Олег Игоревич Голиков
Слово из трёх букв
ß∑£ĔĄÑ
Первый Знак из несуществующего будущего мне был послан в подростковом возрасте. Но тогда вихрастый капитан лагерной футбольной команды не осознал всей важности мистического послания расположенного к нему игривого дэва. Знамение было связано с моей первой полудетской любовью, которую звали Роза. Я с детства с предубеждением относился к цветочно-предметным именам. Такие ярлыки практически во всех случаях формировали диссонанс между видимым и слышимым. И в этом случае Роза оказалась высокой голубоглазой «скороспелкой», которой больше подошло бы охотничье имя Диана. Уже на следующую неделю после начала смены мы до стыдливого пота тискались на укрытой в зарослях скамейке, где обычно уважаемые и опасные волхвы из первого отряда воскуривали запрещённый табак. На зарождающейся груди моей первой в жизни пленницы висела тоненькая золотая цепочка с крестиком. Этот полузапрещённый в то время христианский атрибут стал причиной крикливого возмущения неуклюжей усатой пионервожатой. В результате амулет перекочевал на мою шею, которая была невосприимчива к гневу низшего персонала, так как моя родная бабушка была главврачом всего пионерского табора. Поэтому больше двух недель теряющая робость Роза и золотой невесомый Крест были моими постоянными спутниками.
ß∑£ĔĄÑ
Позже, прочитав уже немало книг и дерзая на писательском поприще, я не особо интересовался конспирологией. Несмотря на очевидную склонность к мистическому романтизму, часовые моего внутреннего замка не были склонны открывать ворота перед невидимыми легионами масонов, иллюминатов и тамплиеров. Тайное мировое правительство было равнодушно проигнорировано моим мировоззрением. Без особого почтения я относился к незримым магистрам, градусам и ложам. Вернее просто о них не думал. Куда больше меня интересовали скрытые возможности сознания, которое не просто ежесекундно творило окружающую сцену, но и являлась частью собственного творения. В этом магически замкнутом круге имелись все предпосылки для самой необузданной фантазии. Несуществующее прошлое, тем не менее, сильно влияло на настоящее и будущее. Кажущийся самостоятельный выбор очередного поворота на судьбоносной развилке всё чаще оказывался фатумом. К тридцати годам я чётко ощущал себя лёгкой ничтожной щепкой, увлекаемой полноводной рекой к неизвестному океану. Пролетая мимо причудливых берегов условной реальности, щепка могла исполнять какую-то авторскую произвольную программу, но только в смутно определяемом локальном сегменте. Направление и интенсивность движения сверхмощной независимой энергии от её телодвижений никак не зависели.
Разменяв пятый десяток, я как-то незаметно начал чувствовать единство внешнего и внутреннего кордебалета, проявляющееся в редких секундных просветлениях обычного мироощущения. Дальнейшее углубление понимания правильного устройства неправильной вселенной привносило ощущение приятного свободного полёта. Пребывание на «тёмной стороне» игры, в которой нет правил, придавало уверенности во всех поступках. В моём образе безо всякого намерения с моей стороны стал проступать некий потусторонний шарм, который магнетически действовал на умных девиц и неглупых мужчин. И пока я мило кувыркался в собственной игрушечной нирване, настало время явится Второму Знаку.
ß∑£ĔĄÑ
Дело было в довоенном Париже. Хорошее начало для детективной истории, которая в своём истоке и в самом деле обладает едва ощутимым приключенческим послевкусием с лёгкой метафизической ноткой. Хотя слово «довоенный» в этом случае может быть истолковано неверно. Уточню – описываемые события имели место до начала последней мировой войны. Той войны, которая покончила со многими привычными для человечества вещами, а заодно и с самим человечеством. Но не стоит забегать вперёд. Это было первое посещение города, поранившего в своё время мою детскую душу любовной мукой обитателей легендарного Собора с безнадёжными любовными стенаниями на Гревской площади. Бюджетная автобусная экскурсия предложила провести три ночи в захудалом парижском отеле с неизбежным туристическим набегом на известные музеи и торжища. Однако, уже в первый день я без тени сомнения предал разношёрстую автобусную банду, решившую взять штурмом какую-то парфюмерную фабрику. Решение в одиночку отправиться на кладбище Пер-Лашез вызрело ещё на родной земле.
