Эскалация революции не отличалась в России особым своеобразием. Стоящие у власти умеренные революционные силы были охвачены стремлением избежать гражданской войны. Они маневрировали, опаздывали, совершали ошибки и глупости. Все более нетерпеливые массы обращали свой взгляд на тех, кто обещал много и быстро. Большевистская пропаганда в этих условиях шла от успеха к успеху. Требования немедленного мира, немедленной экспроприации крупной земельной собственности в пользу крестьян, немедленного рабочего контроля в промышленности были лозунгами, привлекательными для многих. Как обычно бывает во время революций, мало кто требовал от большевиков разъяснения практической сути их программы. Массами двигала новая вера. Да и сами большевики все реже задавали неудобные вопросы своему вождю: что же потом, каким будет даже не десятый, а второй шаг? Ленин с невероятной энергией вел партию на штурм власти, обещая, что социализм как-то решит все проблемы. «Главное – ввязаться в бой», – этот лозунг был написан теперь на знамени ленинской партии. «Там будет видно», «хуже не будет» – гласила народная мудрость, которой руководствовались миллионы приверженцев большевистских обещаний. Не в первый и не в последний раз в истории нетерпеливому большинству предстояло жестоко обмануться.
Сталин был одним из тех большевистских лидеров, которые поддержали Ленина, не требуя от него объяснений. Отбросив сомнения о применимости социализма в среднеразвитой России, Сталин взял на вооружение ленинские идеи: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму […] Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего»[152]. «Почва творческого марксизма» оказалась настолько удобной, что Сталин обосновался на ней навсегда. Она позволяла манипулировать теоретическими догматами в интересах текущих политических потребностей. В 1917 г., отбросив сомнения «правого» большевизма, Сталин принял ленинский радикальный курс на захват власти и введение социализма. В этом решении он был тверд. Замеченные исследователями несовпадения в высказываниях Ленина и Сталина не носили принципиального характера. Сталин, скорее, не успевал за слишком частыми поворотами ленинской тактики. Ничего удивительного. Кажется, что и Ленин не успевал за самим собой.
Взяв с самого начала курс на власть, Ленин маневрировал. В изменчивой и запутанной революционной ситуации было трудно прогнозировать ход событий и точно выбрать момент решающего удара. Тактика большевиков заключалась в том, чтобы подталкивать революцию вперед, но до нужного момента не переступать грань легальности. Открытое восстание против Временного правительства и Советов могло вызвать ответный удар. Плод должен созреть. Однако такая тактика имела очевидные слабости. Не испытывая на прочность позиции противника, трудно понять степень его и собственной силы. Опираясь на радикальные слои рабочих и солдат, большевики должны были демонстрировать им свою решительность не только на словах, но и на деле. Иначе говоря, держать свою армию в состоянии постоянной мобилизационной готовности, проводить «боевые учения», одно из которых вполне могло оказаться реальным сражением.
Эта двойственность тактики большевиков была не единственной, но важнейшей причиной периодических волнений петроградских солдат и рабочих. Самое крупное из них произошло в начале июля 1917 г. На улицы города вышли вооруженные солдаты, матросы и рабочие отряды. Они двигались под большевистскими лозунгами свержения Временного правительства. Пролилась кровь. Большевики подталкивали это выступление, хотя и отказались открыто взять на себя руководство им. Это, однако, мало кого обмануло. Всем, включая самих большевиков, было ясно, что они несут ответственность за попытку мятежа. Спорным оставался вопрос о мере ответственности, и историки продолжают обсуждать его до сих пор. Провал июльского выступления показал относительную силу правительства. Оно, как сумело, воспользовалось этой силой для нанесения контрудара. Он оказался хаотичным и непоследовательным. Ленина объявили шпионом, получающим от Германии деньги на революцию. По этому вопросу власти открыли следствие. Обвинения в организации беспорядков дали основания для частичных репрессий. Были закрыты и разгромлены газеты и штаб большевиков, арестованы некоторые их активисты. По иронии судьбы среди арестованных оказался «умеренный» Каменев. Ленин и Зиновьев перешли на нелегальное положение.
