Оксана Александровна Ливанова
Пушковое царствие
Глава 3
Потом как-то завертелось всё, я и не понял половину. Моя задача состояла в оформлении документов и держание «марки» на лице. Маруся, которая у меня всё время была за пазухой, действительно вела себя тихо, как Ольга и обещала. Но вот я неимоверно страдал от её сидения там. У меня чесалось абсолютно всё. Живот, грудь, нос и даже пупок. Где бы я ни был, везде меня преследовал этот зуд. Но я терпел. Только позже, когда из морга привезли бабу Нюру, и я появился в доме, Ольга, которая уже пришла помогать моим друзьям и соседке с похоронами, взяв меня за руку, отвела в сарай, прихватив с собой льняное полотенце с кухни.
– Дима, ты чего растяпа какой. Совсем жизни не знаешь? – спросила она.
– Чего сердишься, Ольга? – обиделся я и засопев, почесал свой живот, – я что, каждый день с кошкой на животе по моргам гуляю по-твоему? Я вспотел весь, и мокрый до трусов, а мне с ней ещё два дня так ходить. Объясни по-человечески, зачем такой обряд нужен? Может хватит с нас мучений? И Маруське плохо, и мне. Дай отдохнуть.
– Нельзя никак, ты чего – начала суетиться Ольга и как-то странно начала себя вести. Схватила меня за край рубашки, потянула её вверх. Маруська вывалилась ей на ладони и обиженно замяукала. Та, недолго думая, обмотала мою талию льняным полотенцем, сделав такой незаметный кармашек, в котором только котёнок и мог поместиться. Туда и засунула Маруську. Я испытал облегчение. Полотенце приятно охладило кожу, и жара от кошки перестала жечь мне живот. Поблагодарив Ольгу, и не получив ни одного внятного ответа на все мои вопросы, я вздохнул, и пошёл в дом.
Деревенские женщины, которые суетились на кухне, мне показались очень уверенными в себе, и знающими, что где лежит. Не спрашивали ни о чём, а потихоньку разговаривали, расспрашивая про блюда, которые готовились на помин. Одна жарила блины, другая, достав мясо из холодильника, судя по запахам со сковородки, готовила гуляш. Третья мыла посуду, и следила одним глазом за огромной кастрюлей, в которой закипала вода. Я наблюдал за этим мирным процессом, и потихоньку приходил в себя. Баба Нюра на двух табуретках уже лежала в гробу, одетая в исподнее, и выглядела, как разукрашенная кукла. Я её не узнавал, и сидя возле гроба, тихонько клевал носом. Мои друзья суетились во дворе, колотили столы и скамейки из всего, что попадалось им на пути. Мы, детдомовские, жизнь знали со всех сторон, особенно с бытовой её стороны, и руками работать умели. У меня была своя «миссия», и я должен был её исполнить. Жарить на кухне не мог, колотить столы и скамейки тоже, и вообще, чувствовал себя совершенно не нужным в этих всех суетливых поминальных делах. Поэтому смирившись с ситуацией, просто охранял гроб и качал головой на все приветствия со стороны соседей, которые приходили семьями, чтобы посмотреть на усопшую, и так сказать, проводить её в другой мир.
Ольга периодически приходила за мной, разматывала полотенце, забирала Маруську, чтобы она могла посикать и покакать, а также поесть. Меня в этой ситуации никто не спрашивал, хочу ли я того же, что и котёнок. Поэтому я терпел, а она очень даже хорошо на мне пристроилась.
Прошёл этот день быстро, шумно и продуктивно. Ночью, усталые мужики сели за свежеструганный стол, и тихонько переговариваясь, курили в звёздное небо. Женщины принесли закуску и щи, заставили их поесть и выпить. «Спать не придётся, значит нужно сытно поесть и выпить, чтобы продержаться на ногах» – говорили они. Друзья мои как могли держались. Поели, выпили и легли на траву, рядом с домом, принеся из сарая соломы для тепла. Полежать, чтобы спина не «заломила». Я сидел возле гроба как приклеенный, и, по-моему, даже не моргал. В отличии от них, я вообще ничего не делал, и совершенно не устал. То поправлял на бабе Нюре платок, то иконка вдруг «поехала» на шёлковых лентах, то тапочек белый оказался снятым. Я за порядком следил, и дремал. Дремал и следил. В итоге, крепко заснул возле гроба, вместе с Маруськой, которая меня убаюкивала сытым урчанием. Проснулись мы с ней, когда соседский петух пропел песню свою утреннюю. Васька лежал у меня в ногах, а Маруська пыталась выбраться из полотенца, намекая мне, что сейчас она будет писать прямиком мне на живот. Я сам развязал полотенце, поставил её на землю и проследил за её утренними делами. Когда она закопала своё «сокровище», я взял её в ладонь, и засунул в кармашек полотенца.
