Олег Дивов
День вампира (сборник)
Долинский молчал, опустив глаза.
Мише стало немного стыдно – он высказал приятелю в лицо то, что давно, много лет, рвалось наружу. Храбрости только этой ночью хватило, на кровяном драйве.
– Хорошо. Кто я такой, чтобы осуждать выбор художника? – сказал Долинский. – Но учти. Будете и дальше упиваться кровью – значит, вам с Катериной осталось всего ничего.
– Нам что-то угрожает? – бросил Миша небрежно. – Ты говорил – поймают, убьют… Прости, Игорь, я в этом очень сомневаюсь. Ты хоть представляешь, как тяжело меня убить сейчас?
– Зачем сейчас? Можно и подождать.
У Миши отвисла челюсть. Он и думать забыл о том, насколько беспомощен – по сравнению с нынешним состоянием – окажется в середине цикла. А ведь он будет просто человеком, обычным человеком, плоть которого податлива, а мышцы слабы.
Бери и ешь.
– И кто же?.. – с трудом выдавил он.
– Не одни, значит, другие.
– Объясни! – потребовал Миша, садясь к Долинскому лицом.
– Ты что сделаешь с этим?.. – Долинский мотнул головой в сторону бомжа, валявшегося без сознания.
– Хм… Как обычно. Спрячу тут в кустах. Катя ему шею зарастила, пролежит до завтра в коме, придем, доедим. Потом в болото отнесу и заброшу подальше. А что?
– А правильно, – похвалил Долинский. – Ты стараешься не привлекать внимания. Ловишь тех, кого никто не хватится, и заметаешь следы. Не трогаешь соседей. Но ты не единственный вампир в городе.
– Догадываюсь.
– Вряд ли. С тобой редкий случай, Михаил. Тебя инициировала жена, когда у нее самой этот механизм едва запустился. Катя не слишком обгоняет тебя по развитию – и поэтому вы сумели образовать маленькую стаю из вас двоих. Если не перегрызетесь, сможете продержаться в паре несколько лет. Но потом вас непременно поглотит стая побольше.
– Стая? – переспросил Миша.
– Естественно. Вампиры тупеют, друг мой. А глупому и ограниченному непременно требуется стая.
– И… И что?
– Да то, что стаю гораздо проще вычислить, чем одинокого упыря. Особенно если уметь охотиться на упырей. К поиску одиночек, случается, привлекают… э-э… «мастеров». Бывают, знаешь ли, осторожные экземпляры, которых нюхом приходится искать. А вот стаю всегда нейтрализуют специалисты из простых людей. Быстро и эффективно. Сугубо полицейскими методами. Отслеживают, локализуют, потом бац – и нет тебя.
– Кто-то из… обычных людей этим занимается? Здесь, у нас? Фу, Игорь. Сказки.
Долинский насмешливо щурился. Миша изо всех сил делал вид, что ни капельки не испуган. В действительности он сильно нервничал. Долинский заставил-таки его задуматься, и мысли в голову пришли неутешительные. Люди могли охотиться на вампиров. Не в том смысле, что горели желанием, – а имели шансы на успех. Выследить, поймать, убить. Трудно, но выполнимо.
– Ты, конечно, не обязан мне верить, Миша. Но я знаю, что говорю.
– Откуда знаешь-то?
– Ну, я вроде бы в городе не последний человек, правда?
– Понимаешь, как это важно для меня? Игорь, ты ведь рассказываешь о моем будущем. Если…
От недавнего Миши, с его задранным носом и обличительным пафосом, не осталось и следа. Он сам не заметил, как улетучился весь гонор.
– Ага, – кивнул Долинский. – Понимаю. Честное слово, мне не нужно что-то выдумывать, чтобы тебя напугать. Так вот… Зимой будет нечто вроде спячки – ты еще сможешь шевелиться и выполнять какую-то работу, самую примитивную. Извини за откровенность, вряд ли тебе удастся по-прежнему рисовать.
Миша отчетливо скрипнул зубами.
– В зимние полнолуния наступят жуткие ломки, – продолжал Долинский. – С болями по всему телу и осыпанием шифера.
– В смысле?
