Олег Александрович Сабанов
Закрытая тетрадь
– Что ты мелешь!? – совсем вышел из себя Тема, срываясь на крик. – Это же просто бизнес по продаже разрекламированной макулатуры в яркой обложке! А так называемые писатели, скорее всего, просто часть проекта, этакие раздающие интервью куклы, за которых пашут литературные негры!
– Тебе, конечно, виднее! – огрызнулась жена, уязвленная агрессивным тоном супруга, и демонстративно покинула кухню.
Оставшись наедине с перешедшей в негодование завистью, Артем принялся мысленно убеждать себя в правоте сказанных Наташе слов, развивая тему низкопробной беллетристики: «Люди читают Маринину, Донцову, Полякову, Устинову, Литвиновых из-за желания на время выпасть из реальности, отвлечься от проблем, а простенькая головоломка в основе сюжета их текстов лишь быстрый способ этого достичь. Подлинная же литература не развлекает, слегка щекоча нервы. Напротив – она трогает самые сокровенные струны души, напоминает читателю о её наличии, иногда причиняя при этом боль». Тема попытался вспомнить признанных авторов, с чьими произведениями довелось познакомиться в школьные и студенческие годы, так как после окончания вуза ему стало не до художественных книг. В сознании из небытия плавно, как бы нехотя, всплывали имена Мериме, По, Бирса, Буковски, Воннегута, Барнса, Бэнкса, Аверченко, Шукшина, Астафьева, Аксенова, Лимонова, Довлатова, Сорокина, Пелевина. Причем с их возникновением собственный образ Артема в уме уменьшился до ничтожной, жалкой, потешной фигурки безвестного инженеришки по безнадежно устаревшему оборудованию. Из тьмы уничижения вновь поднялась волна жгучей зависти, а за ней и негодования к именитым писателям. «Подумаешь, мастера слова, знатоки человеческих душ! Встань надо мной звезды чуть благоприятнее, я бы выдавал на-гора и не такое! Если уж не романы, то рассказики с повестюшками набил бы руку строчить получше некоторых из них! Что особенного в байках того же Эдички Савенко, где тупо и бесхитростно описываются похождения харьковского неудачника, тунеядствующего эмигранта, гордящегося своей паразитической жизнью с беспробудными пьянками и беспорядочными связями? Или в ранних произведениях Сорокина, которые являются гремучей смесью пространных описаний, пустопорожних разговоров, смакования темы фекалий и нечленораздельного мычания, подаваемого как новое слово в современной литературе. Даже признанный уже мастером современного рассказа Василий Макарович, царство ему небесное, по большей части живописал характеры деревенских чудиков при столкновении с городской цивилизацией и извечными вопросами бытия. Да, конечно, выходящее из-под его пера было живо, ярко, красочно, интригующе, доходчиво. Но разве подобное под силу только признанному художнику? – задался вопросом Тема и тут же мысленно ответил. – Вряд ли! Приложив максимум усилий можно если не поднять выше планку, то уж точно выйти на заданный уровень мастерства. Просто такие бедолаги как я вынуждены растрачивать свой потенциал в далеких от публичного признания сферах, вроде мало кому интересного завода пластмассовых изделий. Если же изначально оказаться либо всеми правдами и неправдами умудриться попасть в среду известных творческих людей, то и при меньшем напряжении вполне реально стать узнаваемой персоной».