Вышел на двор, вздохнул утренний воздух. Предстоит сегодня на погост бабу Нюру отнести, да проследить за всем. Напоить, накормить, и проводить всех. Я чувствовал в себе некую хозяйскую «нотку». Она всё хозяйство на меня оставила, помнила всегда, что я есть. И я вдруг размечтался. Как буду за курочками и петухами ухаживать, хрюшек заведу, кроликов. И так хорошо мне стало, что аж стыдно. Был «голь перекатная», и вдруг хозяйство мне на плечи легло. Десять соток, дом возле леса. И совершенно непонятные две особи белого цвета, кстати, тоже теперь в моём ведомстве. «По ходу, нужно увольняться с работы» – думал я. Пока суть да дело, думал и рассуждал про себя, народ начал подтягиваться к дому. Я снова, по приказу Ольги, сел возле гроба. Думать, почему ей подчиняюсь, было некогда. Хотелось одного. Чтобы всё закончилось, и я смог снять ненавистное мне полотенце, и наконец выпустить Маруську на волю. Она конечно милейшее создание, но как же жарко от её тельца.
Приехал автобус, загрузили гроб. Родственников у неё не было, поэтому соседи и мы, вот в весь похоронный эскорт. Привезли на кладбище, соседки поплакали, я тоже чуть – чуть глаза намочил. Больше нельзя было, иначе друзья мои уж больно подозрительно на меня смотрели. С детства «нюней» называли, потому что плакать любил. А я мужик, мне этого делать ну никак не положено. Вот и терпел при них. Закопали, сели все в автобус, поехали поминать. Во дворе столы уже накрытые стояли, и женщины таскали из кухни нехитрую еду. Кутью, блины, щи, да гуляш с картошкой. Винегрет принесли, пироги нарезали. Водку в пластиковые стаканы наливали, и в гранёные стаканы компот. Я внимательно на всё смотрел, и глазами искал Ольгу. Терпеть Маруську на животе было просто невозможно. Льняное полотенце грубо натёрло мне кожу, и там, где был шов на полотенце, уже образовались ярко – красные рубцовые образования. Я растирал пот, который тёк отовсюду из меня, и даже не заметил, как стёр полотенцем себе кожу до рубцов.
Наконец, когда все уже расселись, я увидел приближающуюся Ольгу. Та показала мне, чтобы я вышел из-за стола, и пошёл за ней. Так я и сделал. Когда вошли в сарай, она остановила меня, и вопросительно подняла бровь:
– Где кот? – спросила она.
– Сидел возле гроба, как велела. После, когда мы уезжали, я в туалете его запер. Когда вернулись, открыл, выпустил. Что не так? – спросил я.
Ольга ничего не сказала, а молча расстегнула мне рубашку, и сняв полотенце, забрала Марусю. Та начала пищать недовольно, а я с облегчением вздохнул, и сдёрнул с себя полотенце. И тут же застонал. Ольга внимательно осмотрела кожу, и улыбнулась.
– Хорошо всё, Дима. Молодец ты, да ещё какой. Никогда подобного ещё не видела, ты первый у меня такой – сказала она.
– Может всё-таки объяснишь мне, что происходит? Или я начну думать, что с ума схожу.
– Вечером, когда народ с помина проводишь, баньку истопи. Друзья с тобой попарятся, и ты их попроси в предбаннике мазь тебе достать, специальную, на верхней полке лежит. Баба Нюра её сама делала. Она рубцы тебе вмиг уберёт, и зуд прекратиться. А про всё остальное не время спрашивать, иди к людям, нехорошо и долго стоим – сказала она и вышла из сарая. Я опять молча подчинился, и ничего больше не спросил. Зачем это делать? Всё равно не ответит, только нервы себе испорчу.
