Нина Грай
Во имя себя
Глава 7
7 травня 7393 г. от с. м.
г. Сужгород, дом Быстрицких
– Уля, а тебе нравятся вересинки?
– Что? – Я отвернулась от окна, около которого сидела на козетке.
– Вересинки? – Светлана взмахнула карточкой из каталога. Этот был с примерами букетов и всяческих композиций из цветов. Очень в тот год было модно украшать свадьбу растениями. – Таня говорит, что флёрдоранж краше всего, но, как по мне, есть в нём что-то от разбитых надежд, прощания.
– И ничего такого в нём нет! – Таня резко перевернула страницу. – Невестам всегда флёрдоранж в волосы вплетали. Тебя послушать, так это не свадьбы, а похороны были!
– Нет моей вины в столь тонком чувстве прекрасного, баронесса. – Графиня Зарецкая горделиво вскинулась, отчего уже наметившийся второй подбородок подтянулся, а коротковатая шея стала смотреться выгоднее. Это была её любимая поза.
– Уж простите, Ваше Сиятельство, да только Флорже ни о чём подобном не писал, а я ему больше в делах цветочных доверяю. – Таня раскраснелась, как с ней часто бывало в пылу спора, даже лёгкая рыжина в её светлых кудрях стала заметна сильнее. – Уленька, так что ты думаешь?
– Мне милее флёрдоранж. – Светлану хотелось урезонить. Уж не раз я всячески давала понять, что шутки шутками, но через слово разницу в титулах поминать вовсе не смешно. – Но вересинки – это оригинально и свежо. Мария, а ты как считаешь?
Графиня Утомская, устроившаяся в специально поставленном к камину четвёртом кресле, оторвалась от образцов кружева и обвела нас рассеянным взглядом. Те образцы она не выпускала из рук с начала вечера. Из-за особого разреза глаз Мария всегда смотрелась то ли печальною, то ли усталою.
– Вы о цветах? Что толку спорить, Марфа Георгиевна наверняка уже всё заказала?
– Нет, но матушка крайне рекомендовала жасмин.
Потому что цветок этот летний, но и к фамильным чесменским кружевам, что напоминают морозные узоры, подходит.
– Так что ж ты молчишь! – Таня всплеснула руками. – Жасмин! И правда может интересно выйти.
Наверное, это был первый на свете девичник с такой рассеянной невестой. Я планировала его и приглашала подруг, желая начала этой немного пустой, но такой весёлой предсвадебной суеты. Мне хотелось листать каталоги и рассуждать о множестве важных вопросов. Какие будут цветы на платье? Каким кружевом украсить салфетки для гостей и какой крем предпочтительнее для свадебного торта? Ещё зимой во время семейного визита к Лесковым мы с Таней спорили, может ли свадебное платье быть не белым. Очень уж хотелось ей пойти к алтарю в красном – цвете аиста, под знаком которого она родилась. Думалось на своём девичнике тоже в шутку помечтать о жёлтом платье, чтобы правильные Светлана с Марией возмутились и начали меня переубеждать.
Теперь же всё отравляли мысли о ярине Таниче и его одержимости.
– Уверена, Её Сиятельство организует великолепное торжество. У неё просто изумительный вкус! – Светлана изящным движением взяла со столика фарфоровую чашечку. – Но это всё лишь суета. Уля, что между вами со Стефаном? Каким ты его находишь?
– Он вежливый и обходительный, почтителен к старшим…
«И несколько безвольный, но этого вам знать не нужно».
От таких мыслей стало неловко, и я поспешила закончить всё общими словами. Хотелось поделиться с подругами, каким бывает Марк Прохорович, и тем, каким становится Стефан рядом с ним, но нам в любом случае жить одной семьёй. То, что мной сказано будет, и через десять лет в обществе отзовётся.
– Думаю, – улыбнулась почти искренне, – мы поладим. Мне показалось, что я могу рассчитывать на уважительное отношение, а этого вполне довольно.
– Да, боюсь, сердце Стефана уже занято. – Светлана вздохнула и отпила немного чая, выдерживая паузу и приглашая остальных задать парочку вопросов.
Таня фыркнула и возвела очи горе – её жутко раздражала любовь Светланы к такой театральщине.
