Олег Борисович Иванов
Конфликты большого города
Глава 2. Стадии, структура и стороны конфликта
Любой конфликт проходит несколько стадий, имеет свою структуру, а также стороны, несоответствие интересам которых или их нарушение, собственно, и приводит к конфликтной ситуации.
Конфликтная ситуация – период, когда само противостояние еще не началось, но уже существует столкновение неких интересов, приводящее к напряженности. В это время акторы (люди, организации и т. д), чьи интересы затронуты, начинают искать способы и каналы коммуникации со своими противниками для того, чтобы эту ситуацию разрешить. Если им удается выбрать адекватный поставленной задаче канал коммуникации, и у них получается договориться, то конфликт не возникает. Однако если договориться не удается, а противостояние нарастает, и участники конфликта переходят от слов к действиям, то конфликтная ситуация превращается в полноценный конфликт. Важно понимать, что любые конфликтные действия также являются поиском канала коммуникации. Тут уместно вспомнить разнообразной направленности митинги «рассерженных горожан», которые выходят на улицу под лозунгом: «Просто покажем, что мы есть». Такая декларация может сообщать власти и обществу о недовольстве граждан чем угодно – цели могут быть как расплывчатыми вроде международной политики государства, так и сугубо локальными вроде повышения тарифов на проезд в общественном транспорте или попытки застроить садово-парковую зону. В данном случае важен сам факт демонстрации недовольства, ведь если есть те, кто недоволен, значит, их мнение тоже нужно учитывать и как-то с ними договариваться. В случае же, когда демонстрация недовольства не срабатывает и мнение протестующих никто учитывать не собирается, конфликтная ситуация переходит в следующую стадию – собственно конфликт.
Итак, любые действия в начале конфликта – это всегда поиск коммуникаций. Люди хотят поговорить, договориться, чтобы их позиции услышали, чтобы их интересы были поняты и приняты. Когда мы видим митинги в контекстах городских конфликтов – это тоже всегда поиск коммуникации.
Важно отметить, что на этой стадии конфликта ситуация не статична.
Конфликтное взаимодействие может быть похоже на кардиограмму. Конфликт может набирать обороты, эскалироваться, может быть сбалансированное противостояние. На этой стадии стороны выбирают стратегии поведения в этом конфликте, ищут союзников для усиления своих ресурсов.
Но существуют разные стратегии поведения в конфликте. Бывает, что очень часто органы власти применяют тактику избегания – они уходят от конфликта и говорят: «У нас вообще конфликтов нет и все нормально». Это тормозит возможное разрешение конфликта, задерживает на этой стадии, потому что, если мы говорим, что противостояния нет – это вовсе не значит, что его нет.
На этой стадии конфликт развивается волнообразно и, в конце концов, начинает закручиваться, как по спирали, и доходит до такой степени эскалации, когда война уже идет не на жизнь, а на смерть, а сами стороны уже потерпели такие убытки – ущерб эмоциональный, моральный, физический, материальный, какие угодно – что выйти в коммуникацию, договориться они уже не могут. Их уровень недоверия друг другу, обиды, злость и полная неготовность к переговорам требуют серьезного отката ситуации назад, чтобы снять напряжение у ее участников.
Известный американский конфликтолог Кеннет Томас выделяет пять моделей поведения в конфликтах:
Соревнование (конкуренция) – стремление добиться удовлетворения своих интересов в ущерб другому.
Приспособление – умышленное принесение в жертву собственных интересов ради другого. Эта модель поведения антагонистична соревновательной.
Избегание – поведение, для которого характерно как отсутствие стремления к взаимодействию, так и отсутствие стремления к достижению собственных целей.
Компромисс – соглашение на основе взаимных уступок; предложение варианта, временно снимающего возникшее противоречие.
Сотрудничество – поиск альтернативы и достижение консенсуса, полностью удовлетворяющего интересы всех сторон-участников конфликта.
Важно понимать, что для того, чтобы конфликт был разрешен, стороны должны иметь равный вес. Трудно договариваться, когда одна сторона имеет много возможностей, а другая не имеет ничего. Позиции неравны для переговоров, поэтому стороны стараются привлекать все возможные ресурсы.