Пристрастие к одиноким прогулкам по знаменитым и не очень некрополям никак не связано с тягой к некрофилии. И хотя тибетские мудрецы очень советуют как можно чаще смотреть на мертвецов, я предпочитаю осматривать памятники, неторопливо читая эпитафии. Особо увлекательными бывают прогулки по европейским кладбищам, напоминающим собой причудливые музеи малых мемориальных форм. Хотя справедливости ради стоит отметить – самое помпезное кладбище моей невидимой некроколлекции находится в центре Гаваны. В усыпальнице имени Христофора Колумба вас встречает мощное великолепие настоящих произведений искусства из белого, чёрного и розового мрамора, некоторые из которых достигают исполинских размеров. Однако, пора вернуться на тропинки осеннего предвечернего Пер-Лашеза, куда я без труда попал с помощью запутанного, но довольно чистого парижского метро.
Для конца сентября было немного прохладно и сыро, но дышалось легко. Купив в ритуальном магазинчике карту со знаменитыми захоронениями, я медленно разыскивал последние пристанища уважаемых мной знаменитостей. У могилы Джима Моррисона было на удивлении безлюдно. Окаменевшее лицо Короля Ящериц сиротливо возвышалось на скромном сером подиуме. Чудесные, на мой взгляд, последние кадры фильма «Doors» никак не вписывались в наблюдаемый мой сутулый могильный ансамбль. Прослушав из уважения в телефоне одноимённую песню, я продолжил прогулку. По пути то и дело встречались вырывающиеся из замшелого камня фигуры, торчащие из земли каменные ладони, скелеты, выползающие из глиняной могильной сердцевины, бесконечная вереница ангелов Любви и Смерти. Старинный парижский могильник впечатлял своим сюжетным многообразием и пугающей архитектурной фантазией. Медь и бронза были покрыты благородной зеленоватой патиной, а каменные фрагменты – изумрудным мхом с причудливой картой проплешин. На одной из развилок, усеянной живописными бронзовыми памятниками, застывшими в разных позах, высился чёрный мраморный крест. Возле него стояла точёная женская фигура с букетом ярко-красных роз. Проходя мимо, я услышал по-русски:
– Извините, вы случайно не знаете, во сколько сегодня будет закат?
Удивившись русской речи и странному вопросу, я слегка замешкался. Потом заглянул в мобильный телефон и набрал соответствующий запрос. Перед тем, как сообщить незнакомке запрашиваемую информацию, сделал паузу для того, чтобы получше рассмотреть лицо и фигуру. И хотя мой внутренний дракон-соблазнитель в этой поездке тоже решил взять отпуск, оценив округлые форму и стройный стан незнакомки, он нетерпеливо расправил крылья и обострил взгляд. Женщина была не то чтобы очень хороша. В этом случае взгляд останавливала гипнотическая женственная элегантность всего образа. И неприметное на первый взгляд лицо внезапно раскрывалась каким-то приятным воспоминанием. Первое впечатление было похоже на ассоциативные образы, извлекаемые услужливой памятью под влиянием некоторых запахов или звуков. Неброская стильная одежда, спокойный взгляд, удобная поза, никакого намёка на современную распущенность. Вызывающе яркий букет роз казался мастерским импрессионистским штрихом на рассматриваемой чёрно-белой картине. И, похоже, улыбающаяся мне женщина не собиралась дарить его мрачноватому высокому кресту, надпись под которым я предпочёл проигнорировать.