– В смысле крыша начнет съезжать. Тебе ведь не очень весело было вчера-позавчера? Ну вот, а зимой будешь впадать в такое состояние на верную неделю каждый месяц. И к весне окажешься от пережитого малость сумасшедшим. Миша, дорогой, это ты сейчас мыслишь как человек. Но когда переживешь то, что тебе предназначено… Вас же с Катериной страшное ждет. В промежутках между полнолуниями вы будете вести себя как сонные мухи, но это не главное. Вам потребуется все меньше еды. Значит, начнет усыхать, а потом и отмирать кишечник – это сопровождается жуткими болями. И именно в моменты самых острых мучений вы будете ненадолго приходить в сознание. Неминуемо сдвинется психика. А дальше… Пойми, вампир на пике формы – это два-три года максимум. Короткий период упоения ночью и своим неземным совершенством. Но вот подлость какая – ночная жизнь сжигает интеллект… Прямо мечта художника – ярко вспыхнуть и быстро сгореть. Да? Нет?
Миша озадаченно молчал.
– Со временем ты отупеешь. Найдешь стаю, впишешься в нее. После чего тебя отыщет специальная команда и уничтожит. Как перспектива?
– А если не уничтожит? – поинтересовался Миша довольно уныло.
– Сам помрешь. От старости. Которая наступит лет через пять-шесть, не больше. А ты думал?.. Кстати, отвратительное зрелище – старый упырь. Впрочем, и молодой не подарок. Сначала иссохнешь весь, потом зубы коренные выпадут за ненадобностью, кожа станет как пергамент… Фу. Ну а с возрастом станет трудно двигаться, и однажды ты не сможешь ни догнать жертву, ни подманить ее. Вот и загнешься полегоньку. Это если будешь вести себя тихо.
– А если громко…
– За громкими сразу приходят. Не люди. Люди и понять ничего не успевают – а проблему уже решили твои же… соплеменники. Чтобы ты их не засветил. Поверь, им этого совсем не надо.
– А эти, соплеменники, которые за мной придут, значит, не упыри? Что-то вы, батенька, загнули.
– Они не упыри, – сказал Долинский твердо. – Они просто другие.
– И как же стать таким… э-э… другим простому русскому вампиру? – саркастически вопросил Миша.
– Для этого вампиром должны заниматься опытные специалисты. «Мастера» и «старшие». Долго и упорно. Из тебя будут растить новое существо, уже не человеческое, но все-таки родственное людям по разуму. К сожалению, процесс занимает годы и очень дорого стоит. Ну и здесь его, конечно, не организуешь. А я уже спрашивал – что ты можешь предложить, чтобы тобой заинтересовались в Москве?
Миша отвернулся.
– Я хочу, чтобы ты уяснил одну простую истину, – сказал Долинский. – Послушай, это важно, жизненно важно для тебя. Вампиризм не болезнь. Не вирус, не паразит в организме, а что-то вообще другое. Иначе вампиры не умирали бы так быстро. И заражали бы всех подряд. Нет, дружище, вампирами становятся лишь те… как бы сказать – лишь те, кто может. Тот примитивный вампиризм, о котором люди знают из книжек и которым, собственно, ты страдаешь, – всего лишь ошибка развития некой скрытой возможности, спящей в отдельных людях. Повторяю, Катя тебя не заразила. Она тебя инициировала. А ее инициация произошла случайно, как я понимаю…
Миша опять скрипнул зубами.
Сразу подумал, что, если верить в обрисованные Долинским перспективы, скоро зубы выпадут, и мучительно скривился.
– В идеале мы все должны быть другими. А в реальности человечество делится на громадное большинство и крошечное меньшинство. Причем меньшинство это постоянно гробит себе подобных. Обидно, правда? Случайные инициации – знаешь, отчего? А тянет друг к другу товарищей меньшевиков! Непреодолимо тянет… И всем плевать, изменится после тесного контакта партнер или нет! Потому что отслеживать это все равно нет ни сил, ни средств. Да и как отследить, если потрахались и разбежались? Или куснул симпатичного человека в темном переулке, крови наглотался и отпустил. А кого именно укусил-то? Почему выбрал его, а не другого?
– Не верю, – в полном замешательстве Миша помотал головой.
– Да? Вот ты, например, час назад за девчонку заступился, рискуя себя выдать, – отчего? Кто она тебе, а?
– Отстань! Тебя не было там!
– Было, – сказал Долинский. – Только очень издали. Я бы не успел. А ты вмешался. Зачем?
– Захотел! – ответил Миша с вызовом.