Следующая стадия – это завершение конфликта. Он может быть разрешен с учетом интересов сторон, когда все стороны удовлетворены, когда есть ощущение справедливости, и это хороший вариант, все выходят победителями. Но бывает так, что конфликт не разрешен в полном смысле этого слова, а завершен. Зачастую те стороны, которые обладают силовым, административным ресурсом, разрушают конфликт, разрушают его структуру, воздействуют на противную группу.
И тогда конфликт уже вроде как бы не существует, но тем не менее ничто никуда не исчезает. Эта энергия конфликта, эта напряженность остается и часто может выливаться в новые мелкие конфликты, которые на первый взгляд вообще никак не связаны с историей того противостояния. Когда конфликт завершается, наступает стадия постконфликта – это то, что формирует дальнейшую жизнь его участников.
2.1 Городской конфликт, его структура и участники
Городские конфликты можно условно разделить на:
– градостроительные;
– инфраструктурные;
– экологические;
– межгрупповые;
– символические.
Градостроительные связаны непосредственно с архитектурными изменениями в городе. Причем недовольны граждане могут быть и тем, что построят, и самим процессом строительства, и возникающими при этом неудобствами.
Инфраструктурные конфликты возникают на почве каких-то изменений в городском хозяйстве – от переноса парковок и дорожных знаков до тарифов на те же самые парковки или услуги ЖКХ, закрытие важных для жителей объектов – поликлиник, детских садов, школ – или наоборот, открытие объектов нежелательных для горожан вроде общежития для мигрантов или банно-прачечного комбината для бездомных.
Экологические конфликты связаны с представлением жителей о неблагоприятном изменении окружающей среды вследствие тех или иных архитектурных или инфраструктурных изменений – вредные выбросы, строительство опасных объектов вроде мусороперерабатывающих производств и т. д.
Межгрупповые конфликты возникают между сообществами жителей, предпочитающими разный образ жизни и представляющими развитие мегаполиса противоположным образом. Например, между автомобилистами и сторонниками альтернативных способов перемещения по городу. Первые считают, что городские власти должны создавать максимально удобные условия для владельцев частного автотранспорта – удобные развязки, хорошие дороги, подземные переходы вместо наземных нерегулируемых, пространства для бесплатных парковок. По мнению их оппонентов, центральные районы мегаполисов нужно освободить от частного автотранспорта, для чего предполагается создание «перехватывающих» парковок; а перемещаться по центру города жители должны на общественном транспорте, такси, велосипедах, самокатах и т. д., для чего власти должны не только выделять для альтернативного транспорта определенные полосы на дорогах, но и создавать необходимую законодательную базу, регулирующую правила пользования ими.
Также межгрупповые конфликты в городе могут возникать между курильщиками и ненавистниками табачного дыма, между людьми разных возрастов, представителями этнических меньшинств и большинства и т. д.
Символические конфликты касаются так называемой «зоны комфорта» жителей – культовые в локальном или городском масштабе кафе, скверы, особенные места встреч и прогулок, сноса реальных или почитаемых жителями таковыми памятников истории и культуры, а также установки новых объектов городской среды.
Примером символического конфликта и его успешного разрешения может служить история с так называемым «Музеем сибирского панка» – домом в Новосибирске, в котором жила знаменитая рок-исполнительница Янка Дягилева (1966-1991). Несколько лет общественность Новосибирска защищала от сноса находившийся в плачевном состоянии одноэтажный деревянный домик, расположенный в районе новостроек. В 2014 году на частные пожертвования на доме была установлена мемориальная доска, а общественность требовала от властей признания этого дома историко-культурной ценностью – он давно уже стал местом паломничества поклонников сибирского панка. Однако власти не спешили признавать дом на улице Ядринцевской культурной ценностью. Комиссия мэрии отказывала активистам, мотивировав свое решение тем, что «Дягилева была начинающей рок-певицей, известной только в специфической социальной среде». Кроме того, чиновники уверяли, что этот дом рано или поздно все равно будет снесен, поскольку снос всех деревянных домов в этом районе предусмотрен планом развития города.
