Олег Дивов
Консультант по дурацким вопросам
Памяти подполковника Александренко посвящается
Родина нас не забудет.
Потому что не вспомнит.
(Народная мудрость)
Можно, конечно, эту вещь запретить, но лучше – издать. Выход книги будет естественным и логичным продолжением судьбы героев. Выход книги будет частью ее сюжета. Позитивным, жизнеутверждающим финалом.
(С. Довлатов. «Ремесло»)
Пролог
Республика Южная Осетия,
июнь 2009 г.
– СТОП! – орал Миша. – СТОП, МАЗАФАКА!
Лежать на капоте машины, которая скачет по колодобинам, оказалось на удивление легко: у «Вектры» там были жалюзи, удобные, чтобы вцепиться намертво. Вот Миша и цеплялся.
Напрягало только, что жить осталось недолго. Потому что за машиной бежит солдат с пулеметом. Миша солдата видел, а вот Фрэнсис Александрович, мать его за ногу, Диксон – нет. Он, гад такой, вовсю топтал педаль газа и таращился квадратными глазами на непрошеного пассажира.
И как заставить Фрэнсиса, сука, Александровича поглядеть в зеркало, Миша не представлял.
Оставалось только кричать. Вот Миша и кричал.
– ЛУК БЭК, Ю, БАСТАРД! ЛУК БЭК!
Я ведь не спрыгну, думал Миша, мне уже просто некуда.
А этот Фрэнсис, жопа с ручкой, Александрович – он не оглянется.
У него одна забота – как меня стряхнуть с капота.
А солдат дослал патрон, и бежать ему надоело.
И сейчас этот добрый русский парень начинает меня спасать. Доступным ему образом. У него из спасательной техники один только пулемет. Засадит «Вектре» под хвост, сколько широкая славянская душа не пожалеет, – то-то нам тут будет весело…
Настоящая хохма выйдет, если я помру героем, на фиг никому не нужным, а Фрэнсис факин Александрович – уцелеет. Я же ничего не смогу объяснить, дохлый-то. Ничего не смогу доказать.
И поедет он отсюда в свой Висконсин, а я – на кладбище.
А как все хорошо начиналось.
Часть I
Из России с любовью
Москва, весна 2009 г.
Глава 1
Казино «Рояль»
Сцена 2.9.
«ВОЕННЫЙ ГОРОДОК»
Экст.
Актеры: Кононенко.
Массовка: солдат.
Военная техника: автоматы.
Пиротехника: попадание снаряда в казарму.
Опять его разбудил телефон. Каждый вечер Миша говорил себе, что надо трубку отключить, и каждый раз забывал. Наверное, из-за профессиональной деформации. Рабочие инстинкты мешали. Телевидение всегда случается вдруг, а особенно оно любит произойти, когда ты спишь.
– Извини, дорогая, – буркнул Миша, одной рукой протирая глаза, другой нащупывая трубку.
Ему не ответили. Рядом было только скомканное одеяло. Он посмотрел в телефон – нормально, полдесятого, это даже хорошо, что позвонили.
– Здравствуйте, Михаил! – раздался в трубке жизнерадостный голос. – Слушайте, вы ведь в этом разбираетесь. У нас тут по сюжету такая фигня… В общем, какую гранату можно кинуть внутрь холодильника, чтобы никого не поранило на кухне?
– Простите… Какую гранату?
– Нет, это я вас спрашиваю – какую?
Он представил себе гранату в холодильнике, на всякий случай еще раз протер глаза и снова посмотрел, который час.
– Видите ли… Э-э… Прямо не знаю, что вам ответить.
– А нам сказали, вы разбираетесь…
– В том-то и беда! – буркнул Миша.
– Очень жаль!
Мишу эта реплика слегка обидела.
– Послушайте, – сказал он вкрадчиво. – Если у вас по сюжету все равно никто не пострадает – то какая разница? Кидайте хоть противотанковую. Что, в первый раз, что ли?
– Спасибо, – сухо ответили ему и отключились.
Весеннее обострение, подумал Миша. Главное – не принимать его близко к сердцу. И вообще сам виноват. Мог не отзываться, едва увидел номер. Ты ведь знаешь, кто им сейчас пишет, кто выдумал эту чушь с гранатой в холодильнике. Тот самый сценарист, автор бессмертной фразы «Главный герой, запыхавшись, перевалил гряду водораздела». Так и хотелось добавить: «А потом понюхал розу ветров»…
А с другой стороны – надо трубку брать, надо: звонят же люди, вдруг у них серьезный вопрос.
