Олег Рой
Мир над пропастью
Остальные листья Алька засушивала между книжных страниц. Почти каждый том в обширной библиотеке Быковых хранил в себе такую вот память об их осенних прогулках, что не уставали отмечать знакомые, бравшие у них что-нибудь почитать. А Игорь с Настеной очень любили среди зимы взять наугад какую-нибудь книгу с полки, найти в ней кленовый лист, долго его рассматривать, а потом положить в большую хрустальную пепельницу и поджечь. Сухой душистый лист тлел и на несколько мгновений наполнял всю комнату светлым и грустным ароматом осени.
Иногда Игорь спрашивал себя, за что ему столько счастья? Отчего именно его жизнь одарила так щедро? Замечательные родители, крепкая семья, любимая женщина, обожаемая дочь. Отличная работа, верные друзья и самый лучший в мире начальник. Может, там, на Небесах, когда Бог распределял жизненные блага, ангелы на минутку отвлекли его, и он сыпанул ему, Игорю, лишнюю порцию? И только постоянные воспоминания о прошлом его, признаться, смущали. Это походило на итоговый зачет перед… Перед чем, он не знал, зато совершенно точно мог сказать, что никаких перемен ни в своем окружении, ни в своем существовании он не хочет.
– И еще мы поедем в Дагомыс.
– И купим щенка.
– И новую кухню.
– Домик для Барби.
– Брючный костюм.
– Ролики.
– Шелковый плед.
– Дамы, дамы, притормозите, – Игорь с притворным ужасом замахал руками. – Вы не поняли, это будет не Нобелевская премия, а всего лишь скромная прибавка к зарплате…
– Милый, ну какой же ты скучный! Дай девушкам помечтать.
– Хорошо, тогда я присоединяюсь. Хочу цифровую фотокамеру. Компьютер. Новую машину и костюм с бабочкой.
Аля глянула на него с одобрением.
– Тогда еще билеты на круиз по Средиземному морю. Ну чтобы костюм не пропадал. Настена, давай, твоя очередь.
– Шубу! – не задумываясь, выпалила девочка.
– Ого. Да мы воспитали настоящую леди, – Игорь подмигнул жене. – Асенька, давай еще сразу, бриллиантовое колье.
– Можно и колье. Только это я не для меня, а для мамы…
На работе дела у Игоря шли как никогда хорошо. В октябре им обещали большую премию по итогам третьего квартала, но обещанного, как говорится, три года ждут. В данном случае ждать пришлось всего лишь несколько недель. И вот радостное событие почти свершилось. Старик сказал – премия будет еще до ноябрьских праздников.
Подогретые ожиданием солидных денег, водители в курилке только и говорили о том, на что бы эту сумму потратить. У них так было принято – всенародно обсуждать покупку мягкой мебели, обновки жене и прочие траты.
Игорь тоже думал тогда, что приобрести. Деньги обещали немалые – почти пятьсот долларов. У Настены скоро каникулы… Хорошо бы куда-нибудь съездить с женой и дочерью. Он так много рассказывал Аське о море, так хотел, чтоб она его увидела.
Конечно, ему очень хотелось обновить свою фотолабораторию, купить новый современный фотоаппарат и разные аксессуары, которых столько появилось в продаже в последние годы. Но те идеи, которые приходили в голову, при суммировании затрат на них значительно превышали размер обещанной премии.
В итоге, как всегда, все вышло не по плану.
В последний день октября Игорь высадил пассажиров у спортивного магазина. Уже отъезжая, он кинул случайный взгляд на витрину и сразу затормозил. За сверкающим стеклом он увидел детский велосипед.
Игорь тут же вспомнил недавний разговор с Настеной. Девочка взахлеб рассказывала, как отчаянно гоняют на великах ее приятели по двору. Тогда он пропустил это мимо ушей, но сейчас вспомнил и рассмеялся, поняв, что это был неловкий намек его не научившейся еще хитрить дочери.
Велосипед был хорош. По размеру он как раз подходил под рост Аськи и плюс имел запас – можно будет регулировать высоту руля и удобного кожаного сиденья. И самое главное – велосипед ему понравился. Абсолютно белый (Игорь никогда до этого не видел белых велосипедов, даже детских), с маленькими изящными педалями, небольшой спинкой у сиденья и желтыми задорными кисточками, украшавшими ручки на руле. «Прямо под цвет ее курточки», – отметил про себя Игорь. Блестящий корпус был украшен оригинальным орнаментом, кое-где наложенным неровно, что создавало впечатление, будто велик разрисован вручную, а не спущен с конвейера.
Это был не просто велосипед. Это был велосипед для Настены.
Игорь тут же понял, что вернется сюда сразу, как только получит премию.
Так он и сделал. Деньги выдали в самом начале ноября, и Игорь вздохнул свободно. Все это время он немного беспокоился, что двухколесное чудо уйдет к другому, более удачливому покупателю. Но теперь волнения были позади. Настена успеет обновить свой первый в жизни личный транспорт еще до того, как выпадет снег.
На другое утро без десяти десять он уже стоял у запертых дверей спортивного магазина. Игорь помнил, что во времена его детства к велосипедам, всем этим «Школьникам», «Орлятам», «Ласточкам» и «Украинам», на которых гоняли он и его приятели, обязательно прилагался насос и маленькая сумочка для инструментов, где лежали специальные гаечные ключи. Теперь же все это нужно было приобретать дополнительно. Поразмыслив, он купил еще и запасную цепь, фонарики на колеса, которые сверкали при езде, пластиковый шлем, а также наколенники – на всякий случай.
Сюрприз, как он и предполагал, получился ошеломляющим.
Возвращающихся из школы Алю и Настену он встретил у парадного. Рядом с ним в целлофановом пакете с большим красным бантом стоял такой маленький для взрослых и такой огромный для девочки велосипед.
