Илья Новак
Мир вне закона
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД. ПРИ НАВОДНЕНИИ.
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД. ПРИ ПОЖАРЕ.
А на том проходе, что вел прямо:
СТАНЦИЯ РД (Б-1) – ДАЛЬШЕ.
Я пошел прямо и вскоре очутился перед белой дверью, такой же, как и первая. Уже без всяких переговоров с Порхием Третим толкнул ее и вошел. Как и раньше, вверху вспыхнули светильники, и, оглядевшись, я понял, что наконец попал на эту самую таинственную «эр-дэ, бэ-один».
* * *
Помещение было таким же круглым и белым, но куда просторнее. Ближе к двери находилась мебель: два столика, несколько стульев, кресла, диванчик и стоящий торчком белый железный ящик. Но гораздо большее внимание привлекали два аппарата посередине комнаты.
Когда-то, пребывая еще в стенах пансиона, я видел микроскоп – штуковину, с помощью которой, если смотреть в его верхний окуляр, можно разглядеть всякие мелкие финтифлюшки, находящиеся под нижней линзой, и в обычных обстоятельствах неразличимые. Так вот, один из аппаратов, стоящих в этой комнате, сильно смахивал на тот самый микроскоп, только значительно крупнее, почти в человеческий рост. На панели управления – так, по-моему, это называлось – располагались кнопки, какие-то кругляшки, квадратные пипочки, рычаги и стеклянные оконца с цифрами, а под линзой, в том месте, куда у миниатюрного аналога всовывалось стекло с мелкими финтифлюшками, стояла железная койка на колесиках. Вместо линзы блестело стеклянное полушарие молочно-белого цвета. Я дотронулся до него костяшками пальцев, почувствовал колкий укус и отдернул руку.
Второе устройство напоминало воздушный трактир, где я повстречался с недружелюбной троицей, но, наоборот, в уменьшенном варианте: металлическая круглая площадка с перильцами по краю и вертикальной штангой в центре. От верхнего конца штанги к перильцам тянулись провисающие провода. А еще…
Я присмотрелся внимательнее. Наверху, в напоминавшем цветок гнезде штанги, лежал серебристый многогранный кристалл. Чувства типа «чем здесь можно поживиться?» немедленно взыграли во мне. Камень или кристалл был большим, я таких не видел, и если он драгоценный…
С интересом разглядывая его, я обошел площадку. По другую сторону от перилец к стоящему рядом зеленому металлическому кубу тянулись разноцветные переплетающиеся провода. На кубе имелись такие же кнопки-кругляшки и оконца с цифрами, как и на панели управления «микроскопом», но пока я оставил все это без внимания, сосредоточившись на камне-кристалле. С площадки мне его не достать… А если забраться по штанге? Она железная, должна выдержать… Хотя, конечно, удобнее поставить стул… Точно, так и сделаем. Интересно, как закреплен этот камушек? И крепко ли? Надо попытаться…
Одновременно погасли все светильники, и я услышал мягкие шаги в темноте у себя за спиной.
* * *
Жизнь я всегда вел веселую, с приключениями, и, заслышав нежданные шаги, обычно реагировал нервно и быстро.
Шарахнувшись в сторону, я перевалился через перильца и упал на круглую площадку. Раздался лязг, площадка дрогнула – что-то железное с силой ударило по перильцам. Нашаривая в кармане бритвенный ножик, я пополз по-пластунски. В темноте раздался хриплый возглас досады. Нащупав рукоять ножика, я выдернул его из кармана, вскочил, перепрыгнул через перильца и развернулся.
Темнота царила кромешная, но, судя по быстрому звуку, ко мне кто-то приближался. Я взмахнул ножиком, вновь раздался возглас, и над моей головой, задев волосы, что-то пронеслось. Я еще раз полоснул лезвием тьму, отпрыгнул, упал на пол, перекувырнулся, опять встал на ноги и истошно завопил:
– Порхи!!!
– Добрый вечер, смотритель Халай, – донеслось со стороны невидимой двери приглушенное бульканье.
Я почувствовал, как на мой голос кто-то бесшумно бежит в темноте, и вновь прыгнул, но неудачно: врезался во что-то плечом и головой, да так, что лязгнули зубы.
