Николай Вингертер
Загадка Бернулли, или Закулисье «Спортлото»
Пролог
События, о которых пойдёт речь, могли случиться не только в городе К., в котором, как и во многих других больших городах бывшей Страны Советов, имелось региональное управление «Спортлото», но именно в городе К. в середине 80-х годов они получили огласку, как того не хотели власти и государство, получавшее огромный доход от увлечения населения игрой «Спортлото». В городе вдруг регулярно, с интервалами в несколько недель, стали выигрываться до десяти тысяч рублей. По тем временам деньги огромные, за которые можно было купить автомобиль «жигули» или «Волга». Это было плохим показателем для управления, потому что популярная тогда игра «Спортлото» (не менее популярна она и сейчас, поменяли лишь название) была запущена вовсе не для того, чтобы ее участники выигрывали деньги, особенно крупные суммы.
Поползли слухи, что появился в городе некий человек, сродни знаменитому Мессингу, провидец, знающий тайну чисел, способный их назвать наперед. Более осведомленные, наслышанные об азартных играх, в такой, например, зловещей форме их организации, как казино, говорили, что подобное под силу лишь тому, кто связан с нечистой силой, ведь и в казино всё происходит под знаком дьявола, числом 666, поскольку если сложить цифры рулетки, то получается именно 666.
Слухи превращаются в устойчивые легенды, как и о Мессинге. (Теперь знают, что это был один из крупнейших мошенников XX века.) Но известия о невероятных выигрышах, распространявшиеся по «сарафанному радио», кто-то, стараясь их обосновать, подкреплял конкретным и весомым аргументом: есть, дескать, книга математика Бернулли[1], а в той книге открывается тайна чисел. (Выдающийся математик, живший в XVII веке, вывел систему для определения вероятности наступления каких-то событий.)
Меняется мир, но совсем не меняется суть человеческой натуры. И многие искренне и наивно считали, что существует формула, выведенная Бернулли, по которой можно рассчитать выигрыш. «Знаете такого?» – можно было нередко услышать вопрос в разговоре фанатов игры «Спортлото». – «Нет, не знаю или не слышал», – был ответ. И это был правдивый ответ, потому что мало кто ведал о Якобе Бернулли. Знали что-то в лучшем случае из школьного курса о Гаусе или Декарте. «И я раньше не слышал, – признавались друг другу всё те же фанаты и тут же заявляли: – Теперь, однако, следует серьёзнее заняться числами».
Люди поумнее, слушая такие разговоры, недоверчиво качали головой и говорили с улыбкой: здесь какой-то подвох, ссылаются на книгу, которую даже не видели. А со стороны похоже всё это было на известную притчу. В ней священник по окончании службы объявил прихожанам: «В следующее воскресенье буду беседовать с вами на тему лжи. Чтобы вам было легче понять мою проповедь, прочитайте, пожалуйста, дома Евангелие от Луки, главу двадцать пятую, в которой апостол раскрывает суть лжи».
В наступившее воскресенье священник перед началом проповеди объявил:
– Кто прочитал двадцать пятую главу Евангелия от Луки, поднимите руки.
Почти все присутствующие подняли руки.
– Вот с вами сегодня и буду говорить о лжи, – сказал священник. – В Евангелии от Луки нет двадцать пятой главы.
Так и в трудах математика Бернулли нет того, что распространялось в слухах, но кому-то было нужно, чтобы доверчивый человек верил бредням, как ребенок верит сказкам.
Часть первая
1
Михаил Розенский, тридцати пяти лет, не женатый, не раз говоривший, что и не собирается жениться в ближайшее время, в один из последних дней лета 1985 года шел по аллее бульвара Мира города К. в районный отдел записи актов гражданского состояния, именуемый незамысловатой аббревиатурой – ЗАГС, чтобы подать заявление о регистрации брака с Анной Арумовой старше его на десять лет.