– И кому же отдано его сердце? – Мария, не поднимая глаз, перевернула пару листов каталога.
– Не знаю, будет ли уместно… – Светлана выразительно посмотрела на меня.
Наверное, нужно было прекратить этот разговор, только о подобной истории матушка не рассказывала. Любопытство – главный мой порок! К тому же в груди вдруг потяжелело, но разве прежде была надежда на любовь? Какая глупость.
– Мне тоже интересно. Хотелось бы больше узнать про своего жениха. – Я улыбнулась.
– Тогда не могу вам отказать! – Светлана поставила чашечку обратно и благовоспитанно сложила руки на коленках. – У родителей моей маменьки в Горьковском уезде есть имение Каменка. А соседствует оно с Малинками – имением Паньковых. – Она уставилась на меня, словно чего-то ожидая.
– Это девичья фамилия матушки Стефана. – Перед глазами стоял рисунок семейного древа Врековых, которое пришлось заучивать на днях. В нём и правда нашлось достаточно прервавшихся девичьих жизней, что не давало забыть о речах ярина Танича на балу.
Не с этим ли имением рядом нашли ту крестьянку, о которой матушка рассказывала?
– Так и есть! В Малинках живут старшие Паньковы – родители маменьки Стефана. И постоянно гостит кто-то ещё, очень уж они гостеприимны к своим родственникам. Стефан тоже частенько к ним приезжал раньше, даже жил как-то целый год, кажется. Так вот, с другой стороны с нашим имением соседствует имение Любницо. И живёт там баронский род Осянских. Вот в Наташеньку Осянскую Стефан и был влюблён! И сейчас наверняка про неё не забыл.
– С чего ты это взяла? – Я чуть подтянула тонкие кружевные перчатки.
– Ты что, там такая любовь была!
– И сколько лет им тогда было? – Мария всё-таки взглянула на сплетницу. – Баронесса Осянская уж пару лет, как в Булакию отбыла.
– В Булакию? – Таня даже перестала притворяться, что ей это всё вовсе не интересно. – Это же за ней тогда целое посольство приезжало?
Булакия. Посольство. Вспоминалось что-то совершенно обрывочное. И правда, в одно лето прибыла в Сужгород делегация от соседей. После того события ещё полгода в моде было всё булацкое. Дамы даже сменили домашние платья на вышитые халаты. Но вот Осянских…
– Не могу припомнить. Булакцев помню, а зачем приезжали – нет. – Я растерянно обвела взглядом подруг.
– Да и неудивительно, уж года четыре прошло. – Светлана пожала плечами. – Не перебивайте меня! Стефану тогда было лет тринадцать, а Наташеньке четырнадцатый шёл. Осянские не из богатых, но на все детские балы приглашения принимали. Может, надеялись, что Наташа подружится с кем: в жизни всё пригодится. Вот там они вроде бы и встретились.
История оказалась весьма проста. Тихий и необщительный Стефан сдружился с такой же тихой Натальей. Не очень красивая, но миловидная девушка была исключительно воспитана и учтива со всеми. Возможно, эта учтивость и не позволяла ей оставлять нелюдимого паренька совсем уж в одиночестве.
На всех мероприятиях они были вдвоём. Стефан следовал за Натальей всюду и даже присоединялся к другим компаниям, хотя обычно людей избегал. Они встречались не только на балах, но и на пикниках, верховых прогулках. Всё было прилично. Наедине пара оставалась редко, да и возраст их несколько извинял.
– Стефан бегал за ней как хвостик! Не думаю, что Наташа была в него влюблена, но и не избегала. А где-то через год – ей тогда уже пятнадцать было – Осянским пришло письмо из Храма. Оказалось, что её суженый живёт в Булакии, да ещё и из ханов. – Светлана прервалась, чтобы глотнуть ещё чаю, а я отвернулась к окну.
Жених из другой страны. Да ещё столь отличной в своих традициях. Матушка всегда боялась такой судьбы для меня и сестёр и даже в тот год повального увлечения всем булацким не поддалась моде.
– Вот они и приехали забрать её, – Светлана продолжала не менее живо, но уже с некоторой жалостью в голосе, – как по их обычаю заведено. Через месяц после той вести.