– Включи здесь свет, Порхи! – заорал я, поднимаясь на ноги.
Рядом загудело, и прямо в воздухе замигали красные буквы:
I. ЛЕГАЛИЗАЦИЯ ПОКРОВОВ.
Опять в темноте раздались быстро приближающиеся шаги.
– Включи свет на станции!!! – Мой голос сорвался на визг.
Гудение продолжалось, красные буквы исчезли, сменившись другими:
II. ДИЛЕГАЛИЗАЦИЯ ПОКРОВОВ.
Шаги замерли где-то рядом.
Вспыхнули белые светильники, и я ослеп, но лишь на мгновение.
Я стоял возле гудящего «микроскопа», который, кажется, ненароком включил в момент удара. Красные буквы горели в светящемся стеклянном прямоугольнике на панели управления. Я выглянул из-за аппарата.
По другую его сторону, полусогнувшись, сжимая в длинной руке толстый металлический стержень, стоял лысый, безбровый мужик с низким лбом, оттопыренными круглыми ушами и безумными красными глазами. Одет он был лишь в широкие штаны. Левую щеку пересекала оставленная бритвенным ножиком неглубокая рана. Из нее сочилась густо-вишневая кровь, какой не бывает у обычного человека.
Незнакомец поднял голову, красные глаза встретились с моими. Оскалившись, он ринулся в обход «микроскопа», но именно этого я и ожидал, а потому вовремя ударил ногой по койке на колесиках. Она въехала противнику в живот и перевернулась. Заурчав, он согнулся. Я прыгнул вслед за койкой, занося ножик над головой, но красноглазый резко выпрямился, попав макушкой мне в подбородок. Я прикусил язык и отшатнулся. Противник обхватил меня за торс, а стержнем, хотя и не слишком сильно – из такого положения невозможно нанести сильный удар, – вмазал по плечу. Оно мгновенно онемело, и пальцы разжались сами собой, выпустив ножик.
Противник замахнулся второй раз, я, выставив ногу, присел и крутанулся, опрокидывая его через колено. Он рухнул на спину, я повалился на него, но красноглазый с обезьяньей ловкостью откатился, так что я с размаху ударился о пол. Ноги пронзила молния судороги, я взвыл и на четвереньках пополз к нему. Он уже успел встать на колени, замахиваясь стержнем, когда я вцепился одной рукой в волосатую кисть, а другой уперся в грудь и нажал, пытаясь опрокинуть его на спину. Некоторое время мы стояли так, поедая друг друга взглядами, а потом он резко подался назад, одновременно поворачиваясь. Мы оба упали, и я ударился о пол тем же плечом, которое противник навернул стержнем. Оно, впрочем, уже и так онемело, так что ничего нового я не ощутил. Красноглазый громко кряхтел, изгибаясь и пытаясь вывернуться из моих дружеских объятий. Неожиданно его оттопыренное мясистое ухо оказалось в опасной близости от моего лица. Я ожесточенно вцепился в него зубами. Раздался хруст, во рту возник соленый привкус крови и какой-то тугой комок появился на языке. Отдернув голову, я с омерзением сплюнул и тут обнаружил, что откусил ему мочку – начисто.
Красноглазый завизжал, оттолкнул меня и попытался вскочить, но стукнулся затылком о выступающую часть «микроскопа». Боль в ухе и этот удар на пару секунд отключили его, и я смог, уложив противника на спину, прижать его руку со стержнем к полу и вцепиться в горло. Краем глаза я заметил, что стеклянная полусфера в аппарате пульсирует бледным светом и от этого на полу периодически возникает световой круг. Тут противник попытался ударить меня коленом, я быстро уселся на него верхом. Он, мучительно скривившись, стал извиваться, и в результате его голова на мгновение попала в световой круг.
Я сжимал его горло. Безумные глаза незнакомца выпучились, лицо налилось венозной кровью, он широко разинул рот, пытаясь вдохнуть. Чувствуя, что скоро он вырубится окончательно, я усилил хватку. Его лицо изменилось. Я вгляделся, и волосы на моей голове зашевелились.
