Олег Поляков
Теневая защита
Глава 6
Стылость, вечер, холод вечен,
Звёзд печальных небосвод,
Мрак пути тропой отмечен,
Чёрен неприступный вход…
У каждого бывают в жизни минуты, когда из всех возможных и доступных шагов в решении ситуации самым оптимальным и экономным, а главное, результативным будет самый на первый взгляд бестолковый – перетерпеть. Терпение – это по настоящему вершина творения природы. Это хай-энд характера, что-то вроде кевларового щита в эпоху бронзовых новоделов. Терпение – это мать спокойствия, железобетонная плотина для волн отчаяния, это инкубатор будущих побед. Через терпение, самоконтроль и самообладание, с первого шага навстречу осмысленным бедам и невзгодам начинается движение вверх, подъём с колен, разбег и рывок ввысь. Освободившись от первичного страха, от сковывающего своей неизвестностью ужаса предстоящего, от дезориентации в системе опознавания "свой – чужой", накопив энергию, мощность мотивации, расставив на карте систему ориентиров и целеуказателей, наступает переломный момент. Когда становишься готов дать отпор, действовать, не просто махать руками, а точными рассчитанными до миллиметра движениями рвать пространство у носа врага, выдирать из-под ног обезумевшего властью начальника собственное растоптанное в тряпку "Я". Когда из множества возможных вариантов остаются лишь два. Два реальных, одинаково достижимых результата твоих усилий. Пан или пропал. Но при всём ужасе от последствий второго ты идёшь напролом, бьёшь наотмашь, сминаешь коленом грудные клетки, разламывая в труху чужую и чуждую волю. С ходом отчаянной атаки, вытаскивая себя за волосы из болота всё выше и выше, получая в награду всё больше жарких солнечных лучей, и понимая, что мрак поражения отступает, ты становишься тем, кем видел себя во снах. Кем представлял себя на подоконнике с рыцарской книгой в руках. Тем, кто наконец достоин своих предков, вынесших на себе сонмы страданий и невзгод, лишь бы ты сегодня смог подняться в полный рост и занять место среди них, призрачной многолюдной толпой обступающих тебя со спины.
Терпение это целое искусство. Оно даруется кому-то при рождении, кто-то находит его как клад в ходе многолетних беспутных блужданий. Кому-то его открывают высшие силы как знамение. Но чаще всего оно достаётся в награду тому, кто, не выпуская молота из рук, утирая пот, спотыкаясь и падая, круша и разламывая грубую породу человеческого безразличия и предательства, обнаруживает сверкающую его жилу. И не обогащается ею, нет. Насыщается. Напитывается. Накачивается этой новой способностью пережить. Смочь. Суметь. Превозмочь. И ровно с этого момента жизнь вокруг превращается для него из бурного, горного, стремительного и непредсказуемого потока в смиренную, полноводную и наполненную возможностями реку. Терпение – это противоосколочная броня. Катехизис позитивного жизнеисповедания.
С приближением вечера морозец еще усилился. Ветер продолжал кидать в лицо жёсткий льдистый снег. Уши и нос требовали принятия срочных мер по спасению. Куртка, не предназначенная для прогулок в минусовой ноябрь, ощущалась на теле как кусок плотной газеты. Да и кроссовки тоже, надо сказать, справлялись со своей задачей всё хуже.
Вернувшись обратно к домику, выдававшему себя за здание автовокзала на конечной линии пригородного сообщения, Андрей втиснулся в закуток кирпичного эркера входа, погрел, выдыхая, пальцы рук, и извлёк из внутреннего кармана куртки свой смартфон. Вновь ткнул в контакт "Мирон" и, засунув смартфон под капюшон, прислушался к звукам исходящего вызова. Смартфон клацнул и отозвался.
– Ты всё сделал? – голос Мирона был дружелюбен и весел, словно находился он сейчас на праздновании чьего-то юбилея. Слышалась далёкая разухабистая музыка и какие-то редкие выкрики.
