Оксана Рабафф
Чужие Люди
В первый день лета, на очередном обследовании, по результатам анализов врач вынес страшный диагноз. Рецидив. Рак вернулся. Неоперабельная опухоль, множественные метастазы. Химию делать бесполезно. Ира бегала по всем больницам, сутками напролет искала клинику, которая занялась бы маминым случаем. Увы, отовсюду шли отказы, случай слишком сложный. Антон умолял успокоиться и бросить поиски. В тот момент Ире показалось, что гранитная плита, на которой стоял их брак, раскололась. Как бросить? Как смириться? Разве можно опустить руки? Она всё писала и писала. Искала пути решения. Муж с советами больше не лез.
После месяца поисков маминым случаем согласился заняться профессор из Израиля. Гарантий не давал, но она словно получила крылья. Обстановка в стране была накалена. Нависла угроза войны. Курс колебался. В любой момент могли закрыть границы. Ира решила рискнуть. Антон, который считал, что нет места безопаснее, чем дом, на эту авантюру смотрел отрицательно. Конечно, обиделся и даже демонстративно не проводил их в аэропорт. «Подумаешь, – думала она, ей некогда было анализировать его выпады. – Разберусь позже, сначала мама». Но тем не менее по плите прошла ещё одна трещина.
Операция прошла успешно. Опухоль убрали. Предстояло долгое дорогое лечение и реабилитация. Ира была вынуждена уйти с работы. Цель оправдывала средства. Мамину квартиру сдали, а её забрали к себе. От таких новостей у Антона случилась самая настоящая истерика. Он кричал и кричал. Как это так, теперь он должен один работать? Один? А она будет сидеть дома и кушать на его зарплату? Она и её мама? Нет, на такое он не подписывался! Видимо, «и в горе, и в радости» он понимал как-то по-своему. Потому что его совершенно не коробил тот факт, что квартиру и машину помогла купить именно мама Иры. Откладывала, копила, брала учеников, факультативы. Антон никак не вкладывался, но, иначе воспитанные, они не упрекали его этим. Любовь и не такое терпит. Ира закрыла глаза, закусила удила и всё шла вперёд.
Маме становило хуже. Врачи разводили руками, говорили, что с такими метастазами шансов и так было мало. Но это помогло прожить ей ещё немного. Чуть дольше видеть этот мир. Месяц больниц, и снова домашний уход. Дальше врач настоял на хосписе. Необходимо было обезболивать. Со слезами решилась на этот шаг. Несколько недель она каждый день ездила туда. Далеко, но дорога просто пролетала. В один из дней, когда она ехала в хоспис, позвонили. Умерла. Ночью. Ира не плакала, нет. Не было слёз. Всё выплакала за несколько месяцев неравной борьбы. Просто пустота. Невозможно в такое сразу поверить. Начала вспоминать друзей и подруг, у которых тоже не стало родителей. Как они живут? Чем занимаются? Кто их поддерживает в сложные минуты? Как это вообще, остаться одной?
В полусне добралась домой. Антон работал за компьютером.
– Мама умерла… – произнесла Ира, раздеваясь.
– А я думаю, чего это ты так рано? Обед на кухне. Разогревай, я скоро.
– Антон, мама умерла, – повторила она громче.
– Да слышу я, не глухой. – Он встал из-за стола и поправил очки. – И что теперь делать? Как там всё? Дорого, наверное, хоронить?
Ира смотрела на него. На маленький курносый нос, растянутые джинсы, тонкие пальцы, которыми он постоянно хрустел. На открытую бутылку с пивом на его столе. Хоум офис перерос в филиал паба.
– Ира, ты чего замерла? Есть будешь?
Молча обошла его и направилась в спальню. Сняв одежду, рухнула без сил на кровать. Укрылась одеялом и принялась рассматривать обои напротив. Антон ходил вокруг и что-то говорил, спрашивал, объяснял. До неё долетали обрывки фраз «договорюсь», «уточни», «почему». Сути разговора она не улавливала. Странно было, что он вообще так долго ведёт монолог. Ей нечего было ему ответить. В итоге ему быстро надоело разговаривать с тишиной. Он ушёл. Судя по звукам, погрел еду, поел, сполоснул посуду, потом опять как ни в чём не бывало сел работать. Она уснула.