После моего краткого и точного ответа завязался неспешный осторожный разговор. Получилась одна из тех бесед, которую ведут давно знакомые люди, не желающие произвести какое-либо впечатление друг на друга. Она без особого интереса осведомилась, откуда я и как сюда попал. Ответив без подробностей, я спросил то же самое, не проявляя при этом даже этикетного формального любопытства. Во время словесной прелюдии мы, естественно познакомились, а затем вместе пошли по аллее. Пламенеющие в её руках розы резко контрастировали с довольно блеклой палитрой окружающих декораций. Перехватив мой взгляд, скользнувший по цветам, она тихо улыбнулась, и сказала, что купила букет себе. Вместо ответной реакции я вежливо спросил о цели визита на кладбище. Ирина как-то странно посмотрела мне в глаза, сказав что-то про необходимость побыть одной. Потом, смутившись, она, наверное, решила, что эта фраза может изгнать собеседника из хрупкой беседки общения. Но я понимающе кивнул и на всякий случай замолчал. Будучи сильно отстраненным от моей реальности персонажем, она не представляла собой интереса для соблазнителя, да и обстановка была неподходящей. Я вовсе не желал играть банальную роль донжуанистого туриста, имеющего в своём походном рюкзачке две ночи в потрёпанном отеле со скрипучей кроватью, затерявшемся на тринадцатой линии парижского метро.
Моё «кладбищенское» время подходило к концу (мне хотелось ещё пройтись по вечерним Елисейским полям), как вдруг моя спутница остановилась и, слегка запнувшись, предложила мне проводить её до дому. Получив согласие, она явно обрадовалась, и вскоре мы уже шагали ускоренным шагом от кладбищенских ворот в неизвестном мне направлении.
Надо сказать, что я не любитель случайных приключений. Но вечерний притихший Париж, проникновенная атмосфера старинного кладбища, русскоговорящая незнакомка с розами – всё это невольно наводило на мысль об отсутствии случайности. Слишком много факторов сошлось в одном месте. К тому времени у меня уже сформировалась привычка принимать подарки и сюрпризы судьбы во всех случаях, не отворачиваясь от непонятного поначалу сюжета. Поэтому я покорно вышагивал рядом с моей мимолётной знакомой минут пятнадцать, после чего мы свернули в один из дворов, оказавшись перед небольшим крыльцом с увитыми розами коваными перилами. Отворив дверь, Ирина пригласительно взглянула на меня. Словно два заговорщика, мы молча зашли внутрь, оказавшись внутри слишком большой по местным меркам квартиры с панорамными окнами и террасой, выходящей в цветущий внутренний дворик. Аккуратно сняв туфли, она быстро нашла большой глиняный кувшин, и, набрав воды, поставила в него розы. Я в это время боролся с некстати завязавшимся намертво шнурком. Но, не справившись с этой сложной задачей, вырвал ногу из мёртвой хватки туфли и вошёл в просторную гостиную.
ß∑£ĔĄÑ
Не хотелось бы разочаровывать определённую аудиторию читателей, но близости между нами не случилось. И хотя её неброская красота во время чаепития раскрылась полностью, никаких волнующих флюид, призывающих к известным действиям, не возникло. В качестве компенсации за обманутые читательские ожидания забегу вперёд и по большому секрету доложу, что этой же ночью я уединился с обаятельной представительницей нашей автобусной группировки. Эта весьма ловкая в постели особа считала, что побывать в Париже, и не заняться сексом – это преступление. И я был рад прислужить такому удобному для нас обоих убеждению.
Английский чёрный чай был крепок и хорош, собеседница тоже, за большим объёмным окном виднелся живописный парижский дворик с заплетённой в плющ романтической качелей. Мы спокойно беседовали на разные темы. Меня заинтересовала открытая книжка на журнальном столе – «Паразиты сознания» Колина Уилсона. В своё время именно эта первоклассная фантастика крупным блоком встроилась в фундамент башни моего литературного замка. На мой вопрос Ирина ответила, что книгу ей посоветовал её двоюродный брат, большой любитель оригинальных идей и сумасбродных теорий. Посвятив минут пять проблеме захвата нашего сознания коварными чужеродными сущностями, мы плавно перешли к моей словесной деятельности и подробностям нынешнего путешествия. Узнав, что через три дня мы будем в Дрездене, Ира мимоходом вставила, что у неё ко мне будет небольшая просьба. В одну из пауз, отведённых на смакование чая и вкусного несладкого печенья, моя собеседница посмотрела на настырно тикающие настенные часы и подняла до конца все оконные жалюзи. Мельком глянув на лежащий на столе телефон, я отметил, что наступило время заката. Пора было закругляться.