– Диктуй номер дома и что дальше. – Андрей, не дожидаясь ответа, перехватил смартфон поудобнее и медленно повёл им микрофонной декой по шершавой и льдистой поверхности стены. Не прерывая своего странного занятия, переспросил. – Не понял, еще раз. Какой номер дома?
И теперь уже приложив аппарат к звенящему уху, услышал сначала отрывок начатой ругани, а после указание на дом с номером 1114. Не дожидаясь дальнейших расспросов, Андрей натужно закашлялся и завершил вызов.
Приняв позу каторжанина, наваливаясь на встречный снежный ветровой поток, Андрей интуитивно выбирал направление, лишь однажды расспросив у чудом встреченного прохожего возможное местонахождение нужного ему номера дома. Идти ему было по прямой дороге немногим менее километра, затем, на тройной развилке, выбрать южное направление и добраться до лесочка. Вот на опушке этого лесочка его и встретит нужный домишко.
Вооружившись этой предельно ясной и топографически выверенной лоцией, уповая лишь на отсутствие географического кретинизма у встреченного прохожего, Андрей продвигался вперёд, коченея на стылом ветру и с каждой минутой отмечая подступающие скорые сумерки и возможную предстоящую утрату всех возможных ориентиров. Дойдя до означенного в устной лоции тройного разветвления, Андрей, уже не особо задумываясь, выбрал дорогу, поворачивавшую к видневшемуся невдалеке лесному массиву. Лесок при приближении оказался лесопосадкой, правда, довольно густой и не обихоженной. Плотный многолетний подлесок делал эту лесопосадку непригодной для прогулок. А причина нахождения прямо в центре садового товарищества этой внушительной по площади и непонятного назначения лесной чащи оставалась загадкой. Неужели никто не позарился на этот клочок "дикой" природы в самом сердце садового поселения. Или, если лесопосадка была продуктом коллективного разума и творчества садоводов, почему он имеет такой покинутый и неокультуренный вид? Вблизи, на опушке лесочка, сквозь лишённые листьев ветвистые кроны, метрах в ста далее обнаружилось еще и округлое, аккуратное искусственное озерцо, темнеющее водами среди заснеженных берегов. Теперь совсем уж было странным видеть такие пользующиеся неизменным спросом природные ландшафты, лишенные хозяйственной руки. С другой стороны озера лес был еще гуще и значительно больше по площади.
Приняв правее и войдя в узкое пространство подъездной садовой улочки, справа отбитой заборами очередной линии домов садового товарищества, слева прямо за кромкой леса Андрей увидел одинокий домик, прячущийся за кустами и невысоким забором из металлоштамповки.
Номера пока видно не было, но Андрей уже нутром почувствовал, что ему сюда.
К дому вела слабохоженая тропка, петляющая меж стволов и упирающаяся в низкую деревянную дверь силикатного пятистенка. Высокая двускатная крыша из давно ушедшей с рынка нержавейки была на удивление свободна от снега. Сбоку домика были аккуратно сложены в плотную поленницу колотые дрова. Тут же стояла немалого диаметра колода с воткнутым в неё колуном. В обрамлении древесных крон, почти касающихся крыши и забора, в плену разросшихся вдоль забора и далее кустов домик смотрелся идиллически и даже сказочно. Эдакая лачуга уединения. Отшельников Скит. Или, может даже "Дом покинутых".
Андрей, забыв на мгновение о кусающемся морозе, проникающем под куртку холодном ветре, не обнаруживаемых на ощупь ушах и текущем носе, застыл на тропе, замерев истуканом напротив пустого, без намека на калитку, прохода в заборе. Запах березового печного дымка коснулся ноздрей и заставил вспомнить о крепнущем холоде и необходимости найти тёплое укрытие. И в это мгновение словно кто-то мягко, но настойчиво подтолкнул его в спину. Андрей даже обернулся, никого не увидев, удивился, но уже без сомнений зашагал к дому.
Дверь легко и беззвучно открылась, навстречу устремились клубы пара, вперемежку с дымком и запахом горячей наваристой каши. Андрей не раздумывая вошёл, плотно притворив за собой дверь, и преодолев пространство прихожей, ступил в пределы дома.