Активисты же настаивали на создании в доме Янки Дягилевой Музея сибирского панка. По словам краеведа, сотрудника Музея Новосибирска Константина Голодяева, весь квартал: Ядринцевская улица – улица семьи Шамшиных – Потанинская улица был предназначен под снос еще в 2013 году. «Тогда в первый раз поднимался вопрос о спасении этого дома и установке мемориальной таблички. Основным ответом было то, что дому осталось жить всего ничего, он уже практически снесен. Но через год, тем не менее мэр Новосибирска разрешил повесить эту табличку. Первое, что нужно сделать, это обратиться в управление градостроительства с просьбой однозначно прояснить судьбу этого квартала: какие на него планы, и в какой перспективе. А потом уже говорить о том, можно ли этот дом подо что-то еще переоборудовать или нет», – рассказывал Голодяев.
Спустя несколько лет усилия активистов увенчались успехом. 9 августа 2022 года Госинспекция по охране культурного наследия Новосибирской области сообщила о включении в реестр памятников истории и культуры дом, где жила панк-рок-исполнительница Янка Дягилева. А реставрацию здания готов провести его нынешний собственник – ГК «Расцветай», выкупившая дом еще в 2019 году3.
* * *
Важно понимать, что зачастую ГК сочетают в себе все эти признаки. Например, строительство новой транспортной развязки может раздражать жителей и неудобствами во время строительных работ, и изменением привычной инфраструктуры, и повышением уровня шума и загазованности, и изменением комфортной среды – уничтожение привычных магазинчиков, кафе, скверов и т. д.
В своей работе «Разрешение городских конфликтов» российский конфликтолог Иван Медведев определяет городской конфликт как спор в отношении пространства, возникающий из-за создания нового объекта, реконструкции, разрушения, видоизменения и тому подобного воздействия на место обитания. Причем причины возникновения ГК не ограничиваются только градостроительством и землей. Предметом ГК также могут быть вооруженные, этнические и иные конфликты (между «старыми» и «вновь прибывшими» резидентами, мигрантами и пр.).
Выделяются три базовые группы пользователей города, чьи интересы сталкиваются: жители, органы власти, застройщики. Наиболее активные горожане защищают свой уклад жизни, экономические интересы (стоимость недвижимости) и благоприятную среду обитания. Застройщик заботится о максимизации прибыли. Органы власти в теории обязаны защищать общественный интерес, радеть о городе и его жителях в целом и обеспечивать его финансовое процветание4.
2.2 Стороны градостроительного конфликта
Современные исследователи, специализирующиеся на градостроительных конфликтах, обычно выделяют пять категорий потенциальных заказчиков, заинтересованных в развитии конкретной урбанистической территории, и в связи с этим являющихся потенциальными субъектами градостроительных конфликтов:
– государство: важно понимать, что роль государства, которое выступает в градостроительных конфликтах через органы власти и чиновников, как персонализированных носителей этой власти, всегда двояка: с одной стороны, государство является ключевым центром принятия важнейших управленческих решений в области градостроительства, центром управления процессами, а с другой стороны выступает инвестором при разрешении вопросов создания новых и модернизации существующих объектов социальной, транспортной и иной общественно значимой инфраструктуры;
– частные инвесторы: основным конфликтогенным фактором в этой ситуации выступает желание инвесторов максимизировать прибыль от реализации конкретного градостроительного проекта, которое априорно входит в конфликт с желаниями иных участников конфликта, оперирующих другими ценностями;
– профессиональные сообщества: представители профессиональной элиты, эксперты в области дизайна, архитектуры и градостроительства, охраны памятников архитектуры, экологи. Эта категория субъектов достаточно атомизирована и, не только не организована, но различные субъекты, входящие в нее, зачастую могут обслуживать разнонаправленные интересы сторон одного и того же конфликта, причем такая позиция совершенно необязательно может быть вызвана чисто субъективными или коррупционными факторами;
– городская власть: необходимо разделять интересы государства как носителя высшей власти и местную, городскую власть, интересы которой в конкретном градостроительном конфликте могут совершенно не совпадать;
– локальное сообщество, местные жители: эта категория субъектов в градостроительных конфликтах занимает, как правило, максимально консервативную позицию, активно возражая против любых изменений городской среды и, в то же время, является активной стороной в любом современном городском конфликте.