Поминали бабу Нюру долго и умеючи. До «песняков» дело дошло. Пели конечно «чёрный ворон», но это делали со вкусом. Потихоньку смеялись, разговаривали и делились последними новостями. Для них для всех мы были городскими «однодневками», и не особо в свой круг пускали. Да мы и не рвались в этот круг втискиваться. Нам не место здесь было, чувствовали и понимали это. Но привыкли, если честно. Детдомовские ребята – это особая «каста» ненужных людей. На нас печать такая стояла. Незримая, но очень крепкая. Не нужен мамке – никому не нужен. Так распорядились «небеса». А про них роптать ни к чему. Прими как должное, и не жалуйся. Вот мы и привыкли к себе не приближать никого. Выпили, поели и Олег с Павлом и Серёгой пошли прилечь немного. Устали, надо думать. Я остался за столом, чтобы следить за всем, как велено. Это теперь мой дом, и хозяин здесь я. Соседи потихоньку ко мне начали с расспросами приставать, да разговаривать про планы мои. Объяснил им, что в планы входит «осесть» в посёлке их. Наверняка электрики и здесь пригодятся. Дом не буду бросать, хозяйство тоже. Когда всё объяснил, народ за столом начал мне дружбу предлагать. Я соглашался, соседи всегда должны быть рядом. Так положено, да и не скучно.
Вечер подходил к закату, и пора было прибираться. Женщины быстро убирали со стола, мужчины допивали водку под пироги. Несмотря на мрачный повод, предстоящая ночь не внушала никаких опасений или страхов. Всё было так, как и должно было быть. Хороший человек была баба Нюра, и помянули её хорошо. Когда калитку за народом закрыли, пошли в баньку. Тут то я своим рубцы и показал. Олег как увидел, аж к двери попятился.
– На кой ляд ты это полотенце на себя нацепил? Можешь мне сказать? – спросил он.
– Могу, велено так было – ответил я.
– Кем велено? – спросил Серёжа.
– Ольгой, которая мне Ваську с Маруськой отдала – снова ответил я.
– И чего, вот так вот просто нацепил, раскрасился до инфекции, и не расспрашивал ни о чём? – спросил Павел.
– Нет, не нужно расспросов устраивать ей. Бесполезно. Велено было полотенце одеть, и котёнка в кармашке держать. Вот так два дня и проходил. Достаньте мазь на верхней полке. Ольга сказала, баба Нюра сама её делала. Намазать надо, когда помоюсь – ответил я и пошёл купаться. Когда все попарились, нашли мазь, и намазали меня всего. Действительно, зуд прошёл мгновенно, и болеть перестало.
После баньки, всех клонило в сон. Пора было укладываться на боковую. Маршрутный автобус отходил из посёлка в семь утра, мужики собирались на нём уехать по домам. Мне не было в этом необходимости, я твёрдо решил, что останусь здесь. Как увольняться, и как продавать квартиру, это уже другой вопрос. Но жить я хочу именно здесь. Город не привлекал меня никогда, и вдруг мечта о собственном доме – развернула свои объятия. А значит, всё правильно. Да и баба Нюра была бы счастлива, что за её хозяйством кто – то присматривает. Не зазря же всё мне оставила. Значит – так тому и быть. Остаюсь. С этими мыслями, я и лёг спать.
Глава 4
Проснулся я от странного чувства, что на меня кто – то смотрит. Вроде и открывать глаза не охота, а приходится, потому что неуютно от взгляда. Я чуть приоткрыл левый глаз, и оценил обстановку комнаты. Точно, так и есть. На меня смотрели два огромных голубых глаза. Васька сидел на моём плече, и усатой мордочкой тыкал мне в нос, пытаясь привлечь внимание. Я схватил этого малыша за шкирку, и спустил на пол. «Разбудил всё-таки, мохнатик» – подумал я и пошёл на кухню. И там картина красивейшая нарисовалась. Маруська моя сидела на столе, и доедала листок бумаги. Схватив и эту шкурку белую за ту же шкирку, снова опустил на пол. Сел на табурет, начал читать листок недоеденный: «Дима, беспокоить не стали, уехали. Друзья.»
Я грустно опустил голову. «Ну вот я и один, хотя никогда этого не боялся. А тут как-то не по себе. Место пока мной плохо обжитое» – думал я и грустил, глядя в окно.