Менее известный правительству Сталин оказался вне списка преследуемых. Он чувствовал себя в такой безопасности, что даже предложил Ленину некоторое время переждать в своей квартире. Точнее, в квартире старых знакомых Сталина, большевиков Аллилуевых. Сталин занимал в ней одну из комнат. Дружба с Аллилуевыми была давней и крепкой. Вскоре Сталин женился на их дочери, совсем юной Надежде.
Из Петербурга Ленин и Зиновьев перебрались в пригород на станцию Разлив. Сталин был рядом. Он сопровождал Ленина на вокзал. В Разливе Ленина и Зиновьева прятала семья симпатизирующего большевикам рабочего Н. А. Емельянова. Ленин и Зиновьев жили на чердаке в сарае Емельяновых. Потом под видом работников, нанятых для сенокоса, перебрались в более безлюдное место, где поселились в шалаше. В августе Ленин переехал еще дальше, в Финляндию. Все эти месяцы, с июля по октябрь, Сталин не встречался с Лениным. Однако по мере формирования культа Сталина появилось утверждение, что такие встречи были, и даже не одна, а две. Эту легенду подтвердил главный свидетель – рабочий Емельянов.
Судьба Емельянова, как и многих других революционеров, оказалась трагической. Он и трое из его сыновей были арестованы в 1930-е годы. Двое сыновей были расстреляны, один вышел на свободу только после смерти Сталина. Старшего Емельянова отправили в ссылку в Сибирь. В июне 1945 г. он обратился к Сталину за разрешением вернуться на родину. О своих заслугах Емельянов упомянул типичной для сталинского времени формулой: «В 1917 г. Вы спасли жизнь Владимиру Ильичу Ленину, поручив мне скрыть его в шалаше». Письмо было доложено лично Сталину[153]. Через некоторое время Емельянову позволили вернуться в Разлив и даже работать в созданном здесь ленинском музее. Можно не сомневаться, что это решение было принято по личному указанию Сталина. Емельянов «вспомнил», что Сталин дважды приезжал к Ленину. Этот «факт» был внесен в официальную биографию вождя[154]. Несмотря на это, Емельяновы подверглись новым преследованиям. В 1952 г. 81-летний Емельянов обратился с очередными просьбами к Сталину и в правительство. Он жаловался, что местные власти вновь отобрали принадлежавшие ему дома. На запрос из Москвы руководители Ленинграда ответили, что «семью Емельяновых в Разливе оставлять нельзя по режимным соображениям»[155]. Окончательная реабилитация Емельяновых произошла только после смерти Сталина.
В отсутствие Ленина Сталин и другие руководители большевиков продолжали укрепление партийных рядов. Уже в конце июля 1917 г. был созван очередной шестой съезд партии. Сталин играл на нем важную роль, выступал с докладами. Политические обстоятельства благоприятствовали большевикам. Вполне оправившись от непоследовательных репрессий Временного правительства, они начали укреплять свои позиции. На руку большевикам были метания и многочисленные ошибки лидера Временного правительства А. Ф. Керенского. В августе 1917 г. он спровоцировал конфликт с главнокомандующим российской армией генералом Л. Г. Корниловым. По наущению Керенского Корнилов двинул на Петроград надежные воинские части для «наведения порядка». Однако затем, опасаясь усиления Корнилова, Керенский объявил его мятежником. Корниловское выступление отвлекло внимание от большевиков. Более того, большевики выступили как одна из сил, противодействующих корниловцам. Активисты большевиков постепенно были выпущены из тюрем. Правда, Ленин оставался в подполье.
В сентябре и октябре власть Временного правительства и влияние поддерживающих его Советов во главе с меньшевиками и эсерами заметно ослабевали. Акции большевиков, наоборот, росли. Ленин считал обстановку созревшей для восстания и захвата власти. Однако, как и ранее, он столкнулся с определенным противодействием внутри партии. Наиболее видными фигурами среди противников вооруженного захвата власти были Каменев и Зиновьев. Однако большинство лидеров партии, в том числе Сталин, поддерживали Ленина. Понимая, что личное присутствие поможет сломить сопротивление, Ленин нелегально перебрался в Петроград. Решающее голосование по вопросу о восстании произошло на собрании ЦК большевиков 10 октября 1917 г. Каменев и Зиновьев оказались в меньшинстве, но не сдались. На следующий день они обратились с письмом к более широкому кругу партийных активистов.