Кроны кленов, высаженных по обе стороны дорожки, уже начали пестреть красками приближающейся осени; их листья под тяжестью моросящего дождя и при полном безветрии висели неподвижно, с них медленно стекали капли влаги; и этот дождь, и унылое настроение в природе ложились невидимым грузом на и без того не праздничное состояние идущего в ЗАГС человека. Не беспокоило его небо, серое и низкое, от которого закрылся зонтом, его несколько смущало, что невеста старше; не так уж намного – на десять лет, но всё же заметно со стороны, если учесть возрастной статус сочетающихся браком. И было ему не очень приятно, что многие на это обстоятельство станут намекать, удивляться Розенскому, зная, сколько невест его окружали и что выбор будущей жены мог быть куда интереснее. Но не мог же он каждому сказать, что у него свой, особенный интерес в этом браке, что женится не по любви. «И что тут особенного? – рассуждал он. – Пускай себе думают. Это стало уже обыденным, когда не по любви замуж выходят не только женщины, но и мужчины женятся не по любви, а так же, как и многие женщины, чтобы устроить свою личную жизнь. Кто-то и вообще разводится с женой, бросает детей малых, женится на некрасивой, порой страшненькой, а всё ради карьеры, потому что папа у неё высокопоставленный. У такого брака есть и название – «жениться по-американски». По-американски, потому что принято считать, что в Америке всё, что ни делается, делается исключительно из выгоды и оценивается деньгами, как товар на рынке».
До ЗАГСа ещё нужно было купить цветы, потом зайти за самой невестой в парикмахерскую, где ей делали по такому случаю специальную прическу, и уж тогда вдвоём, к назначенному часу, прибыть в ЗАГС. У него до визита оставался целый час, и Розенский не торопился. «В конце концов, – рассуждал он, – это еще не регистрация брака, с которым заканчивается прекрасная холостяцкая жизнь и потеря свободы; и потом, говорят же банальное, что «обещать – не значит жениться». Пока у них лишь заявка на женитьбу, которая может состояться, а может и нет, – никто не знает наперед, как всё сложится; пока же ему было край как нужно оставаться женихом, потому что сразу рухнут его задуманные планы, у него для женитьбы был повод серьезный, очень нужна ему была Анна Арумова, её доверие и расположение».
Его мясистые, резко очерченные губы, будто татуированные, растянулись в подобие улыбки, придав немного света лицу смуглому и глазам тёмным, восточным, с таящейся в их глубине обманчивой грустью. Он остановился у стенда с надписью: «Пресса», где под стеклом, под ключ, чтобы не воровали, в сквере вывешивались газеты, как общесоюзные, республиканские, так и местные; закурил и стал разглядывать любимую им последнюю страницу с объявлениями в городской газете. Прочел о том, что и где давали в театрах и кинотеатрах. Потом невольно скользнул по колонке с соболезнованиями, прочел и её и задумался: «Пишут о тех, кого уже не стало, но почему-то не поздравляют, например, кто зарегистрировал брак, создал новую, очень нужную и важную для общества ячейку-семью. Об этом как-то раньше не думал… Надо бы узнать у газетчиков: почему об этом не печатают? Впрочем, – тут же решил он, – зачем узнавать? И так все понятно. Первых уже не ждет ничего на этой земле, и на них, с последним упоминанием, можно поставить точку, забыть, пускай о них помнят близкие-родные. Со вторыми сложнее – никто не знает, будет ли счастлива вновь созданная ячейка общества, не разойдутся ли через месяц, и кто их знает, который раз они уже создавали такую ячейку?.. Поздравлять в таком случае – все равно что на кофейной гуще гадать… Может, они регистрируются, как я, вовсе не по любви, им давно за тридцать или за сорок, а то и более, но изображают из себя впервые полюбивших, как Ромео и Джульетта?.. И вообще, какая к черту любовь, если составляются брачные договоры, если в порыве страсти обнимаются и милуются, но в уме продолжают держать, а сколько кто съел за завтраком бутербродов, почему одёжку себе купил подороже, а не дешевле, или зуб вставил не пластмассовый, а золотой?..»