В этот момент какая-то внезапная сонливость овладела всем моим телом. На секунду показалось, что я сижу в рыцарском зале с доспехами на стенах, а кругом горят факелы. Букет роз в кувшине превратился в тревожно светящийся красный глаз. Лицо собеседницы вдруг стало древним, морщинистым и напряжённым. Наваждение исчезло также быстро, как и проявилось. Почему-то захотелось поскорее уйти. Я неловко поднялся и начал неуклюже прощаться. Уже у входа Ирина мягко поцеловала меня в щёку и протянула небольшую деревянную коробочку похожую на футляр для памятной медали. С её молчаливого разрешения я открыл шкатулку. В ней под толстым плексигласовым стеклом лежал замысловатый предмет, отдалённо похожий на сильно деформированный старинный орден с ажурными выступами и завитушками. Хотя металл и отливал тусклым золотом, какой-то сиреневый «хамелеонский» оттенок говорил о том, что всё не так просто. Смотреть на эту завораживающую штуку было одновременно и приятно и страшновато. Если бы я верил в пришельцев, то сразу бы решил, что передо мной важная деталь космического инопланетного корабля.
Просьба моей гостеприимной знакомой оказалась проста. В Дрезден из Калифорнии завтра прилетает её двоюродный брат, исследователь «паразитов сознания» и других фантастических тварей. Этот антикварный раритет надо передать ему – он сам меня найдёт в Дрезденской галерее, которая входит в нашу экскурсионную программу. Я шутливо поклялся, что ничто меня не остановит на пути исполнения такого важного поручения. И торопливо чмокнул подставленную для прощанья щёку. Но выйдя на улицу, я осознал, что как-то незаметно для себя, рассказал о себе гораздо больше, чем хотелось бы. Существенно больше. И хотя хозяйка по-доброму посмеялась над «драконьими» проказами гостя, в глазах любительницы красных пылающих роз и чёрных могильных крестов появилась какая-то тревожная выжидающая нотка.
Сидя в маленьком кафе на Елисейских полях, я внимательно рассмотрел посылку. Замысловатый массивный предмет за защитным стеклом, безусловно, прибыл к нам из далёкого седого прошлого. От него веяло мрачноватыми алхимическими тайнами. И снова почувствовалось пугающее притяжение узорчатого амулета. Взгляд словно намагничивался причудливым колдовским орнаментом. Я попробовал открыть защитную прозрачную крышку – не получилось. Приятная на ощупь коробка, возможно, из красного дерева, напротив, не вызывала никаких ощущений. Хотя мне показалось, что внутри шкатулки было ощутимо холоднее, чем снаружи. Само поручение казалось обычным делом. Ну, повезло дамочке – случайно подвернулся под руку гонец, готовый доставить магический амулет беглому тамплиеру фон Штраубергу, или как там его могут звать, согласно тут же придуманной незамысловатой легенде.
Забавный парижский эпизод поднял мне настроение. Выпив почти бутылку невкусного кислого вина, я устремился в прохладное чрево метро, чтобы уже через час неожиданно попасть в мягкие лапы к слегка перезрелой, но искусной маркитантке, желающей отдыхать в самом романтическом городе на полную катушку. Это была достойная посланница бескорыстной «старой гвардии», которая по-прежнему западала на поэтический гипноз и менестрельские пляски. Дракон не посрамил честь любвеобильного ящера, похитившего в этот раз не принцессу, а более умелую и требовательную наперсницу. Парижская ночь плавно перетекла в сероватое сонное утро под мой завершающий постельный бросок на ненасытную влажную амбразуру.