Матушка рассказывала, что в Булакии в семью жениха девицу забирают сразу, как их святые отцы предназначение обнаружат.
– Повезло баронессе. – Мария выпустила наконец каталог из рук и теперь смотрела на Светлану с лёгкой ухмылкой. – Из старых платьев в шёлковые халаты хатуни́.
– И в золотую клетку к стайке безродных наложниц. – Таня схватила пару маленьких пряничков. В моменты волнения ей всегда требовалось что-то съесть.
– Ну и ладно, я бы не отказалась.
Светлана посмотрела на Марию широко открытыми глазами, Таня – немного презрительно, да и я не смогла удержать лицо. Мне и правда казался лишним весь этот романтический флёр вокруг суженых и прочего, но жить с наложницами – это как-то слишком. Не похоже, чтобы Марию смутила такая реакция, но стало неловко.
Я отвела взгляд и медленно огладила складки юбки.
– И как отреагировал Стефан?
– Что? – Светлана посмотрела недоумённо. – Стефан? А! Он переживал. Когда про помолвку стало известно, ходил мрачнее прежнего. Как Наташу увозили, он не видел, его тогда в Малинках оставили. Я после в Каменку уже почти не ездила, но слышала, что Стефан стал вовсе нелюдим. А иногда видели его в тех местах, где они с Наташей гулять любили. Вроде бы как сидел он там в одиночестве, не иначе как баронессу вспоминал.
Я представила Стефана, скажем, на камне у ручья. Печальным. С увядшим полевым цветком в руке. Должно быть, он очень тосковал, Наталья ведь не просто вышла замуж, а уехала в другую страну. Так грустно.
– Так глупо.
– Мария! – Светлана опередила меня лишь на миг. – Разве можно так говорить! Это же такая любовь.
– Ненужная? – сейчас Мария казалась какой-то снулой рыбой. – Они не смогли бы быть вместе. Я не знаю ни одной семьи, где супруги любили бы друг друга с детства.
– В тебе нет ни капли романтики!
– А я, пожалуй, соглашусь с Марией. – Таня решительно сложила руки на груди. – Будь это романчик для мещанок, герою стоило бы бороться за свои чувства, но мы ведь дворяне! Стефан должен был забыть о Наталье, как только всё понял про любовь. Такие встречи – это и правда было неразумно.
– И всё же его жаль. – Все взгляды обратились ко мне, и я в некотором смущении снова уставилась в окно. – Ему ведь даже не с кем было поделиться. Вы не знаете, у Стефана очень строгий отец. А матушка… Вряд ли он мог бы беседовать об этом с ней.
А я ведь тоже не могла сейчас ни с кем поделиться своими тревогами, хоть отношения у нас в семье не в пример теплее. Была уверена, спишут всё на девичью мнительность.
– И ты не боишься соперничества? – Судя по глазам Светланы, вскоре это будут обсуждать в каждом доме.
– С кем?
– С Наташей, конечно же!
– Наталья в Булакии, а у меня есть более насущные проблемы.
Через несколько минут эта тема была забыта, так же как и все предыдущие. Таню привлекли каталоги тканей и кружева для свадебного платья. Все принялись прикалывать образцы один к другому, чтобы убедиться, хорошо ли смотрится, и меня это неожиданно увлекло. В конце концов второпях я уколола булавкой палец до крови. Чтобы её остановить, хватило приложить платок, но всё же с этим развлечением было решено закончить.
Подруги вновь заспорили о чём-то девичьем, а я, извинившись, вышла в соседнюю голубую гостиную. Здесь удачно никого не было. В ходе бурных бесед мне до сих пор иногда нужно вот так сбежать от всех в тишину и просто посидеть, прикрыв глаза, или, как тогда, посмотреть в окно. Во внутреннем дворике суетилась прислуга, а в голове теснились мысли о женихе. Как много пришлось ему пережить. Весьма строгий отец, безвольная матушка, жизнь вдали от семьи и несчастная любовь. Мне не довелось испытать подобного, но уж который месяц я видела, как переживает из-за своих чувств Соня. Встречи Стефана с Натальей Осянской и правда были большой глупостью, но, если уж это случилось, сложно было его не жалеть. Не удивительно, что он так резко отзывался о женщинах на балу.