* * *
… Через двор они тогда прошли, беззвучно переговариваясь, болтая о какой-то ерунде. Миша тренировался в ночной речи, а Катя вроде бы рада была его, оголодавшего, немного отвлечь, чтобы не напачкал у собственных дверей. Но все-таки Миша еще и обнюхивал пространство. Хотя открывающееся ему – травмировало. Увы, заслониться от вселенского уродства и безобразия у Миши не получалось, он был в режиме поиска еды и ничего не мог с собой поделать. Мир вонял, издавал гадкие звуки и всячески раздражал нечеловеческие органы чувств, которые Миша не смог бы описать словами. Единственную более-менее отрадную эмоцию приносило шевеление на выходе со двора – потому что там возились живые, налитые кровью люди. Больше ничего в них хорошего, кроме живости и крови, не было. То ли люди там, в кустах, делали что-то отвратительное, то ли отвратительно это делали.
Ох, зря они затеяли свою возню именно здесь. Темная арка, сквозь которую вышли на них Миша и Катя, для ночного зрения сработала как бленда на фотообъектив. Отсекла боковую засветку. Миша и так бы все разглядел, но тут он увидел это слишком ярко. Вплоть до чувств и мыслей копошащихся людишек. И Мишу заклинило.
«Вот гады, – подумал он. – Ты видишь? Ну, молитесь…»
Катя пригляделась, и ее переменило с ног до головы. То есть, как это воспринял Миша, – будто по жене прокатилась наведенная извне волна, разительно поменявшая ее облик. В свою очередь, Катю заклинило тоже. Слишком легко было догадаться, что сейчас предпримет Миша.
«Не вздумай здесь! Не смей!»
Несколько секунд они препирались, затем сцепились. Миша рвался на волю, отталкивал жену и почти уже готов был ей врезать. Потом разум возобладал, и Миша демонстративно расслабился.
«Катя, отпусти, – подумал он. – Я еще не настолько сошел с ума, чтобы упиваться кровью в сотне шагов от своего подъезда. Клянусь. Но я просто обязан прекратить то, что они творят. Да оставь ты в покое мои карманы, нож – вот. Забирай».
«Ну, дурак! – подумала Катя ему вслед. – Рыцарь х… ев. Сопли розовые подбери!»
Миша вломился в кусты с грацией медведя, идущего по малину. Нарочно. «Рыцарь, говоришь? Ну, вот он я, с открытым забралом».
За кустами обнаружился вкопанный в землю стол – конечно же, стол, как он мог забыть. Раньше тут «забивали козла» и пили водку, хохоча и матерясь. А теперь – насиловали, шумно пыхтя.
Парня, сидевшего у девчонки на голове, Миша просто тюкнул по затылку – тот упал на бок. Второго, отиравшегося рядом в ожидании своей очереди, коротко ткнул кулаком в живот. А вот третьего, который был слишком занят, чтобы почуять опасность, он снял с девчонки очень аккуратно – одной рукой за глотку, другой за яйца.
Какие-то незнакомые, видимо из другого района, молодые козлы. Успели уже, как это у них говорится, «пройтись по разу» и теперь хотели еще.
«Тебе помочь кончить, дорогой?» – ласково подумал Миша. Сообразил, что его не слышат, нужно не думать, а говорить, но повторять фразу вслух было лень. Не отпуская горла парня, он поставил насильника перед собой и крепко взял его за осклизлый член. И сжал.
«Что ты делаешь, он же сдохнет…» – брезгливо подумала Катя. Она уже была рядом.
Миша сжал еще сильнее. Парень сначала извивался и хрипел, а потом как-то резко обмяк. «Не до крови, – подумал Миша. – Почую запах – с собой не справлюсь».
Он выбросил – именно выбросил – парня и поднял с земли следующего. Запустил руку ему в ширинку.
«Кать, а у тебя носовой платок есть?»
«Хрен тебе, а не платок. Там дальше по улице колонка, отмоешься».
«Хм… Большое спасибо. Девчонку узнаешь? Кажется, из шестого дома».
Миша изуродовал второго парня и перешел к третьему. Тот вяло сопротивлялся и за это получил для начала в лоб. Потом его стали избивать. Сладострастно и изобретательно. А потом так защемили гениталии, чтобы не смог ими пользоваться очень долго.
Или вообще больше не смог. Неважно.
Катя склонилась над девчонкой, перевернула ее на столе лицом вверх и теперь неодобрительно разглядывала.
…Они на выходе с дискотеки подстерегли того, который им задолжал. Тот был с какой-то соской. Сказал, денег нет. Они сказали – а так? Тот подумал и сказал – ладно, но тогда прощаете все, и проценты тоже. Они сказали: нормально.