Кожа погрубела, на ней, как гейзеры, стали появляться прыщи, оспины и лиловые пятна, а затем кожа стекла подобно расплавленному воску; ноздри расширились, из них полезли желтые волосы; на лысом черепе, словно змеи, зашевелились коричневые, быстро растущие пряди, из щек, из подбородка, отовсюду полезли клоки шерсти… Я чуть не выпустил руку со стержнем, монстр дернулся подо мной, стараясь высвободиться, и тогда произошло самое жуткое.
Глаза его, до того остававшиеся без изменений, сузились, скрылись за складками кожи, потом кожа срослась над ними – одно остановившееся мгновение я оторопело смотрел на невероятную безглазую образину, – а затем на бугристом лбу точно посередине прорезалась щель, быстро расширилась, и на меня уставился круглый безумный глаз с покрытым сеточкой красных прожилок белком и вытянутым кошачьим зрачком.
Это был тот самый одноглазый урод, изображение которого я видел на панно в летающей башне.
Я отшатнулся, выпустив лапу монстра, лапа эта взметнулась вверх, стержень блеснул, в моей голове что-то взвизгнуло, стены круглой комнаты качнулись и исчезли.
Глава 5
– По-бу-да-борку… пой-бу-на-дорку, – речитативом бубнил голос где-то рядом.
Я безразлично рассматривал бледные пятна, плавающие под веками, слушал гул, царящий в голове, и голос, прорывающийся сквозь этот гул.
Гудели колокола, звенели литавры, пароходная сирена то и дело издавала какой-то неведомый сигнал, а над всем этим звучал мощный, ни на секунду не прерывающийся низкий органный звук. Орган стоял в колонном зале пансиона Зарустры Ливийского, а органист, брат пансионного старосты, был вечно пьян и безбожно фальшивил. Наверное, опять напился, решил я. Впрочем, органа-то никакого нет, это я сам напился. Хотя и это не так, я был пьян раньше, а потом, кажется, успел протрезветь – или не успел? – но тут меня ударили железным стержнем по башке…
– Пой-ду-ба-нагру… най-ду-па-дагру, – бубнил голос.
…И ударил меня мужик с круглыми ушами и густой вишневой кровью… Или не мужик? У обычных мужиков, как правило, не бывает единственного глаза во лбу… Я припомнил, как кожа стекала с его лица, и у меня вновь возникло ощущение, что я все еще нахожусь в камере, лежу на твердых деревянных нарах… И правда, где это я? Который сейчас час?.. Час сейчас… Надо вставать – вон. кажется, светает уже… Впрочем, это не рассвет, это горят трубчатые светильники на потолке…
– Пойду на Горку, – отчетливо произнес голос где-то рядом. – Развеюсь. Нет ничего лучше в этой дыре, чем ресторан «На Горе»! Ха, каламбур!
«Бур… бур… бур…» — отозвалось эхом в моей голове, и я открыл глаза.
Я лежал на круглом столике, лицом вверх, свесив ноги. Голова болела.
– Оклемался, парень? – произнес тот же голос. – Кто это тебя так?
Я медленно сел. Тут же начало тошнить.
Трясущимися руками полез в карман, достал флягу и после минутной борьбы с крышкой вылил половину содержимого в рот. По мере того как огненная жидкость проникала в желудок, из затылка медленно вытягивался раскаленный металлический прут. Я застонал – прут оказался очень длинным.
– Вот это правильно! – сказал голос. – Это по-нашенскому! Лучшее средство против любых недомоганий… не считая, конечно, патентованной присыпки «Туберкулезная палочка – II» фирмы «Макой, Стафилококк и К°». Ага… дай-ка и мне хлебнуть!
Прут наконец закончился, и раскаленная до вулканических температур пульсирующая болью дыра в затылке начала медленно затягиваться. Боль не прошла, но притупилась, а вот тошнить стало сильнее. Сдерживая спазмы, я повернулся и наконец увидел говорившего.
В кресле передо мной сидел человек как человек. Не низкий, не высокий, не толстый, не худой, не лысый, но и не слишком-то волосатый. Одет в мышиного цвета пиджак с перламутровыми пуговицами, белую рубаху, черные, несколько коротковатые, мятые брюки. Из-под них виднелись белые носки и черные остроносые штиблеты на высоких каблуках. Лицо его показалось мне знакомым.
Я протянул флягу, незнакомец взял ее, поднес горлышко к бледным губам и отхлебнул.
