Нина Лаптева
Случай в дождь
Глава 1. Мокрые кроссовки и его зонт
Дождь лил не переставая, превращая московские улицы в сплошной мокрый хаос, где каждый шаг становился испытанием. Алина стояла под узким металлическим козырьком автобусной остановки на Большой Никитской, глядя на свои промокшие белые кроссовки с тоской и лёгкой злостью. Вода просочилась сквозь тонкую ткань, холод кусал пальцы ног, словно мелкие иголки, и она мысленно ругала себя за то, что утром, глядя на серое небо, выбрала их вместо старых, но надёжных непромокаемых ботинок, которые пылились в шкафу. День был паршивым с самого начала, как будто кто-то наверху решил вылить на неё все свои запасы неудач. Презентация нового рекламного проекта в офисе провалилась с оглушительным треском – клиент, толстый мужик в дорогом костюме с пятнами пота под мышками, разнёс её идеи за пять минут, назвав их «сырыми, банальными и недостойными его бренда». Его голос, резкий и надменный, до сих пор звенел у неё в ушах: «Это что, лучшее, что вы можете предложить?» А шеф, вместо того чтобы вступиться за неё, как она втайне надеялась, устроил публичный разнос перед всей командой, тыча пальцем в её слайды на экране и повторяя: «Это несерьёзно, Алина, ты нас подвела, я ждал от тебя большего». Её лицо горело от стыда, щёки пылали, коллеги отводили глаза, кто-то даже кашлянул, чтобы скрыть неловкость, а она сидела, сжимая ручку в руке так сильно, что та чуть не треснула пополам. Телефон сел ещё в обед, оставив её без связи, без музыки, без шанса отвлечься от этого кошмара хотя бы на минуту. Она чувствовала себя выжатой, как тряпка, которую забыли отжать и бросили в углу, никому не нужная и бесполезная.
До метро было пять минут быстрым шагом, но ливень не оставлял ни единого шанса остаться сухой. Алина поправила капюшон своей серой куртки, натянув его на лоб, вдохнула сырой воздух, пропитанный запахом мокрого асфальта, выхлопных газов и какой-то городской тоски, и решилась: будь что будет. Она шагнула под дождь, ощущая, как ледяные капли хлещут по лицу, словно пощёчины, стекают за шиворот, пробираются под тонкую ткань кофты, а сумка с ноутбуком, тяжёлая и неудобная, тянет плечо вниз, как груз, который она тащит из последних сил. Улица превратилась в полосу препятствий: глубокие лужи, от которых невозможно увернуться, машины, проносящиеся мимо с шипением шин и брызгающие грязной водой, прохожие с зонтами, тыкающие острыми спицами в воздух, заставляя её лавировать между ними, как в каком-то нелепом танце. Она ускорила шаг, чувствуя, как промокают джинсы, как холод ползёт вверх по ногам, обнимая её ледяными пальцами, но на перекрёстке нога соскользнула с мокрого асфальта, блестящего от воды, как зеркало. Алина налетела на кого-то с глухим звуком удара, чуть не упала сама, ухватившись за рукав своей куртки, и услышала мужской голос, полный досады и лёгкого раздражения:
– Чёрт, объектив!
Она подняла глаза, стряхивая воду с ресниц, и попыталась разглядеть, кого сбила с ног. Перед ней стоял парень в тёмной куртке, с растрёпанными мокрыми волосами, прилипшими ко лбу от дождя, капли стекали по его вискам. Он прижимал фотоаппарат к груди, словно это была самая ценная вещь в мире, укрывая его от воды под старым, потрёпанным зонтом с погнутыми спицами, через который уже просачивались тонкие струйки. Его лицо было напряжённым, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, но глаза – тёплые, почти карие, с золотистыми искрами, отражёнными от света ближайшего фонаря, смотрели на неё с каким-то странным любопытством. Он потирал ботинок свободной рукой, будто проверяя, цел ли он после её «атаки».
– Простите, я не хотела! – выпалила Алина, её голос дрожал от холода, неловкости и остатков злости на этот день.
– Ты мне ногу оттоптала, – сказал он, морщась, но тут же уголки его губ дрогнули в неожиданной улыбке, смягчая резкость слов. – И кадр испортила. Ловила эту лужу с отражением фонарей – идеальный был момент, знаешь, такой, где свет дрожит, как живой, а теперь там только твои кроссовки в главной роли, портят всю композицию.