Схема взаимодействия субъектов градостроительного процесса
Конфликты в современном городе зачастую носят локально-территориальный характер. Иными словами, большая часть местного городского сообщества (особенно если речь идет о масштабах мегаполиса) вообще никак не затрагивается конкретным ГК, не вовлечена в него. Как правило, такая часть сообщества ограничивается наблюдением и не предпринимает никаких действий в поддержку ни одной из сторон (хотя качественно ее интересы и векторы, как целого, безусловно, совпадают с интересами и векторами той ее части, которая активно участвует в градостроительном конфликте). Это обстоятельство важно отметить, поскольку его можно трактовать как одну из частых форм скрытого конфликта. Так, например, большей части локального сообщества (в силу целого комплекса объективных и субъективных причин) неинтересны такие понятия, как Генеральный план развития города (или части его территории), Правила землепользования и застройки, градостроительные нормативы и т. п., хотя эти понятия самым непосредственным образом связаны с градостроительным конфликтом. То есть, не имея возможности оперировать этими категориями с достаточной степенью профессионализма, местное сообщество (а ведь именно оно испытывает на себе основные негативные последствия, с этим конфликтом связанные) не имеет и возможности понять истинные причины градостроительного конфликта, и, следовательно, четко сформулировать и защитить свои интересы. Иными словами, конкретный пользователь городской среды объективно не имеет четкого представления о том, чем именно он пользуется. Логично предположить, что, в таком случае, его собственное отношение к окружающей его среде не может быть объективно позитивным и, следовательно, будет скорее латентно негативным.
2.3 Градостроительные конфликты в России
Особенностью городских (градостроительных) конфликтов в современной России является то обстоятельство, что их сторонами почти всегда выступают организованные группы. Связано это в том числе и с тем, что идеальная схема взаимодействия подразумевает непосредственную связь каждого с каждым. Однако с технологической точки зрения, учитывая масштабы градостроительной деятельности, такая система едва ли возможна на практике и, даже если могли бы быть реализована, скорее всего, обладала бы отрицательной эффективностью. В связи с этим возникает проблема создания надежных коммуникационных связей, которые бы обеспечили устойчивость участников, входящих в этим организованные группы.
Ну а поскольку в современной России отсутствует легитимный институт цивилизованного диалога между различными участниками градостроительного процесса и общественностью (диалога как до стадии возникновения конфликта, так и уже «внутри» конфликта), ситуации вокруг ГК обостряются, как правило, в геометрической прогрессии: каждая сторона отстаивает исключительно собственные интересы и ценности, никак не реагируя на интересы и ценности других сторон и, таким образом, платформа для формирования общественного согласия просто не может быть сформирована.
Городские власти, например, обычно рассматривают урбанизованные территории в качестве ресурса для дальнейшего развития, привлечения новых инвестиций, улучшения имиджа, приобретения новых нематериальных смыслов и ценностей общегородского и регионального (или национального) значения. Предпринимательское сообщество (бизнес) при этом оценивает территорию исключительно с позиции извлечения личной (корпоративной) прибыли. Местное сообщество относится к территории, как к месту своего ежедневного обитания, отдыха, как к месту, наделенному целым комплексом нематериальных смыслов, имеющих, как правило, существенное значение только для окрестных жителей и, зачастую, не распространяющееся за пределы квартала. Попытка реализовать ту или иную градостроительную инициативу «сверху» почти всегда сталкивается с тем, что на стадии осмысления идеи интересы местного сообщества, ценности и привычки простых людей, сформировавших на данной территории относительно удобную в их понимании среду, уже проигнорированы. Естественно, что горожане, адекватно отвечают на внешнюю угрозу своим территориям, коллективно возражая против предлагаемых трансформаций, даже если таковые носят объективный характер. При этом наиболее активная часть местного сообщества стихийно объединяется, демонстрируя способность к самоорганизации. Таким образом, формируются не только имеющие относительно короткую социальную жизнь инициативные группы различного масштаба, но и движения общегородского характера, активно влияющие на формирование общегородской проблемной повестки, в том числе и вне пределов поля конфликта, организационно породившего их.