Девчонка что-то почувствовала, занервничала, порывалась уйти, не хотела пить, но тот ей сказал – в городе ночами знаешь как опасно стало? Не слышала, опять предупреждение было по радио про бешеных собак, как прошлым летом? Побудь с нами, потом я тебя провожу… Девчонка водки отпила чуть-чуть, поперхнулась, все смеялись. Уговорили выпить еще. Слегка одурела, улыбаться начала. Тот потихоньку смылся. А обещал ведь, держать ее будет, если что. Удрал, слабак… Один девчонку поцеловал, она почему-то вырвалась. И другого оттолкнула. Ей сказали – ты чего? Она: а вы чего? Ей: давай, хорошо же будет. Она: ну-ка отстаньте, я ухожу. Ее за руки – она драться. Ей говорят: ты глупая, не суетись, все по уговору, твой красавец с нами тобой расплатился, давай же! Она в крик.
Тогда все чего-то озверели как-то сразу – выпили уже много – и платье ей разорвали в клочья. А она вместо того, чтобы все понять и успокоиться, на помощь звать принялась. Ну, они трусы с нее сняли и в глотку забили. А с другого конца – водочную бутылку горлышком. Чисто в шутку. Для симметрии. Знали это слово, в школе проходили.
Очень потом расстроились, потому что бутылкой сломали целку. А целок у них ни у кого еще не было. Да и не предвиделось. Целок всех поимели кто с деньгами.
Могли бы вообще сообразить, чего она кочевряжится, и не устраивать театр, а всего-то придушить малость. Хотя кому нужна баба в обмороке. Когда дрыгается – самый кайф.
Вот такая история…
Вламываясь в кусты, Миша уже ее знал приблизительно. А роняя на землю третьего – во всех подробностях.
Катя хлопала девчонку по щекам и что-то ей говорила. Девчонка тяжело дышала, будто выброшенная на берег рыба, и смотрела в черное небо пустыми глазами.
Миша оглядел пострадавшую – голую, с разбитым лицом, всю в синяках, царапинах, крови и сперме, и ему ужасно захотелось помыть руки. Для начала он их вытер о рубашку одного из парней. Секунду поразмыслил, оглядел насильников, выбрал поменьше ростом и принялся вытряхивать его из одежды. Тот был как ватный и на раздевание не реагировал. Хотя вроде бы дышал.
«Интересно, когда они очнутся?» – подумал Миша.
«А я тебе говорила! – отозвалась Катя. – Когда-нибудь очнутся. Может быть. Давай шмотки и тоже сюда иди, помоги мне одеть эту… Эту».
Кое-как им удалось задрапировать девчонку – зрелище оказалось тяжкое, но все лучше, чем ничего, – и поставить на ноги.
«Зомби», – оценил Миша.
«Тебя бы так оттрахали. Спасибо, мне хоть настолько удалось ее в чувство привести».
– Ты сейчас пойдешь домой и ляжешь спать, – сказала Катя девчонке. – И сразу крепко заснешь. А когда проснешься, ничего не будешь помнить. Ладно, топай.
Что интересно, девчонка повернулась и, спотыкаясь, пошла. Действительно к шестому дому, как Миша и предполагал.
«Вроде бы немного по-другому надо это все говорить, – подумала Катя. – Но мне, собственно, по хер. Главное, посыл я ей дала нужный, а на остальное уже насрать».
«Спасибо, что помогла».
«Вот девка утром обалдеет!» – И Катя засмеялась в голос.
Мише от ее веселья стало просто страшно, и он быстрым шагом направился к колонке мыть руки.
Катя позади громко хохотала…
* * *
Долинский молча смотрел на луну – белую, круглую, яркую.
– Ни одному твоему слову не верю, – заявил Миша с твердокаменной убежденностью. – Ни одному. Вот. И что ты предлагаешь?
– Достань наручники. Это сейчас не проблема. И в следующий раз, едва почувствуешь, что началось, пристегни себя к чему-нибудь. К батарее, допустим. Ключ отдай надежному человеку. Хотя бы мне.
– И чего? – спросил Миша недоверчиво. Как-то все у Долинского получалось очень примитивно.
– Когда начнешь отгрызать зубами руку – может, увидишь себя со стороны и очнешься. Выскочишь в реальность. И за недельку переломаешься. Это страшно, не буду скрывать. Других слов нет – просто страшно. Но зато дальше легче раз от разу. Через годик станешь таким, как я.