Оппоненты Ленина были вполне убедительны. Они били по наиболее уязвимым точкам позиции Ленина. Отрицали, что за большевиками шло большинство народа. Отрицали угрозу реальной контрреволюции: Временное правительство «расшатано». Напоминали, что между провозглашением популярных лозунгов и необходимостью их реализации в случае прихода к власти лежит огромная дистанция. Германия, очевидно, отвергнет мир на большевистских условиях, а вести «революционную войну» солдаты, столь же очевидно, не захотят. «Солдатская масса отхлынет от нас». Они отклоняли намеки Ленина о скорых революциях на Западе как предположительные. Предлагаемая Каменевым и Зиновьевым стратегия действий была в конечном счете направлена на предотвращение гражданской войны за счет сосуществования большевиков с иными политическими силами. Уже получив большинство во многих Советах, нужно бороться за мандаты в Учредительном собрании. Потому что «только на Советы сможет опереться в своей революционной работе и Учредительное собрание. Учредительное собрание плюс Советы – вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем». Ход событий гарантировал значительное, если не преобладающее влияние большевиков в этих легальных органах власти. В случае же поражения вооруженного восстания большевиков последствия будут намного хуже, чем последствия июльских событий, предупреждали оппоненты Ленина[156].
Продвижение к цели путем мирного завоевания легальных институтов власти не выглядело утопичным, а тем более авантюристическим. Однако Ленина такой сценарий не устраивал. Трудно понять, насколько он верил в то, что большевиков, не выступи они первыми, задушит контрреволюция. С большей уверенностью можно утверждать, что Ленин не хотел участия большевиков в легальном политическом процессе. Вооруженный захват власти был лучшим, если не единственным способом разрушения потенциальной угрозы вынужденной коалиции с меньшевиками и эсерами, ликвидации фактора Учредительного собрания, выборы в которое ожидались в ближайшие недели. Предложения Зиновьева и Каменева о серьезной борьбе за мандаты в Учредительном собрании отражали преобладающее в стране и официально разделяемое большевиками признание важной роли этого российского парламента. Сталин, как и другие большевики, участвовал в выборах. Красноречивая деталь: 18 октября 1917 г., в напряженные дни подготовки вооруженного захвата власти, Сталин не забыл послать в Кавказскую окружную комиссию по выборам в Учредительное собрание телеграмму о своем согласии баллотироваться по списку большевиков[157].
Явно не раскрывая своих истинных расчетов, подменяя практические вопросы публицистическим многословием и лозунгами, Ленин упрямо, десятки раз повторял лишь одно: нужно и можно взять власть силой и уже сейчас. Что будет там, после новой революции? Этот вопрос приводил в смятение кого угодно, только не Ленина. Ленинская настойчивость и категоричность на самом деле были единственным аргументом в пользу восстания. Однако для партии, пусть и не монолитной, но ориентированной на вождя, уставшей от неопределенности и споров, упорство Ленина оказалось решающим. Большинство историков, какие бы позиции они ни занимали, согласны с тем, что без Ленина Октябрьская революция большевиков вряд ли бы состоялась.
Уверенные (и, как показали последующие события, не без оснований) в своей правоте, Зиновьев и Каменев решились на отчаянный шаг. Не имея доступа к большевистской прессе, Каменев опубликовал в одной из небольшевистских газет заметку с изложением взглядов оппозиционеров. Ленин был в бешенстве. Он потребовал исключить Каменева и Зиновьева из партии. Сталин был одним из тех, кто выступил против таких жестких мер. Более того, в редактируемой им главной большевистской газете в ответ на демарш Ленина Сталин поместил письмо Зиновьева и редакционный комментарий примиряющего характера. Инцидент «можно считать исчерпанным», «в основном мы остаемся единомышленниками», – говорилось в комментарии[158]. Это был один из немногих случаев, когда Сталин в столь важном вопросе открыто пошел против Ленина. Чем объяснялась эта фронда? Означала ли она, что Сталин так до конца и не изжил иллюзии «правого» большевизма? Исключить это нельзя. Хотя Сталин следовал за Лениным и критиковал позицию Каменева и Зиновьева, в глубине души он вполне мог разделять их опасения. Свою роль, скорее всего, сыграли и другие факторы. Важнейший среди них – фактор Троцкого.