– Интересно, а нас в расчёт я так понимаю никто не берёт? – проговорил мягкий голос рядом с моим ухом. Я подпрыгнул, резко вскочил и развернулся всем телом, чтобы охватить взглядом кухню. Никого.
– Кто здесь? – на всякий случай спросил я.
– Чего кричишь? Испугался что ли? Не бойся, это мы – снова сказал голос. Я обошёл весь дом, и даже заглянул в сарай. Никого. «Кто интересно со мной разговаривает? Рехнулся я что ли, в сорок лет?» – думал я.
– Сядь иди, Дима. Надоело смотреть, как ты мечешься по хате. Если в руки себя не возьмёшь, я по-другому объяснять буду – снова прозвучало у меня в голове. Я сел на табурет на кухне, и уставился на котят, которые сидели на столе. Маруся лизала лапы после завтрака, а Вася просто молча наблюдал, как я бегаю по дому, и мирно подёргивал ушами. Я сел на табурет, и уставился на котят. Такие милые и пушистые, они быстро успокоили моё разбушевавшееся сердце. Смотрел как они занимаются утренним туалетом, и даже решил выпить чаю. Когда встал из – за стола, голос опять сказал мне:
– Дима, я же сказала, сядь.
Тут я и «похолодел». Вернее, «оцарапнулся». Три тонкие полоски проявились на моём голом плече, из которых сочилась кровь. Я сел на табурет, и резко понял, кто со мной разговаривает.
– Вот зачем до крайности доводить, Дима? Мы с братом обидеть тебя не хотели, так что прости нас. Но ты же сейчас ищешь «голос», и нам приходится вот так тебя «усмирять».
Я тряхнул головой, и уставился на котят. А они смотрели на меня и молчали.
– Чего молчим теперь, белокурые? Давайте, говорите, раз уже мне в башку залезли – сказал я и погладил Маруську.
– Чего, это всё что ли? Никаких «караул, помогите, спасите…»
– А поможет?
– Нет, не поможет, но это обычно «прикольно» бывает. Мы всегда смеёмся над этим. А ты нас разочаровал совсем. Ну ладно, давай теперь к делу.
– А кто сейчас со мной говорит? Маруся или Васька?
– Маруся с тобой говорит. Васька редко, когда влезает. Он только по делу может тебе что сказать, а просто «поболтать», это ко мне. Имей это в виду.
– Ну как скажешь. Раз я теперь имею диагноз «шизофрения», давай тогда и поедим чего ни будь, и, наверное, выпьем. «Умирать, так с музыкой», как считаешь?
– Никак не считаю. Мы, «пушковые», вообще не имеем привычки умирать. Не наше это всё. Поэтому, тебе видней. Ладно, иди водки себе налей. Мужики обычно так со стрессом справляются. Но вообще, не советую. У тебя сегодня плотный график. Нам много предстоит сделать и сходить кое – куда надо. Так что подкрепись на дорогу, а мозг себе не тумань.
– Всё сказала? Ничего не забыла? Я может и с «шизой» теперь дружу, но ещё кошки мне здесь не указывали, что мне делать. Ну – ка, «брысь» со стола быстро. Шерсти мне только в еде не хватало – сказал я и скинул их со столешницы. Протёр тряпкой стол, и пошёл к холодильнику. Резкая боль в правом плече, заставила остановиться на пол пути. Посмотрел на него, так и есть. Три больших царапины на плече, и кровь начала собираться возле раны.
– Ты решила, что таким образом можешь мной манипулировать? – спросил я.
– Это не я, это Васька. Он не терпит, когда его не слышат. Нам надо тебе многое поведать, не «ерепенься», прошу тебя – сказал голом Маруси у меня в голове.
– Ладно, боль причинили, а я это не люблю. Может не знала, я детдомовский. Не надо меня болью наказывать, я ответить могу.
– Принято, Дима. Не будем больше. Только не надо нас игнорировать. Но на стол больше не полезем, обещаем.
– Так-то. В доме хозяин я. Хоть и «шваркнутый» теперь головой. Ну так какой есть. Я поем, отдохну, а потом пойдём куда скажите. Так я решил.
– Отдыхай конечно. Мы подождём – договорила она в моей голове, и они пошли с братом на подоконник, возле герани (вернее её остатков) прилечь.