Алина фыркнула, скрестив руки на груди, чтобы согреться и скрыть дрожь в пальцах. Ей было не до шуток – день и так развалился на куски, как карточный домик под порывом ветра, а теперь ещё этот фотограф со своими претензиями и дурацким зонтом, который едва держался. Но его голос, лёгкий и чуть насмешливый, с тёплыми нотками, которые пробивались сквозь шум дождя, почему-то смягчил её злость, как будто кто-то протянул ей горячую чашку чая в холодный день, когда она меньше всего этого ждала.
– Прости, что не вписалась в твой шедевр, – ответила она с сарказмом, стряхивая капли с лица и глядя на него исподлобья. – Может, в следующий раз повесишь табличку «Не наступать, гений за работой», чтобы я знала, куда не лезть со своими кроссовками?
Он рассмеялся – коротко, но так искренне, что этот звук пробился сквозь гул дождя, шум машин и её собственное раздражение, как солнечный луч сквозь тучи. Алина замерла, сама не понимая, почему её настроение вдруг дрогнуло, как будто кто-то щёлкнул выключателем внутри неё, включив свет в тёмной комнате. Она посмотрела на него внимательнее: куртка промокла на плечах, капли стекали по рукавам, зонт в его руках выглядел так, будто пережил не один шторм и готов был вот-вот развалиться, а фотоаппарат он всё ещё прижимал к себе, словно это была самая ценная вещь в мире, его талисман. Его волосы, тёмные и слегка вьющиеся на концах, блестели от воды, а улыбка, хоть и лёгкая, делала его лицо живым, почти мальчишеским, несмотря на лёгкую щетину на подбородке.
– Ладно, прощаю, – сказал он, прищурившись и глядя на неё с лёгким любопытством, как будто пытался разглядеть что-то за её колючим тоном. – Но давай спрячемся, пока ты не утонула окончательно. Или не решила ещё кого-нибудь сбить с ног – у тебя явно талант к этому, может, стоит развивать.
Он кивнул на кофейню через дорогу – маленькое заведение с запотевшими окнами и вывеской «Brew&Bliss», светившейся мягким жёлтым светом, как маяк в этом мокром хаосе улиц. Алина хотела отказаться – она не привыкла принимать помощь от незнакомцев, да и настроение было не для болтовни после всего, что случилось в этот день. Ей хотелось домой, в свою маленькую квартиру на окраине, где можно было бы завернуться в плед, включить какой-нибудь старый сериал и забыть этот кошмар, как страшный сон, который растворится к утру. Но он уже шагнул вперёд, подняв зонт так, чтобы укрыть её тоже. Зонт был тесным, с дырой в одном месте, через которую капли падали ей на плечо, и их руки почти соприкасались под этим хлипким укрытием, которое едва спасало от дождя. От него пахло мокрой тканью и чем-то ещё – кофе, табаком, а может, просто его одеколоном с лёгкой древесной ноткой, она не разобрала. Алина замешкалась, посмотрела на свои промокшие кроссовки, на лужи, которые ждали её впереди, и всё-таки пошла следом, чувствуя, как холод в ногах отступает под этим странным, но неожиданно уютным зонтом.
Они добежали до кофейни, дверь звякнула колокольчиком, и тёплый воздух окутал её, как мягкое одеяло, снимая часть напряжения с плеч. Внутри пахло корицей, свежесваренным эспрессо и немного выпечкой – за стеклом стойки лежали булочки с корицей, золотистые, с блестящей глазурью, маня своим видом и запахом. За прилавком стояла девушка-бариста, молоденькая, с длинной русой косой, лениво протирающая чашки белым полотенцем. Её взгляд скользнул по ним без интереса, будто мокрые посетители были тут обычным делом в такой вечер. Алина бросила сумку на соседний стул, стянула капюшон с головы, стряхнула воду с тёмных волос, которые тут же начали виться от влаги, и села за столик у окна, где дождь рисовал узоры на стекле, превращая огни проезжающих машин в размытые цветные пятна – красные, жёлтые, белые. Она провела рукой по лицу, убирая капли, и посмотрела на свои ладони – красные от холода, с мелкими каплями, которые не успели высохнуть, дрожащие от усталости.