Розенский, перечисляя всё, удивился своим же рассуждениям и тому, до чего, оказывается, глупо жениться. Ему стало нехорошо. Он выбросил дотлевший окурок, с жадностью, словно в последний раз, вдохнул острый и свежий воздух, настоянный на запахах мокрой листвы, но, помня, для чего у него поход в ЗАГС, сказал себе решительно, как могла бы сказать жившая в южном городе Бендеры его родная тётя Иска: «Идти-таки тебе, Миша, нужно!»
* * *
Служил он в городском управлении специалистом отдела культуры и спорта. Работа была ни тяжелой, ни сложной. Один из его знакомых и коллег Роберт Пивнев, работавший в отделе статистики, и вовсе как-то сказал, что язык не поворачивается назвать работой то, чем занят Розенский: не работа, а праздник. Основной обязанностью Розенского было присутствовать на разных городских соревнованиях, писать отчеты о них и заполнять бланки грамот участникам, а потом вручать грамоты в торжественной обстановке. Но за такую работу и платили настолько мало, что он без стыда не мог произнести, когда нужно было, сколько получал. И бросить службу не мог, потому что по образованию он педагог физкультуры, ничего другого делать не умел, к тому же какая ни есть, а эта именно работа давала возможность общения с большим количеством самых разных людей, спортсменов в основном, но его имя было на слуху, его должность была заметной, и он порой не мог скрыть удовольствия, когда на соревнованиях и каких-то других мероприятиях громко произносили, что в зале присутствует инструктор по спорту и культуре городского управления Розенский Михаил Львович. Такое упоминание выделяло его среди людей, он в этот момент, как актеры или артисты, стоящие выше зрителей за счет подмостков, ощущал в себе такое же, как артисты, величие возвышающегося над толпой, и его тщеславие вполне удовлетворялось. Розенский искренне считал, что не этого ли ради живут себя уважающие люди, стремящиеся к славе и известности. Его личные достижения в спорте, правда, были достаточно скромными: он имел взрослый разряд по настольному теннису, но это было не так важно. И еще ему, конечно, нравились не столько соревнования, в организации которых он участвовал, как обстановка после них – это были всегда сытные и вкусные застолья, во время них можно было обзавестись новыми и нужными знакомыми, а иногда и познакомиться с кем-то, чтобы провести приятно время. На одном из таких сборов физкультурников он и решил познакомиться с Анной Арумовой, которая возглавляла зональное управление «Спортлото». Была для этого у него особенная причина, и дело было в ней не как в женщине, а в другом.
Уже с год на него словно нашло наваждение – он регулярно играл в лотерею «Спортлото». Произошло это после того, как однажды ему кто-то дал карточку лотереи, он ее со смехом заполнил и, как положено, части «Б» и «В» опустил в специальный ящик, висевший у киоска «Союзпечать», а часть «А» оставил себе и почти забыл. Вспомнил о ней через несколько дней, когда смотрел воскресным утром телевизор. Разыгрывали лотерею, и он обнаружил, что угадал четыре числа из шести. За выигрыш получил девяносто рублей – его месячный оклад! Деньги тогда как с неба свалились и сильно выручили в его холостяцкой жизни и бражничанье с друзьями да подругами, когда за вечер мог спустить до половины зарплаты, а потом сидел на чае с сухарями. Он решил, что это и есть его шанс поправить материальное положение, ведь по материальному состоянию только и судили о человеке люди, его окружавшие. С того времени, лишь только начиналась неделя, как он с нетерпением ждал воскресное утро, чтобы включить телевизор и увидеть очередной розыгрыш лотереи «Спортлото». Розенский усаживался перед экраном, на столе раскладывал части «А» билетов с вариантами чисел, зачеркнутых не очень аккуратно, косым крестом. Всё, что происходило на экране, было для него как праздник души. Он каждую неделю тщательно готовился к этому дню, убеждая себя, веря, что когда-то игра обязательно сделает его богатым, и каждую неделю ходил в киоск и покупал лотерейные билеты. Там всегда народу стояло больше, чем в соседний киоск за хлебом… Да, он был не одинок в желании расстаться с деньгами взамен на кусочек бумаги, называемый лотереей, чтобы осуществить свою мечту.
