаких признаков жизни. По лицу существа ползала ещё не совсем проснувшаяся муха.
– Вов, вставай – неуверенно толкнул его в плечо Василий и подумал: "А не случилось ли чего страшного?"
– Хотя что может быть страшнее такой жизни? – подумал я, (автор).
Василий уже сильнее толкнул Володьку, но это не вызвало никакой реакции.
– Давай, давай, вставай, – продолжал истязать своего кореша Василий, но это не принесло желаемого результата.
– Ну, блинский потрох – уже решив пойти на крайние меры, пробормотал Василий и, наклонясь прямо к уху Володьки, уже более громким и твёрдым голосом задал сакраментальный вопрос: "Пить будешь?"
Эта простая и на первый взгляд безобидная фраза вызвала целый сонм реакций в до этого, казалось, безжизненном теле. Прошло несколько секунд, прежде чем фраза достигла самых потаённых глубин подсознания, которое, в свою очередь, послало импульс в мозжечок, а тот в свою очередь, отдал приказ мышцам сократиться. Володька замычал и, не открывая глаз, попытался сесть:
– Чо, блин, где? – он уже начал валиться назад, но Василий схватил его за шкирку и похлопал по впалой, небритой щеке.
– Уйди, блин, ты кто? – уже пытался разодрать глаза Володька, и когда, наконец, ему это удалось, он с видимым облегчением просипел – А, это ты, а я думал, опять мультики.
Здесь надо пояснить, что мультиками деревенские мужики называли приступы белой горячки, когда к испытуемому приходили существа из тонких миров и он переставал понимать где находиться, в этой реальности или же на той стороне.
– Я, я это…. Ты хоть помнишь, где мы вчера вечером пили? – тоже с некоторым облегчением произнёс Василий.
Володька обречённо покачал головой:
– Ни хрена не помню…. Сначала вроде у Серёги, сварщика, сидели, а потом вроде за карбидом пошли…. По дороге Кудлая встретили, у него бутылка была… а дальше… ни хрена не помню….
– Так, чё, у нас карбид что ли есть? – оживился Василий, и тут же начал шарить взглядом по комнате, заваленной всяким хламом. – Да вот, наверное, в углу стоит. – Василий подошёл к свёртку, лежавшему на видном месте. – Точно, он, – уже более радостно заключил Василий и продолжил – Ну, теперь живём! Щас пойдём, рыбки наловим, ушицу сварганим, пузырёк возьмём – уже во всю разыгралась фантазия у Василия.
Володька, осознав значение находки, начал кряхтя и постанывая подниматься, а затем, надев галоши, стал искать в куче мусора стеклянную бутылку для самодельной бомбы. Здесь бутылок не оказалось и он пошёл к сараю, где он точно помнил, валяются несколько бутылок из под шампанского ещё с советских времён. Затем, взяв полупустой коробок спичек и пакет для рыбы, они двинулись в сторону речки.
– У тебя курить есть? – нарушил затянувшееся молчание Володька.
– Нет, я сам бы покурил – и Василий представил, как он распечатывает новую пачку, достаёт, вытягивая из плотно забитой пачки сигарету и с наслаждением закуривает, втягивая такой желанный дым и смакуя каждую затяжку – … вот рыбу продадим и в магазине возьмём – продолжил он фразу.
Солнце уже вставало и туман зыбкой пеленой покрывал речку, будто пряча её от посторонних глаз. С реки веяло тишиной и прохладой. Роса, сверкающая в лучах восходящего солнца, ещё не испарилась, и они пробивали тёмную дорожку по влажной и зелёной траве.
– Блин, все ноги уже замочил – начал бурчать Володька, но Василий его перебил:
– Сотри-ка, кто идёт – и он ткнул пальцем в сторону речки, откуда навстречу им, неспешно, поднимались две фигуры.
– Чот я не знаю, кажись не местные они, не наши – уже обеспокоенным тоном прохрипел Володька и стал взглядом искать, куда бы незаметно выбросить бутылки с карбидом.
– Да вроде подростки какие-то, студенты наверное, на каникулы приехали к кому-нибудь – продолжал гадать Василий.
– Эй, вы кто такие – уже приблизившись и разглядев, что это не егеря и не рыбаки из местной артели, более смело спросил Володька, и немного опешил, увидев, что подростки чем-то неуловимо отличаются не только от деревенских и городских, но и вообще от людей. "Чёрт, опять галюни пошли" – с тоской подумал он, но воспрянул духом, когда услышал, как они спрашивают у Василия, не рыбаки ли они. Он, хохотнул, и встрял в разговор:
– Да рыбаки мы, рыбаки…. Мы особенные рыбаки – уже начал хвастать Володька – Мы сейчас как шарахнем, и пол мешка рыбы есть – продолжало нести его. Василий пытался остановить его, дёргая за рукав, но тот продолжал исповедоваться будто под гипнозом.
– Вон у нас какая техника – и Володька, несмотря на все потуги Василия его остановить, вытащил из сумки бутылку с карбидом и продолжил: "Вон там, я знаю, омуток есть хороший, вот мы туда её и…". Но тут юноша повернулся к девочке и произнёс фразу, которая заставила похолодеть обоих неудавшихся рыбаков:
– Агла, это они – сказал он ровным и негромким голосом. И она ответила, лукаво улыбнувшись: "Видишь, и искать их не пришлось". Неожиданно, они одновременно начертили в воздухе какие-то фигуры и что-то прошептали на тарабарском языке. Володька не успел ещё окончательно испугаться, услышав такое дурацкое имя, как увидел, что земля стремительно приблизилась к нему, а на руках стали срастаться пальцы, образуя мерзкие копыта.
– Точно, мультики пошли – с некоторым облегчением подумал Володька, но когда поднял отяжелевшую вдруг голову, то закричал от ужаса (он так и не понял, почему вместо крика он слышит бодрое блеяние). На том месте, где только что стоял его самый закадычный друг, Васька, стоял козёл и так же, как и он, громко и отчаянно блеял. От ужаса всего пережитого и увиденного Володька потерял сознание….