– Це два аш пять о аш? – непонятно спросил он. – Пополам с обычной аш два о? И еще, наверное, какие-нибудь пикантные примеси вроде токсинов и смол? Нормально! Люблю я эти «це» и эти «аш»! – Он задвигал бровями, будто говоря: «Что уж тут! Так уж вот!» Единственное, что есть хорошего во всей Бьянке!
Он еще раз хлебнул и протянул мне флягу. Я попытался взять ее – раз, второй – и оба раза промахнулся.
– Э, да у тебя сотрясение, – сочувственно сказал незнакомец. – Мозгов, я имею в виду. Радуйся, значит, было чему сотрясаться. Но, скорее всего, слабое, потому как ежели б сильное, то ты даже не смог бы встать. Тошнит?
Я кивнул.
– Ну, не беда. Попробуй, пройдись…
Я слез со стола и медленно обошел его, шатаясь и придерживаясь рукой.
– А где старая перечница Халай?
– Я дне… на… не жнаю… жнаю, гдо такой Ха-Халай… Я… уф-ф! – Расстроенно махнув рукой, я присел на край стола.
– С трудом формулируешь свои мысли в связную речь? – прокомментировал незнакомец. – Бывает. Без всякой энцефалограммы могу определить, что ты стукнулся правой половинкой своего мозга. Знаешь, почему это я так быстро определил? Потому что левая половина отвечает за фантазию, абстрактное мышление и разную другую дребедень, а правая – за координацию и речь. Координация у тебя сейчас, прямо скажем, паршивая, а от речи осталась одна невнятная слышимость. Вот так-то. Логично?
– Ло… ично, – пробормотал я, силясь понять, о чем он говорит.
Обрадованный поддержкой с моей стороны, незнакомец продолжал:
– А я вообще от природы логичный, как не знаю кто. Если хочешь знать, все разумные существа, – тут он подмигнул, – нашего, во всяком случае, с тобой пола сподобились по возможности мыслить и действовать логично. Это их, разумных существ, – последовало второе подмигивание, – нашего с тобой пола, привилегия. Я бы очень удивился, если бы какое-нибудь существо, разумное существо мужского пола, вздумало вдруг мыслить нелогично. «Пфе! – сказал бы я обязательно ему. – Что же это ты, браток? Какое же ты после этого мужское существо?» Постой, а я не перепутал? Действительно, правая половина за… а левая за… или наоборот? – Он раздумчиво покрутил пальцем у виска, вспоминая. – Впрочем, не суть важно. Коль скоро у тебя лишь слабое сотрясение, то и пройти оно должно быстро. Выпей еще – полегчает.
Я наконец смог взять у него флягу и выпил. Полегчало и впрямь настолько, что я даже перебрался в кресло и сумел спросить:
– Гдо… ты дакой?
Незнакомец вскочил, схватил мою безвольную руку, потряс ее, снова сел и представился:
– Мун Макой. Совладелец, торговец, коммивояжер и куча другого-всякого. На Бьянке по торговым делам.
– Где бо… делам? – не понял я.
– Здесь, на Бьянке. А ты кто, парень?
– У… ух! – сказал я и, сосредоточившись, поправился: – У-иш… Салоник…
– Салоник? У-иш? Поразительное имя! Что ж, замечательно…
Мы помолчали, искоса разглядывая друг друга. Его голова двоилась перед моими глазами.
– Так где же все-таки Хлор? – поинтересовался Мун Макой.
Я тяжело вздохнул:
– О к-каком это Х-хлоре вы в-все по… постоянно т-толкуете?
– Ну как же, Хлор Халай, смотритель этой РД-станции! Ты, У-иш, разве не знаком с ним?
– Уиш, – поправил я. – М-может быть, Х-хуансло Хит?
– Хуансло? А, да-да, здесь он, кажется, звался именно так. Хуансло Хит, точно.
– Т-так он умер. – Я говорил уже почти нормально.
– Умер? – изумился Макой. – Как умер? Ты его убил?
– Б-безумной травы вы все пообкуривались, ч-что ли? – рассердился я. – Н-ни разу в жизни н-никого не убивал, х-хотя кое-кого и н-надо было бы! Он умер, п-понимаешь? Со-своей смертью!