Организацию похорон взяли на себя родственники, коллеги и знакомые мамы. Пришло такое количество людей, что она даже удивилась. Прощаться Антон не поехал, на поминки не явился, сославшись на плохое самочувствие. Как будто она себя чувствовала прекрасно. После поминок немногочисленные родственники разъехались, кто куда. Остались она и тётя из Волгограда. Мамина младшая сестра. Поезд только на следующий день, утром. Измученных и уставших, их привез домой бывший одноклассник Иры, который был среди других маминых выпускников, тоже пришедших проститься. Муж увидел его в окно. Естественно, встретил Иру с порога с претензиями. Кто, что, почему?
– Слышь, малохольный, – позвала его тётя Таня, дослушав короткую истерику.
– Вы мне? – растерянно осмотрелся в недоумении Антон.
– Тебе, тебе. Пошли перекурим, – она достала из сумочки сигареты.
– Я не курю, – затравленно произнёс Антон.
– Да знаю я, – она взяла его за край футболки и увлекла за собой, за дверь, на улицу. Против тёти аргументов ни у кого не было.
Ира не могла расслышать, о чём они говорили. Точнее, говорила только тётя, громко и не требуя возражений. Муж робко вставил фразу, и то один раз. Вернулись быстро. Антон сразу шмыгнул в комнату.
– Что ты ему сказала? – шёпотом уточнила Ира.
– Чтобы язык свой, поганый, прикусил!
Тётя ответила громко, совершенно не переживая, что Антон может её услышать.
– Ты в своём доме, дорогая! – направилась на кухню. – Мама тебя очень любила, берегла, защищала! А этот прыщ…
– Тёть Таня… – Ира прикрыла за ними дверь.
– Не тётьтанькай мне! Я ему голову за тебя отгрызу! Мама пылинки сдувала с дочери, а этот хмырь так разговаривает! – тётушка уже вовсю хозяйничала на кухне. – Ты, Иринка, достойна лучшего! День на ногах, такие нервы! А он даже чайника не поставил! С порога гостей с криками встречать! – потрогала рукой холодный чайник.
Ловко нарезала батон и колбаски, состряпала бутерброды. Притом строго на двоих.
– А теперь давай перекусим и поболтаем! – она поставила тарелку в центр стола и уселась на кухонный уголок, улыбаясь племяннице.
– А Антон?
– С голоду не сдохнет, не бойся. Он ещё желчь свою не переварил, – сказала она серьёзно. – Ты думаешь, я ничего не знаю? Мне сегодня рассказали, как ты одна тут подкидывалась и мать таскала, и денег сколько вгрохала, а он со стороны стоял и пальчиком водил, раздавал указания. Муж называется! Херня это, а не мужик!
– Ну, расскажут всякое, – Ира не хотела выносить сор из избы, хотя тётя была во всём права, – соседи, сама понимаешь. – оправдывала она его.
– А причём тут соседи? Мама и сама мне жаловалась. Рассказывала про его хамские выходки. Я терпела, не хотела её расстраивать! Мы все так ждали, что она поправится! Берегли её! Он! Он должен был тебя поддержать, помочь, чем может, а поступил вот так.
– Ну, сложные периоды, они у всех бывают. Просто их надо пережить.
– Ира, – тётя покачала головой, словно не веря тому, что слышит, – ты сейчас мне честно ответь, любишь его?
– Люблю, – ответила она, но сомнения были.
Тётя, конечно, задала совершенно правильный вопрос. Абсолютно уместный в данной ситуации.
– Вырви у себя из сердца этого человека, если он ещё там, вырви и выкинь как можно дальше!
Ира посмотрела на тётю. Двумя руками сжала её руку и произнесла тихо сквозь подступившие слёзы:
– Спасибо!
***
– Оставь меня тут. Просто… – она смахнула слёзы. – Я не переживу это, не смогу.
– Ну чего ты раскисла? – ему были понятны её слёзы. Спросил только ради поддержки.
Он и сам сейчас не верил в происходящее. Тихий красивый лес, мелкая, но быстрая речушка, ароматная яичница по утру. Даже думать о плохом не хотелось. Футболка всё ещё пахла духами Аллы. Стойкий аромат не выветривался порой неделями. Он так хотел разыскать её или хотя бы просто знать, что с ней всё в порядке.
Ира уронила лицо на ладони и плакала, тихонько подвывая. Истерика набирала обороты. Максим покачал головой. Подошёл и взял её за руку, осторожно потянул на себя.