ß∑£ĔĄÑ
Необычные способности моей цепкой памяти, с годами превратившиеся в мучительные заусеницы, позволяют даже теперь воскрешать мельчайшие детали прошлого. И хотя всё былое по своей реальности мало в чём превосходит сны, некоторые штрихи особенно ярких событий продолжают щекотать или ранить моё самолюбие. Казалось бы, книга жизни прочитана и перечитана множество раз. Но если героем романа является твой собственный набор материально-духовного композита, даже полное понимание мимолётности сборки не умаляет интереса к регулярной эксгумации воспоминаний.
Вот и сейчас мысленный визит на осенние парижские улицы то и дело выхватывает ненужные для читателя подробности. Горьковатый вкус «житана» без фильтра, размокшие до безобразия белые туфли, золотистые листья залитых солнцем бульваров, наивные попытки привязать себя к персонажам Кортасара. Орущая толпа испанских школьников в лифте на эйфелеву башню, дорогая невкусная еда в неуютных стеклянных бистро, навязчивая рука моей лёгкой ночной добычи, пытающаяся всё время проникнуть в мою ширинку. Разве я мог тогда предполагать, что главным событием этого путешествия станет «дрезденская посылка», скучающая в моём тесном как домовина номере. И что вся последующая фантасмагория так раскачает мой жизненный маятник, что из часов судьбы вылетят все пружины и шестерёнки.
ß∑£ĔĄÑ
До Дрездена ехали с одной ночёвкой в Люксембурге, и далее с небольшими остановками на заправках. Я опускаю как незначительное всё, что связано с моей новой подругой, от которой так и не удалось отделаться до конца поездки. Наказание за непродолжительное сексуальное удовольствие – это всегда частичная потеря свободы. Разница неволи после неосторожного соития заключается только в её продолжительности. Некоторым нравятся постоянные ласки симпатичной навязчивой спутницы, мне точно нет. Здесь будет уместно привести выдержку из «Искусства любовной войны»: «Продолжение любования наспех сорванным любовным цветком подобно последнему в жизни послевкусию рыбы фугу. Чем раньше просвистит катана, разрывая паутину полученного наслаждения, тем твёрже будет клинок в грядущих битвах». Но тут был один автобус «на двоих». Поэтому приходилось терпеть.
При подъезде к зданию галереи я написал краткое сообщение по номеру в телеграмме, который дала мне Ирина. Ответ был лаконичным и неприветливым – «Через час в Оружейной палате». Аватарки на профиле не было. Было имя – Иштван Дели. Первая часть означала Иван, вторая расшифровке не поддавалась. Пафосное место встречи полностью вписывалось в мои наивные фантазии. Ну, где ещё можно передать могущественный артефакт родового наследия, как не в рыцарском зале! Однако, при встрече Иван, оказавшийся худощавым высоким мужчиной с печальными фиалковыми глазами, сразу же предложил пройти в бар, расположенный неподалёку. Официант, по-видимому, хорошо знающий вкус постоянного посетителя, сразу же принёс нам два больших бокала мраморно-чёрного «гиннеса» с густой шапкой малинового сиропа. Я впервые попробовал такой коктейль и был приятно удивлён ярким сочетанием сладкого и горького. Протянутая коробочка быстро исчезла в складках длинного плаща моего нового знакомого. После полуминутного молчания и смакования напитка я услышал:
– Ира мне сказала, что вы любите играть словами. И даже умудряетесь жить этим. Могу вам предложить необычное литературное задание. Если, конечно, вас это заинтересует.
Я вопросительно поднял от бокала глаза, стыдливо припоминая, как по-мальчишески бахвально разговорился у Ирины в гостях.