Что-то было не так. Совсем не так. Совершенно противоестественное открытое внутреннее пространство дома намного превышало его наружные габариты. И в стороны, и вглубь, и вверх. Особенно вверх. Андрей остановил дыхание, медленно переводя взгляд и не замечая отдельных деталей.
От силикатной лачуги времен дефицита и экономии городских наделов не осталось и следа. И стены, и пол, и внутренние элементы кровли были исполнены из натурального дерева и часто и густо кичились искусной резьбой, орнаментом или резными фигурками. Этакий купеческий или княжеский дворец, хоромы времен царя Гороха. Но без напыщенных излишеств, вполне вписываясь в аскетичность убранства и обстановки. Дерево, повсюду лишь дерево. Гротескная люстра в виде висящего на кованых цепях внушительного колеса от телеги, с таким же кованым ободом, массивно свешивалась из-под свода, освещая пространство теплым желтоватым светом своих ламп. Её света хватало на то, чтобы углы стен не прятались в неразличимой тени, но при этом в помещении царил приятный глазу уют полумрака.
Всё внутреннее пространство дома было единым, лишённым перегородок и мебельных нагромождений.
Три окна, лишённые теневых штор, должны были в солнечные дни радовать изобилием света. На подоконниках, неровных и кряжистых, покоились глиняные горшки с куцыми, но мясистыми растениями. Под окнами притаились мягкие кушетки, аккуратно застеленные тёмными пледами. Вдоль правой глухой стены был сооружен большой вместительный многостворчатый шкаф, забитый, как отметил про себя Андрей, присмотревшись, крупными и тяжёлыми фолиантами. В самом центре стоял овальный трехметровый стол под скатертью, откляченными корягами-ногами надёжно упиравшийся в дощатый пол.
Стол окружали такие же явно самодельно струганные кряжистые стулья. Застеленную льняной скатертью столешницу оседлал парящий водяными клубами самовар, несколько чайных пар, составленных в пирамидки, печенье в салатнике и небольшая деревянная кадочка с потёками варенья и торчащей из неё деревянной ложкой. За столом и несколько правее, в межоконном проеме, у стены высилась дымоходом каменная печь, в горниле которой потрескивали щедро набитые дрова.
Ошеломленно осматриваясь, Андрей не сразу заметил, что, скрытый частично столом, у печи, опустившись на колени, орудовал человек. Его рыжие валенки, тёплые ватные штаны и меховая безрукавка смотрелись в этом антураже очень даже соответствующе. Человек кряхтел и орудовал кочергой, бормоча что-то себе под нос.
Неловкость момента заставила Андрея молча дожидаться внимания не замечавшего вошедшего незваного гостя хозяина, переминаясь с ноги на ногу и оттирая поочередно уши.
Минута прошла в неясной возне у печи и немом сопении у входа. Наконец, человек, кряхтя, поднялся, отряхнул колени и в два приёма повернулся, воззрившись на проникшего в дом незнакомца.
Андрей несколько суетно кивнул, не отрывая взгляда от лица хозяина, пытаясь разобрать его эмоции на лице.
Хозяином был довольно преклонных лет дедок, с седой окладистой бородкой, круглыми очками и коротко стриженой по вискам сединой. То ли Чехов, то ли Оле-Лукойе, не разберешь. Такой слегка комичный образ мог бы вызвать невольную усмешку или снисходительную улыбку, если бы не окружающие хоромы, смахивающие на магические чертоги, и обстоятельства, приведшие сюда.
Дед шумно перевел дух, отряхнул ладони и склонив немного голову набок, весело прищурился.
– Нет, голубчик, никакой магии тут нет. Сплошная физика. Квантовая.
Спрятав смешок в бородку, хозяин развел в приглашающем жесте руки и направился к столу.
– Прошу, проходи, мил человек, присаживайся, будем тебя отогревать, чайком да баранками.
Говоря, сам при этом принялся орудовать у самовара, расставлять по блюдцам чашки и подвигать на Андреев край варенье.