Не как вчера.
Вспомнив, как это было вчера, Миша хмыкнул. По сценарию, в загородном доме нехороший человек совершал тяжкое преступление, удерживая там заложников. Ну а поскольку терроризм – это болезнь, то позвали докторов. Играть скорую антитеррористическую помощь Миша пригласил, как всегда, закадычного друга Ваню и его скромное охранное предприятие. Эти могли изобразить кого угодно так, что не было стыдно. Ну и Мише в качестве бонуса полагалась роль: когда просто с автоматом побегать, а когда и двери вышибать.
Пока съемочная группа выставляла свет и раздумывала, куда пристроить звук, рядом готовились «актеры», один другого внушительней. Шнуровка, экипировка… И вдруг откуда-то сзади послышалось:
– Ой, а спецназ у нас настоящий?
– Нет, блин, игрушечный, – буркнули, не глядя, в ответ.
– А что, жилеты у вас тоже настоящие?
Тут бойцы уже обернулись – посмотреть, кто такие странные вопросы задает вроде бы мужским голосом, вроде бы взрослым. И правда, их с любопытством разглядывал некто подчеркнуто модный, весь такой гладенький и хорошенький, но явно мужского пола. Миша не стал объяснять, что это оператор-постановщик, довольно важная персона на площадке. За глаза он звал оператора «гламурное кисо». Кисо знало свое дело отлично, но помимо специальности разбиралось, похоже, только в шмотках да сортах парфюма и могло довести консультанта до белого каления, задавая на разные лады один-единственый вопрос: «А почему?» Что самое обидное – все объяснения мигом вылетали у постановщика в другое ухо и на картинку практически не влияли. Миша устал от него и был бы рад посмотреть, как тот, со всей своей детской непосредственностью, сядет в лужу.
Сообразив, что человеку действительно интересно, а Миша никак не реагирует – типа, сами разбирайтесь, – «актеры» повели себя любезно.
– На, попробуй! – сказали они. – Примерь!
Клиент и моргнуть не успел, как на него напялили самый тяжелый броник, не отказав себе в удовольствии утянуть жилет по всем правилам – с ноги. На голову нахлобучили шлем и опустили забрало.
Оператор заметно уменьшился в росте. Голову в шлеме он сумел повернуть, только когда помог ей руками.
– А скажите, – донеслось из-за забрала, – жилет крепкий?
– Ну… Мы пока не жаловались.
– А он что, пулю держит?
– Он вообще-то бронежилетом называется, для того и предназначен, – бойцы начали потихоньку закипать. Они уже жалели, что связались с этим типом. – Хотя, конечно, смотря какая пуля и с какой дистанции…
– А шлем? Он тоже пулю держит?
– Есть такая надежда, – сообщили любопытному уже совсем хмуро.
– А что вы чувствуете, когда пуля в шлем попадает? Это сильно? – не унимался оператор.
Бойцы переглянулись. Кто-то снова посмотрел на Мишу, но тот упорно молчал и вообще старался не поднимать глаз. Только губу закусил, чтобы не заржать в неподходящий момент.
– Попробовать хочешь? – спросили оператора доверительным тоном, будто предлагали нечто запретное.
– Что, пулей?!
– Е-мое… Мы чего, на идиотов так похожи?! Нет, не пулей, но кое-какое представление у тебя будет. Почти стопроцентная имитация…
– Хочу!
БАЦ!
Это в шлем прилетел приклад, не сильно, но убедительно. Оператора срубило наземь как подкошенного, вот он стоял – и вот уже отдыхает. Бойцы сгрудились над телом. Настала их очередь любопытствовать.
Секунд через десять тело легонько зашевелилось и из-под шлема слабо донеслось:
– Да-а, впечатляет…
Бойцы гордо расправили плечи. И тут «гламурное кисо» срубило их ответно, тоже наповал:
– Теперь понятно, почему у вас чувства юмора нету и шеи накачанные…
* * *
Граната в холодильнике никак не шла из головы: размахивая гантелями, Миша все думал о ней, сбился со счета и наказал себя за это, начав упражнение заново. Он всегда так с собой обращался – без поблажек. Окружающим Миша был готов простить очень многое, себе – ничего. Взялся за что-то, тогда делай и делай хорошо. Не получилось – обязательно разберись почему.