Я открыл холодильник, вытащил оттуда пирожков и молока, и сел завтракать. Пока ел, внимательно изучал поведение котов. Никаких признаков того, что они умеют разговаривать, не было. Мило лежали возле окна, и дремали. И притом, я не видел, что бы кто-то из них действительно открывал ротик. Нет, эти голоса были явно в моей голове. «Ну и что теперь делать? Как на всё это реагировать? Спокойно начать ходить по врачам, или просто пока понаблюдать за собой, и если вдруг увижу какое – то ухудшение своего состояния, тогда к врачу обращусь? Мне непонятно теперь, как дальше планировать жить» – думал я жевал безвкусную еду. Мысли омрачали меня, и я был расстроен.
– Да ладно ты, чего ведёшь себя как «кисейная» барышня? Подумаешь, в голове «таракан» завёлся в виде моего голоса, ну бывает же. И заметь, далеко не со всеми такое случается. Тебе бы радоваться, а ты без настроения. Нехорошо это – снова начала говорить Маруся.
– Опять ты начала свою «мурлыку» петь? Я же сказал, ем я, не мешай – проворчал я и повернулся в их сторону. Котята мирно спали на своих мягких лапках, и даже не смотрели в мою сторону. «Всё, теперь точно к врачу» – подумал я и приуныл ещё больше.
– Да не спим мы никогда, это просто так, притворяемся, чтобы люди нас не трогали. Знаешь, как надоедает это «тисканье» постоянное? Ужас. То целоваться лезут, то гладить везде норовят, то укрывают нас чем попало. А нам бы наоборот, иногда хочется шкурку снять, жарко потому что. Ты поел? – спросила Маруся.
– Да, поел, пойдёмте уже, куда вы там зовёте – сказал я и резко повернул голову в их сторону. Котята вскочили на лапы, и спрыгнули с подоконника, широко распахнув глаза в мою сторону.
«Э, нет брат. Не нужен тебе доктор пока что. Слышат они меня, и это всё в реалии происходит. Ну да ладно, пора пройтись» – хитро подумал я и взяв походный рюкзак на всякий случай, вышел из дома, предварительно выпустив котят вперёд. Заперев ключом входную дверь и калитку, внимательно следил за передвижением котят. Они потихоньку перебирали лапками, и явно никуда не торопились. Шли мы вдоль дороги, в сторону поля. Когда мы с ним сравнялись, я протянул руку, и попробовал на ощупь упругое зерно, подумал про себя, что скоро пшеницу нужно убирать. Невольно размечтался, как устроюсь каким ни будь работником сельского хозяйства, и буду этот урожай вместе со всеми обрабатывать. Ситуация с голосами немного «притупилась», и я начал осматриваться по сторонам. Мне в этой деревне предстоит прожить, надеюсь, очень долго. Нет ничего лучше, чем чистый воздух и вкусное парное молоко.
– Дима, ты давай, не мечтай много. А то разочарование тебя ждёт. Лучше смотри внимательно, куда идём – сказала Маруся. И действительно, буквально через две минуты, котята начали сворачивать направо. Прямо в поле.
– Вы в пшеницу меня зовёте? – спросил я.
– На руки нас возьми, мы дальше не сможем без тебя идти. Васька лапу поранил об камень. Да и нельзя нам дальше на своих четырёх. Бери, не спрашивая – ответила она. Я взял их на руки и спросил:
– Ты бы хоть сказала, куда идём то. Мне нехорошо как-то на душе, «темно».
– Не бойся, всё хорошо будет. Ты немного потерпи, уже близко – ответила она и залезла мне под рубашку. Васька остался на руке, просто свернулся в ней калачиком, и задремал. Шли действительно недолго. Пшеница вдруг начала расступаться, как будто освобождая нам проход. Появилась дорожка из жёлтого камня. Странно было смотреть под ноги, где лежала выкрашенная щебёнка, которая ровными слоями лежала, как будто только что была аккуратно насыпана и разложена. Потом дорожка стала шире, и вдалеке, я вдруг увидел дом. Сначала просто белоснежную крышу, из которой шёл дымок, а потом и сам дом, такой же белый, как и крыша. Складывалось ощущение, что и дорожка, и дом, только что тщательно помыли. Всё сверкало чистотой и новизной. Я невольно залюбовался. Маруся и Вася попросили их освободить, и я выпустил их из рук. Они потрусили рядом со мной, вальяжно подняв хвост. Вдруг, посреди дорожки я увидел большого, рыжего кота. Он сидел в «стойке», и как будто поджидал нас. Глаза его блестели изумрудным цветом, и смотрели с любопытством. Я не слышал их диалога, хотя я думаю, он был. Кот поднялся на лапы, и пошёл следом за нами. Все вчетвером мы к крыльцу дома и подошли. Так как объяснить мне ситуацию никто, так и не потрудился, я, аккуратно постучав костяшками пальцев об дверь, аккуратно её открыл.