Удивляясь самому себе, Андрей робко, но без всякого кокетства приблизился к столу и, подтянув к себе тяжёлый стул, опустился на него, растирая замерзшие руки. Стул при перемещении по полу не издал ни малейшего шума.
Несмотря на сложную конфигурации колесной люстры тени на стенах и предметах интерьера отсутствовали. Свет беспрепятственно достигал граней дома, ложась ровными одинаковыми пластами всюду, включая и место под столом.
Спрятав в промерзших ладонях бережно поданную чашку с горячим чаем, Андрей невольно зажмурился и, как довольный жизнью кот, только что не замурлыкал. Или все же начал?
Дедок еще раз неслышно усмехнулся и, наполняя свою чашку, плавно присел, словно перетек, на оказавшийся ровно позади придвинутый стул. Андрей мог поклясться, что еще мгновение назад стул отстоял немного в стороне и никак не мог принять деда без перемещения.
Первый же глоток наполнил нутро спасительным обжигающим теплом, тягучим ароматом и придал сил. Андрей поудобнее осел и обратил взор на деревянную ложку, измазанную вареньем.
– Ты бери милок, бери, не стесняйся. Поздно тебе уже стесняться. Вареньеце это именно то, что тебе сейчас надобно. Брусничка – она как термоядерный заряд. Снабжает всем нам потребным, заряд бодрости и духа придаёт, да и, чего уж там таиться, плюс один к карме. Каждый, распознавший для себя могучесть и полезность этой ягоды, становится на ступень ближе к познанию таинств мира. – дедок, кашлянув, поправил сам себя. – Да и не ягоды даже. Ведь брусничка чем хороша – у неё и лист, и стебель, и корень в ходу. Про мандрагору слышал небось? – и, не ожидая ответа, утвердительно покивал – вот она наша среднерусская мандрагора и есть. И польза, и сила, и эстетика духа.
Андрей, вняв краткой лекции, медленно зачерпнул ложкой тёмно-красную ароматную субстанцию и аккуратно позволил той стечь в чашку с чаем. Помешал. Медленно втянул горячее варево. Облизнулся. Поднял глаза на хозяина. Ничего «такого» не почувствовав, впервые скупо улыбнулся.
– Ничего, – старик кивнул – тут как с зарядом батарей. Ты этого не видишь, не ощущаешь, а он имеется. Польза, она не внемлет предпочтениям. Она как ускорение свободного падения, не зависит от условий задачи. Ты вот, поди, о собственной пользе давненько не задумывался. Как примется так и сложится. Хорошо сегодня и ладненько. А на завтра и вопросы множатся, и голова с похмелья побаливает, да и, чего уж там, себя порой уважать перестаёшь. Так ведь?
Дед хитро прищурился и, привстав, придвинул к гостю вазончик с сухарями и сушками.
Андрей, размышляя над сказанным, подцепил двумя пальцами сушку, сломал в кулаке и приготовился к сосредоточенному поглощению.
Дедок пристально смотрел гостю прямо в глаза, не мигая и не шевелясь. Стало немного не по себе под цепким и немигающим взглядом.
– Вопросы. У тебя одни вопросы, без ответов. Без понимания сути. Без цели. Один ты, голуба. Как ясень на поляне. Виден всем округ, гнут тебя ветра да бури, и не на что тебе опереться. И не на кого.
Дед вздохнул и откинулся на спинку стула.
Андрей перестал жевать и также вперился глазами в хозяина.
– Зачем я здесь?
Хрипловатый голос выдавал возможно подхваченную простуду. Или плохо скрываемое волнение. Или и то и другое сразу. Дед склонил голову набок, словно размышляя о чём-то своём.
– Не «зачем». А «для чего»! Тебе разница в словах невелика, но она есть. И она определяющая. Всё в нашей жизни есть предмет определения. Сути. Событий. Решений. Последствий. Зачем – это вопрос механики. Вопрос для чего гораздо глубже. Это вопрос смысла, а не последовательности. Тебе, голубь, надо научиться задавать вопросы. Без правильной постановки вопросов не получишь верных ответов. Ты уж поверь.