– Ну и ну! – Мун Макой откинулся в кресле и изумленно почесал нос. – И давно?
– В-вчера были похороны.
– Надо же! А кто эти «все», обвиняющие тебя в убийстве?
– К-кроме тебя – му… мужик с половником и еще два кретина, один маленький, а д-другой во-олосатый как обезьяна, в синих – ха! – трусах.
Макой, воспринявший известие о смерти Хита довольно легко, хохотнул:
– Интересные у тебя знакомцы!
– Н-ни какие они м-мне не знакомцы. Му-у… Мун, если ты знал Хита, то объяснишь мне одну вещь?
– Какую? – с готовностью откликнулся он.
Я набрал в свою ослабевшую грудь побольше воздуха и что было сил заорал:
– Какого, трамтарарам, здесь вообще происходит?!!
– Говори громче, – нахмурился Макой. – А то я в последнее время что-то стал туговат на среднее ухо. Что здесь происходит? Здесь, – он огляделся, – вроде бы все нормально. За исключением, конечно, того, что Хлор внезапно скопытился. Что конкретно тебя волнует?
– Конкретно? Конкретно… Я, ну… – Меня волновало настольно многое, что трудно было что-то выделить. – Ну, например… да хотя бы этот… этот трактир!
– Трактир?
– Ну, я так понял, что это трактир. Он висел в воздухе…
– Ты имеешь в виду «На Горе»? Да, это трактир, вернее ресторан, и я… – Тут он хлопнул себя по лбу и рассмеялся: – «Мужик с половником, маленький, волосатый в трусах»… Ну конечно, как я сразу не догадался! Это ведь повар Жогль, администратор Вени Шилд и охранник Мармадук. Они что, побили тебя? Ну-ка, расскажи все по порядку, а я потом отвечу на твои вопросы….
– Рассказать? – переспросил я.
– Конечно, расскажи все. Давай с самого начала.
– Вообще-то я их побил, а не они меня. И я рассчитывал, что это ты мне что-нибудь расскажешь… Ну ладно, могу первый. Так вот, слушай… – Я стал рассказывать.
Бегло коснувшись обстоятельств моего ареста и трехмесячного заключения, я продемонстрировал одежду и сапоги, вполне одобренные Макоем за фасон и качество кожи. Объяснил, что намеревался встретиться со своим скупщиком. Рассказал об исчезновении тела кузнеца, о том, как обнаружил труп Хуансло Хита, сиречь Хлора Халая, о мерцающем глазе волосатого чудика на панно и о том, как нажатие на этот глаз привело к тому, что башня взлетела. Затем я описал краткую остановку в воздушном кабаке, потасовку с его персоналом…
– Стоп! – перебил Макой. – Я так и не понял, ты обучен грамоте или нет?
– Конечно, обучен, – обиделся я. – Что ж я, по-твоему, совсем болван? То письмо от Хуансло Хита на самом деле я и написал, когда увидел, что он мертв. Нашел обрывок пергамента с его почерком и подделал… мне не впервой. Надо же было как-то объяснить мое появление в Белянах и подтвердить, что мы родственники. Никто ничего не понял, кроме старейшины. Он-то заметил, что пергамент совсем новый, даже на сгибах не потерт, а я ведь говорил, что получил письмо месяца за два до того… Но старейшина виду не подал… Ладно, сейчас это уже не важно… – Я продолжил рассказывать про остановку летающей башни, про коридор и про сидящего в двери Порхи…
– Погоди! – опять перебил Макой. – Что это за сидящий в двери Порхи?
– Он сначала был в наружной двери, а потом как-то очутился в другой, вот в этой. Он и сейчас, наверное, там. Это парень по имени Люм…
– Парень по име… – Он непонимающе уставился на меня, а потом вдруг громко и радостно захохотал.
– Чему мы обязаны этим бурным проявлениям восторга? – сухо осведомился я. – У тебя внезапно скончалась любимая, но богатая бабушка?
Мун Макой утер слезы.
– Плоская шутка, несмешная… Извини, Уиш. Люблю посмеяться, если есть повод, – полезно для организма. Надо же было такое ляпнуть! Это просто «ПОРХИ» серии ВС, третьего поколения. Охранный люм.
– Тоже мне охранник! – фыркнул я. – Он же слепой, как крот!