Да ещё и тот скандал со смертью крестьянки и сплетни вокруг случившегося. Наверняка Стефана это тоже задевало. Не знаю, как пережила бы, случись подобное с моей семьёй.
А ярин Танич всё не успокоится.
Тихий вздох вырвался сам собой.
Как хорошо было бы просто повеселиться с подругами. Обсудить фасоны платьев и какие пригласительные нынче в моде. Как хорошо было бы ничего подобного не знать.
Глава 8
11 травня 7393 г. от с. м.
г. Сужгород, дом Быстрицких
В тот день в нашем парке при городском доме было просто невероятно хорошо. Я никак не могла надышаться, напиться красками, запахами. На улице заметно потеплело, и цветы распустились как-то все и разом. Мне удалось сбежать из дома после завтрака. Матушка вновь начала говорить о праздничных хлопотах, о приданом и прочем, прочем. Думать о салфетках и простынях не хотелось совершенно. Частью по причине просто чудесной погоды за окном, частью потому, что за мыслями о приданом следовали мысли о свадьбе, Стефане, бароне.
Особняк наш строился ещё в старые времена, а потому располагался недалеко от набережной, имел высокие кованые ворота с гербом и небольшой сквер перед парадным входом. За вытянутым же вдоль улицы зданием скрывался домашний парк с каштанами и всё теми же любимыми матушкой каменными горками-клумбами. Здесь всё росло вольно и без заметного надзора. К тому же в том году батюшка озаботился подведением водопровода, и теперь, кроме фонтанчика с водой для хозяйственных нужд на заднем дворе, в парке имелся небольшой пруд в окружении пары ив. В него даже выпустили красивых рыб и посадили кувшинки.
Тут и нашлось мне убежище. Сидя на ещё не окрашенной после зимы скамье, я смотрела на воду с пока ещё редкими пятнами листьев и вольно бегающими по поверхности водомерками. Лёгкий всплеск, и одну из букашек проглотила рыба. Пробежавшие по спине мурашки заставили сильнее укутаться в тонкую шаль.
Сказка разрушилась. В той букашке мне виделась я сама.
В последнее время родной дом казался каким-то незнакомым и даже опасным. Ещё более опасным потому, что больше никто ничего особенного не замечал. А у меня пропал тот платочек, которым промакивала кровь с уколотого пальца. И новые туфельки, которые натёрли ногу и были отданы горничной размять. Точнее, пропала только та туфелька, которая растёрла кожу опять же до крови. Поленька божилась, что не брала, но её никто и не думал подозревать. И бинт, которым перевязали ту ранку. Я сняла его перед сном, потому что спадал с ноги, оставила на столике у кровати. Утром его не было. Поленька, опять же с её слов, не убирала, а у других и повода зайти в мою спальню не имелось.
Матушка в этих пропажах увидала лишь безалаберность слуг и грозилась выгнать виновников. Платочка, положим, жалко было не особо, но туфелька была совершенно новой.
Я подняла с земли листик и бросила в воду. Крохотная лодочка поплыла к середине прудика, влекомая невидимыми течениями.
Но самое страшное – всё время закрадывалась мысль, что все пропавшие вещи украли. С чего-то из всех слов Макара Дмитриевича запомнилась только та фраза: «Всему виной одержимость или ритуал». Даже сама мысль об этом звучала глупо. Да-да, конечно же, всё это понадобилось кому-то для ритуала! Только не думать об этом не выходило. Я сама себе напоминала излишне мнительных обморочных барышень, от чего брала злость.
Проклятый ярин Танич! После его слов мне мерещиться начало! А впрочем…
Я подобрала какой-то камушек и со всей силы кинула его в самый центр пруда. Встала, отряхнула руки, оправила юбки и решительно направилась к дому.
Всё началось с разговора с ярином на балу. Что ж! Пускай он тогда этим всем и занимается, нечего мне одной бояться и голову ломать!
Оказавшись в своих комнатах, коснулась лепестка василька из золота с сапфиром, приколотого к манжете домашнего платья, посылая в камень немного своей энергии.