Дед бросил отстраненный взгляд куда-то вверх и в сторону.
Андрей тоже отстранился от стола и вновь обвёл взглядом внутреннее убранство и чрезмерно просторное помещение.
– Экстрамерное пространство. – заметив не проходящее недоумение гостя, дедок неопределенно повел рукой. – Можно сказать, карманная вселенная. С настраиваемой топологией. Ну и некоторыми дополнительными функциями, так сказать, в подарок.
Андрей очень смутно воспринял такое неожиданное пояснение, прозвучавшее из уст старичка в деревянном тереме исключительно чужеродно. Не вязались произнесенные хозяином терема слова из научной терминологии с тем ходом событий, что имел место мгновение назад. Да и дедок уже не походил на исчезнувшего куда-то милого затрапезного старикана, потчующего вареньем и сушками. Перед Андреем сидел собранный, сосредоточенный человек с пронзительным и изучающим взглядом.
Допивай чаёк, милок, и пойдем, подышим воздухом.
Андрей, не прикоснувшись к чашке, послушно поднялся и двинулся следом за стариком центральному окну, которое оказалось раздвижной стеклянной дверью, ведущей куда-то во внутренний двор домовладения.
Дверь легко открылась и Андрей замер на месте, не в силах тронуться с места. За порогом открывшейся двери две аккуратные каменные ступени вели к начинающейся тропке, вьющейся меж аккуратно подстриженной сочной травы, петляющей около увешанных спелыми плодами яблонь и убегающей к виденному ранее озерку. Теплые лучи предзакатного солнца прятались в густой зеленой листве торчащих поодаль высоченных тополей, радуя оживших вслед за уходящим дневным зноем галдящих птиц. Запахи скошенной травы, полевых цветов и чего-то еще, сладкого и слабоуловимого, ударили в голову и защекотали ноздри. Виденное было невозможно. Необъяснимо. Нелепо. Но, всё это находилось на расстоянии вытянутой руки. Прямо за порогом.
Вслед за стариком Андрей опасливо шагнул наружу. Приятное тепло подступающего летнего вечера, приняв в себя озябшее в ноябрьском морозце продрогшее тело, растопило судорожный озноб и принялось ласково и незаметно баюкать сознание. Андрею истошно захотелось прилечь на траву, вытянуться, прикрыть руками веки и погрузиться в спокойный размеренный сон. Без снов, без тревог, без сожалений. Без необходимости просыпаться и принимать решения. Только он, тепло и лето. Это лето. В этом фантастическом и нереальном мире!
Но старик медленно вышагивал впереди, срывая поочерёдно листы с ягодных кустарников и принюхиваясь к их аромату. Он был словно какой-то господь бог. Он просто растворялся в этой Карманной Вселенной добра, радости и спокойствия. Он полностью принадлежал ей. И она принимала его. И Андрея, стало быть, тоже.
Разведя руки в стороны, зажмурившись, набрав полные легкие терпкого и влажноватого воздуха, Андрей отдавал себя этому странному, нереальному, новому миру. Хотелось стать частью его, насовсем, навсегда. Прорости тут сквозь кроссовки корнями, заглубиться, покрыться молодой липкой порослью и просто замереть. Вибрировать от безбрежного и такого первобытного счастья, рваться побегами ввысь и наслаждаться теплом. Ежедневно. Ежечасно. Многие тысячи лет…
– Место и вправду замечательное. Не оставляет равнодушным даже меня. Каждый раз, перешагивая порог, я словно подключаюсь к внутренней сети рая. Энергетика меняется, наполнение. Суть меня. Вот тут мы присядем.
В конце тропы, у самой кромки озера, под нависшими ветвями красивого густого дерева, притаилась скромная миниатюрная лавочка, со спинкой и подлокотниками. Как раз для двоих. По вытоптанному перед ней дерну можно было судить, что ею часто пользовались. Справа в двух шагах, угрожающе раскинув шальные колючие побеги, рос диковатый розовый куст.