– Я Максим, кстати, – сказал он, стряхивая капли с куртки и садясь напротив неё с лёгкой улыбкой, которая делала его лицо ещё теплее.
– Алина, – буркнула она, не поднимая глаз от стола, где лежали её мокрые перчатки, оставляя маленькие лужицы.
Он подозвал баристу и заказал два латте, не спрашивая её согласия. Алина нахмурилась – кто он вообще такой, чтобы решать за неё? – но промолчала. После холодной улицы кофе казался спасением, и она не стала спорить, хотя внутри всё ещё ворчала на его самоуверенность. Пока бариста возилась за стойкой, звеня чашками и шипя кофе-машиной, Алина посмотрела на него внимательнее: мокрые волосы падали на лоб, чуть завиваясь на концах от воды, глаза светились теплом, несмотря на лёгкую усталость в них, а улыбка была лёгкой, почти мальчишеской, хотя лёгкая щетина на подбородке выдавала, что он старше, чем кажется на первый взгляд – лет тридцать, может, чуть больше. Он поставил камеру на стол, протёр объектив рукавом своей куртки, будто это был ритуал, и вдруг навёл её на Алину. Щёлк.
– Я не фотогеничная, – сказала она, морщась от вспышки и отводя взгляд к окну, где дождь всё ещё стучал.
– Красивая, – ответил он спокойно, глядя на экран камеры с лёгким прищуром, как будто оценивал не только фото, но и её саму. – У тебя глаза зелёные, как мох после дождя. Классный цвет, знаешь, такой живой, даже когда ты злишься или устала.
Алина отвернулась к окну, чувствуя, как щёки предательски теплеют, и сжала руки в кулаки под столом, чтобы скрыть смущение, которое она ненавидела в себе. Дождь барабанил по стёклам, размывая огни машин в цветные пятна, и этот ритм почему-то успокаивал её, несмотря на всё, что случилось за день. Ей было неловко сидеть тут с каким-то парнем, который, скорее всего, просто развлекается, спасая случайных прохожих от дождя, но уходить не хотелось – тепло кофейни, запах корицы и его голос держали её, как якорь в бурю, которая бушевала внутри.
– Ты всегда так знакомишься? – спросила она, скрестив руки на груди и глядя на него с лёгким вызовом, чтобы вернуть себе контроль.
– Только с теми, кто наступает мне на ноги, – усмехнулся он, отпивая кофе из своей чашки и глядя на неё поверх края. – А ты всегда такая колючая, или это дождь виноват? Или твой день?
– Только когда день паршивый, – призналась она, расслабляясь против воли, и взяла свой латте. Пена была густой, с лёгким узором в виде листика, и тепло чашки приятно обожгло её замёрзшие пальцы.
Они говорили недолго – о погоде, о том, как он любит снимать дождь, потому что он «честный, не прячет ничего, показывает всё как есть», о её дне, который развалился на куски после утреннего провала. Алина рассказала, как клиент тыкал в её слайды, как шеф смотрел на неё, как на неудачницу, и как она потом сидела в туалете офиса, глядя в зеркало и пытаясь не расплакаться от унижения. Она не понимала, почему говорит это всё ему, незнакомцу, но слова лились сами, как будто кто-то открыл кран. Максим слушал, кивая, подперев подбородок рукой, и даже рассмешил её историей про собаку, которую он снимал в луже – лохматый пёс прыгнул на него, залив грязью с ног до головы, а хозяин только смеялся, пока Максим отряхивался. Когда кофе закончился, чашки остались пустыми на столе, а бариста начала протирать стойку громче, намекая, что пора уходить, они вышли под дождь. Он пожелал ей не промокнуть, задержав взгляд на её лице чуть дольше, чем нужно, и ушёл, растворившись в мокрой улице за пеленой воды, как призрак, который появился и исчез. Алина стояла под козырьком кофейни, смотря ему вслед, и не понимала, почему этот вечер, несмотря на весь ужас дня, вдруг стал чуть менее паршивым, чем она думала. Она вдохнула сырой воздух, поправила сумку на плече и пошла к метро, чувствуя, как тепло от кофе всё ещё греет её изнутри, а его смех эхом звучит в голове.