Не многие люди бывали в казино, чуть более людей бывали в других заведениях, где предлагались также азартные игры; но известно, что почти каждый человек хоть раз в жизни держал в руках лотерейный билет. Люди первые – они по большей части зависимые, больные, находящиеся в плену игорной страсти; люди вторые – нередко совершенно случайные обладатели цветной бумажки, защищенной водяными знаками, чтобы придать ей значимость, а владельцу карточки внушить важность и подчеркнуть серьезность предприятия, называемого лотереей. Те и другие (не следует обманываться) испытывают перед розыгрышем примерно одинаковое чувство волнения. У первых оно проявляется в особенном, даже не столько душевном, сколько в почти физическом, порочно-сладостном ощущении, как если бы удовлетворялись физиологические потребности. У вторых в предвкушении возможности вполне законно обогатиться и получить некую компенсацию от судьбы, потому что на работе, как правило, недоплачивают за труд. И разве можно было осуждать простого инструктора отдела спорта и культуры с его мизерной зарплатой за то, что и он хотел получить от судьбы большего. Нет, конечно.
Но как только Розенский не изощрялся, как только не мучился дни и ночи, думая перед очередным тиражом, какие зачеркнуть заветные числа от «5 до 36» в одних билетах или от «6 до 49» в билетах другого вида. Когда не имелось вариантов для придумывания чисел, он с закрытыми глазами тыкал карандашом наугад в поле карточки и потом на месте точки, оставленной графитовым стержнем, чертил чернилами крестик на цифре, в которую попадал. В другом случае он мог на ночь загадывать сны, чтобы приснились либо сами числа, либо количество каких-то предметов, потом складывал, умножал и делил всё, что приснилось, выискивая искомое, как ему казалось, число. Мог он записывать в специально заведенную книжечку комбинации каких-нибудь чисел, которые видел на номерных знаках автомобилей, на автобусных билетах, телефонные номера, – все они, как ему казалось, могли стать счастливыми, если их использовать при заполнении карточек «Спортлото».
Вариантов поиска чисел не было конца, и со временем превратилось у него это занятие в состояние, пограничное с навязчивой идеей. Но сам он не считал вовсе нелепым желание получить крупный выигрыш. Розенский постоянно возвращался мыслями к тому дню, когда зачеркнул счастливые цифры, вспоминая, как все было, веря в то, что всё повторится. Желание выиграть его до такой степени увлекло, что он даже стал меньше за собой следить, стал менее опрятным в одежде и быту. Но не придавал этому значения, считая всего главнее в человеке ум. В подтверждение своих слов всегда оглядывался на висевший у него в квартире известный фотографический портрет Эйнштейна, на котором знаменитый физик выглядит для несведущих то ли как больной аутизмом с чертами идиота, то ли паяц или шут, для которого чем смешнее, тем лучше. Так и Розенский в свои тридцать пять, когда прожита почти половина жизни, если исходить из ее наибольшей продолжительности, имевший смолянистую шевелюру, уже подёрнутую первой паутиной седины, со здоровьем, потихоньку тоже начинавшим давать трещины, – продолжал считать себя исключительно умным, хотя и не наделенным никакими талантами, что позволяли бы считать выше людей окружавших, но незаслуженно судьбой обделенных материальным достатком.
Проходила неделя за неделей, а выиграть не получалось. Иной раз очередную неудачу он переносил стойко, убеждая себя в том, что это временно, он дождётся своего часа. Но всё чаще срывался в неукротимой злобе: рвал часть «А» лотерейных билетов, защищенных почти как денежные купюры водяными знаками, особыми красками, но превращавшихся после тиража в одно мгновение в обычную макулатуру. Это было трудно переживать, тем более что он тратил немалые деньги на покупку лотерейных билетов. Но был он бессилен перед кем-то умным и хитрым, кто организовывал игру так же, как это делают, стоя за спиной игроков, крупье-соглядатаи в казино, в задачу которых входит, чтобы пришедшие в их заведение оставляли на игорном столе, а не уносили с собой денежные купюры. В лотерее «Спортлото» внешне всё выглядело исключительно пристойно. Никто не стоял за спиной и не следил, никто ничего не навязывал и не предлагал, а только казалось Розенскому порой, что он очень похож на доверчивых и наивных богомольных людишек, которым внушили прохиндеи в рясах, что за оставленные в церкви деньги и золотые изделия будет им ниспослано здоровье и счастье-удача в довесок к жизни нынешней, а тем более рай в загробной.