Слева, за тропой, кучковались несколько ягодных кустов. Этими нехитрыми манипуляциями микромир лавочки отбивался от остального пространства, оставляя лишь эту спрятанную от глаз локацию и открывая вид на озеро. Вода, играя мерным плёсом, почти ощутимо вытягивала нервозность из тела, заставляя мышцы реагировать на гармонию и пластичность водной глади расслаблением и релаксом. Андрей боролся с желанием прикрыть глаза и задремать.
– Место волшебное. Я бы сказал магическое. Я называю этот закуток Чистилищем. Сюда приходят с стальным холодным комом внутри, а уходят полными света. Это место лечит. Восстанавливает. Напитывает тягой к жизни. – старик покосился на Андрея. – Тебе это сейчас нужно. Очень нужно.
Андрей не спорил. Только жмурился и мерно глубоко дышал.
После нескольких минут тишины и полного покоя, старик кашлянул и, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди, уверенным тоном распорядился:
– Давай, милок, спрашивай. Время пришло. Только помни, что я тебе сказал. Время задавать правильные вопросы.
Андрей с сожалением вынырнул из мечтательного состояния и, вспомнив, где он сейчас и каким образом тут оказался, поёжился. Реальность вернулась к нему, не послушавшись. Не услышав того, что он от нее отрекся. Сладкое забытье мигом рассеялось, оставив вкус сожаления и утраты. Он снова один. Он в тисках обстоятельств. И он имеет лишь сегодня. Никакого завтра нет.
– Кто вы?
Старик похоже не удивился, сложив губы в подобие скорбного . Вопрос явно его не удивил и был ожидаем.
– Можешь звать меня Степаном Ильичом.
Андрей покосился в его сторону и несколько напрягся.
– Мирон назвал вас Ментором.
Старик усмехнулся и принялся отряхивать чистые ватные штаны. Странно, как ему не было в них жарко тут, в летнем вечере. Андрей даже поморщился от такой нескладной формулировки, но ничего другого в голову не приходило.
– Ах да, Мирон… – протянул старик и воззрился в даль, высматривая что-то на противоположном берегу озера. Удивительно, но ни реющих клубов мошкары, ни игры рыбы по поверхности, ни плеска прибрежных лягушек не наблюдалось. Озеро словно замерло в одном единственном состоянии, сопровождаемом лишь размеренными, почти неуловимыми, волнами.
– Если пожелаешь, мил человек, можешь звать и Ментором. Но, думаю, это сейчас не самый важный и насущный для тебя вопрос. Ты думай, думай. Нащупай самое важное. Определяющее. То, что сдвинет тебя с мёртвой точки.
Андрей, потупившись, немного помолчал.
– Что это за место?
Старик снова всмотрелся в даль, теперь уже качнув из стороны в сторону головой. Незаметно, но разочарованно.
– Снова не то. Разве этот вопрос что-либо разрешает в твоей судьбе? Ведет тебя наверх, к свету? Ведь нет. И избави тебя бог избрать в своём вопрошении вопросы общемирового порядка – Кто виноват и что делать?! Думайте, юноша, думайте. Иначе я вконец разочаруюсь и в вас, и в вашей способности осмысленно действовать. А вам это ой как ещё предстоит, уж поверьте.
Смутное ощущение выпускного экзамена по геометрии окончательно размазало чувство нереальности и блаженного умиротворения. От него ждали проявления разумности, собранности. Оказавшись здесь, в странной и непонятной капсуле герметично запаянного мира, как это себе уже примерно уяснил Андрей, он получал возможность каким-то пока непонятным, непредсказуемым образом разрешить сложившуюся ситуацию. Наверное… Именно такая надежда родилась в его мозгу прямо сейчас. И ход последующих событий каким-то незримым образом связан с тем, как именно он понял цепь происшедшего с ним ранее. Не воспринял эмоционально, не отреагировал, а понял, разобрался, вник в суть. И, как механик, вооруженный познаниями в принципах работы ДВС, готов определить пути дальнейшего движения, решения проблемы в самой её сути. Легко сказать…
Андрей лишь только вознамерился озвучить свой очередной вопрос, как был прерван останавливающим взмахом руки.
