Нина Санина
Еще одна нераскрытая тайна
В ПОИСКАХ КРАСОТЫ
А тем временем, Мариам взмахнула красным шарфом, ущипнула себя за скулу, схватила сумочку из крокодиловой кожи и полетела по длинному коридору, выстланному пёстрой ковровой дорожкой.
Коридор изгибался, как кобра, в открытые двери виднелись стеллажи с папками, а трепещущие ноздри Мариам с некоторым отвращением втягивали запах пыли.
Она летела и вспоминала свое лицо в зеркале. Ещё немного и всё поплывет! Вот эти щербатые от времени ступени, вот эти ободранные двери, вот эти ветхие корешки…
Мариам с силой сжала кулаки и алые когти вонзились в ладонь. Пусть внутри бушует буря, но лицо необходимо сохранить.
Тридцать лет она пытается решить эту задачу. Со стороны кажется, что Мариам – бездельница. Утром она пьет кофе и листает журнал. В обед поднимается в столовую. Во второй половине дня сплетничает с девочками.
Движения плавные, распущенные косы волнистые, в глазах поволока… И кто бы подумал, что владельца всего этого великолепия каждый вечер надевает тёмно-синий халат, спускается в ненавистный подвал и лихорадочно листает ветхие книги.
С восемнадцати до двадцати трёх! А потом удрученная Мариам чуть приглушает свет в своем фонаре, поднимается наверх, меняет халат на плащ и потихоньку вылетает из окна на старой-престарой метле.
Дома, в избушке на краю лесопарка, ее встречают черный кот и белая крыса. Она наливает обоим молока, съедает пачку творога и забирается на печь с этим треклятым фолиантом.
Тридцать три года назад она нашла его на скамейке – и началась иная жизнь.
*************************************************************
Тогда она была значительно моложе и о лице вовсе не заботилась. Она носила чёрное каре, массивные очки и любила старые книжки.
Она лежала на скамейке и мокла под дождем. Мариам ахнула, схватила книжку, спрятала за пазуху и бегом домой. Она жила тогда в нарядной пятиэтажке красного кирпича, на торце которой выложен красноармеец в буденовке и с букетом роз.
И с того самого дня Мариам стала рабой своего лица.
Книга оказалась старинным пособием по неземной красоте. Мариам разобрала одну запись, другую, третью… Эффект был поразителен – в следующую Вальпургиеву ночь ее взгляда не выдержал сам Сам!
И пошло-поехало, понеслось и полетело! Единственный недостаток книги в том, что она не волшебная. Все притирания, процедуры, аффирмации-трансформации – строго практического характера, без малейшей примеси магии. Красота – тяжёлая работа и дорогостоящая вещь! Мариам пахала, как десять тысяч лошадей, зато год от года выглядела красивее.
Когда-то она подавала большие волшебные надежды. Но красота не терпит конкурентов! Мариам забросила иностранные языки, гимнастику, диагностику и прочие магические науки. Она распродала бабушкины бриллианты, дедушкины картины, фамильное серебро, семейную библиотеку и родовое гнездо. С утра до вечера сидела перед зеркалом и думала только о лице. О Лице.
Она стала думать о Нём с большой буквы, как только увидела первую морщинку – тонкая, как паутинка ее домашнего паука, она тянулась от угла глаза к виску, а на виске – о, боже! – серебрился седой волос.
В тот день Мариам долго гуляла по лесопарку, затем достала из сарая высохшую метлу и полетела в Ленинскую библиотеку
Она решила, что если есть первая часть старинного пособия о неземной красоте, то должна быть и вторая – о вечной молодости.
Странно, как эта простая мысль не пришла ей в голову раньше. Мариам просидела в зале каталогов целую вечность. Когда рабочий день закончился и нужно было уходить, она вспомнила былые навыки и обернулась кактусом в кадке. У пожилой библиотекарши мелькнуло смутное сомнение, что этого цветка здесь раньше не стояло, но она расценила это чувство как предвестие магнитной бури и не придала ему значения.
Мариам добилась своего. На дне рассохшегося деревянного ящика отыскала написанную выцветшими чернилами карточку. Эврика и аллилуйя! Теперь она знает, что вторая часть хранится в библиотеке Дворца.
Тридцать лет назад она устроилась туда на работу – и все эти годы с восемнадцати до двадцати трех идёт и идёт нескончаемая поисковая экспедиция.
