Кто-то всхлипнул, и тут же со всех сторон посыпались аплодисменты, свист, радостные возгласы.
– Борис, тащи шампанское! У нас праздник! – воскликнул помолодевший на десять лет Вячеслав Никанорович.
Ученые оживились, рассмеялись, Кто-то уже протирал бокалы, откуда ни возьмись появились тарелки с нарезанной колбасой, стрельнула первая пробка, за ней вторая, бокалы быстро оказались в руках торжествующих коллег.
И вдруг.
– Тихо! – чей-то испуганный голос.
– … не бывает без честности и откровенности. Я должен сказать тебе, Олеся, Марина в чем-то права. Я… не совсем человек.
– Что он такое говорит, бес его подери, – заорал Вячеслав Никанорович, – какой идиот ему программу честности залил?
Тем временем Михаил продолжал:
– Ты мне правда очень нравишься, я даже не знал, что так бывает. Когда ты рядом, мне постоянно хочется прикасаться к тебе, смотреть на тебя, слышать твой голос. Я не знаю, любовь это или нет. Я даже не знаю, могу ли вообще любить. Потому что… я создан. В лаборатории. Искусственный. До встречи с тобой меня все устраивало в жизни.
Девушка молчала.
Ученые, по ту сторону экрана, тоже.
– Ты прав, Михаил, – наконец тихо сказала Олеся, – Невозможно построить отношения без честности и доверия. В отношении меня тоже права Марина. Я не землянка. Точнее, генетически да, землянка, но фактически, не меньше десяти поколений моих предков жили и все еще живут очень далеко отсюда, в другой звездной системе. Ты единственный, кому я рассказала.
Вячеслав Никанорович глубоко вдохнул, но замер с открытым ртом. Впервые за его карьеру у него не было слов.
Да и какие уж тут слова…