Оставалось ждать.
Парные артефакты в виде лепестков цветов батюшка как-то преподнёс всем дамам в доме на Новолетие[24]. Вторая брошка из моей пары была у Поленьки. Сейчас она должна была засветиться, показывая, что мне очень нужна помощь.
К сожалению, мгновенно перемещать артефакт не умел.
В ожидании я постаралась принять свободную позу в креслах у окна и продолжила тереть лепесток безо всякого смысла. На миг захотелось воспользоваться своим даром, и тут же стало тревожно. Нет, нельзя. Совершенно нельзя. Фокус с хлопком был открыт мной случайно сразу после проявления ведовских сил. Нужно было призвать свой дар, представить желаемого человека, ухватить одну из ниточек энергий, выходящих из живота, скатать в узелок и хлопнуть, поместив его между ладоней. Тогда в голове у того человека возникал высокий звук, а после начиналась сильнейшая головная боль. Я назвала это «зовом» и поначалу пыталась так дозваться близких, но матушка самым серьёзным образом запретила повторять что-то подобное и, упаси Ваятель, пробовать новое.
На занятиях Серафим Вячеславович объяснял нам с Соней многое про дар, но всё же лишь основы: истинно благородной девице ни к чему учиться ведовству. Это больно и возможно только после восемнадцатилетия и неизбежного замужества, а у семейной женщины и так достаточно дел. Работать же с даром без обучения было опасно. Допускалось лишь упражняться в его контроле.
Наконец-то в дверь приёмной постучались. Дождавшись разрешения, горничная вошла в комнату.
– Поля, у меня есть некоторое поручение для тебя. Мне нужно, чтобы ты нашла способ передать одному человеку эту записку.
– Разумеется, барышня. Я могу передать её с посыльным Марфы Георгиевны.
– Мне бы не хотелось, чтобы кто-то ещё о ней знал. – Я старалась сохранить невозмутимость, но то и дело отводила взгляд.
– Это поклоннику, что ли? – Поленька удивлённо распахнула глаза.
– Нет! Откуда… Откуда ты это взяла?
Едва удерживаемая маска невозмутимости слетела вовсе.
– Ваше Сиятельство, как же так!
– Я… – Уже начала подбирать себе достойное оправдание, но остановилась, выдохнула. Не мне оправдываться перед прислугой. – Поля, меня не интересует твоё мнение.
– Простите, Ваше Сиятельство. – Поленька присела в книксене.
– Встань. Надеюсь, мне не придётся одёргивать тебя вновь. Мне нужно, чтобы ты передала мою записку… Мужчине. И чтобы об этом никто не узнал. Я не знаю, где он живёт, но знаю, где его можно встретить в городе. Это написано на конверте. Ты сможешь выполнить моё поручение?
– Да, Ваше Сиятельство. – Только сейчас Поля решилась поднять глаза. – Я передам её с моим братом.
– Повторюсь, об этом никто не должен узнать.
– Поверьте, он никому не расскажет! Ваятелем клянусь!
Брат может быть любопытен. Но и правда не с посыльным же передавать.
– Возьми. – Я достала из одного из ящичков приготовленную записку в конверте и подала её Поленьке. – Это действительно очень важно для меня. И, надеюсь, ты понимаешь всю деликатность ситуации.
– Всё понимаю, Ваше Сиятельство. Вы можете мне доверять. – Горничная смотрела прямо, ни на миг не отводя взгляда.
– Тогда иди, ничего больше мне пока не нужно.
Очередной книксен, и Поля вышла из комнаты, а у меня наконец-то получилось расслабленно выдохнуть. Кажется, горничная удивилась, увидев адрес на конверте? Впрочем, вряд ли она ожидала, что интересующий юную барышню мужчина может находиться в полицейской управе.
* * *
12 травня 7393 г. от с. м.
пригород Сужгорода
Придумать всё так, чтобы на прогулку меня отпустили с одним старым Прохором в роли грума[25], было не слишком сложно. У него я с двенадцати лет училась конной езде, и теперь в седле держалась совершенно непринуждённо, даже брала невысокие барьеры в манеже в Горлицах. Прохор легко разрешал мне проехаться шагом в одиночестве по полю близ Берёзового мара, тем более что поля эти к северу от Сужгорода были изъезжены нами так же хорошо, как окрестности имения. Сам оставался у дороги, лишь приглядывая издалека.