– Мы умрём? – подняла голову и что есть сил сжала его ладонь, тонкие ноготки впились в пальцы.
– Нет! – он присел на корточки, вглядываясь в её лицо. – Я обещаю тебе, всё будет хорошо. Веришь? – убрал прядь волос с её лица.
Он, конечно, не знал, как всё будет, и ему тоже было страшно.
– Ира, там Илья ждёт. Никого, кроме меня и тебя, у него нет. Пошли, прошу, – крепче сжал её руку, помогая подняться.
Коротко кивнула и, наконец, встала, не выпуская его ладонь.
ГЛАВА 4. Небо в огне.
На подходе к дому Ира принялась оглядываться и запаниковала, ускоряя шаг. Ильи не было видно во дворе. Уходя, она попросила его ждать, в случае чего, на качелях, но качели пустовали. Коршуном метнулась к сараю, распахивая двери.
– Илья, Илья, ты где? – кричала она. – Илья, – продолжила звать, мечась от дерева к дереву.
Макс первым делом решил проверить в доме. Толкнул дверь и застал мальчика в гостиной. Тот тихо сидел на диване и ел из большой миски кукурузные звёздочки для завтрака, рядом лежала книжка, которую он читал утром. Не успел он и слова сказать, как следом в дом влетела Ира, на бегу сбрасывая обувь.
– Ты почему меня не слушаешься? – с криками подбежала она к ребёнку.
Илья от испуга вздрогнул, выронил миску и захлопал глазами, звёздочки рассыпались по мягкому ковру.
– Я замёрз и решил зайти, – оправдался он.
– Я же сказала тебе ждать меня на качелях! Почему ты ослушался? – принялась трясти его.
Мальчик сжал губы, глаза заблестели.
– Я ничего не трогал и не портил. Я тихонько сидел, – затараторил он сквозь слёзы.
Максим подошёл, на ходу скидывая куртку. Отодвинув Иру в сторону, взял ребёнка на руки, прижимая к себе.
– Ты вконец очумела? – прорычал он. – Ты чего кричишь на него?
Она замолчала, испугавшись его ярости.
– Присядь, успокойся, – смягчился. – Мы отойдём ненадолго, – добавил, выходя из комнаты с мальчиком на руках.
Ира попыталась что-то сказать в ответ, но он жестом остановил её. Слишком хорошо понимал причины её стресса, но срываться на крик – это уже за гранью. Тем более мальчишка словно с небес спустился: тихий, спокойный, послушный.
Проводив их взглядом, она присела на диван, в отчаянии хватаясь за голову. Ей было стыдно.
– Мы с тобой сейчас будем готовить камин, – произнёс он, ставя мальчика на пол рядом с собой.
Ребёнок всё ещё недоумевал, за что ставшая почти родной тётя Ира накричала на него, но предложение явно заинтересовало его. Кулачками смахнул слёзы и принялся следить за действиями Озерова. Тот быстро перекладывал поленья из большой кучи в аккуратную стопку по правую от камина сторону. Не прошло и минуты, как Илья взял пару деревяшек и принялся помогать ему.
– Осторожно бери, а то занозу загонишь, – посоветовал Максим, рассматривая Илью.
До чего смышлёный и не по годам серьёзный.
– У меня уже была заноза! – произнёс тот с гордостью.
– У меня тоже! – поддержал Максим его. – Дай пять!
Малыш радостно хлопнул подставленную ладонь.
– Справишься сам? Я пока отойду на минутку? – внимательно посмотрел. – Дело очень ответственное, я пойму, если ты не захочешь оставаться один.
– Я думаю, я справлюсь! – тот гордо расправил плечи.
– Отлично! Тогда разложи вот эту горку поленьев, – ткнул пальцем в небольшую горку деревяшек, – и жди меня! Я скоро!
В несколько шагов он преодолел расстояние до гостиной. Колокольчик всё так же сидела на диване, обречённо сложив голову на ладони. Озеров взял её за руку и поднял. Посмотрела на него заплаканными глазами, недоумевая.
– Пошли! – он развернулся в сторону кухни, жестом приглашая её с собой.
– Говори тут, я не хочу никуда идти! – села обратно на диван.
– Я сказал встала и пошла! – спокойно, но твёрдо приказал Максим.