– А если не очнусь и не переломаюсь, тогда что? – спросил Миша с истерическим оттенком в голосе.
– Ну… Бывают однорукие бандиты, а ты у нас будешь однорукий вампир, – ответил Долинский безмятежно.
– Да пош-шел ты!
– Пойду. – Долинский сделал вид, будто встает с бревна.
Миша дернулся было, чтобы остановить его, но словно ударился головой о невидимую стену и негромко охнул.
Грэй вскочил и угрожающе зарычал.
Долинский уселся опять.
– Нормально? – спросил он.
– Однако… – пробормотал Миша, потирая рукой лоб. – Будто по башке палкой. Слушай, я ничего плохого не хотел, это случайно. Не уходи. Вот, значит, как… То-то, думаю, отчего я тебя не вижу и не слышу. Ты, выходит, только наполовину человек теперь.
– Но мне не нужна кровь, – заметил Долинский.
– А что тебе нужно? – моментально среагировал Миша – видимо, уже бессознательно примеряя на себя шкуру Долинского.
– Ну… По-моему, обычные люди меня теперь не особенно жалуют. Странный я, наверное, стал.
– Да нет, я спрашиваю – что тебе нужно?
– Ничего… – сказал Долинский. Не очень уверенно сказал.
– Совсем ничего?
– Пить стал меньше. То есть больше, но почти не пьянею. Зато полюбил гулять по ночам. Любоваться природой. Такой мир вокруг невероятно красивый – я же его, дурак, совершенно не понимал! Кино, живопись, книги – помнишь, как мне нравилось раньше искусство? Разочаровался полностью. Все фуфло, даже признанные шедевры. Поверхностно очень, видение не то у авторов. Вот, может, если ты нарисуешь…
– Значит, наручники… – пробормотал Миша задумчиво. Он посмотрел на свою правую руку. – Оторву я батарею-то. Прямо с ней на улицу и побегу.
– Сейчас еще не оторвешь. Через полгодика – да.
– А я говорю – оторву.
– Миш, хватит торговаться. Хочешь, ко мне приходи. Есть хорошая веревка. Надежная, проверенная. Скручу – и в подвал.
– На тебе проверенная?
– Да. – Долинский невесело кивнул.
– А тебя кто вязал?
– Жена. То ли три, то ли четыре полнолуния со мной, бедная, промучилась. Я кричал ведь. А когда не кричал – уговаривал.
– Не знал, что ты женат. Кольцо-то не носишь.
– Может, еще серьгу в ухо? Потом на мои сосиски, – Долинский неуклюже потряс в воздухе растопыренными пальцами, – не всякое налезет. Да и незачем теперь.
– Что-то случилось? – спросил Миша участливо.
– Купил ей квартиру в Москве, вот что случилось. Думаешь, я просто так, от природной жадности расценки на полиграфию задрал? Или бумага сильно подорожала? Ха! Я, Миш, все рассчитал тогда. Кроме одного – что у жены тоже нервы есть. Она меня вытянула, спасла. А я теперь думаю иногда – зачем? Чтобы я ее потерял? Может, лучше уж в подвале собственного дома подохнуть.
– М-да… Ладно, хоть ты ее не заразил. То есть не инициировал.
– Еще как инициировал.
Миша захлопал глазами.
– Подобное тянется к подобному, – сказал Долинский горько. – Жили не тужили, и вот. Совершили открытие.
– И… И что же?! Она не смогла переломаться, как ты?
– Она и не пробовала, Миш. Ее просто некому было держать. Сначала возилась со мной, потом стало уже поздно. Если человеку комфортно в вампирской шкуре, ему переломаться вряд ли удастся. Я-то не ходил по ночам на улицу, мне вкус крови вообще неизвестен. Хотя уже был на грани, но повезло, луна убывала. Как только понял, что в полнолуние безумцем становлюсь, испугался, и тут же в подвал. Каждый месяц – туда, обратно, туда, обратно. Когда отпускало, подолгу валялся трупом, ничего не мог делать. А жена ведь осталась, по сути, одна совсем. Поддалась этому проклятому зову и успела пару раз прогуляться ночью. Ей понравилось. Вот как твоей Катерине. Посмотрю на Катю – и плакать хочется, до того знакомо. Может, мы неправильно с ними обращаемся, а? Прости. Ну и все, что я смог для нее сделать в благодарность, – отправить в Москву к нужным… специалистам.