Любимый мой буланый жеребец Яктылык нынче так обрадовался прогулке, что никак не хотел стоять на одном месте, всё желал пойти рысью. Я в очередной раз его осадила и, пытаясь успокоить, потрепала гриву. Тот лишь недовольно фыркнул и наклонился к траве. Теперь казалось, что цветущее по весеннему времени разнотравье интересует его больше собственной хозяйки. Вредина!
Прогулка затягивалась. Степь была хороша – на небе ни облачка, травы стелются, рощица вблизи легонько рябит дрожащими от ветра листиками. И никого! Вздохнула уже раз в пятый за последний час.
Может, не смог приехать?
Поленька клялась, что всё передала.
Подобрав поводья, легонько стукнула Яка хлыстом по боку, заставляя оторваться от сочной травки, и направила его ближе к роще.
– Было бы странно ожидать иного от того, кто оговаривает достойное семейство. Да, мой хороший?
Жеребец фыркнул и тряхнул головой из стороны в сторону.
– В любом случае мне нужна помощь, а он всё же благородный человек. Но дольше пяти минут я более ждать не намерена.
Як только фыркнул и продолжил щипать траву.
Я вновь обвела взглядом степь.
Привиделось?
Чуть приподнялась в седле: из-за дальнего края рощи показалась движущаяся точка. Точно всадник, но тот ли? Дёрнула поводья, отвлекая Яка, но буланый даже ухом не повёл. Потянув повод сильнее, подобрала его и развернула коня в сторону скачущего всадника.
– Проедем навстречу. Или не стоит, вдруг кто-то чужой?
И опять потянулась погладить лошадиную шею. Ощущение мягкой короткой шерсти, тепла под рукой успокаивало.
Всё-таки это был ярин.
Руки сами собой потянулись поправить складки на светло-голубой хлопковой юбке амазонки, проверить шляпку, застегнуть верхнюю пуговку жилета в тон, одёрнуть рукава белой сорочки.
В седле Макар Дмитриевич держался весьма уверенно. Судя по всему, хромота ему не мешала.
– Добрый день, Ваше Сиятельство! – Ярин коснулся двумя пальцами козырька форменной фуражки в приветствии. Мышастая кобылка типичных булацких статей никак не могла успокоиться, и ярин повёл её шагом вокруг моего жеребца. Не слишком длинноногая, но должна быть весьма выносливой. И очень ухоженная.
Батюшка всегда учил: по лошади можно многое сказать о её хозяине.
– Прошу прощения за задержку, вырвался к Вам, как только смог.
– Благодарю, что откликнулись. – Я постаралась вложить в голос достаточно холода. Да, ярин спешил, это понятно хотя бы по пыли на чёрном кафтане и синих шароварах, однако опоздание на час оправдать было сложно.
– Вы просили о помощи, я не мог не явиться.
Достойные слова.
Блеснуло, привлекая внимание, серебряное шитьё на погонах – три звезды на светлом фоне. Значит, Его Благородие – участковый пристав. Не так уж мало для такого молодого человека.
– Радостно знать, что на Вас можно положиться.
Ярин Танич вежливо молчал, а я вдруг поняла, что слова как-то не складываются.
– Дело в Ваших словах об опасности, связанной с семьёй Врековых. В нашем доме начали случаться странности. У меня пропали некоторые вещи.
И как продолжить? Если начать рассказывать про потерянные платки, то звучать это будет презабавно. Макар Дмитриевич мне про убийства рассказывал, а тут платки да туфля.
– Вы считаете, что эти пропажи могут нести угрозу для Вас? – Ярин подобрался будто охотничий пёс.
– Да. То есть нет! Макар Дмитриевич, я всё ещё уверена, что Ваши подозрения по поводу рода Врековых беспочвенны. – Эти слова Таничу не понравились, он нахмурился и недовольно поджал губы. – Однако у меня пропали несколько вещей. Пара платков, туфелька. Возможно, у Вас получится мне помочь.