Колокольчик затравленно смотрела в его глаза. Очевидно, что за линией, до которой он сейчас доведён, уже точка кипения. Покорно поднялась.
Не дождавшись ответа, Максим развернулся и пошёл на кухню один. Вот как её сейчас не прибить?! Словно намеренно выводит! Упёртая! Набрал стакан холодной воды и залпом осушил. Сзади послышались шаги. На кухню зашла Ира, прикрывая за собой дверь.
– Понимаешь, да, зачем позвал? – процедил сквозь зубы, не поворачиваясь.
Ира молчала.
– Я задал тебе вопрос!
– Я слышала! – огрызнулась она.
Озеров повернулся и подошёл к ней вплотную.
– Так отвечай! – вулкан внутри клокотал, готовый взорваться в любую секунду.
Колокольчик тряслась мелкой дрожью.
– Отвечай! – гаркнул Максим, его глаза сверкали недобрым огнём.
Она вздрогнула, попятившись к стене, часто заморгала, по щекам в который раз покатились слёзы.
– Да за что мне это всё? – прошептала обречённо.
– Тебе? – заорал, выходя из себя, Максим. – А мне? – недоумённо сдвинул брови, тыкая себя в грудь. – А ему? – махнул рукой в сторону комнаты, где оставил Илью.
Ира молчала, глотая одну за одной горькие слёзы.
– А всем остальным? – не унимался он.
– Перестань кричать, пожалуйста! – взмолилась, вытирая тыльной стороной ладони припухшее лицо.
– Перестать? – он зверем метался по кухне. – Ты сейчас серьёзно? Ты закатываешь мне истерику за истерикой и ждёшь, что я буду с умилением вытирать твои слёзы и оказывать скорую психологическую помощь?
– Н-н-нет, – взяла его за рукав футболки, останавливая, – пожалуйста, Максим, хватит, – прижала ладонь ко рту, пытаясь подавить истерику, – перестань, умоляю тебя…
– Я не виноват в том, что происходит! – продолжал давить. – Я не хотел всего этого! – Он обвёл рукой вокруг, словно не замечая её жеста. – Я в тех же условиях, что и ты!
– Прости, прости меня, пожалуйста, – сползла на пол, выпустив его футболку из рук, – прости меня… – посмотрела с мольбой на него.
Озеров стоял, сжимая и разжимая кулаки. Желваки гуляли от злости. Он кипел от ярости. Изучал её карие глаза. Ира осторожно коснулась его ладони, словно вымаливая прощения. Её рука была тёплой. Глаза – красными от слёз. Он сел рядом и дал волю чувствам. Сколько ни старайся, как ни держись, а всё равно горько терять всё вот так. Тихо опустилась ручка двери. В проёме показалась голова мальчика. Он увидел их сидящими на полу, осторожно зашёл, шлёпая босыми ногами по плитке, и присел рядом. Подвинулся ближе и протянул Ире мизинчик, в знак перемирия, та улыбнулась сквозь слёзы и протянула мизинец в ответ. Макс сгрёб их обоих в охапку и стиснул зубы до боли…
***
Ира зашла на кухню. Горела только подсветка рабочей панели, в полутьме за столом сидел Озеров и задумчиво крутил в руке стакан с виски.
– Уснул наконец. – Присела напротив. – Перенервничал из-за меня… – с сожалением покачала головой.
– Думаю, нам стоит поговорить, – закурив, он сощурился от дыма и поднял глаза на Иру.
– Прости меня за эмоции! – первой начала она. – Обещаю тебе, больше это не повторится.
Максим ничего не ответил, только смотрел ей в глаза, изучая. Ира следила за тем, как тлеет сигарета в его руке. Прошла минута, и он наконец заговорил:
– Эмоции – сейчас наш самый страшный враг. Сколько мы проведём тут времени, я не знаю, – развёл руками. – Но я точно знаю, что по одиночке мы не справимся. Только вместе. Только стараясь поддерживать друг друга. И раз уж так вышло, что мы оказались в том составе, какой есть, значит, так тому и быть.
Он на минуту замолчал.
– Просто мне очень страшно, – ответила честно. – Впервые в жизни по-настоящему страшно. Ни час, ни два, ни день, а всё время страшно. С тех самых пор как я закрыла двери квартиры, я не расставалась с этим чувством. Оно становилось то сильнее, то слабее, но не уходило. Всё, к чему я стремилась, о чём мечтала, что было важно для меня, вдруг потеряло смысл.