Л. Д. Троцкий, один из активных деятелей российской социал-демократии, всегда занимал в ней особую позицию и претендовал на роль внепартийного лидера. До революции он нередко сталкивался с Лениным, обмениваясь с ним крайне резкими и грубыми выпадами. Однако многое как отталкивало, так и тянуло этих людей друг к другу. Оба были фанатично поглощены идеей социалистической революции и доказывали ее скорую возможность. Оба были решительны и всегда готовы к рискованным шагам. Как и Ленин, Троцкий узнал о революции в эмиграции, в США. Он с трудом добрался до России только в мае и сразу же бросился в гущу борьбы. Ораторские и организаторские таланты, а также репутация революционера (Троцкий был одним из лидеров Советов в годы первой русской революции 1905 г.) способствовали его признанию. Осмотревшись, Троцкий понял, что в революции 1917 г. он является естественным союзником Ленина. Ленин пришел к тому же выводу. Между ними был быстро заключен не обремененный условиями союз. Троцкий присоединился к большевикам. Ленин получил твердого соратника, готового словом и делом, без колебаний бороться за захват власти. Влияние Троцкого быстро росло, он выдвигался в центр событий – в сентябре возглавил большевизировавшийся Петроградский Совет, играл важную роль в подготовке восстания.
Такое положение не могло радовать старых большевиков, даже если они признавали значение Троцкого для укрепления позиций партии. Троцкий оставался чужаком, к тому же амбициозным. Сталин вряд ли воспринимал Троцкого иначе, хотя бы потому, что во многих отношениях проигрывал новоявленному большевистскому лидеру. В отличие от Троцкого, державшего в напряжении многотысячные митинги, Сталин плохо выступал публично, в то время как в горячке революции именно слова ценились более всего. В отличие от Троцкого, Сталин не был ярким публицистом и генератором формул. А именно формулы, маскирующие истинные намерения политиков и обеспечивающие победу в соревновании демагогий, приводили в движение захваченные революцией массы. Выдвижение Троцкого инстинктивно толкало старых соратников Ленина к сплочению. С кем бы остался Сталин, если бы позиции Каменева и Зиновьева оказались серьезно ослаблены? Предпосылки антитроцкистского союза большевистских олигархов, всплывшего на поверхность после ухода Ленина, складывался в бурные месяцы 1917 г.
Вряд ли Ленин не понимал сути тех уже вполне бюрократических столкновений, которые происходили вокруг него. Заинтересованный в сплочении сил и, несомненно, в системе противовесов в руководстве партии, он уступил. Каменев и Зиновьев сохранили свои позиции. События переросли скандал. Ленин добился своего. В ночь с 25 на 26 октября 1917 г. большевики арестовали Временное правительство и сформировали свое собственное – Совет народных комиссаров. Ленин стал его председателем, Сталин – наркомом по делам национальностей.
После утверждения Сталина у власти официальная советская пропаганда объявила его и Ленина вождями революции. Политические противники, прежде всего Троцкий, указывали на ничтожность сталинской роли. Серьезных аргументов в пользу обеих этих крайне политизированных версий нет. Очевидно, что Сталин не был лидером революции. Однако как один из большевистских руководителей, член ЦК партии и редактор главной партийной газеты он выполнял важные обязанности. Он пошел за Лениным. Этим определялось его место в революции. Что мог вынести Сталин из своего опыта борьбы за реальную власть? Видимо, прежде всего нужно назвать воздействие ленинской решительности, упорного продавливания намеченной программы действий. Через десять лет, проводя «революцию сверху», очередной коренной перелом в жизни многострадальной России, Сталин в полной мере продемонстрировал собственные умения действовать столь же решительно. У Ленина он позаимствовал метод политического авантюризма. Главное – взять и удержать власть, а что делать дальше, подскажут обстоятельства. Сталин всегда твердо следовал этому принципу, что позволяло ему действовать максимально жестко и без сдерживающих колебаний. Проталкивая свою революцию в конце 1920-х, Сталин, подобно Ленину, сделал ставку на стратегию опережающей радикальности. Так же как и Ленину, она принесла ему успех.