**********************************************************
А во Дворце уже гуляют сквозняки слухов. Они ползут и веют по узким коридорам, снуют по комнатам, пышным веером расцветают в столовой, где за маленькими столиками шушукаются маленькие компании.
Дворец построен сто лет назад по проекту знаменитого архитектора. Сначала он предназначался быть домом для студентов Нового Университета. Студентов должны были готовить по всем правилам. Силу, ловкость, ум, принципиальность, терпение, трудолюбие и все прочие необходимые качества предполагалось взрастить в Университете и развить во Дворце. Однако Центральная Политика переменилась, Университет закрыли, а Дворец передали Организации.
И Дворец постарел. Двери уже не пели, а скрипели; половицы угрожающе шипели и щелкали; форточки перестали открываться, а если вдруг распахивались, то так внезапно, что трескалось оконное стекло.
Организация пыталась исправить положение и найти общий язык с Дворцом. Для этого был принят Закон, составлены Рекомендации, назначена Комиссия, утвержден Регламент, открыто Дело. Закипела работа, двери отдела кадров стояли нарастопашку, в длинных коридорах начали встречаться новые лица.
Вот тогда-то Мариам там и появилась. Библиотечные девочки утверждают, что ее принес северный ветер; а охранник Иван Петрович твердит про черный автомобиль. На самом же деле в тот вьюжный день Мариам приехала на метро, а черный автомобиль притормозил у Дворца одновременно с ней.
************************************************************
Из автомобиля вышел седой человек в черном пальто и с тросточкой. Мариам замедлила шаг, чтобы он достигнул дверей первым. Несмотря на седину и палочку, человек шел, будто летел, и Мариам почувствовала в нём родственную если не душу, то энергию.
– Может, и выгорит, – неопределенно подумала она и, выждав ещё минутку, чтоб седой успел покинуть холл, Мариам впорхнула следом.
Коридоры Дворца показались ей мрачными, как дороги, ведущие в никуда. Впрочем, если идти все время прямо, послушно следуя поворотам центрального коридора, то неизбежно придёшь в столовую. А если, дойдя до развилки, свернешь влево, то попадешь в библиотеку.
Седому не надо было ни в библиотеку, ни в столовую. Книг он не любил, а обед в лоточках секретарь приносила ему из ближайшего диетического ресторана.
В чем именно состояла диета никто не знал, но когда Липочка стучалась в служебный вход, то дверь тут же распахивалась, иногда ударяя ее по носу, и благородная, хоть и морщинистая, рука с длинными, унизанными перстнями, пальцами протягивала ей белый пакетик, где серебрились те самые алюминиевые судочки.
Липочка каждый раз пугалась и старалась донести их до шефа как можно скорее. Потому что если вдруг он останется голодным, то… Липочка вздрагивала, отгоняла ужасные фантазии и спешила дальше, молясь всем богам, чтоб не споткнуться.
*************************************************************
Мариам ничего этого не знала и даже знать не хотела. Она просто шла и тоже боялась, хотя и не так интенсивно, как Олимпиада. На протяжении всего коридора не встретилось ни единого человека. На стенах висели рукописные стенгазеты и почему-то целые охапки засохших роз венчиками вниз. Один раз Мариам чуть не взвизгнула: ей показалось, что мелькнул мышиный хвост.
Будь она, как прежде, молодой девицей со смоляным каре, то сама бы «махнула хвостом» и растворилась в тумане. А теперь обратной дороги нет: надо искать!
В библиотеке ее встретили настороженно, однако пара ласковых улыбок всё же помогла наладить контакт. Ну так, контактик.
Очень уж люди во Дворце хмурые работают. И настороженные. С морщинками на переносице, с тоской во взгляде, без лоску в одежде. Увидав их, Мариам ещё больше укрепилась в осознании правильности избранного ею пути! Самый большой ужас – это стать похожей на этих дворовых сотрудников; всё же остальное можно и перебороть.
Будь я умницей, думает Мариам, я б им показала, как можно жить и действовать, чтоб не было мучительно больно за бездарно разбазаренные годы, но увы! Однако раз ума недостаточно, может, красотой брать?
Не сдаваться унылому безобразию, сопротивляться беспощадному времени, возмущаться таким вот жизненным положением, а заодно и возмущать застоявшуюся атмосферу.