– Нет, сударь мой, так мы далеко не уедем. Вы вновь ошибаетесь. Не нужно реагировать таким прямым солдафонским образом на происходящее вокруг вас. И на мои разглагольствования в том числе. От вас ускользает зерно. А оно не в вопросах. Вы, мил человек, пришли сюда не с вопросами. Вы пришли за ответами. Вы же не теледива Стефания Сторчак. Вопросами сейчас никого не удивить. А вселенную ими не спасти. Так нащупайте наконец ту самую нить, способную вывести из мрака неведения и дать вам шанс на спасение.
Старик в который уже раз демонстрировал свои способности чтения мыслей, чёткого и верного восприятия того, чем занят был в настоящий момент мозг Андрея. Это непривычно раздражало и даже несколько пугало. У Андрея походя сверкнула мысль, что с Ментором можно общаться вообще в полном молчании, лишь размышляя и формулируя ментальную позицию.
Но сейчас не время было для экспериментов. От него ждали ясности сознания. Уже не принимая во внимание свои внутренние разрозненные рассуждения, сводящиеся к панике и ступору, Андрей развернулся полубоком и впервые прямо посмотрел старику в глаза.
– Я не знаю, что именно вы от меня ждёте. Я сейчас, – он запнулся на мгновение, можно ли в таком русле позволить себе вести речь. – в небольшом ахере. У меня как-будто выжгли всё внутри, кислотой или огнем, я не знаю. Я как тот ходячий мертвец. Еще копошусь, дрыгаюсь, но на деле меня уже будто и нет. Такие вот ощущения. И я не знаю, что мне у вас спрашивать, чтобы получить ответы на отсутствующие у меня вопросы. Я лишь знаю, что вляпался в идиотскую, паскудную канитель. И почему-то именно на мне завязаны все концы всей этой поганой истории, и я их каким-то хреном должен развязать. Но я вообще не представляю как! – после паузы он добавил – И еще у меня есть ощущения, что происходящее со мной часть чего-то более … серьезного. Чего-то огромного и … до охренения страшного.
Андрей беспомощно замолчал. Но взгляд не отвел, пытаясь считать что-то по лицу старика. Бесполезно.
Старик, не меняя выражения лица, оторвал от груди руки и обхватил ими коленку, покачивая закинутой на другую ногой.
– И откуда у вас такие ощущения, мой друг?
Андрей отмахнулся.
– У меня не получается физически собраться с мыслями, с силами. Я ощущаю себя разорванной полиэтиленовой плёнко на ветру. Меня, сука, шпыняют все кому не лень. – старик покривился при ругательстве. – Да вообще всё – Андрей замахнулся рукой на пролетавшего тяжелого шмеля – с самого начала, шло не так!
Горечь, вложенная в его раздражённый возглас, читалась кожей. Липла, холодила, колола. Не позволяла отмахнуться. И именно это, почему-то, вызвало в Менторе отклик микронного сочувствия.
– Ты прав. – Старик кивнул и, уперевшись локтями себе в ноги, полусогнувшись, всмотрелся в дальний берег озера. Волны, играя бликами, степенно ласкали прибрежные берега, стройные камышиные побеги и, мерно откатываясь, действовали успокаивающе. Красивыми переливами запела рядом иволга. Ветром из-за спины доносило запах свежескошенного сена.
Ощущение напряженной ирреальности происходящего, еще недавно охватывавшее Андрея, улетучивалось, впитывалось, рассеивалось самой кожей, сменяясь тяжелым опустошением и усталостью. Реакции начали притупляться. Он поудобнее вжался в скамейку и незаметно принялся раскачиваться, не понимая, что таким образом только усугубляет собственное состояние.
– Что ж. – старик – немного помедлил, форматируя мысли сообразно установившемуся между ним и молодым гостем протоколу общения. – Думаю, с твоими вопросами, да и ответами, мы немного погодим. Время ещё есть, надеюсь…
От этих слов повеяло неуютностью, но Андрей уже находился в предтрансовом состоянии, продолжая свои размеренные экономные кивки и раскачивания.