Это у него было не природное, а самовоспитанное: если тебе еще в детстве объяснили, что ты мечтатель, фантазер и раздолбай, «такой же, как твой отец», и никогда из тебя серьезного человека не получится, даже не пытайся – результат может выйти прямо противоположный. Конечно, если ты понимаешь, что в главном-то мама права и глубоко внутри тебя прячется он самый: мечтатель, фантазер и раздолбай.
Собственно, на взгляд мамы, серьезным человеком Миша Клименко к своим почти тридцати годам так и не стал и толком не пробовал. Ну разве это дело: сначала болтался на телевидении, теперь болтается рядом с телевидением, даже нигде в штате не числится (весь в отца). Чем именно занимается, нормальным людям понять невозможно. Зачем этим занимается, не понимает сам (это тебе только кажется, что понимаешь, дорогой мой, я ведь тебя насквозь вижу). Девушку завел наконец-то хорошую – и не женится никак (допрыгаешься, уйдет от тебя, раздолбай). Компанию водит черт-те с кем (этот твой Ваня, он же форменное чудовище). Диплом университетский, спасибо, не выбросил. А мог бы стать неплохим юристом.
Миша, напротив, считал, что все у него складывается неплохо. Только прошедшая зима выдалась скучная и однообразная, не работа была, а тоска сизая, но в целом жить можно. Да, кому-то могло казаться, что он плыл по течению. На самом деле Миша всегда поступал не благодаря обстоятельствам, а вопреки. Начиная с перековки характера и заканчивая тем, что нынешнюю свою профессию ему пришлось фактически выдумать. Интересная вышла профессия, хотя временами и вредная, особенно весной, когда у сценаристов обострение…
Дважды за короткую свою жизнь Миша дал слабину в тот момент, когда можно было очень круто все переменить. Оба раза от большой сыновней любви – не хотел травмировать маму, жалел ее, поддавался на уговоры.
Расплачиваться за слабость предстояло каждый день – вот отсюда и до самого конца.
* * *
В ванной он первым делом привычно ликвидировал утренний бардак, который устроила Лена, убегая на работу. Век живи – век учись: думал, хирурги – люди аккуратные, только не учел того, что у них за барахло отвечают медсестры… Ладно, парень, не злобствуй, ты же знаешь: на службе Лена – четкая. Это она дома расслабляется.
Он закрыл колпачок на тюбике зубной пасты и усмехнулся – сам ведь сейчас будет зубы чистить. Но порядок есть порядок, его надо тупо и методично поддерживать, а то привыкнешь жить в хлеву и не заметишь, как обрастешь шерстью. Что за беда, подумал Миша, ну почему с женщинами, которые все разбрасывают, ему интересно, а с аккуратными – не очень? И приходится теперь быть педантичным за двоих…
Он быстро соорудил немудреный завтрак и уселся на кухне, положив перед собой раскрытый ежедневник. Потертый, зато любимый, надежный инструмент планирования. Электронным приблудам Миша не доверял – работа отучила. Слишком часто он попадал в такие места, где пачка из-под сигарет с криво нацарапанным на ней телефоном оказывалась важным документом, а какой-нибудь айфон – мертвым грузом. Не потому что батарейка села, а потому что на айфон упали. В «горячих точках» и регионах, где война только-только отгремела, электричество не такая уж редкость. Зато там все раздолбано, из дорог одни ямы, а здания держатся на честном слове и иногда рушатся прямо на тебя. Еще там временами летают снаряды и рвутся мины: ну извините, не всем успели сказать, что война кончилась. В такой нервной обстановке раскокать нежную гражданскую вещицу – дело одной секунды. Убегая из-под обстрела, берегут только камеру. Все остальное, включая себя, любимого, при поспешном отходе бьется об углы, волочится по щербатому асфальту и кувыркается по камням. Только укрывшись, отдышавшись и проверив драгоценную съемочную технику, люди замечают: сами они оборваны и исцарапаны, а мобила в кармане подозрительно хрустит.
А некоторым случается и в лужу нырнуть. А кому и в болото.
Так что бумага и еще раз бумага. Во внутреннем кармане. От воды ее можно просушить, а от огня она сгорит вместе с тобой, и тебе будет уже все равно.
Ну и просто на руке много текста умещается, главное потом раньше времени не вспотеть. Пока не перепишешь на кусок обоев.
Хотя обои, сигаретные пачки и мелкие купюры в качестве записных книжек – это экстрим, конечно. Обычно самые важные заметки делаются на обороте черновика сценария.