Сила Ленина заключалась в том, что он совсем не боялся гражданской войны. Более того, он считал ее естественным способом перехода к социализму. И это было верно. Ожидать, что вся Россия, не говоря уже о ее союзниках по мировой войне, безропотно примет верховенство радикального большевизма, не приходилось. Первоначально сыграл свою роль фактор неожиданности большевистского восстания и усталости масс. Однако очень быстро ситуация изменилась. Нелегитимность новой власти, ее грубые и циничные действия, социальные эксперименты, взрывавшие прежний строй, не могли не вызвать заметного сопротивления. Свержение Временного правительства, создание большевистского Совета народных комиссаров, разгон большевиками Учредительного собрания в январе 1918 г., заключение унизительного и грабительского сепаратного мира с Германией открыли дорогу всеобщей гражданской войне. Против большевиков выступили представители высших и средних классов, объединившиеся в так называемое «белое движение», преследуемые социалисты, крестьяне, страдавшие от реквизиций. Сепаратный мир с Германией спровоцировал вмешательство в гражданскую войну бывших союзников. Получили свой шанс различные ультрарадикальные элементы и откровенные бандиты. Крестьяне восставали как против большевиков, так и против «белых». Все воевали против всех. Большевики вызвали новую волну кровопролития, которая возрастала невероятными темпами и продолжалась в своей наиболее активной фазе три года, с 1918 по 1920-й.
По масштабам жертв гражданская война значительно превосходила потери России во время Первой мировой войны и столкновений первого послефевральского периода революции. Из 16 млн человек, которые, по оценкам демографов, были убиты, погибли от ран, голода и эпидемий в 1914–1922 гг., не менее половины (8 млн) смертей пришлось на три года гражданской войны – 1918–1920 гг. Кроме того, около двух миллионов человек бежали от большевиков в эмиграцию. Страшный голод 1921–1922 гг. и эпидемии, в значительной мере также ставшие результатом гражданской войны, унесли еще более 5 млн жизней. На российскую Первую мировую войну (1914–1917 гг.) в этом страшном списке потерь приходилось «всего» два с лишним миллиона жизней[159]. В этом заключалась разница между Россией и другими странами, столкнувшимися в мировой войне. Война, голод, эпидемии, кровавое гражданское противостояние продолжались в России в два раза дольше и были намного ожесточенней.
Однако даже страшные цифры потерь не отражали всего ужаса граж данской войны. Не существует количественных показателей для измерения всеобщего ожесточения и притупления человеческих чувств, разрушения норм морали и права. Изуверские убийства и массовый террор становились обыденностью. Погибали лучшие. Эпидемия одичания не могла не захватить и самих большевиков. Гражданская война сформировала новое государство и во многом предопределила его развитие. Страна оказалась на самом безнадежном перекрестке исторических дорог: между плохим и худшим.
Сталин, несомненно, был типичным продуктом этой эпохи. Как и в период взятия власти, он твердо следовал за Лениным. По формальному статусу Сталин вошел в узкую группу наиболее влиятельных советских функционеров. Член правительства, член ЦК партии, член узкой руководящей группы, работавшей в непосредственном контакте с Лениным. В 1919 г. его избрали в Политбюро – орган, который был центром власти в Советской России и СССР в следующие 70 лет. У Сталина была своя специализация – урегулирование отношений большевистского центра с национальными окраинами. Однако, как и у других большевистских лидеров, его главным императивом оставалась война. Большую часть 1918–1920 гг. Сталин провел на различных фронтах. В Москве появлялся нечасто. Из 51 заседания Политбюро в 1919 г. он участвовал только в 14, из 75 заседаний в 1920 г. – в 33[160].