– Видишь ли, мой друг, ситуация и впрямь напряженная. И, отчасти, заслуженно, надо признать. Чтобы в ней разобраться, дней не хватит. И в отсутствие твоих вопросов я сам тебе задам несколько. А ты, милок, мне не отвечай. Ты самолично соображай, с собой диалог веди. Я его и так … почувствую.
Андрей, бессмысленно созерцая бесконечный полет птиц над ветвями деревьев противоположного берега, слова, доносящиеся будто бы из глубокого колодца, слышал уже с каким-то протяжным раскатистым эхом, дробным и мелодичным одновременно. Его зрительные восприятия уже никак не контактировали с иными органами чувств, не сопрягались с мыслительными реакциями. Андрей молча и безропотно следовал за самим собой, убаюкиваемый этим далёким густым голосом…
– Думаю, ты прекрасно помнишь тот самый момент, когда впервые проявились и чётко обозначились твои новые способности. Твой случай не уникален. Каждый теневик прошел через что-либо подобное, одновременно теряя себя или утрачивая что-то жизненно для себя важно, и в ответ, но ни в коем случае, не в награду, получая ЭТО. То, что называется сверхспособностями. Это программа замещения. Далеко не идеальная, не совершенная. С нашей точки зрения даже и не взаимообусловленная. Но, будем честны, не нашего это ума дело. Пусть на то воля божья, или таковы проявления сути Вселенной. Не важно. События, о которых я говорю, всегда представляют собой связку Причины и Следствия. Наш разум очень не прост. Он поразительно сложен. Он неохватен. Инициация его расширенных возможностей – это то, что позволяет преодолеть физические границы, своего рода гематоэнцефалический барьер.
Старик скупо усмехнулся, радуясь обнаруженной удачной аналогии.
– Триггером могут служить любые судьбоносные события – угроза жизни, любой адреналиновый взрыв, смерть близкого человека, подвиг, наконец. Однако исходные условия события и свершившееся из всего многообразия вариативностей следствие предполагают очень зыбкую и нами непредсказуемую избирательность. Вы еще воспринимаете нить моих пространных рассуждений, сударь?
Старик обратившись к сидящему рядом, покосился в его сторону и, понимая то состояние покоя, в которое был ввергнут сейчас гость, вернулся к отвлеченному наблюдению за разгорающимся понемногу майским вечером.
– Иными словами, мой друг, вы представляете собой того счастливчика, которому повезло. Награда нашла своего героя. Если бы … – старик поцокал неопределенно языком.
– Всё это, надо понимать, не есть результаты масштабных научных изысканий. Ни один НИИ в здравом уме не возьмётся за подобное направление научных исследований, если не хочет быть назавтра закрытым и распущенным. Зачем. Есть же метафизика. Есть диалектика. В наличии целый набор констант. Словом, имеется уличный и сносно освещающий фонарь, позволяющий выискивать жуков, кварц или нити ДНК, зачем отбегать на милю в сторону, в паучью темноту и пытаться на ощупь рыскать там, в попытках описания найденных артефактов. Неопределенного генеза и неизвестного предназначения. Ну глупо же! – Ментор даже хохотнул. – Пусть их… Всё сказанное это результат наблюдений, обобщений. Того, что называется чувственным познанием. Собственно, и за этим я здесь. – он обвёл широким взглядом купол неба и зелень берега.
– Но, как часто это случается, обретенные возможности в отсутствие полноценного осмысления их, приручения, осознания значимости и уяснения моральных устоев ведут в никуда. В бездну пороков и трясину никчемности. Да простите мне мою старческую одержимость менторством. – хохотнув уже откровенно громко, старик потянулся куда-то вниз и поднес к лицу веточку свежесорванной мяты, вдыхая её аромат и расплываясь в блаженной улыбке.
– Вот возьмем вас, мой друг. Даже в вашем ныне совершенно сознательном возрасте много ли вы способны назвать примеров вашей … ммм … социальной полезности в вашем статусе? – вопрос был явно риторический и старик даже не повернулся в сторону собеседника.