Сидя однажды в исполкомовском буфете во время обеда с Робертом Пивневым, имевшим диплом физтеха, Розенский как бы ненароком поинтересовался у него: не играет ли он в «Спортлото» и что думает по поводу возможности угадать шесть чисел, чтобы получить большой приз.
– И думать нечего! – сказал, как отрезал, Пивнев. – Название говорит само за себя: ло-те-рея!
Он произнёс слово с такой гримасой на лице, язвительной улыбкой и голосом противно-тягучим, будто на зубах прилипла жевательная резинка, что Розенский пожалел, что задал вопрос, и молча стал допивать свой компот из сухофруктов, а потом выуживать ложечкой на дне стакана разбухшие кисло-сладкие изюминки.
– Хочешь сказать, что сыграл и даже выиграл? – спросил Пивнев.
– Сыграл и даже выиграл, – ответил Розенский, подняв на коллегу глаза, полные горького отчаяния, но и тайного желания послушать мнение постороннего. Пивнев слыл в их учреждении человеком незаурядным.
– Повезло! Дело случая! – снова подвёл черту их разговору Пивнев и, махнув безнадёжно рукой, сказал: – Больше не повезёт. Да и угадал-то небось тройку чисел.
– Не три, а четыре. И почему же больше не выиграю?
– Я и говорю, что повезло. Редко, но действительно угадывают раз-два-три числа. Тебе повезло, что угадал четыре. А не выиграешь больше потому, что комбинация из больших чисел есть именно везение, которое может быть раз в жизни, а может не быть никогда. Видишь ли, Михаил, это лотерея, рассчитана она на человеческий извечный порок разжиться дармовщиной, на страсть наживы и глупость. Люди угадывают одно-два-три числа, за которые им выплачивают копейки. Но это как затравка-приманка для дураков, которые начинают верить, что выиграют обязательно свой большой приз, как выигрывают, например, в карточном винте «Большой шлем»; вот люди и покупают, покупают лотерейные билеты, отдавая за них кровные, а взамен получая бумажки, изготовление которых для организаторов стоит столько же, сколько фантики-обертки для производителей конфет. Повторю для тебя банальное утверждение о том, что только человеческий ум, а не какая-то сверху или снизу таинственная сила, способен вдохнуть идею или объяснить любое явление или предмет этого мира. Все кругом слеплено из легенд, создаваемых для легковерных. Для большинства людей правда жизни имеет совсем малое значение; они всё представляют себе сквозь призму собственных предрассудков, интересов и страстей. «Спортлото» – это такая же легенда. В этом смысле нынешний человек мало чем отличается от человека, жившего в античные, скажем, времена, за исключением, оговорюсь, великих научных школ Греции, которые имели понятие о естественном порядке течения жизни и законах природы; другие люди и народы признавали только чудеса. Лучший пример – Иудея того же времени. Если греки додумывались до чего-то значимого, их труды используются современной наукой и медициной, то в Иудее не было таких школ, поэтому там более всего рождалась одна только религиозная чепуха. И как это происходило в древности, так и современные мошенники создали миф вокруг «Спортлото», в него верят доверчивые глупцы. Если бы всё было так просто, то и устраивать лотерею не было бы организаторам никакого смысла, потому что все бы выигрывали. А весь смысл в том и заключается, что миллионы людей несут деньги, а вероятность попасть в комбинацию из шести чисел у каждого желающего не больше, чем слетать на Марс и вернуться обратно. Оговорюсь, однако, на Марс когда-нибудь еще можно будет слетать и вернуться благополучно на