Первая командировка Сталина началась в июне 1918 г. В связи с нарастанием голода Сталин был направлен в Царицын в ранге руководителя продовольственным делом на юге России. Он должен был получить и отправить хлеб в голодающие центральные области. Однако хозяйственная командировка сразу же превратилась в военную. На Царицын наступали враждебные большевикам силы. Транспортные артерии, соединяющие город с хлебными районами и с центром, постоянно прерывались. Большевистские вооруженные силы в Царицыне были организованы по образцу, который получил широкое распространение в начальный период гражданской войны. В своей основе это были партизанские отряды, слабо дисциплинированные и непрофессиональные. Осознавая невозможность ведения войны без регулярной армии, большевистские вожди в центре, прежде всего возглавлявший Красную армию Троцкий, взяли курс на использование офицеров бывшей царской армии (военных специалистов) под контролем партийных комиссаров. Однако на местах эта политика сталкивалась с серьезным сопротивлением. Новоявленные революционные командиры не собирались подчиняться бывшим офицерам и не доверяли им. Недоверие было взаимным. В ряде случаев третируемые офицеры переходили на сторону врага. Только постепенно под давлением военных обстоятельств и под нажимом из центра армия становилась более профессиональной и терпимой к старым кадрам.
Во многом благодаря Сталину Царицын представлял собой яркий образец революционной партизанщины. Обладая полномочиями члена правительства и ЦК партии, Сталин беспрепятственно контролировал не только гражданскую власть, но и подразделения Северо-Кавказского военного округа, штаб которого находился в Царицыне. Верного и послушного помощника он нашел в лице К. Е. Ворошилова, командира красных отрядов, отступивших к Царицыну из Украины, захваченной немцами. Оба сошлись на неприязненном и подозрительном отношении к военным специалистам. В телеграммах Сталина в Москву этот мотив был одним из ведущих:
«Специалисты – люди мертвые и кабинетные, совершенно не приспособленные к гражданской войне»[161]; «Если бы наши военные «специалисты» (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия (железная дорога, захваченная неприятелем. – О. Х.) не была бы прервана, и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им»[162].
«[…] Они, как «штабные» работники, умеющие лишь «чертить чертежи» и давать планы переформировки, абсолютно равнодушны к оперативным действиям, к делу снабжения, к контролированию разных командармов и вообще чувствуют себя как посторонние люди, гости»[163]; «наша новая армия строится благодаря тому, что рядом с новыми солдатами рождаются новые революционные командиры. Навязывать им заведомых предателей (далее Сталин перечисляет ряд военных специалистов. – О. Х.) – это значит расстраивать весь фронт»[164].
Эти короткие характеристики (а их немало) вполне отражали взгляды и предпочтения Сталина в военном строительстве. За словами следовали действия. Сталин отстранил военных специалистов от оперативного руководства войсками и взял командование в свои руки. В сообщениях в столицу он всячески подчеркивал благотворность этого переворота. Однако трудно предположить, что Сталин, не имевший никакого военного опыта и даже не служивший в армии, опиравшийся на таких же, как он сам, дилетантов, мог быстро освоить сложные профессиональные навыки. Ставка на здравый смысл и революционный штурм могла дать определенные результаты, но непрочные и недолговременные. Под натиском регулярных подразделений противника партизанская армия Сталина – Ворошилова терпела поражения.
В августе 1918 г. Царицын оказался на грани падения. В условиях вполне реального военного поражения был предпринят маневр, который в последующие десятилетия превратился в рутинный метод сталинской политики. В Царицыне началось широкомасштабное выявление «контрреволюционных заговоров». Аресты захватили бывших офицеров, в том числе служивших в Красной армии, бывших чиновников царской администрации, предпринимателей и рядовых граждан, попавших под каток чистки. Ядром контрреволюционных сил был объявлен «заговор» во главе со служащим Наркомата путей сообщения Н. П. Алексеевым, бывшим дворянином и офицером, «буржуазным специалистом» на службе советской власти, который прибыл в командировку в Царицын из Москвы. Обвинения против «заговорщиков» были стандартными и не очень вразумительными. Дело наскоро слепили в считаные дни, завершив расстрелами и объявлением в местной газете.