– Странно, да? – перебил. – Дом цел, мы не слышим взрывы, ничто не угрожает нашей жизни, – поднялся и принялся гулять по просторной кухне. – Я вот пью коллекционный виски, – поднял бокал повыше, словно произнося тост. – Ты сейчас отправишься в душ, где льётся горячая вода, – махнул ладонью в сторону душевой, – а думаем только о плохом. За упокой, как говорится, – усмехнулся, отпивая из стакана.
– Просто мы понимаем, что происходит, – внимательно следила за его передвижениями. – Но не можем это принять.
– А ты мудрая женщина, когда не колотишься в бесконечных истериках, – отметил он, затушив сигарету под струёй воды. Окурок полетел в мусор.
Ира никак не отреагировала на его слова, хотя он явно похвалил её, что редкость.
– Я давно хотела у тебя спросить про тех людей, с которыми ты общался, – осторожно начала очередную скользкую тему. – Что вас связывает?
Максим перестал мерять шагами кухню и остановился где-то у неё за спиной.
– Общая работа, – коротко ответил он, словно решая, можно ей верить или нет.
– Я знала нашего прошлого участкового. Между вами большая разница.
– Дай угадаю, – долил виски в стакан и вернулся за стол, – он блондин? Выше ростом? Его зовут не Максим?
На удивление Ира расплылась в улыбке. Шутка ему удалась.
– Надо же, почти всё так! Но, если не хочешь мне рассказывать, не рассказывай, – отмахнулась, отводя взгляд в сторону.
– Включаешь все эти ваши женские приёмчики? – откинулся на спинку стула, снова отпивая из бокала.
– Нет, – отрицательно покачала головой, – просто хочу знать. Чувствую, что двигаюсь в правильном направлении, но додумывать не хочу. – Посмотрела в его глаза, пытаясь понять, насколько была права в своих рассуждениях.
Озеров удивлённо вскинул брови: и правда умница, когда нервы не шалят. Конечно, она была права, он не обычный участковый. Но стоит ли ей доверять? Колокольчик продолжала пристально смотреть на него в ожидании ответов.
Иногда он казался ей до безобразия простым. Но сейчас он словно накинул маску, пытаясь что-то спрятать. Интересно, насколько подействовал алкоголь? Расскажет он ей хоть что-то? А может, пусть ничего не говорит? Что-то подсказывало ей: такие тайны влекут за собой большие проблемы. Вспомнила сумку, набитую оружием. Как он без колебаний взвёл пистолет и сделал выстрел. Рассматривала его руки, пальцы. Как часто он нажимал на спусковой крючок, калеча кого-то или вовсе отнимая жизнь? Живот скрутило от тревожных мыслей, она на пару секунд машинально зажмурила глаза.
– Всё в порядке? – поинтересовался участковый, непрерывно следивший за выражением её лица.
– Да, в полном, спасибо. – Встала, убирая со стола свою чашку. – Такая кухня красивая! – с восторгом произнесла, резко переводя тему разговора. – Сделано с душой! Твой отец живёт тут один?
– Отец живет тут не один, у него уже семь лет как новая жена, – ответил, не раздумывая, Максим, сжав в руке салфетку.
– А где твоя мама? – спросила Ира и лишь потом осознала, насколько неуместным оказался вопрос.
– А твоя? – ответил он с издёвкой, разглядывая грани стакана.
– Если тебе так не приятен этот вопрос, мог бы сразу сказать. Я бы поняла.
Ей тоже было больно вспоминать маму. Столько лет прошло, а она всё не могла смириться с утратой. Видимо, у него своя, ещё свежая рана.
– Не бери в голову.
Произнес, как будто извиняясь.
– Маму убили, при ограблении. – Посмотрел на неё, словно решая, что именно сказать.
Ира молчала, ожидая продолжения истории.
– Отец искал преступников, но безуспешно. Будучи полковником, имея связи, кучу свидетелей и фактов, он ничего не смог сделать. Личность убийцы до сих пор не установлена. – Развёл руками. – А семь лет назад он встретил Веру и буквально ожил. Она моложе его на пятнадцать лет. И год назад у неё нашли рак. Они сейчас в клинике, в Испании. Шансы очень хорошие. И я, конечно, рад, что они там, а не тут.