Землю, но играть и думать, что выиграешь большой приз, – вероятность этого равна всегда нулю. Говорю тебе как математик. Те, кто устраивает лотерею, я сильно подозреваю, не дружат с высшей математикой, потому что по большей части все они юристы или экономисты, но абсолютно точно уверен, что эти юристы-экономисты получили соответствующие консультации от знающих специалистов, как я тебе сейчас её даю. Такая же история происходит не только с твоим «Спортлото», но и с обычными, разовыми лотереями, которых печатают миллионы экземпляров. Покупает человек, скажем, такую лотерею за рубль, раскрывает, а там стоит: «Ваш выигрыш на ещё одну такую же лотерею или рубль». Человек может взять назад свой выигрыш в рубль, но никогда не возьмёт, он возьмёт обязательно другой лотерейный билет, думая, что теперь непременно будет что-то более существенное, не допуская и в мыслях, что в этих лотерейных билетах практически не бывает ничего существенного, за редким исключением, опять же для заманивая легковерного человека. Да и как он может не верить лотерее, которую «благословило» само государство, а реклама вторит, что «каждый второй лотерейный билет – с выигрышем!». Но его ждёт разочарование, которое испытала куча народу. В следующем лотерейном билете будет строчка: «Без выигрыша». И уходит человек не солоно хлебавши. А рубль-то свой настоящий в результате оставил в обмен на пару ничего не стоящих фантиков-бумажек! Но, чёрт возьми, человека всё одно не покидает чувство, что может выиграть. Я и сам его не раз испытывал, но до поры. Это чувство подогревается постоянно упомянутой рекламой про какого-нибудь дядю или тетю, выигравших тысячи рублей. Их даже покажут по телевизору, который гипнотически действует на легковерных. Но невдомёк всё тому же человеку, что этих дядю или тётю сыграли какие-нибудь актеры с измененной внешностью, чтобы ненароком не узнали соседи по дому.
Розенский слушал Пивнева с интересом и не верил ему, потому что перед тем, как затеять этот разговор с ним, почитал рекламные буклеты, продаваемые в киоске «Спортлото», и искренне уверовал в то, что выиграть можно. Об этом по крайней мере было написано в одном из таких рекламных журнальчиков со ссылкой на некую теорию Бернулли. Суть заключалась в том, что с увеличением числа попыток играть (их назвали испытания) частота или возможность наступления выигрыша (нужного события) стремится к такой его вероятности, что он перестает быть событием случайным, наступает событие закономерное – выигрыш. Приводился и какой-то расчет-формула, в которой Розенский ничего не понимал. Розенский привёл свой аргумент коллеге-пессимисту.
Пивнев посмотрел на Розенского удивленно:
– Откуда ты этого набрался?
Розенский в ответ взглянул на Пивнева, как на побеждённого, и сказал, где почерпнул свои знания по предмету разговора.
– Так и знал, – рассмеялся Пивнев. – Я ведь уже упомянул про рекламу-буклет. Он такая же ловушка для всё тех же, извини, наивных и, не обижайся, малограмотных. Расчет прост – это слепая вера людей в печатное слово, которое используется как внушение. Любой же, что-то смыслящий или знакомый с математикой и теорией Якоба Бернулли, прочитав твой буклет, поймёт, что это самый обычный обман, рассчитанный на невежд. Извини, не хочу тебя обидеть. По-хорошему, на сочинителя такого рекламного проспекта следовало бы возбудить уголовное дело за мошенничество. Не возбудят, разумеется, как не возбуждают за записки, адресованные Богу, оплачиваемые деньгами, что подают верующие.