– Значит, ты смог что-то им предложить, да? Что?! Скажи, что?!
– Значит, смог, – вздохнул Долинский. – Но тебя это не касается.
– Да почему?!
– Потому что на ближайшие годы квота закрыта. У них хлопот полно с теми кандидатами, что уже есть.
– Ох, проклятье! – Миша упал спиной в траву и закрыл глаза. – Зачем, ну зачем же они тогда допускают вот это… Вот как с Катей.
– Вот именно потому, что их мало, и они не в состоянии все контролировать. Недаром столько работы делается руками людей или таких, как я.
– И много их? Таких, как ты?
– Пока что немного. Хочешь, станет больше? – не спросил, а вроде бы попросил Долинский.
– Сколько?
– Миш, какая разница?
– Я хочу знать. Я имею право знать. Неужели ты не понимаешь, Игорь, зачем мне это нужно? Да я бы с собой покончил еще месяц назад, если б не тот урод, который Катьку… – Миша совсем по-человечески всхлипнул. – Вон, в болоте утопился бы.
– Это вряд ли, – покачал головой Долинский. – В твоем нынешнем состоянии не особенно утопишься. И не повесишься. И в окно не прыгнешь. Разве из моего кабинета, с десятого этажа, и обязательно об асфальт головой… Значит, ты надеешься достать его?
– Я не надеюсь, Игорь. Просто найду и убью. А потом, может, попрошусь к тебе в подвал. Не раньше.
– Ох-хо-хонюшки… – Долинский низко опустил голову. – Миш, подумай, сколько твои поиски могут продлиться и как сильно ты изменишься за это время. В подвал уже не захочется.
– Плевать, – сказал Миша убежденно.
– Миш, я предлагаю тебе реальный шанс. Остаться более или менее человеком. Приобрести кое-какие очень интересные новые качества. И с их помощью сделать то же самое – поймать гада. Когда ты переломаешься, он не сможет на тебя воздействовать ментально, ему придется драться, просто драться. А они терпеть не могут драки и очень боятся тех, кто не боится их, – да, да, поверь. Мы отловим его вместе, я помогу.
– Отловим – и что? – спросил Миша саркастически. – Ты, Долинский, конечно, несъедобный тип, подтверждаю. Но по сравнению со мной слабый. И я буду слабый. Загоним мы ублюдка в тесный угол. А дальше? Осиновый кол ему в жопу? Что-то я осины совсем не опасаюсь. Или, может, вилкой серебряной в нем поковыряться?
– Экий ты… художник, – усмехнулся Долинский. – Есть методы.
– Какие? – тут же встрепенулся Миша.
– Ну, пока ты на другой стороне, тебе о них знать не следует, извини. А если простыми народными средствами обойтись – выгнать его под открытое солнце хотя бы. Не дать спрятаться. Чем опытнее вампир, тем хуже ему на свету.
– А искать как? – Судя по всему, Миша не хотел лезть к Долинскому в подвал. Да и на потенциального самоубийцу он не был похож. А походил он на человека, старающегося добыть как можно больше информации и с ней уйти восвояси. Реализовывать собственный план и жить своей жизнью. Долинский глядел на Мишу сквозь ночь бесцветными прозрачными глазами, и взгляд у него был тоскливый.
– Нюх у меня не хуже, чем у тебя. Ночное зрение тоже, – сказал он. – Ладно, Мишка, я вижу, тебе все это не интересно. Пойду-ка домой. Грэй! Пошли баиньки.
– Я все обдумаю, – пообещал Миша.
– Хорошо бы, – безразличным тоном отозвался Долинский.
– Я, может быть, приду.
– Ага… Приходи.
– Ты не ответил, сколько вас. Таких, как ты.
– Мало, – бросил через плечо Долинский, уходя в ночь.
– Я так и думал, – пробормотал Миша себе под нос. – Эй! Игорь!
– Ну, чего еще?
– Я тут визитку себе нарисовал красивую, полноцветную. Забацаешь тиражик по старой дружбе? За деньги, естественно.
– А там написано: «Михаил Ефимов, художник-кровосос»? – донеслось из-за кустов.
– Шутить изволите…
– Тогда пошел на х…й со своими визитками, – заключил Долинский совсем уже издали.
И сколько Миша ни кричал ему вслед: «Ну же, Игорь! Не валяй дурака! У нас ведь нет другой типографии!» – больше не отозвался.