– Конечно, в этой модификации отсутствуют визуальные рецепторы, но зато есть датчик контроля регистрационного поля прайтера. Не понимаешь? Это просто машина, умная говорящая машина, созданная людьми, а «люм» – не имя, а наименование всего класса подобных машин. Как, допустим, паровозы, корабли и тому подобное. И он не сидит в стене, решетка, из которой ты слышал голос, – динамик.
– Говорящая машина? – с сомнением повторил я.
Идея созданного людьми устройства, которое могло бы самостоятельно говорить, была абсолютно неожиданна. Как и летающая башня, оказавшаяся теперь «прайтером», подобный аппарат не могли бы сконструировать в Ливии. Конечно, пару раз я видел фонограф, используемый во время церковных служб в пансионе, но это ведь совсем другое дело: громоздкий агрегат, внутри которого крутился валик с зазубринами, выдавал что-то шипящее и отдаленно напоминавшее органную музыку, но ни о каких связных ответах на вопросы и речи не шло.
– Умная говорящая машина? – Тут я, как мне показалось, нашел веское возражение: – Ха, умная! Почему же он тогда не смог отличить меня от Хуансло или, по-твоему, Халая?
– По тембру голоса он не ориентируется, а ты прибыл на прайтере смотрителя. Я же говорил, что у модификации «Порхи» есть внешний контрольный датчик. Кроме того, ты, видимо, назвал базовый код доступа…
– А, это… Ну, он сказал, что сегодня как раз время смены кода, и попросил назвать новый.
– Видишь! Тем более ты вышел из личного прайтера Хлора… Датчик определил регистрационное поле прайтера смотрителя, и люм принял тебя за него… Вполне понятно, продолжай…
– Еще была эта зверская штуковина, которая схватила меня за сапог и…
– Просто механический чистильщик обуви, – отмахнулся Макой. – Все для удобства клиентов, понимаешь ли. Дальше…
– Я зашел сюда, стал осматриваться, и тут на меня напал мужик в штанах…
– Какой мужик в штанах?
– Если бы знать какой… Но он не представился.
– Ты видел его раньше?
– Ни разу.
– И он вдруг напал на тебя…
– Точно.
– Как, интересно, он очутился здесь?
Я немного подумал над этим и сказал:
– Знаешь, теперь мне кажется, что он был в шкафу.
– В шкафу?
– Да, здоровенный шкаф в комнате, которая взлетела… в этом, в прайтере. Ведь именно там находится управление? Правда, я ничем не управлял, но ведь такая штука должна как-то управляться…
– Правильно. На прайтере Халая консоль управления спрятана от любопытных в шкафу.
– Так вот, этот самый шкаф был заперт, и я не смог его открыть, в замочную скважину не пролезал даже тонкий гвоздь, хотя должен бы пролезть. А еще раньше, до того как башня взлетела, мне показалось, что в ней кто-то ходит… Наверное, тот самый мужик! Но подо мной скрипнула ступень, он услышал, заперся в шкафу и вставил ключ в скважину, чтобы нельзя было отпереть снаружи. Значит, весь полет он находился там! Святой Деметриус! А где он взял ключ?
– По-моему, Хлор обычно хранил его в ящике стола. Просто этот человек наткнулся на него раньше тебя. И тут, значит, он напал?..
– Да, он напал неожиданно…
– И. ты дал ему огреть себя…
– Я его повалил, я сидел на нем и уже почти придушил, но тут его рожа попала под луч вот этой штуки… – Я показал на «микроскоп». – А еще раньше, при ударе, я случайно включил ее… Так вот, его кожа вдруг будто стекла с лица, и он превратился в настоящее чудище, такое же, что изображено на панно в башне… Это было так неожиданно, что я на секунду растерялся, и он успел треснуть меня.
– Эта, как ты выражаешься, «штука» – зрительный камуфляжец «HAMELEON-ZET» консорциума «ELEKTRIKYM MAGIC». Стандартное оборудование любой РД-станции. Когда я появился здесь, ты лежал на полу в отключке, а камуфляжец работал в режиме дилегализации покровов. Я перетащил тебя на стол, а его выключил. Жаль, если бы не выключил, то на контрольном мониторе зафиксировалось бы изображение легализованных и дилегализованных покровов последнего объекта. Ну да ладно, и как натурально выглядел этот хитрый агрессивный мужик в штанах?