Помимо непосредственных участников ГК, исследователи нередко выделяют так называемые «группы поддержки». К ним относятся те участники конфликтной ситуации, чьи интересы рассматриваемым градостроительным конфликтом затронуты в незначительной степени, либо не затронуты вовсе. Вот, например, что об этом пишет один из самых авторитетных российских специалистов в сфере градостроительных конфликтов Л.Н. Цой: «В последнее время все чаще градостроительный конфликт – это отголоски конфликтов между инвесторами по поводу земли. Здесь пускаются в ход СМИ, пропаганда, начинается информационная война, которая побуждает жителей выходить на улицы, протестовать, выступать против строительства. Если 10 лет назад действительно были конфликты между строителями, инвесторами и жителями, сегодня уже протесты жителей, очень часто только отголоски невидимой борьбы, иногда политической. К тому же, в большинстве случае рационализировать градостроительный конфликт – понять против чего, как, на каких основаниях, сколько протестует граждан – порой невозможно. Чаще всего, те, кто протестует, на деле не знают, против чего они выступают, они просто никому не верят и опасаются худшего после строительства. Был случай, когда бабушку с плакатом, которая митинговала против стройки, спрашивали: что за стройка? почему она не довольна? Ответ был неожиданный: «заплатите мне, я другой плакат возьму». К тому же мы в течение месяца делали фотографии протестующих, оказалось, что это одни и те же лица».
Впрочем, такая ситуация характерна не только для России. В зарубежной литературе такого рода выступления против любого изменения окружающего городского пространства рядом с местом проживания именуются феноменом NIMBY (Not In My Backyard, «не в моем дворе»); реже LULU (Locally Unwanted Land Uses, «нежелательный для данной местности вид землепользования»).
Первое упоминание акронима NIMBY приписывается журналистке Эмили Лайвзи в статье о токсичных химических отходах (1980)5, а LULU ввел в оборот Фрэнк Поппер6. Разумеется, подобные конфликты, хотя и без соответствующих названий возникали всегда. Любое строительство, если оно не несет жителю близлежащей территории выгоды, создает разного характера неудобства и воспринимается в штыки. В XIX веке люди не хотели скотобоен, таверн, кабаков и вредных производств, сегодня к ним добавились стадионы, ядерные могильники, приюты для бездомных и т. д.
Гарвардская энциклопедия определяет NIMBY как местный конфликт, в котором жители полагают, что принятое решение о строительстве объекта или ином использовании территории негативно повлияет на их жизнь7. Они считают подобное изменение пространства потенциально опасным, вредным, позорным или нежелательным по любым причинам (психиатрические больницы, тюрьмы, кладбища и т. д.).
И хотя Гарвардская энциклопедия рассматривает NIMBY вполне в нейтральном ключе, в урбанистике и СМИ закрепилось употребление этого акронима с негативным окрасом – «синдром НИМБИ», «НИМБИсты». Жителя представляют неадекватным ретроградом и себялюбцем, эмоционально и безосновательно возражающим против всего. Известный специалист по транспорту Вукан Вучик писал: «В своем худшем виде синдром НИМБИ был проявлением эгоистичного лицемерия – люди хотели получить новые возможности, но требовали, чтобы негативные последствия новшеств ложились на других. Во всех случаях речь идет о местных интересах, противостоящих общим целям проекта».