Замолчал, опустив глаза.
Ей хотелось выразить ему соболезнования, приведя в пример историю о том, что её мама тоже перенесла онкологию и вышла в ремиссию. Пусть и ненадолго. Но замолчала, ведь всё кончилось плохо. Не стоит таким сейчас делиться.
– Очень жаль твою маму, прими мои соболезнования!
– Спасибо! – кивнул Максим.
Вдруг она изменилась в лице. Ошарашенно смотря на него, сопоставляла факты. Это была достаточно громкая история для их небольшого городка. Неужели он это…?
– Так это ты?! – произнесла она в изумлении.
Сомнений не было, перед ней стоял первый хулиган в школе. Как это она его сразу не узнала?
– Собственной персоной, – пошутил, допив одним глотком виски.
Как же он умел прятать эмоции, мгновенно меняя выражение лица.
– Я вспомнила тебя! Десятый «В»! – её захлестнули воспоминания. – Вы прожгли стол в кабинете химии, разгромили живой уголок и разбили окно, кажется…
– В кабинете истории, – внес ясность. – И всё это за половину учебного года, – усмехнулся. – Да, куролесили мы от души. А ты в девятом «А» училась. – Поставил пустой стакан в раковину.
– Вот это да! – продолжала удивляться она, оживившись. – А я всё гадаю, лицо-то знакомое! И как это я тебя не узнала?
Отвернулась и принялась намыливать стакан, оставленный Максимом.
– Может, моя форма сбила тебя с курса? – услышала его голос прямо за спиной. – Тогда хулиган, а сейчас хранитель правопорядка. Я вот тебя сразу узнал.
Или она окончательно свихнулась на нервной почве, или в голосе Максима заиграли бархатные нотки. Ира резко повернулась. Повисла неловкая пауза, переглядки затянулись, её до кончиков ушей залило краской. Вспомнила, как Максим смотрел на неё в школьные годы. Сидя на подоконнике, на другом конце школьного холла, подмечал каждое её движение, заставляя смущаться. Она тогда прекрасно понимала, что нравилась ему. Он ей, конечно, тоже, но хулиган и первая ученица, мама бы не одобрила. Хотя он и не настаивал, в выпускном классе закрутив нашумевший роман с девочкой из параллели. Однажды, тайком порывшись у мамы в кабинете, раздобыла домашний номер телефона и звонила просто послушать его голос. Вот идиотка, наверняка он тогда понимал, кто это звонит!
Молчала, затравленно глядя на него. Осторожно коснулся рукой её волос, слегка поддев прядь пальцами. Иру обдало жаром.
– Косички у тебя такие клёвые были! – вспомнил вдруг он, не отрываясь от её глаз.
Она не понимала, шутит он или нет.
– Эм, ну как, обычные косички.
Предприняла неудачную попытку покинуть опасно-близкую дистанцию.
– Пойду Илью проверю.
Максим не двинулся с места, продолжая держать между пальцев прядь её волос.
Вдруг резко погас свет. Холодильник загудел, выключаясь. Максим как ни в чём не бывало нагнулся вперед, ещё крепче прижав её к столешнице. Выключил воду, которую Ира в спешке забыла закрыть. Она от страха, сама того не понимая, вцепилась пальцами в его руку.
– Раз, два, три… Ёлочка, гори! – шепнул он рядом с её ухом и сделал шаг назад, наконец выпуская.
Через секунду загорелся свет.
– Что это было? – спросила она, всё ещё сжимая его кисть.
– Генератор запустился, – ответил он серьёзно, резко переменившись в лице. – Ты это, дыши только.
Посмотрел на своё зажатое в её цепких пальцах запястье.
– Давай как условились, без истерик.
– Да, конечно, – она разжала пальцы, не зная, куда деть ладонь.
Её казалось, что щеки просто малиновые. Всё ещё ощущала жар от его тела.
– Страшно?
Кивнула.
– Не бойся, я рядом, – взял её за плечи, заглядывая в глаза, проверяя, поверила или нет.
– Из-за чего пропало электричество?
– Можно сначала один вопрос, только ответь честно, ладно? – спросил Максим.
Хорошо, что тема сменилась. Колокольчик закивала, соглашаясь.
– Разреши, я буду называть тебя Почемучкой? – в его глазах заиграли озорные огоньки.