– У него была коричневая бугристая кожа в прыщах, куча волос… И, Мун… – Я понизил голос до шепота: – Мун, у него был один глаз! Вот здесь, на лбу!
Секунду Макой смотрел на меня, а затем вдруг рявкнул:
– Циклоп!
Я вздрогнул.
– Большой Конгломерат! – воскликнул он. – Серьезней, гораздо серьезней! – Он нахмурился и задумчиво ухватил себя за кончик носа. – Если циклопы смогли выбраться из… И что, интересно, ему понадобилось на Бьянке? Плохо дело…
«Бьянка», «электрическая магия», «дилегализация покровов», «камуфляжец», «циклопы» – я не понимал почти ничего из того, что говорил Мун Макой. Мне хотелось схватить его за шиворот и потрясти, но, сдержавшись, я хлебнул из фляги и спросил:
– Так что же, в конце концов, все это означает?
– А? – задумчиво откликнулся Макой. – Н-да, веселенькое у тебя вышло приключение, ничего не скажешь. Но особо не волнуйся. Просто ты по недоразумению попал на прайтер Халая и случайно включил его, прикоснувшись к сенсорной плоскости, замаскированной под глаз циклопа на панно. Что ты там еще хотел узнать? Насчет ресторана? Пожалуйста, я разъясню тебе. Хлор подрабатывал разными способами. Перепродавал гостям местные безделушки, которые ты и другие вроде тебя приносили ему. А еще по совместительству работал поставщиком – привозил в «На Горе» кое-какие продукты… Разные местные деликатесы ценятся у гостей-гурманов, знаешь ли. И чтобы каждый раз не управлять прайтером вручную, он запрограммировал автопилот на остановку возле ресторана, благо тот находится как раз по пути к РД-станции. И когда Жогль увидел тебя в личном прайтере Хлора, он резонно решил, что ты угнал машину, быть может прибив перед этим старика… Его можно понять, я бы, наверное, и сам так решил. Что еще? Ты спросил, «что за трактир, который висит в воздухе»? Понятия не имею, как он висит. Что они за принцип там используют, реактивный, или направленную антигравитацию, или что-нибудь еще… Не знаю, да и какая разница? Для защиты от ветра и дождя лучше всего подходят накладывающиеся магнитные поля…
Я размахнулся и с силой запустил пустой флягой в стену над головой Макоя – она отскочила и со стуком упала где-то позади кресла.
– Автопилот? – возопил я. – Камуфляжец?! Накладывающиеся магнитные поля?!! Антигравитация?!! Я не понимаю ни одного дерьмового слова из всей той вонючей речи, которую ты мне сейчас пробулькал!!!
Мун Макой уставился на меня, и на его лице медленно возникло понимание. Он открыл рот, закрыл его, опять открыл и, наконец, произнес в крайнем изумлении:
– Слушай, Уиш, мне только что пришло в голову… Да ведь ты, кажется, даже не знаешь о сопредельных реальностях? Ты вообще когда-нибудь что-нибудь слышал о Конгломерате?
* * *
– Перекуси, Уиш, перекуси, – повторил Макой. – И выпей. Это помогает в трудную минуту. Я тоже перекушу вместе с тобой. Да и выпью, пожалуй…
Мы расположились в креслах, на столе между нами стояли три бутылки с незнакомыми этикетками и несколько круглых железных баночек. В бутылках плескалось вино, в баночках – какие-то разноцветные пахучие смеси, довольно приятные, хоть и необычные на вкус. Все это Макой извлек из белого железного ящика, внутри которого, к моему вящему удивлению, было холодно. Я привык к тому, что некие устройства, именуемые в просторечье печами или паровыми котлами, вырабатывают тепло, но чтобы могло существовать нечто производящее холод… Это оказалось совершенно неожиданным поворотом, и я пристал к Макою, а он назвал ящик «холодильником» и принялся объяснять насчет «фреонов», но потом плюнул, так как, судя по всему, и сам был не слишком-то компетентен в этом вопросе. Мун предложил мне просто пить и есть, не вдаваясь в подробности.