* * *
Катя, возбужденно притопывая, стояла у дороги и высматривала подходящую машину. Хотелось большую, с широким и удобным задним сиденьем. Глаза Катя закрыла, чтобы не слепило фарами. Ей и так было отлично видно, кто едет, куда и зачем. А вот Катю водители разглядеть не могли. Безразлично скользили взглядом по гибкой фигурке, пританцовывающей на обочине трассы, и пылили себе дальше.
Сначала прошло несколько дальнобойщиков. Потом сразу три битком набитых машины колонной – пьяная «золотая» молодежь, дети городских властей и ментовского начальства, покатили нажираться до полной отключки в загородный ресторан. За ними местные же бандиты, и по тому же адресу. На бандитов Катя было облизнулась, но в последний момент решила не связываться. Она ведь еще не знает, как поступит с ними после. Мало ли чего ей захочется потом.
Катя уже начала испытывать раздражение, переходящее в злобу, – дурное и опасное состояние, провоцирующее на глупые выходки, когда ей повезло. Вдалеке показался большой красивый автомобиль с двумя мужчинами в салоне. Перегонщики. Вдвоем, поэтому не боятся ехать ночью. Перегонщики опасаются засад, нервно реагируют на любую неожиданность – и эти не были исключением, но Катя очень-очень захотела, чтобы машина не проехала мимо. И та действительно сбавила ход.
Именно такая, как ей надо, – здоровая длинная американская тачка.
Машина встала, опустилось стекло.
– Сколько за отсос, красавица?
Катя наклонилась, оперлась локтями на подоконник и заглянула мужчине в глаза. Тот в ответ глупо улыбнулся. Водитель нервничал. Катя и на него посмотрела. Он успокоился.
– Какой, в жопу, отсос… – произнесла Катя с неповторимой хищной ленцой в голосе. – Трахаться хочу – аж зубы сводит.
Мужчина, как загипнотизированный – отчасти это и было так, – полез из машины. Катя царственно подождала, чтобы открыли заднюю дверцу, и проскользнула внутрь. Сиденье ей понравилось очень.
– А ты рули, не оглядывайся, – небрежно бросила она водителю. – Потом местами поменяетесь.
На Кате была кожаная юбка с «молнией» по боку. Лучше не придумаешь – вжик, и нету юбки. Она знала, что надевать на эту ночь.
– Ух! – только и сказал мужчина, когда застежка вжикнула и юбки не стало.
Машина тронулась.
* * *
Миша волоком затащил бродягу в кусты. Он легко взвалил бы тело на плечо, но уж больно неудобная для переноски вещь – человек без сознания.
Голод был утолен, следы заметены, пища на завтра припасена, настало время заняться серьезным делом. Миша вышел обратно к жилому массиву, прикрыл глаза и потянул носом воздух.
Не один воздух, и не одним носом, конечно. Просто Миша ощущал это словно принюхивание. Человек – пока он еще человек – не может обойтись без аналогий, чтобы поскорее уяснить для себя нечто совершенно новое. Он все сравнивает с известным ему опытом. Да и ладно. Важен не метод, важен результат… Миша принюхался.
И ничего не почувствовал.
Нет, на самом-то деле он узнал об окружающем мире очень много. Только не ощутил в нем присутствия кого бы то ни было, похожего на себя. В радиусе нескольких километров оказались сплошь люди. Некоторые из них мирно спали, другие употребляли алкоголь и наркотики, кое-кто совокуплялся… «А где же Катя?» – промелькнуло вдруг. Кати не было.
Миша тихонько зарычал от досады. Когда Долинский намекнул, что Катя отнюдь не за невинными развлечениями ушла в ночь, Миша его отлично понял. Сам мог бы догадаться, увидев на жене юбку, которую подарил несколько лет назад специально для эротических забав, восхищенный и возбужденный тем, как эта штука вмиг сдергивается… И догадался, собственно говоря. Но верить в свою догадку не хотел.
Миша «принюхался» снова. Никого. Глухо. Он закурил и медленно двинулся в глубь жилой зоны. В какой-то момент ему послышалось далеко-далеко, на самой границе восприятия, слабое шуршание, и он, бросив сигарету, метнулся в ту сторону. Ничего.
Из головы не шла Катя – как в своей блядской юбке, так и без нее. Яркая, красивая, любимая женщина, ежемесячно превращающаяся волшебным образом в смертельно опасную голодную суку.