Чтобы нейтрализовать влияние «НИМБИстов» на городскую жизнь пиар-специалисты и маркетологи строительных компаний создали неологизм YIМBY (Yes In My Backjard; «Да, в моем дворе!). Пиарщики осмыслили его потенциал в рамках создания фиктивной поддержки градостроительных инициатив. Создано это опять же полуфиктивное движение в противовес NYMBY, которых «джимбисты» обвиняют в противостоянии всему новому, важному для жителей современного мегаполиса, а также в элементарном эгоизме – нежелании поделиться своим комфортом и потерять часть собственного материального блага ради общегородских целей – например, YIMBY всячески высмеивают собственников жилья, которые не хотят лишаться привычного вида из окна, умалчивая при этом, что «вид из окна» влияет на стоимость жилья, а разницу собственникам никто компенсировать не собирается. Вместо этого сайты YIMBY демонстрируют идеальные виды высокотехнологичных городов, где всем удобно. Объединения и кампании YIMBY нельзя рассматривать как общественные движения, очевидно, что их деятельность является сугубо коммерческой и происходит как часть пиара той или иной градостроительной инициативы. Представители местных сообществ не поддерживают YIMBY, справедливо считая их лоббистами капиталистических принципов эксплуатации городской среды.
Противопоставить таким пиар-технологическим уловкам можно принципы коллаборативного и критического планирования, которые позволяют разрешать градостроительные конфликты и бороться с »ретроградством» жителей, не манипулируя ими, а привлекая их к обсуждению и выработке разумных компромиссов с другими стейкхолдерами конфликта.
Сторонники коллаборативного планирования (от англ. collaborative – совместный, общий), такие как Пэтси Хили, Джон Форестер, Нил Харрис и др., исходят из того, что конфликтность естественна и присуща городскому пространству в силу большой плотности. Город – территория сложных взаимоотношений и взаимодействий различных субъектов и вследствие этого содержит конфликт в себе. У живущих рядом людей, хотя они и являются соседями, разные взгляды, происхождение, воспитание и т. д. Встречаются чужаки, в результате чего при первом значимом контакте возникают противоречия. Однако ничего страшного в этом сторонники коллаборативного подхода не видят: путем переговоров люди способны прийти к устраивающему всех решению.
В коллаборативном планировании ГК считается нормой, а не проблемой или угрозой социальному порядку. А негатив связан исключительно с безграмотными, непрофессиональными способами разрешения ГК.
Критическое планирование (critical planning) демонстрирует совсем иные способы понимания ГК и вообще городского пространства. Сторонники этого подхода (Дэвид Харви, Мануэль Кастельс, Марк Перселл и др.) толкуют городское пространство в неомарксистском ключе. Проблема видится им не в разнообразии города и его жителей, а в самой структуре капитализма, основанного на эксплуатации большинства меньшинством. По их мнению, все городские ресурсы принадлежат элите, а уязвимые социальные группы маргинализируются и выдавливаются в гетто. Ну а конфликт возникает, когда человек осознает, какая социальная и пространственная несправедливость с ним творится. И мобилизует собратьев по несчастью на борьбу за свои интересы.
В коллаборативном планировании конфликт разрешается коллаборативно. К компромиссу пытаются прийти на любом уровне: форумы, референдумы, обсуждения и пр. Спор нужно втиснуть в совместную активность власти и жителей, но сохранить эту активность в рамках закона. Стороны должны выработать решение в правовом поле.
Основные плюсы коллаборативного планирования:
– недовольство формализовано в рамках институтов, т. е. есть, где и кому его высказать;
– существуют механизмы вовлечения в диалог стейкхолдеров и экспертов;
– опыт компромисса накапливается и сводит на нет насилие, поскольку горожане научаются и привыкают формулировать не лозунги, а предложения.
В настоящее время в России, как и в мире, коллаборативная модель разрешения конфликтов является господствующей и единственной дозволяемой.