– Это запасы старика, – заявил он, разливая вино по мягким и очень легким белым стаканчикам. – Он хранил их для себя и для гостей. Ему-то они теперь не нужны, а мы ведь и есть гости. Это, прошу заметить, не цинизм, а здравый смысл. Ну, за упокой…
Он выпил густую красную жидкость и шумно вздохнул.
– Может быть, мне больше не стоит, – с сомнением произнес я. – Сегодня я влил в себя уже столько…
Он перебил:
– Пей, пей. А я пока начну посвящать тебя в таинства деформации реальности.
Я выпил и занялся содержимым одной из банок.
– С чего бы начать? – стал вслух размышлять Мун. – Сам-то все это знаешь с детства и считаешь элементарным, но если объяснять несведущему человеку… да… Ну вот – что такое, по-твоему, реальность?
– Реальность? – переспросил я набитым ртом, вспоминая пансионные уроки. – Какое-то это… абстрактное понятие.
Он усмехнулся.
– Так что, мы сейчас находимся в абстрактном понятии? Реальность это, если хочешь, мир, пространство… Вот эта Бьянка – твой мир, твоя родная реальность.
– Бьянка? Мы называем ее Ливий.
– Не важно. Бьянкой называем ее мы, все остальные. Так вот, ты не подавишься при известии о том, что таких реальностей – миров, пространств, измерений, как хочешь – множество? Великое множество! Как тебе это?
– Множество? – Я медленно, чтоб не подавиться, прожевал, проглотил и запил вином. – Что значит «множество»?
– То и значит. Их очень много, и почти во всех обитают разумные и неразумные твари. Свыкнись с этим, тогда продолжим.
Но свыкнуться с подобным было тяжело, и потому я возразил:
– Много, да? Почему ж тогда никто в моей… реальности не знает об этом?
Мун поднял указательный палец:
– Вот! Ты, на удивление просто, справился с этим. Гибкое практическое мышление… Тут мы подходим ко второму вопросу – классификация. Есть два основных пункта, по которым классифицируются реальности, и около дюжины вспомогательных. Вспомогательные нам сейчас не важны, а вот два основных запомни. Параметр первый именуется ОСВа, второй – ПРОНом. Осведомленность и проницаемость. Разъясняю…
ОСВа – количество жителей данной реальности, знающих либо подозревающих о наличии множества других реальностей.
ПРОН – степень легкости либо сложности прохода в данную реальность из окружающих или выхода из нее в окружающие.
ОСВу принято обозначать цветами, которые варьируются от белого до черного. Всего есть пять степеней: белый, светло-серый, серый, темно-серый и черный. Белая реальность – это такая, в которой практически все аборигены осведомлены о наличии других реальностей. Черная – в которой о них не знает никто либо знают единицы из миллионов.
ПРОН определяется математическими знаками в двух положениях. Первый – знак выхода, второй – входа. Например, так: плюс на плюс – значит, доступная для прохода в обе стороны реальность. А вот так: минус на плюс, – значит, реальность, из которой сложно выйти, но в которую легко проникнуть. Все это взаимосвязано, и, как правило, два первых пункта градации совпадают. То есть, например, если реальность «плюс на плюс», то она и белая, а если «минус на минус», то обычно черная. Если вход-выход легки, то туристы, торговцы, эмигранты и тому подобные появляются сплошь и рядом, население волей-неволей свыкается с мыслью о множественности реальностей, ОСВа увеличивается, и сама реальность белеет. С другой стороны, сложности с ПРОНом приводят к уменьшению ОСВы и реальность чернеет. Моя родная реальность Дестрея, к примеру, снежно-белая, самая что ни на есть плюс на плюс. Теоретически существуют идеально белые плюсовые миры, выход из которых может осуществить любое существо в любое мгновение и с приближающимися к нулю затратами энергии, и идеально черные, полностью минусовые, переход в которые и из которых абсолютно невозможен. Но на первые пока еще никто не натыкался, а вторые, если они и есть, находятся вне пределов досягаемости.
– Ладно, – сказал я. – Хорошо! Отлично! Не буду возражать – поверю тебе на слово. Тем более у меня нет выбора, верно? А Бьян… я хотел сказать, мой родной Ливий, какой он?
– Бьянка – редкое исключение. Она «плюс на плюс», но темно-серая, почти черная.