Она разозлилась, разглядывая его, словно нашкодившего ребёнка. Максим рассмеялся.
– Я против!
– Ну откуда я знаю, почему его нет? – убрал руки и отошёл. – Мог произойти обрыв линии, могли взорвать подстанцию, а может, просто некому выйти на работу и дернуть рубильник.
– Я просто спросила, для поддержания разговора, – оправдалась она.
– В следующий раз просто погугли, – пошутил Озеров.
Он отправился в гостиную, где спал мальчик. По пути закрывал шторы на всех окнах, выключая верхний свет. Оставил лишь пару торшеров. Колокольчик шла следом.
– Это ещё зачем?
– Чтобы не сверкать огнями на всю округу. Ещё нужно отключить свет во дворе. Там нехилый такой фонарь горит.
Одел сапоги и принялся смотреть по сторонам.
– Тоже обувайся, поможешь мне.
Ира потянулась к кроссовкам. Максим остановил её.
– Нет, посмотри в этом шкафу сапоги, – махнул рукой на обувницу. – Кроссовки не подходят.
– Ну до этого же подходили, – развела руками.
– Там дождь, сыро. Обуй сапоги.
– Есть, капитан! – махнула она и принялась рыться в шкафу.
На глаза попались симпатичные резиновые оранжевые сапоги. Видимо, обувь хозяйки дома. Замешкалась, рассматривая. Вот так взять и обуть чужую обувь не получалось. Ира мешкала.
– Не стесняйся, – попросил он, – она была бы не против.
Колокольчик удивилась, сапоги оказались впору.
Максим задумчиво посмотрел на неё и снял с крючка дождевик. Он явно был ей велик.
– А ты?
– А я не сахарный, не растаю.
Четырнадцать лет назад. Максим.
– Сын, оденься теплее!
Мама ходила из комнаты в комнату, наводя порядки. Макс, пригладив волосы назад, рассматривал своё отражение в огромном зеркале прихожей.
– И зонт возьми! – она подошла и крепко его обняла. – Красивый, самый красивый! – похвалила его.
– На смену? – спросил Макс, улыбаясь.
– Да, вызвали. Немножко приберусь и пойду. Отец всё равно в отъезде, ты гулять уйдёшь! Чего я буду сидеть одна в четырёх стенах?
– Ладно, – он поцеловал маму в щёку, – побегу, ребята ждут.
Открыл дверь и, на бегу прощаясь, заторопился вниз по ступенькам.
– А зонт? – прокричала вдогонку мама, высовываясь на лестничную клетку.
– Не сахарный, не растаю! – донеслось до неё.
Выбежал на улицу и чуть не сшиб входящего в подъезд мужчину. Извинился, оборачиваясь, но мужчина не принял извинений или, может, не расслышал, молча скрывшись за входной дверью.
***
– Макс, проснись! – друг тряс его за плечо. – Папка твой звонил, говорит, срочно домой нужно.
– Гоша, ты ещё бухой? – Макс недовольно поднялся на кровати.
Голова слегка гудела. Рядом сладко сопела вчерашняя подружка.
– Батя в командировке, за тридевять земель, как он может звонить?
– Я знаю? – развёл руками Гоша. – Но это точно был твой отец.
– Ладно, встаю. – Откинул одеяло, поднимаясь.
На подходе к дому он увидел несколько машин полиции и скорую. Людей было мало, ранее утро. Все шептались, переглядываясь. Макс миновал столпотворение и не обратил внимания, что при его приближении разговоры стихли. Мало ли что у людей в голове. Наверняка бабушка-соседка умерла. Одинокая женщина, с трудом передвигалась, частенько падала и звала на помощь. Двери она никогда не запирала. Возможно, в этот раз всё кончилось плохо. Но зачем тогда вызвали отца? Перепрыгивая через ступеньку, быстро поднялся на четвёртый этаж. Двери в квартиру бабушки были закрыты, а вот соседняя дверь, дверь в их квартиру, оказалась открыта. В прихожей толпились люди в форме. Макс выронил зажатые в руке ключи, и они со звоном шлёпнулись на пол.
– Куда? – грозно сдвинул брови один из полицейских.
– Я здесь живу, – произнёс Макс.
– Документы с собой?
– Я здесь живу! Это моя квартира! Я Озеров Максим! – сказал он. Хотел громко, но получилось как-то сдавленно и тихо.