В критическом планировании методы коллаборации считаются неприемлемыми. Противники этого подхода задаются вопросом: можно ли в принципе заниматься коллаборативным планированием в неколлаборативном мире? Компромисс не решает проблемы, поскольку на экономически сильных субъектов или власти управы все равно не найти. Публичные слушания и другие способы обсуждения, по их мнению, являются инструментами манипуляции, с помощью которых элиты узаконивают проводимую ими политику. Коллаборация представляется им лицемерием, она лишь маскирует противоречия и отвлекает от них. Нужно строить принципиально новый город, по-другому организовывать его и иначе смотреть на городскую жизнь, где капитализм больше не является принципом структурирования пространства, а нужды общества удовлетворяет сам город.
Таким образом, разрешение конфликта может произойти только с посредством реального перераспределения властных полномочий и схем управления городским хозяйством.
Рассмотрим с точки зрения коллаборативного и критического подходов историю конфликта вокруг строительства стадиона на улице Лодочная в Москве.
Стадион предполагалось построить на территории парка, что взывало немалое возмущение местных жителей. По словам очевидцев, 3 октября 2016 года на территорию приехали лесорубы, частное охранное предприятие и спортсмены. Они оцепили лесополосу металлическими заграждениями, оттеснили протестовавших граждан и дали лесорубам возможность пилить деревья. Некоторые люди были избиты, однако полиция не вмешивалась.
С точки зрения коллаборативного планирования, жители обязаны были действовать в рамках правового поля: чинить помехи к началу работ они права не имеют, а должны обращаться в суд и местные органы власти. Но поскольку любое решение легитимно, пока не доказано обратное, значит, для подавления активного протеста годится насилие.
С позиции критического планирования проблема выглядит иначе: протест против строительства стадиона всего лишь частный случай протеста против всего властного контекста, в котором эта стройка стала возможной без учета и даже вопреки их мнению. Соответственно жители требуют трансформации политической системы, где решения об изменении пространства их обитания будут с ними согласовываться.
Первым случаем разрешения градостроительного конфликта с помощью коллаборативного планирования принято считать разрешение конфликтной ситуации вокруг строительства развязки Третьего транспортного кольца в 1998 году. Тогда жители Кутузовского проспекта вышли на акции против нового строительства.
Кутузовский проспект – представляет собой ту часть Москвы, где жили и продолжают жить советская политическая и экономическая элиты, их дети, внуки. А в 1990-е гг. этот район облюбовали так называемые «новые русские» и стали активно покупать там жилье. И тут Правительство Москвы внезапно решило строить Третье транспортное кольцо. В 1990-е никаких публичных слушаний, общественных слушаний, посвященных градостроительным вопросам, в принципе не предполагалось, да и вообще информации, как таковой, не было. Даже интернетом пользовались совсем немногие.
Так что жители узнали о том, что собираются строить, только когда огородили площадку для строительства и начались работы. До этого никакой информации не было. Отсутствие информации мгновенно породило самые невероятные слухи и страшилки, которые жители подхватывали и разносили дальше: «Сейчас будет строиться, а по проекту там должен быть построен подземный тоннель под Кутузовским проспектом, наши дома поплывут», и так далее.
Люди были взволнованы и стали выходить на пока еще неорганизованные митинги, но со временем стали собираться, формировать инициативные группы, писать и подписывать массовые обращения. Причем это были известные советские люди и их потомки. Они звонили в Московскую городскую Думу, постоянно обращались в Кремль, в администрацию Президента и так далее. Поэтому московской власти пришлось реагировать на протесты жителей, хотя для нее это тоже был совершенно новый опыт, ведь в 1990-е гг., на стройки в других частях Москвы жители никак не реагировали. У них были совершенно другие интересы – выживание в изменившихся экономических условиях, например.
Московские власти отреагировали на ситуацию неожиданно толково: они наняли конфликтологов. Группа была сформирована из специалистов из Института социологии Российской Академии наук, и застройщик действительно вложил в нее определенные средства.
Группа начала работать. Жителям была предоставлена максимально полная информация об этом проекте, проведены разнообразные экспертизы. В то же время конфликтологи объясняли людям, что этот проект не так уж страшен, как они успели нафантазировать, что у него есть и плюсы, что ущерб для жителей от проекта будет минимальным: если срубают дерево, то обязательно будет высажено другое.