То, что я увидел внутри помещения, нельзя ни понять, ни объяснить даже себе. Просто принять как должное, и постараться не уверовать, что свихнулся окончательно. Посреди огромной комнаты стоял стол. Огромный, белоснежно – белый. На столе стояли миски и плошки, которые были наполнены мясным фаршем. На другом столе лежало раскатанное тесто и рюмка, чтобы делать ровные кругляши на нём. Я понял, что здесь делают пельмени. Но лепили их далеко не хозяюшки для своей семьи. Это делали коты. В огромном количестве. Глаза разбегались от изобилия различных окрасок их шкурок. Кого здесь только не было. И сибирские, и камышовые, и сиамские породы мохнатых зверьков. Больше всего конечно было интересно, что среди всей этой кошачьей братвы, были и лопоухие косые зайцы, которые бесцеремонно залазили лапами в миску с фаршем, и «взбивали» быстрыми движениями мясную массу, чтобы было «пышнее». Один из котов вытаскивал большой коготь из лапы, и поставив рюмку на тесто, профессионально резал вдоль линии рюмки – круг. Другая кошечка, аккуратно взяв из миски кусочек фарша, профессионально делала кругляш из него, и укладывала его на тесто. И лепили они эти пельмени, тоже сами. Две красотки чёрного окраса делали это просто виртуозно. Зажав между лапами тесто, они мягкими лапками сжимали края, и пельмень получался очень даже красивым. Я не выдержал такого зрелища, присел на скамейку, которая возле этого стола стояла, и просто наблюдал за этим.
Невольно осознав, что всё ещё нахожусь в сознании, и два раза себя ущипнув для пущей уверенности, начал поворачивать голову, в поисках хоть какого-то здравого смысла. Нашёл. Возле печки, которая тоже была выкрашена в белый цвет, в кресле качалке, сидела женщина. Нет, не старая вовсе. Скорее, просто уставшая. Она смотрела на меня, и улыбалась. Я встал со скамьи, и пошёл ей на встречу. Она показала рукой на кресло, которое стояло возле неё. Близнец её креслу как будто поджидал меня, и когда я сел в него, начал слегка покачиваться. Движения были ровными, и я немного успокоился. Я смотрел то на эту женщину, то на мохнатых зверьков. И качался на кресле. «Судя по всему, в этом мире никто не спешит мне ничего рассказывать. Ну и ладно. Когда решат, что пора мне поведать, что всё это значит, тогда и поговорим» – подумал я.
– Здравствуй Дима, – сказала женщина и снова мне улыбнулась, – ты верно подметил про себя, когда сказал фразу «в этом мире». Мы действительно с тобой не в той реальности, к которой ты привык.
– Здравствуйте! – откуда вы знаете, что я подумал? Как и моя Маруська, умеете мне в голову залазить? – спросил я.
– Умею, и не только это – снова потихоньку сказала она.
– Я не глупый мужик вроде, мне всякое в жизни приходилось видеть, но вот так я ещё никогда не «вляпывался. Либо скажите, что вы психотерапевт и я в больнице, либо угостите пельменями, они, по-моему, уже вариться поставлены – сказал я и показал на огромную кастрюлю в печке, от которой шёл очень вкусный запах.
– Конечно угостим, это даже не обсуждается. Ты сегодня гость у нас. Вот если бы ты пришёл в воскресенье, то ещё и на ватрушки «нарвался» бы. Их мои ребятки умеют выпекать очень румяными, и с хрустящей корочкой.
– Ну в этом нет сомнений, я думаю, что и пельмени от котов, а не из них, для меня уже праздник. Если бы вы знали, какую дрянь супермаркеты продают нам, простым обывателям, вы бы мне поверили.
– Я и так верю, не сомневайся. И про плохую еду, и про экологию, и про жизнь не лёгкую, всё знаю. Ну что, готов слушать, зачем сюда тебя судьба привела?
– Готов.