Скорее всего, эти расстрелы остались бы рядовым событием красного террора, если бы случайно вместе с Алексеевым в командировке в Царицыне не оказался высокопоставленный чиновник Высшего совета народного хозяйства, старый большевик К. А. Махровский. Под горячую руку его тоже арестовали и продержали несколько месяцев в тюрьме. Однако расстрелять не осмелились – под давлением из центра Махровского пришлось освободить. В результате в деле появился нежелательный и разговорчивый свидетель. Возмущенный Махровский написал длинный доклад о нравах Царицына. Из доклада вполне очевидно следовало, что дело Алексеева сфабриковали царицынские чекисты, «помешанные», как он писал, «на отыскании контрреволюции». Зарисовки с «царицынской натуры», составленные Махровским, вероятно, могли удивить высокопоставленных московских деятелей, наблюдавших войну из кабинетов:
«Вижу такую картину: […] Н. П. Алексеев, лицо которого представляло сплошную кровавую маску […] Один глаз был совершенно закрыт, и нельзя было понять, выбит ли он совсем или только покрылся опухолью […]»; «Алексеева били рукояткой револьвера, кулаками, когда он упал, топтали ногами».
«Возвращаясь к галерее типов, и арестованных, и содержащихся при ЧК, кои мне довелось наблюдать, должен заметить следующее: большинство из них, арестованные случайно, расстреляны, а через некоторое время в местных газетах появились заметки, в коих расстрелянные перечислялись с отнесением ко всякого рода преступникам».
«[…] Ко мне в камеру были приведены двое арестованных […] с баржи. Один из них сообщил мне о существовании на Волге баржи, в коей содержалось человек 400. Баржа как место заключения возникла при эвакуации Царицына. Когда казаки наступали, на нее были помещены арестованные из тюрьмы, причем состав арестованных был самый пестрый. Человек 30 каторжных, человек 70 бывших офицеров, человек 40 буржуев, остальной контингент – арестованные по самым различным случаям, в большинстве рабочие и крестьяне. В барже, где скопилось столько народа, было лишь одно отхожее место, на которое устанавливалась очередь, в коей люди простаивали по 4 часа и падали в обморок. Заключенных ничем не кормили […]»[165] и т. д.
Помимо руководителей чрезвычайной комиссии, Махровский обвинял в произволе царицынских вождей, в том числе Сталина. Он приводил примеры, когда людей арестовывали только за то, что они позволяли себе спорить со Сталиным[166]. Несколько месяцев спустя Ворошилов подтвердил руководящую роль Сталина в организации террора царицынского масштаба. «Эти господа […], – говорил Ворошилов о бывших офицерах, – были [мною] вместе с товарищем Сталиным […] арестованы»[167]. Входя во вкус, Сталин требовал распространить царицынский опыт на близлежащие области. 31 августа 1918 г. он обратился к Ленину с просьбой выдать правительственные мандаты «группе верных людей» из Царицына для «очистки» от «контрреволюционных элементов» города Воронежа. Соответствующие полномочия были получены[168].
Посылая запрос по поводу Воронежа, Сталин, судя по всему, еще не знал, что в Москве накануне, 30 августа, в результате террористического акта, приписываемого эсерам, был ранен Ленин. После покушения красный террор стал официальной политикой. В начале сентября Сталин от имени руководства Северо-Кавказского округа отправил в Москву рапорт об организации в подведомственном ему регионе «открытого, массового, систематического террора на буржуазию и ее агентов». В Царицыне в ответ на покушение на Ленина сразу же было расстреляно более 50 человек. Всего в сентябре-октябре царицынская ЧК, по некоторым данным, казнила 102 человек, из них 52 бывших офицеров царской армии и жандармов[169].
Масштабный террор мог быть как результатом панической реакции на военные поражения, так и вполне рассчитанной кампанией. Угроза террором позволяла держать в повиновении не слишком дисциплинированные соединения Красной армии. Выявление «заговоров» было способом оправдать военные неудачи и продемонстрировать решительность и эффективность. Несомненно, в значительной степени эти демонстрации были рассчитаны на высшее руководство. Перед лицом растущей угрозы контрреволюции Сталин требовал особых полномочий и отказывался подчиняться вышестоящим военным властям.
Пока мы не знаем, какими путями и в каком виде информация о царицынских зверствах доходила до Москвы, как широко был распространен доклад Махровского и другие подобные свидетельства. Ряд фактов свидетельствуют о том, что высшее руководство страны кое-что знало о сталинских инициативах. Несколько месяцев спустя, в марте 1919 г., Ленин заявил на VIII съезде партии: «Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно […]». Ленин утверждал даже, что посылал Сталину телеграмму: