Нина Стожкова
Похищение из ЗАГСА
– Прекрати его ругать сейчас же! О покойных плохо не говорят, – оборвала подруга Вера, когда Маша, запинаясь и всхлипывая, попыталась в который раз помусолить «тот случай» в кафе. Маша неохотно замолчала. Ей почему-то хотелось вспоминать злополучный вечер снова и снова – так мучительно тянет порой расковыривать слегка подсохшую болячку.
– Лелик, гад, жив-здоров и помирать не собирается, – всхлипнула Маша.
– Отнюдь. Он в тот вечер умер для всех нас, – отрезала подруга. Вера поправила рыжие волосы, уставилась на Машу огромными серыми глазами и загадочно обронила:
– Маш, да оставь ты этого придурка Лелика в покое. Пожалей мужика. С ним и так все ясно. Считай, его уже пакуют в Краснодар.
– То есть как это – «пакуют»? Кто? И почему в Краснодар? – оторопела Маша. Она представила, как Лелик бьётся в мешке, затянутом сверху толстой веревкой. Эта картина, признаться, даже не обрадовала ее, потому что показалась попросту глупой.
– Да, Маш, представь себе! Думаю, бедного Лелика не сегодня-завтра свезут в Краснодар. В чем застанут, в том и свезут, может, даже в шортах и в шлепанцах на босу ногу. А наглухо замурованная «газель» будет гнать из Москвы без остановок. Даже в туалет не выпустят, – безжалостно добавила Верунчик и, насладившись произведенным эффектом, медленно, со вкусом, закурила.
Маша могла ничего и не рассказывать про «тот вечер». Вера тоже была тогда в кафе и просмотрела всю, так сказать, «пиесу» – от пролога до финала. И не она одна. Уж кого-кого, а свидетелей Машиного позора оказалось больше, чем достаточно. Как нарочно, все старые друзья собрались вместе. Хотя, если честно, совсем по другому поводу. И этим «другим поводом» была красавица Марианна, чей юбилей в симпатичном московском подвальчике был так бездарно и безнадежно испорчен Леликом.
– Нет, ну как он мог! Как посмел так со мной поступить! Мерзавец… – завела опять Маша свою шарманку, и крупная, почти телесериальная слеза медленно скатилась по ее щеке. – Он же знал, что я непременно буду там, в кафе…
– Нет, Маш, ну ты неисправимая, прости пожалуйста, дура. Опять за свое! Любовь-морковь… Как будто девушке не сорок, а шестнадцать. Ну, привел мужик на вечеринку ту бабенку (между прочим, ни кожи, ни рожи, да еще и старше тебя), ну, покуражился, захотел твою ревность вызвать. Да и ее, между прочим, тоже: вот, мол, какие столичные штучки на меня вешаются. Дескать, она, повариха из Краснодара, его общество вообще за счастье почитать должна. Делов-то, Маш! У тебя в итоге, так сказать, в сухом остатке, все, как прежде: и друзья, и развлечения, и планы на отпуск, не говоря уже о квартире, работе и зарплате. А у Лелика… Помнишь, та мымра обмолвилась: дескать, скоро дом Лёлика снесут, ему дадут квартиру в новостройке, и тогда они уедут в Краснодар?
– Ну и что? – не поняла Маша. – Мало ли что она там плела? Например, что они с Леликом с детства повенчаны…
– Маш, так в этом же вся соль! Раз повенчаны – то и пожениться должны, а тогда его московская квартира ей достанется.
– А Лелика куда? – в который раз за вечер удивилась Маша.