Кстати, о сценариях… Где же я это записал… Миша отхлебнул кофе, перелистал ежедневник и заглянул в самое начало года. Ага, нашел. Перл того же автора, который «перевалил гряду водораздела», а теперь гранаты кидает в холодильники на потеху зрителям.
Не сцена, а загляденье просто.
«Сапер аккуратно убирает обломки стекла и крошку бетона и видит неразорвавшуюся миномётную мину. Он поднимает ее, несет к выходу. Он выходит в коридор, на него оглядывается один из его товарищей.
Сапер-2
(усмехаясь)
Есть улов?
Сапер-1
(показывая мину)
А то.
Второй сапер обернулся к товарищу, отвлекшись, и продолжает идти в сторону одного из классов. Первый замечает тонкую проволоку, натянутую на пороге. Он не успевает ничего сказать, просто бросает металлоискатель, держа в одной руке мину, подскакивает к Саперу-2, хватает его и оттаскивает назад».
Казалось бы, и чего тут такого? Да ничего. Просто все умерли. Потому что едва Сапер-1 дернулся, у него прямо в руке жахнуло четыреста граммов взрывчатки и во все стороны полетело несколько сотен осколков. Одно время наши в Чечне любили подсунуть нохчам сюрприз в виде мины от «Подноса»[1], предварительно стукнутой хвостовиком о грунт. Тюкнули – она встала на боевой взвод – и аккуратно положили. Типа, забыли боеприпас. Неопытные ваххабашки хвать за мину шаловливыми ручонками… А взрыватель М-1 очень чуткий. Любое резкое продольное перемещение грозит тем, что ударник наколет капсюль – и БУМ!
В общем, если мина прилетела и не взорвалась, с ней после этого не то что «подскакивать к Саперу-2» нельзя, а даже чихнуть опасно.
Но, разумеется, если по сценарию все остались живы…
Да пускай они с этой штуковиной хоть танцуют. И кидают гранаты в холодильники. Если это сценарий не про армейских саперов, а про гражданских клоунов. Гражданским и тем более клоунам – можно. А с точки зрения специалиста, в сценарии все неправда. Настоящий «Сапер-2» не спросил бы, усмехаясь: «Есть улов?» Потому что «Сапер-1», найдя мину, сразу подал бы голос, предупреждая напарника. И не может такой человек слепо шагнуть в дверной проем, который еще не проверил. Не обучен он так себя вести. Сапер, как известно, ошибается в жизни дважды, первый раз – когда выбирает профессию. Чтобы второго раза не случилось, дрессируют их жестко. Миша это знал не только со слов знакомых пиротехников, сплошь отставных подрывников. Его самого натаскивали по минному делу: едва подвернулся случай, он его не упустил.
Миша никогда не упускал случая чему-то полезному научиться…
И вот тут начинается острое противоречие. Одна из функций таких, как Миша, знающих людей – консультировать авторов, чтобы сценарий был достоверен. Чтобы там не кидались на «растяжки» и не прыгали с боеприпасами, которые вот-вот долбанут. Консультант по военным вопросам твердо знает: драматическая сцена с «Саперами 1 и 2» попросту невозможна. А сценаристу она нужна: потому что драматическая. Для остроты сюжета. Сценариста понять можно. Вопрос в том, где проходит грань между неправдой и художественным вымыслом.
Даже в фантастике есть строгие правила насчет достоверности, иначе фантастика становится бредом. Как говорил Мише один писатель: «Ты можешь выдумать мир, где люди ходят на головах, но тогда позаботься, чтобы на макушках у героев были мозоли».
А в телевизоре сплошь и рядом – без мозолей…
Дзынь! Дзынь! Дзынь!
Миша взял трубку и, жуя, невнятно представился:
– Ы.
– А чего ты им сразу не сказал, чтобы светошумовую кинули? – спросили его без лишних предисловий. – Они уже сами додумались. Сидят теперь гордые такие, всех обзванивают, ищут, у кого «Зарю» раздобыть.
– В девяносто втором году в Нальчике, – скучным голосом произнес Миша, – случился бунт в следственном изоляторе. Кто-то из бунтующих с крыши СИЗО бросил камень и попал начальнику по ноге. Начальник скомандовал придурков с крыши убрать. На крышу закинули три «зорьки». Крыша была покрыта гудроном с редким щебнем. Результат – пятеро тяжелораненых.
– Тьфу, блин…
– Другой случай, – все тем же скучным голосом доложил Миша. – У некоего офицера тогда же, в начале 90-х, рванула в руках дефектная «зорька». Травматическая ампутация по локоть, плюс ожоги, плюс осколочные ранения корпуса.