Я старалась говорить как можно твёрже и ещё сильнее выпрямилась в седле. В конце концов, перед ним кровная дворянка из древнего и уважаемого рода! Весьма некстати ветер принялся играться с вуалью на шляпке, пришлось её поправить, а после ещё раз.
– При всём уважении, Ваше Сиятельство, думаю, что с недостойным поведением слуг может разобраться Ваша матушка или Пётр Афанасьевич. – Ярин смотрел несколько удивлённо, но больше со скукой. – Полагаю, они будут рады, если я не предам эти факты огласке.
– Со слугами уже говорили, и могу Вас заверить, они здесь вовсе ни при чём. Во всяком случае, ни у кого из них не нашли нужных предметов. Да и после батюшкиных допросов, – я повела плечами, вспоминая, каким может быть отец в гневе, – мало кто способен что-то утаить. Вы согласитесь мне помочь? Возможно, у Вас есть какие-то мысли?
Ярин Танич немного помолчал, вздохнул и вдруг как-то весь осел в седле. Отёр ладонью лицо, и стало заметно, что Макар Дмитриевич устал и от жары этой, и от скачки, и, верно, от непростой его работы.
– Ульяна Петровна. – Тёмные глаза смотрели с почти что вселенской грустью. – Чего Вы ждали от нашей встречи? Позвольте, помогу. Вы, верно, хотели, чтобы я Вас успокоил? Чтобы приехал и сказал Вам, что все слова на балу – лишь моя выдумка и неудачная шутка, а замужем за молодым бароном Вас ждёт исключительно счастье и благолепие. Что ж, я не могу этого сделать.
– Да как Вы… – Было очень непросто сохранить выдержанный тон. – Мне всё рассказали. Дело было громкое, и Особый отдел расследовал всё с обычным тщанием.
Ярин как-то странно усмехнулся после этих слов.
– Все девушки своею смертью умерли. Такое совпадение. И не Вам обвинять меня в малодушии.
Голос дрогнул. Лишь сказав это, я, к своему удивлению, неожиданно почувствовала, что ярин прав. Почти до слёз хотелось быть успокоенной. Но упорно продолжила говорить.
– Вы дворянин, и всё же, боюсь, понимание некоторых особенностей жизни кровных дворян Вам недоступно. Вы не можете знать ничего о моих нынешних переживаниях! И уж если решили отказать в помощи, то не стоит оправдывать себя таким образом.
Сомнений более не осталось. Теперь я смотрела на Макара Дмитриевича прямо безо всякой робости. В конце концов ярин моргнул и остановил эту странную дуэль.
– Прошу прощения, Ваше Сиятельство. Часть моих слов была неуместна. Однако от мнения касательно семейства Врековых я не откажусь.
Кивнула, принимая извинения. От напряжения дышалось мелко и часто, но я заметила это только в тот момент.
Глубоко вздохнула.
– На всех пропавших вещах была моя кровь.
Ярин нахмурился. Наверняка сейчас спросит, почему не упомянула этого сразу. Я уже была готова ответить на совершенно справедливый, надо сказать, упрёк, но Макар Дмитриевич промолчал. Лишь слегка поджал губы.
– Думаете, в этом замешан барон? – В голосе ярина не слышалось ни капли укора.
– Я не знаю.
И вновь пауза. И вновь её прервал Макар Дмитриевич.
– Я не буду Вас сейчас переубеждать, Ульяна Петровна. Вы опять не поверите, что бы я ни говорил. Но Вы ведь сталкивались с Врековыми лично, видели отношения в их семье.
Тут же вспомнился ужин в день смотрин. Как не смела поднять глаз незаметная Татьяна Адамовна и как смотрел барон Вреков на Соню.
– Ульяна Петровна. – Ярин глядел мягко и даже как-то сочувствующе. – Вы точно хотите стать частью этой семьи?
Выскользнувшая из-под шляпки прядка волос тут же была подхвачена ветром, не упустившим возможности бросить её мне в лицо. Я поправила причёску и улыбнулась.
– Вы предлагаете мне сбежать со свадьбы? Похоже, Вы вовсе ничего не знаете о кровных дворянах. Либо, Ваше Благородие, сами желаете мне смерти.