Пивнев стал разъяснять Розенскому суть теории Бернулли. Сказал, что система Бернулли – это когда производятся однотипные независимые опыты (испытания), количество которых неограниченно, в каждом из которых может появиться интересующее событие; система даёт возможность определить вероятность того, что при проведении какого-то количества испытаний, появится интересующее событие. Важнейшее условие, без которого схема Бернулли теряет смысл, – это наличие в расчете постоянной величины или величин. То есть вероятность наступления события по формуле Бернулли зависит от того, какие есть постоянные условия для его возникновения. Система Бернулли имеет практическое, прикладное значение, по ней можно рассчитать степень вероятности брака выпускаемых изделий на каком-то производстве, где в основу расчета обязательно берут исходные данные, как квалификация персонала, качество сырья, оборудование и прочее. Так, например, определяется, что при одинаковых, казалось бы, условиях работы конвейерного цикла на тысячу совершенно одинаковых автомобилей какой-то один или два менее качественный ломается чаще. В игре же возможность выигрыша в каждом испытании величина не только не постоянная, а случайная, поэтому и вероятность наступления каких-то событий, связанных с выигрышем, а тем более систематических выигрышей, равна нулю; ссылки на систему Бернулли для расчета в азартных играх, не более чем красивая фраза для неучей.
– Ты, Михаил, – подвел черту их разговору Пивнев, – прав отчасти, рассуждая, что если не будешь играть, то никогда не выиграешь. Это действительно так. Но я тебе приведу и обратное суждение: ты можешь играть всю жизнь и тоже никогда не выиграть, потратив из-за своей страсти кучу денег, потому как – да пойми же ты! – степень вероятности выигрыша сводится именно к случаю или нулю. Я много думал о том, что нам, людям, вроде как дано руководить своей жизнью. Приводится мысль о свободе воли человека, способного самому управлять судьбой. Но это очень глубокое заблуждение и доказывается жизнью. Ты можешь употребить все свои силы, способности, разум, чтобы предостеречь себя от какой-то опасности, но, что бы ты ни делал, может произойти нечто от тебя совершенно независящее, и ты станешь жертвой случая в самой непредсказуемой ситуации. Ты можешь всю жизнь не летать на самолете, чтобы так обезопасить себя от аварии, ты можешь никогда не ездить на автомобилях, чтобы не стать жертвой автомобильных аварий, и так далее. Но однажды ты можешь просто споткнуться на ровном месте, либо тебе на голову упадет сосулька, и ты погибнешь совсем не геройской смертью. Вся жизнь наша – это как лотерея; и один кто-то всю свою жизнь благодаря монотонному, скрупулезному труду и благоразумию трудится, чтобы сколотить какое-то состояние, но приходит вор или происходит пожар, и ничего не остается; другой – трутень, но волею случая выигрывает в ту же лотерею и становится богатым. В этом и суть случая. Мистики всё объясняют просто – волей Божьей.
Они расстались. Всё, что услышал Розенский от своего товарища, было для него сложно. Разумом он понимал, что, видимо, как сказал Пивнев, так и происходит, в том числе в лотерее, но очень хотелось думать обратное, что у Бернулли что-то не так, как объяснил Пивнев, и что он обязательно выиграет Большой приз, следует только получше разобраться в системе Бернулли.
После их разговора прошло немало времени. Ничего не изменилось, Розенский продолжал тратить деньги на лотерейные билеты, мучился и страдал, но всё складывалось именно так, как сказал Пивнев, – ничего не выигрывал, а до консультаций по математике с кем-нибудь еще, кроме Пивнева, он так и не дошел. Какой же было неожиданностью для Розенского, когда на одном из спортивных мероприятий он вдруг узнал, что присутствовавшая на них дама – бывшая совсем не в его вкусе, хотя и миловидная на лицо, но с короткой шеей и какая-то приземистая, отчего походку имела утиную, а главное, возраста неопределённого, его явно старше, судя по сильной седине не подкрашенных корешков волос, – была директором регионального управления «Спортлото». Он обратил внимание, что приехала и уехала она не на городском транспорте, как большинство, а на личном автомобиле, и это тоже вызывало у Розенского невольный интерес и уважение к ней, как человеку состоятельному и состоявшемуся, на фоне чего даже видимые недостатки казались не такими уж недостатками. Глядя на неё, он думал о том, что она, конечно, имеет жизненный опыт, мудрость и, наверное, не должна быть глупой, как большинство молоденьких женщин, с которыми он имел связь. Терпеть среди них он особенно не мог тех, кто постоянно напоминал, что она женщина, ей свойственны слабость и капризы, он их должен исполнять. Выяснив, что директор «Спортлото» Арумова к тому же незамужняя, Розенский уже не сомневался, что обязательно с ней должен сблизиться, чтобы узнать хотя бы какие-то премудрости, – он был уверен, что они существуют, – в игре «Спортлото», о которых не знает, но Арумова не может не знать; а как только они ближе сойдутся, то она поделится с ним.