– Нужно написать небольшое, но толковое исследование об Ордене Розы и Креста. Скажу сразу – к славному сообществу розенкрейцеров я и мои единомышленники имеют весьма опосредованное отношение. Просто назрело время для такой работы. И вы, судя по вашим опубликованным этюдам, способны справиться с подобной задачей. Мы не ждём многолетнего копания в архивах и строго научного подхода. Тем более, что там всё равно очень мало сведений об этом «товариществе». Небольшая брошюра страниц в сто с красиво изложенной историей Ордена. Этого будет более чем достаточно.
Я хотел было высказаться, что никогда таким не занимался, но Иштван, похоже, загодя предвидел все возражения.
– Повторюсь – архивариусных чудес от вас никто не ждёт. Всё, что найдёте в интернете – не более. Можете также купить пару книжонок на Озоне. Главное – эстетичность и доступность изложения. О розенкрейцерах существует очень мало информации. И большинство сведений, увы, на проверку оказываются вымышленными. И тут возникает вопрос. Почему до нас дошли столь малочисленные преимущественно искаженные факты? Во-первых, можно предположить, что фантастическое преображение биографии Ордена приключилось, как это водится, из-за небрежности переписчиков. Вторая возможная причина – приверженцев этого конспиралогического ответвления в реальности было очень мало. И было просто некому, да и особо нечего отражать в исторических документах. И, наконец, то, что интересует нас – не исключено, что Орден было от начала до конца так называемой «дымовой завесой» для действительно могущественных сил. Например, как зачастую магистры розенкрейцеров очень часто имели высокий градус у тех же масонов. Их эмиссары присутствовали и на собраниях иллюминатов и даже входили в Королевское научное общество. Именно эту гипотезу советуем сделать ключевым вектором будущего исследования.
Было сразу видно, что такой длинный спич говорящему дался с большим трудом. Редко встречающаяся правильно построенная речь с канонической интонацией, разделяющей запятые и ставящей где надо акценты, порадовала моё чёткое ухо. Так бы слушал и слушал. Но явно подуставший Иван замолчал, и в свою очередь вопросительно посмотрел на меня. Несмотря на некоторую рассеянность из-за недосыпа и лёгкого опьянения, следовало что-то сказать.
– Видите ли, я никогда не интересовался подобной тематикой. Хотя, в принципе, берусь за любые крупные проекты. Рутинная писательская мелочёвка притупляет перо и мозги. Пока я не дал согласие, хотелось бы узнать о прозаичных вещах. Примерный объём я услышал, интересуют сроки и оплата.
Иван понимающе кивнул и, прихлебнув чёрно-алый дивный эль, снова включил свою роскошную дикцию.
– Оплата – десять тысяч долларов, аванс три тысячи. Цензорского и редакционного контроля не будет. Основную мысль я изложил. Сроки можно было бы не озвучивать. Но грядёт большая, возможно, последняя война. Вернее, сначала будет тотальная эпидемия для селекции воинства. А затем начнётся сама битва. Поэтому не затягивайте особо. Просто времени может не быть – ведь нам ещё оцифровывать и внедрять. И не только вашу работу.
Мне показалось, что я ослышался. Но слова «война» и «эпидемия» прозвучали так чётко и обыденно, словно речь шла ещё об одной порции чудесно-малинового «гиннеса». И мне не показалось, что передо мной сумасшедший или приверженец какой-нибудь секты. Вообще мысли о потустороннем или необычном отсутствовали. Наоборот – мозг почему-то воспринял шокирующее, в целом, сообщение как нечто логичное и даже всенепременное. Но объяснения я всё-таки попросил. Иван также спокойно, но без подробностей, поведал мне о грядущей войне между мёртвыми и живыми. И о том, что перед войной человечество разделят на кланы с помощью прививок от намеренно изобретённой болезни, которая станет причиной объявления всепланетной пандемии. И что эти кланы, представленные миллионами граждан разных стран, станут марионетками в руках мёртвых Теней.