Последние слова прозвучали весомо и будто камнем упали в наступившей тишине. Я даже смутилась – слишком серьёзно получилось. Но тут же завели свою песню сверчки, мазнул по лицу ветер, принеся запах нагретых солнцем трав. А во взгляде ярина мелькнула жалость, конечно же, «не замеченная» мною. Это было лишним. Если Ваятель дал такие судьбу, дар и обязательства, значит, они по силам. Жалеть же нужно того, кто берёт на себя больше положенного или отказывается от своего.
– Ни в коем случае, Ульяна Петровна. Ни Вам, ни другой невинной девице. Но Ваши особенности не принуждают Вас жить в одном доме с его отцом.
– Я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду. Да и как же сам Стефан Маркович? Его Вы не подозреваете?
– На момент первого преступления он был слишком юн. Полагаю, Ваш жених невиновен в смертях девушек. Во всяком случае, вероятность этого весьма мала. Хотя на него, безусловно, оказало влияние воспитание барона.
Ярин посмотрел на часы и нахмурился. Вновь вернулся взглядом ко мне.
– Вы могли бы помочь мне найти доказательства вины Марка Прохоровича. В любом случае. – Макар Дмитриевич, явно торопясь, достал из форменного планшета, висевшего на тонком ремешке через плечо, листы бумаги. – Возьмите. Если будет нужда, отправьте мне журавлика. Вы знаете, как это делается?
Я кивнула. Такими, похожими на гербовые, с тонкими узорами по краям и непременным осколочком какого-то камня в уголке, пользовался батюшка по служебным нуждам. Они – тоже артефакты. Свёрнутый из листа журавлик всегда долетит до того, кто носит связанный с ним камень в перстне.
– Спасибо, что приехали, Макар Дмитриевич.
– Отзываться на просьбы о помощи – моя работа. – Ярин коснулся козырька пальцами и слегка поклонился. – Доброго дня, Ульяна Петровна.
– Доброго Вам дня, Ваше Благородие. – Я также вежливо кивнула.
Ярин первым развернул лошадь и сначала шагом, а после рысью направился в ту сторону, откуда приехал. Нам же с Яком пора было возвращаться на дорогу. Под ярким солнцем, в аромате разнотравья, покачиваясь в такт движению коня, я почувствовала такую усталость, какой никогда до этого не испытывала. Глубоко вздохнула. Все эти метания, ярин Танич и странные пропажи. Всё это требовало невероятных душевных сил.
Домой вернулась уже в сумерках.
После ужина мы с сестрою собрались в моей комнате. Мы любили так проводить время вместе перед сном. Лёжа на постели в какой-то из наших спален, читали, вели бесконечные разговоры, рукодельничали или ещё что. Но этим вечером посиделки как-то не задались.
– Да что с тобою сегодня? – Соня отбросила книгу.
Я лишь сделала ещё более сосредоточенный вид.
– Это просто история! Сказка, если хочешь так думать!
– Ты вот этих сказок начитаешься, а потом плачешь да про любовь меня спрашиваешь. – Всё же не смогла промолчать. – Лучше б вот это всё бросила. Твои истории как с одной писаны. Сбежала из дома, с кровным, если простая, или наоборот. Обвенчалась, родила с благословения Ваятеля, да и зажили они счастливо. Разве ж это правда? Померла бы она или дитя, а то и оба!
Мы сидели на кровати друг против друга. Соня сделалась бледна, будто больная, но я более и не думала сдерживаться. В груди жгло от гнева. Понятно какие мысли у сестры в голове, коли романы все о побеге из отчего дома. Конечно, Сонина любовь точно из кровных была, на меньшее эта гордячка не посмотрела бы, а значит, никакой смертью не закончилось бы, но не лишнее и припугнуть. Да и истории её любимые меня и правда злили. Ведь, как известно, в союзе простого человека с одарённым при беременности сила или ребёнка убивала, если отец не был ведуном, или и дитя, и мать вместе с ним, если та бездарной была. Не говоря уже о том, что в таких парах и кровные без суженых умерли бы. Только в книгах всё решала милость Ваятеля, который, дескать, именно этих влюблённых изволил осчастливить и чудо сотворить!