В ближайшее время намечались торжества по случаю дня города – праздника всеми любимого, а особенно городскими чиновниками, как повода для того, чтобы получать подарки, премии и грамоты за достижения в развитии города; и они искренне радовались и гордились этими наградами, злясь и искренне не понимая разных критиков из простых граждан или оппозиционных журналистов, которые говорили и писали, что никакие это не достижения, не нужно хвалиться тем, за что получают зарплату и что входит в их прямые обязанности. Розенский на этот счёт любил приводить слышанное где-то высказывание, что «мнение сапожников может быть не выше ими изготавливаемых сапог», поэтому он и его сослуживцы, наделённые какими ни есть полномочиями, сами решали, решают и будут решать: как и кого выделить и наградить. В список городских лиц, которых по его ведомству надо было отметить, он включил Арумову. Когда его начальник спросил: почему в списке Арумова и как он объяснит председателю исполкома обоснование награждения? – Розенский словно ждал этого вопроса, в его взгляде уже не было восточно-оленьей грусти, они были нагловатые, выпученные, и он чётко, как на докладе, ответил:
– Она же директор «Спортлото»! И потом её никогда, я наводил справки, не отмечали.
Начальнику такая аргументация показалась убедительной, потому что для получения грамоты от его ведомства требовалась хоть какая-то причастность к спорту, а в названии «Спортлото» было упоминание слова «спорт».
В первое воскресенье августа праздновался День города. В пятницу было назначено по этому поводу торжественное собрание, куда приглашались все награжденные. Розенский, обзванивая по телефону тех, кто был в списке награждаемых, позвонил и Арумовой. «Здравствуйте, Анна Андреевна, – обратился он по-деловому, но тон был мягкий, располагающий. – Беспокоит Михаил Розенский из отдела культуры и спорта горисполкома». – «Да, да, Михаил Львович. Вас слушаю», – ответила она вежливо, но в голосе чувствовалась настороженность, как при встрече с незнакомым человеком. Розенский её понимал, потому что она с ним говорила первый раз, да еще по телефону; но удивился, что Арумова поняла, кто звонит, и назвала его по имени-отчеству, как если бы знала давно. Было это особенно приятно Розенскому, как чиновнику, а Розенскому, как ловеласу, приятно вдвойне, потому как лишний раз не надо было изощряться в славословии, для того чтобы расположить к себе человека. Он голосом, совсем дружелюбным, продолжил: «У меня для вас хорошее известие…» – И стал рассказывать. Наступила секундная пауза. Розенский сообразил, что она поражена услышанным и, видимо, озадачилась. Тогда он, не дожидаясь ответа, задал Арумовой вопрос: «Удивительное дело, вы меня сразу назвали по имени-отчеству, как если бы раньше знали?» – «Ах, Михаил Львович, к сожалению, мы действительно не общались… Но как не знать городское руководство!.. Огромное спасибо за оценку моей работы. Всё так неожиданно, что, честно говоря, меня сильно взволновало ваше известие, сразу и не сообразила, что сказать…» Её слова звучали и как некий комплимент, и слышалось в них желание и дальше продолжить разговор, но не слишком официальный. Ему следовало немедленно ответить, но так, чтобы возникла некоторая интрига. И Розенский сказал: «Выходит, надо чаще общаться, и не только по телефону». – «Вы правы, Михаил Львович, общение между людьми – теперь самый большой дефицит современной жизни. Нужно встречаться и общаться», – в голосе Арумовой исчезла прежняя настороженность, появились приятные бархатные нотки. Розенский, довольно улыбаясь, ответил своим, с хрипотцой, голосом уверенного в себе человека: «В таком случае, Анна Андреевна, до скорой встречи на торжественном собрании».