– На самом деле, – сказал он, – я намеренно использую пафосные названия, которые есть не что иное, как ярлыки для двух сил, царящих в нашей части глобальной иллюзии. Люди ведь привыкли, что живым надо воевать с мертвецами. Для простоты понимания и применяются самые знакомые образы. Вам ли этого не знать. Хотя я, например, считаю, что в этом смысле нам делить нечего. И даже наоборот – от настоящих мёртвых, покинувших этот мир, всегда гораздо больше пользы и практически никакого вреда. Если только их образ или идеи не используются для дальнейшего умерщвления народонаселения. Я понятно излагаю?
Я кивнул, а он продолжил:
– Война неизбежна, потому что человечество чересчур сильно разогнало поезд технологий, за которым не успевает ни бытие, ни сознание. И что самое неприятное – инновации пошли по кривой дорожке, затемняя светлые потуги разума освободиться от себя самого. Я имею в виду не только цифровые новинки с рабовладельческим смартфоновым строем, но и исследования в области искусственного интеллекта и, особенно, в сфере слияния такого интеллекта с биологическими формами. Наша планета и сама вселенная, представляющая собой песчинку в бесконечном ожерелье параллельных миров, должна по законам жанра рано или поздно исчезнуть. С большой долей вероятности исчезновение вот-вот приключится, так как текущая кальпа на исходе. Вы про кальпу что-нибудь знаете?
Я снова кивнул, вспоминая, что так в индуизме обозначают какой-то невообразимо огромные промежутки времени, между которыми происходят периодические разрушения Вселенной. При этом в лучших традициях буддизма этот временной отрезок может восприниматься просветленными как вспышка молнии. Поэтому даже мимолетная оценка длительности кальпы возрождает древнюю мудрость о всеобщем единстве – «сансара-нирвана – это одно и то же». Всегда любил буддизм именно за эти всеобъемлющие чудеса единства антагонизмов и простоты, с какой это единство достигается. Но надолго погружаться в любопытные мысленные потоки было некогда. Я незаметно глянул на телефон – мой автобус отправлялся через час. Иштван, словно знал время отправления, слегка ускорился:
– Я понимаю, что у вас может быть много вопросов. И на большинство из них в ближайшем будущем обязательно найдутся ответы. Но время ограничено, задача поставлена, и скажу сразу – не вам одному. Сегодня существует около сотни таких локальных задач в разных областях, и многие из них уже выполняются. Ваш труд вольётся в общий поток, хотя все наши усилия не предотвратят грядущую бойню. Тогда спрашивается, зачем это всё нужно? Отвечаю – необходимо заполнить важные пробелы в ретроспективных знаниях и фактах. Тогда миссия человечества, может быть, окажется выполненной. И в этом случае, у некоторых из ныне живущих появится шанс войти в так называемую Благую кальпу. Потому что в Тёмной кальпе, по слухам, пребывать весьма неприятно.
Поманив рукой официанта, Иштван поднялся и закончил:
– Как решитесь, напишите мне на почту, – он протянул мне визитку. – Что касается множества ваших вопросов, то по мере продвижения в заданной теме, вы сами многое поймёте. А что не поймёте, вам подскажут, если посчитают нужным. Вы ведь помните, что несёт с собой слишком большая мудрость?
Он по-доброму кивнул мне на прощание как старому другу. Однако, я всё-таки успел метнуть в его прямую тёмную спину сюрикэн последнего вопроса:
– И кто победит в этой войне?
Иштван, обернувшись, кратко и серьёзно ответил:
– Мёртвые.
И удалился в сторону выхода, оставив меня, как пишут в классических романах, в полном смятении чувств.
ß∑£ĔĄÑ
Всё услышанное нужно было обдумать. Мешала моя игривая болтливая подружка и природный позыв после двух кружек малинового гиннеса. Сходить в туалет удалось только на заправке, пережив два мучительных часа на бесконечном автобане. Милая щебетунья заткнулась ближе к ночи – предстоял безостановочный ночной перегон до Варшавы. Как только автобусный гомон затих, я начал с помощью поисковика не спеша перебирать все факты последнего дня.