– Блин… Ладно, там холодильник старый, железный такой, «Розенлев». Будем считать, что он это выдержал и не развалился.
– Зачем? – только и спросил Миша.
– Они хотят, – ответили ему исчерпывающе.
– Соболезную.
– Ой, да в первый раз, что ли… Справимся.
Фигней какой-то занимаемся, подумал Миша. И чем дальше, тем больше. А так хочется сделать настоящее военное кино на современном материале, чтобы народ увидел – и как это выглядит в реальности, и как мы это можем снять. Ведь можем. И воевать, и снимать.
Но пока все, что у нас хорошо получается, – это, выиграв настоящую войну, проиграть информационную. Как продули «восемь-восемь-восемь». Кто первый крикнул «Россия напала на Грузию!», тот и победил. Доказать спустя год, что мы не верблюды, – это проигрыш. Потому что спустя год это никому не интересно.
Миша оторвался от ежедневника и уставился в окно.
За окном была весна, деревья зеленели, жизнь била ключом: над помойкой кружили вороны, посреди детской площадки раскорячилась по-большому собака. Скоро начнется беспощадная московская жара, когда выгорает кислород из воздуха и город превращается в газенваген. Удрать бы куда-нибудь в командировку, что ли. Вырваться хоть ненадолго из замкнутого круга. И в коротких паузах между форс-мажорами – это телевидение, парень, – как следует поразмыслить обо всем.
О том, на что похожа твоя жизнь, например, и так ли уж сильно тебе это нравится.
* * *
Он уже собрался выходить, когда телефон задребезжал снова.
– Да тьфу на тебя, – сказал Миша телефону. Поглядел, что за номер, и слегка приободрился. Звонил генеральный с «Прайм-ТВ», его граната в холодильнике вряд ли интересует, не тот масштаб. Разве что грузовик тротила и фабрика мороженого…
– Миш! Слушай, тут у нас такая, блин, фигня…
Ой, мама, подумал Миша.
Спокойно, спокойно. У них работает сам Пиротехник, он фабрику мороженого взорвет на раз-два, фонтан пломбира обеспечен. Не станет «Прайм-ТВ» из-за такой мелочи тебя дергать.
– Поговорить надо. Можешь приехать?
– Да! – выдохнул Миша.
– Э-э… Все в порядке? – заволновались на том конце.
– Да-да, – сказал он. – Наконец-то.
Бросил короткий взгляд в зеркало, решил, что бриться не обязательно, и вышел из квартиры. Есть у гражданской профессии свои плюсы – допустим, бреешься не когда положено, а когда действительно надо. И если надел камуфляж, значит, он тебе сегодня нужен, а завтра ты его снимешь. И никто не спросит, зачем ты поднял воротник, не прикажет вынуть руки из карманов и сделать лицо попроще. И заколку на галстук никто не заставит тебя цеплять. И еще куча утомительных мелочей, что формируют повседневную жизнь военного и подчас отравляют ее, тебя не касается.
Миша долго мог себе объяснять, как это хорошо, что он все-таки гражданский. Вот, допустим, если начальник твой идиот, трус и подлец – как ты поступишь? На гражданке ты, например, всегда можешь взять его за галстук без заколки и слегка этим галстуком придушить. Сама мысль о том, что такое возможно, здорово греет. На самом деле ты просто сунешь руки в брюки и уйдешь искать начальника получше. Или вдруг позвонят – вот как сейчас – именно тогда, когда тебе позарез надо переменить обстановку, а то совсем закис. И ты, не раздумывая и никого особенно не спрашивая, бежишь ловить удачу за хвост.
Хорошо ведь быть свободным, правда?
Миша подошел к старенькому «Форду», критически оглядел левое заднее колесо, опять слегка просевшее, решил, что до «Прайм-ТВ» это колесо точно доедет, а там разберемся, и сел в машину. Завелся, подождал секунду-другую… И полез в багажник за компрессором. Это же разумно? – спросил он себя. Разумно, кто бы спорил. Главное, чтобы без фанатизма и педантизма.
И, пожалуйста, без этой вот интеллигентской рефлексии, которая тебя накрывает, когда воображаешь, что все могло сложиться иначе. Да не могло! И хватит страдать фигней.
Он подкачал колесо, проверил давление в остальных – и поехал ловить свою удачу.
Вдруг действительно сегодня повезет и наклюнется серьезное дело, а то надоело все хуже горькой редьки.