– Хорошо, я тогда тебе постараюсь всё в деталях обрисовать, чтобы ты потом мне лишних вопросов не задавал. Итак, начнём с главного. Ты Дима, больше никогда не будешь жить той жизнью, которая тебе была привычна. Про прошлое забывать не надо, но и возврата к ней не будет. Мы будем давать тебе определённые каникулы в твоей работе, и ты конечно имеешь право на отдых в привычной тебе обстановке, но это будет не часто. Нам катастрофически не хватает сотрудников, и к сожалению, часто то, что мы планируем, у нас просто остаётся не исполненным. А это приводит иногда к таким плачевным последствиям, что нашему ведомству становится очень обидно, что работа не сделана.
– Простите что вмешиваюсь. То, что вы говорите для меня конечно важно. Но хотелось бы начать действительно с главного. Где я? – встрял я с вопросом, прервав её монолог.
– Правда, не с того начала, прости. Меня зовут Елизавета. Я являюсь представителем «перевалочной» базы между мирами. И ты, Дима, был переправлен на эту базу твоими котятами. Именно они являются существами, которые помогают пройти в мир, в котором ты сейчас находишься.
– Я умер?
– Нет конечно, что ты. Ты и не рождался, вот и вся правда.
– Я совсем не понял сейчас. Как это?
– Всё очень просто, поверь мне. Сейчас объясню, если ты так хочешь. Таких как ты, обычно принято называть у нас «прозрачными». Мы не забираем вас к себе в «другой» мир, потому что забирать некого. Вас нет, вы без души рождённые. Я же говорю, не успеваем ничего, сотрудники очень нужны, вот и «брак» в работе появляется. Не уследили за мамкой твоей, когда она тебя ждала, вот и родила она тебя восьмимесячного, потому что на стройке работала, и тяжёлое тягала, чтобы прокормиться. И родила между восьмым и девятым этажом, в доме, где никто не мог ей помочь. И умерла там же. А ты так и лежал там, в пыли и строительной грязи, пока строители не пришли, и тебя не обнаружили. В больницу отвезли, там ты и оклемался маленько. Потом дом малютки, детский дом, ну и собственно так далее.
– А почему я «прозрачный» называюсь?
– Потому что человек без души, он как воздух. А душа приходит в тело к ребёнку в семь, или девять месяцев со дня зачатия. И человек становится «заполненным» Остальные, которым не повезло, в «прозрачные» уходят. И зачастую, если конечно моё ведомство до вас вовремя доберётся, вы благополучно к нам в службу уходите. Если не успеваем, то беда.
– Какая беда?
– «Чернота» забирает человека, и мы тогда, от него отворачиваемся. И когда приходит время, его другое ведомство забирает, не мы. В той конторе пельменями не угощают.
– С помощью этих «чёрных», в той конторе, они себе шашлык жарят?
– Смышлёный какой, вмиг меня понял. Молодец. Да, это очень нехорошее место. Но про это тебе не я буду рассказывать. А сейчас, давай обедать. Наши помощники уже на стол накрыли.
С этими словами, она показала рукой на стол. И действительно, работа по лепке пельменей была уже завершена, и он стоял чистый, и накрытый затейливой скатертью, на которой красиво вышиты были узоры. Мягкие и пушистые участники подготовки к трапезе, с нетерпением ждали нас за столом. Мне всё это уже не казалось чем-то странным. После разговора с Лизой, многое встало на свои места, и я больше не задавал лишних вопросов. Мы подошли к столу, и сели на скамейки. Мне подали большую чашку с пельменями, и я поблагодарил чёрную кошку, которая мне принесла этот обед тем, что от души погладил её за ушком. Она прикрыла глаза, и заурчала. Мне очень хотелось взять её на руки и потискать, но я не решился. Елизавета взяла ложку, и я последовал её примеру.
– Дмитрий, вы покушайте, что нам наши друзья приготовили, и больше не задавайте мне никаких вопросов. Не нужно больше тревожить, ни себя, ни меня. Всё, что вам необходимо будет знать по вашей будущей работе в нашем ведомстве, вы узнаете из разных источников. А теперь, приятного аппетита – сказала Елизавета, и зачерпнув сметану в стоящей рядом плашке, обильно полила пельмени. Я последовал её примеру.
– Приятного аппетита – сказал я и засунул ложку с пельменями себе в рот.