Прежде всего, достаточно быстро расшифровал имя моего заказчика. «Иштван» – это «Иван» по-венгерски. Поэтому начальная попытка привязать вторую часть «Дели» к индийским корням быстро испарилась. С венгерского «a déli» переводилось как «южный», а омоним «A déli» – как «свидание». Быстро построилась фраза: «свидание с Иваном на Юге». В качестве ассоциативной подмоги почти сразу же всплыл гребенщиковский «Иван Бодхидхарма», который, как известно, движется с Юга. Такая интерпретация закреплялась старой летописной байкой – подмога человекам традиционно приходит с Юга. В то время как на Севере одиноко и бесполезно воет пёс со слегка изменённым именем известного пушного зверька. Был ещё знаменитый собор Святого Иштвана в Будапеште, скрывающий в своих алтарных недрах фрагмент правой руки святого. Но первый венгерский король, в честь в которого была названа эта базилика, явно проигрывал легендарному Бодхидхарме. Этот особо уважаемый в Китае бородач умудрился после похода в легендарный монастырь Шаолинь крепко подумать о жизни, находясь в уединении более девяти лет. Один из постулатов проповедуемый почтенным последователем благородного Гаутамы, был отказ от любых стремлений и принятие ударов (или подарков) судьбы как должного. В этом смысле он легко вписывался в мою внутреннюю картину, а впоследствии проявился как…впрочем, здесь опережать события точно не стоит.
Увлекательное ночное расследование, оживлявшее игру ума, постепенно перешло к препарированию дихотомии мироздания. Постоянно напряжённое силовое поле между любой парой противоречивых феноменов продолжало порождать конфликтующие мысленные потоки. В этом ракурсе радовала привычка буддистских мудрецов на одни и те же вопросы отвечать «да» и «нет» в непредсказуемой последовательности. А иногда просто награждать назойливого приставалу бамбуковой палкой по лбу – чтобы не задавал глупых вопросов. Здесь уместно вспомнить старый еврейский анекдот, в котором умирающий ребе на вопрос о том, что такое жизнь отвечает: «Жизнь – это река…» А на второй вопрос, почему река, звучит ответ: «А может не река…»
Важность неразлучного тандема «да» и «нет» для всего мироустройства (в логической архитектуре вычислительных машин это «0» и «1») никогда и никем не обсуждается. При этом трёхбуквенное слово «нет» лично у меня всегда пользовалось особым уважением. Преимущественно с отрицания начинается познание. В спонтанной беседе на многие предложения лучше отвечать «нет», а потом уже их обдумывать. В этом кратком несогласии вмещается такое важное понятие как непознаваемое, с которого, собственно, и начинается любая вселенная. Иногда играясь словами, я даже думал что слова «бог», «рок» и «дух» должны иметь родственные метафизические корни со словом «нет». Смерть можно просто выразить словосочетанием «меня нет» или «всё». Согласительное «да» – это всегда прогиб под замыслы других или под собственные желания. Категоричное «нет» всегда новая начальная точка отсчёта в кармическом саду расходящихся тропок.
На «нет» даже суда нет. В конце концов, обретённая просветлёнными пустота может легко уместиться в этом тесном трёхбуквенном сосуде, не допускающем других смысловых толкований. Именно между «да» и «нет» непрерывно возникают мысленные силовые линии, провоцирующие бесконечный концептуальный гам, искривляющий путь к пробуждению. Именно на этом нескончаемом внутреннем базаре прогорают наши самые надёжные облигации. Непрерывность силового поля мозговой болтовни в данном случае условна. Не будь промежутков между мысленными звеньями, пробудившиеся счастливцы вряд ли смогли бы время от времени заглядывать в свои излюбленные джханы. Аналогичные явления наблюдаются в квантовой механике, где свет – это и волна и частица одновременно. «Знай теперь, поток гавна – и частица и волна». Но пограничные пункты («да и «нет») в любой философской концепции остаются незыблемыми пограничными столбами. Наверняка архаты поддержали бы мои умозаключения, если бы в них вообще существовала необходимость. Я имею в виду в архатах.