На шум из комнаты вышел отец. Он был мрачным, глаза красные.
– Папа, что происходит? Почему тут полиция?
– Пропустить, – произнёс Озеров-старший, обращаясь к коллегам.
Когда Макс подошёл к нему, крепко обнял сына.
– Маму убили. – сказал он.
В голове словно взорвался фейрверк. Макс рванулся, отец ещё крепче сжал его. Уши заложило. Время перестало бежать и замерло. У одного из сотрудников выпала из рук ручка, и сквозь подступившие слёзы Макс смотрел, как она падает на пол, словно при замедленной съёмке, ударяясь то одним концом, то другим.
– Где? – прошептал он.
– Не ходи, не надо. Там криминалисты работают.
Макс рыдал в отцовское плечо, прокусывая до крови кулак, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции.
– Пусти меня! Пусти, пожалуйста! – бился в плену отцовских рук.
– Нет! Не нужно тебе это видеть.
– Пусти! – он колотил его кулаками. – Пусти же меня!
Макс кричал, упираясь ногами в стену прихожей, стараясь отодвинуть отца, но тот был высокий и очень сильный. Даже с места не сдвинулся. Коллеги с сочувствием наблюдали эту сцену, не вмешиваясь.
Через несколько минут из скорой прибежала фельдшер и сделала Максу какой-то укол. По просьбе отца его вывели на улицу. Кто-то предложил воды. Макс сидел на лавочке под окнами, смотрел на пластиковый стаканчик в дрожащих руках и продолжал плакать. Эмоции проносились в голове, он то улыбался, то смеялся, то стонал от боли, крутил пальцы, бил несчастную лавку руками. Людей вокруг становилось больше. Соседи просыпались, чтобы идти на работу, мимо проходящие зеваки притормаживали, интересуясь происходящим.
Из подъезда вышли люди с носилками. На них лежал чёрный пакет, в котором была его мама.
– Мама, мамочка, – взвыл Макс срываясь с лавки. – Мама, я пришёл, мама, ответь! – он искал, как расстегнуть чёрный пакет.
Никто ему не мешал. В дверях подъезда стоял отец, разговаривая со следователем. Толпа затихла, только иногда пролетали редкие фразы. Всем было жалко бедного паренька. Трясущие руки подводили, замок не поддавался.
– Не положено, – отодвинул его один из полицейских.
Макс словно его не слышал, пытался расстегнуть или разорвать пакет.
– Заберите парня, – с сочувствием произнес кто-то из толпы.
К нему словно вернулся слух. До него роем начали долетать фразы из толпы:
«А что случилось?», «Бедный», «Несчастный», «Убили», «Как жалко».
– Вооон! – проорал Макс, словно раненное животное, поворачиваясь к толпе. – Пошли все воооон! – кричал он, рискуя сорвать голос. Со стороны дома к нему торопился отец. – Вооооон!!!
– Тихо, тихо, сын! – отец отцепил его руки от пакета с телом и поволок обратно к подъезду.
Люди начали спешно расходиться. Плюясь слюной, Макс продолжал кричать:
– Пошли вон! Твари! Вам тут не цирк! Убирайтесь все к чёрту!
– Пойдем отсюда! – попросил отец, отчаянно пытаясь его удержать.
К ним снова торопилась женщина в медицинском халате.
– Нет! – закричал Макс, протестуя. – Нет! Я против!
Фельдшер посмотрела на отца, тот отрицательно помотал головой. Макс сделал рывок и, освободившись, побежал вперёд по улице что было сил.
– Куда это он в таком состоянии? – спросила соседка у Озерова-старшего.
Тот лишь махнул рукой, игнорируя соседку и фельдшера, развернувшись пошёл в сторону подъезда. По асфальту с шумом ветер катал пустой пластиковый стаканчик.
– На кухне закончили? – прошёл Озеров-старший в квартиру.
Криминалисты ещё работали над осмотром места преступления.
– Да, туда уже можно, – кивнул один из экспертов.
Озеров-старший зашёл на кухню и, открыв холодильник, достал с дверки бутылку водки. Открутил крышку и плеснул в стоящий на столе стакан сто грамм. Залпом выпил и налил ещё. Обвёл глазами помещение. Привычный порядок. На полотенце разложена вымытая посуда. Духовка, как обычно, приоткрыта. На плите в кастрюле, видимо, борщ.