Суку, которая его, своего избранника – столько вместе прожито и пережито! – всего лишь терпит.
Ужасная несправедливость – именно в те дни, когда новое восприятие мира позволяло раствориться в любимом человеке, душу его в ладони взять и расцеловать, Катя мужа отталкивала. Месяц назад, в предыдущем своем перевоплощении, Миша впервые остро и глубоко почувствовал, как много дает человеку это измененное состояние. Ощущения и эмоции обострились до безумия, к ним прибавились другие, неведомые ранее. Прежний Миша, когда ему чего-то хотелось, не терял над собой контроль и не шел к цели напролом всего лишь потому, что не умел по-настоящему хотеть. Миша нынешний мог убить, чтобы отнять понравившуюся ему вещь – и получить дикое, зверское наслаждение от обладания этой вещью…
Миша остановился, задумчиво глядя под ноги. Снова достал сигареты, закурил. Что-то с ним происходило. «Убить? Отнять? Насладиться? Да, можно попробовать. А можно еще попытаться убить бесцельно – и посмотреть, каково это. А можно… Все, что раньше было запрещено. Все, что тебе запретили другие, или ты сам – из-за того, что хотел быть как другие. Нарушение табу наверняка доставит огромное удовольствие. Смысл не в том, что новые возможности позволяют тебе совершать любые поступки и оставаться безнаказанным. Нет, главное – исчез моральный запрет. Я и правда – могу. Все могу.
И ничего не хочу. Мне нужно большее. Другое».
Наконец-то он понял, что происходило с Катей. Ощутив себя не только способной на все, но и достаточно сильной, чтобы реализовать это, она не устояла перед соблазном. Красивая девочка из интеллигентной, но бедной семьи, Катя выросла с ощущением, будто ей чего-то в жизни недодали. Теперь она хотела получить все и сразу, пользуясь своими новыми возможностями. И хватала то, что попадается под руку. В первую очередь – свободу. Волю.
Мише стало уже не так горько. Просто немножко грустно. Но теперь он, кажется, знал, что будет дальше. Он довольно скоро в своем развитии догонит Катю. А когда они окажутся на одном уровне, Миша наверняка снова Кате понравится. И все у них сложится очень хорошо. Надо пока немножко потерпеть. Все само получится.
Ждать и не сопротивляться тому, что происходит с тобой. И ты станешь таким, какого она уже не оттолкнет. Напротив, захочет. Пока что даже этот увалень Долинский, кастрат несчастный, ей интереснее, чем ты…
Миша хихикнул. Сравнение Долинского с кастратом ему показалось очень метким. Недовампир-перечеловек. Никто. Единственный представитель нового вида, по умолчанию обреченного на вымирание. Бедняга, тяжко страдающий от одиночества, и изо всех сил пытающийся обратить кого-нибудь в свою веру. Чтобы была хоть малейшая надежда. «Вот что есть у меня и чего нет у Долинского – надежда». Миша представил себе оглушительную пустоту, окружающую бывшего приятеля, и от души пожалел его. «Нужно будет с ним как-то поласковее, что ли. Чутче. Ладно, при случае зайду, поговорю. Заодно разузнаю побольше об этих… охотниках на вампиров. Что за дурацкое слово – вампир? Придумать бы русское». Миша принюхался снова, ничего интересного не заметил и на секунду Долинскому позавидовал – возможно, тот стоял от Миши в сотне шагов и тоже «нюхал» пространство, но засечь его Миша не сумел бы. Хотя невидимость не могла даже приблизительно компенсировать понесенную Долинским утрату. «Вот ведь не повезло мужику… Всего лишь переспал с какой-то московской бабой – и нате. Совсем один на це-елом свете! Вообще – один! Жуть. Впрочем, он ведь сам устроил себе такую судьбу. Мог бы не сопротивляться. А почему он сопротивлялся? Да струсил! Струсил, да. Верно. Кстати, Долинский всегда был трусоват. Недаром «крыша» у него не ментовская и не бандитская, а от ФСБ. Отец был из Комитета, оставил сыночку в наследство связи. И паскудные наши кагэбэшники Долинскому ближе, чем зверообразные братки в погонах и без. Что ж, понимаю. Только на какую гнусь подпишут его однажды покровители в штатском, это ж невообразимо. Жилой дом взорвать, например! Не слабо, а, Долинский?» Тут Миша сообразил, что в нынешнем состоянии Долинский идеальный террорист – да и сам он, в общем, тоже, – и призадумался.