Аська всплеснула руками и бросилась отцу на шею. Игорь подхватил ее на руки, прижал к себе и почувствовал, что она плачет от радости. Угодил!
– Спасибо, папа, – только и смогла пролепетать она. Он опустил ее вниз, погладил мокрые щечки:
– Тебе нравится?
– Круто! Ты у меня самый классный папка на свете!
– Да уж, класснее некуда! – покачала головой Аля. – И где, скажи на милость, мы будем его держать? В парадном ведь не оставишь – украдут. Придется каждый раз тягать на себе на пятый этаж без лифта. А куда его деть – в нашей-то малогабаритной?
– Да хоть на балкон.
– Ерунду не говори, ладно? Он же весь проржавеет за зиму!
– Тогда в кладовку.
– Там совсем нет места.
– Значит, поставим на лестничной площадке.
– Соседи с ума сойдут от радости! Лучше бы ты купил ей щенка…
– За что я тебя люблю, так это за то, что ты никогда не ворчишь! – улыбнулся Игорь и поцеловал жену.
Пока они препирались, Настена уже успела сбросить школьный рюкзак, распаковать велосипед, торопливо разрывая целлофан, и вскарабкаться на сиденье.
– Аська, подожди, надо еще проверить, хорошо ли закреплены руль и педали! – спохватился Игорь, но дочка, которой не терпелось обновить подарок, только отмахнулась:
– Да все в порядке! Мам, пап, смотрите! – Она тренькнула сигнальным звоночком и неуверенно сдвинулась с места. Каталась девочка еще не слишком хорошо. Весь ее опыт ограничивался несколькими поездками на великах друзей – «отсюда вон до того дерева и обратно».
– Просто супер! – Игорь поднял вверх большой палец.
Сколько раз он потом вспоминал этот миг… Сколько раз долгими бессонными ночами мысленно возвращался в тот серый ноябрьский день. Если бы она так не торопилась! Если бы он все-таки настоял на своем и завернул бы поплотнее сиденье и руль!.. Это заняло бы всего лишь несколько минут – и не позволило бы его жизни так разительно измениться…
– Смотри, аккуратнее, и не отъезжай далеко, слышишь! – напутствовала Аля.
Наверное, именно в такие моменты ангелы-хранители забывают о тех, кого им положено охранять и беречь. Отвлекаются на миг, увидев, что их подопечные предельно счастливы. Поэтому именно в такие моменты происходит самое чудовищное из всего того, что может произойти…
То, что случилось дальше, Игорь запомнил до мельчайших деталей. Настена сделала три круга по двору, сначала осторожно и неловко, покачиваясь на своем велике, точно матрос на палубе и вихляя из стороны в сторону, затем все бойче и уверенней.
Четвертый круг получился совсем широким. Девочка на велосипеде выехала за пределы двора и помчалась по тротуару, у самой проезжей части, где было довольно оживленное движение.
– Аська, не надо туда ездить! Настена, а ну вернись! – почти хором крикнули родители.
И, то ли послушавшись их замечаний, то ли стараясь разъехаться с идущими по тротуару людьми, она попыталась свернуть, резко крутанула руль… и тот повернулся только в месте соединения, не изменив направления движения колеса. Предчувствия Игоря подтвердились – крепления действительно не были закручены до конца и быстро разболтались.
Настена не справилась с управлением. Маленькая фигурка в ярко-желтой курточке вылетела из седла и упала прямо на дорогу. Следом повалился блестящий новенький велосипед. Игорь, словно в замедленном кино, видел весь этот страшный полет, продолжавшийся, казалось, целую вечность, – и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
«Я сплю, это сон, это кошмарный сон!» – пронеслось у него в голове.
Но падение Аськи не было сном. Как не был сном отчаянный, точно крик о помощи, скрип тормозов красной «восьмерки». И глухой удар бампера, отбросивший Настену далеко в сторону. И истошный женский визг, покатившийся волной по всей улице.
Каким-то нечеловеческим усилием Игорь вывел себя из ступора и рванул к дороге.
Ася лежала на боку. Рукав желтой курточки был разорван, неестественно бледное личико и сжатые ручки перепачканы в грязи. Глаза ее были закрыты, но крови нигде не было видно. Первое, что он подумал: «Слава богу, она просто упала…»
– Только не трогайте ее, не трогайте! – призывал чей-то взволнованный голос за спиной, но Игорь не послушался. Он нагнулся, схватил дочку на руки и прижал к себе. Девочка еле слышно застонала, но глаз так и не открыла.
Кругом, словно в другом мире, люди кричали: «Скорую!», «Звоните в милицию!», «Врача, срочно врача!»
Настена наконец открыла глаза, и Игорь похолодел. Увидеть в глазах ребенка такую боль, такое нечеловеческое страдание просто невыносимо, а если еще это твой собственный ребенок… Девочка пыталась что-то прошептать, и капелька крови, а потом и целая струйка потекла у нее изо рта на шею. «Вот тебе и нет крови», – тупо подумал он. Лучше б она вся была в крови, но снаружи, тогда все еще было бы поправимо, а теперь…
Худенькое тельце дернулось, и глаза опять закрылись. Похоже, Ася потеряла сознание.
Не выпуская дочери из рук, Игорь поискал глазами Алю и не сразу увидел, что его жена тоже лежит невдалеке на тротуаре. Около нее хлопотали две женщины. «Обморок», – понял Игорь.
Движение на улице остановилось. Около той проклятой «восьмерки» суетился невысокий усатый мужчина с таким же, как у Настены, белым лицом и что-то бормотал. Игорь догадался, что это и есть водитель, задавивший его дочь, и где-то в глубине сознания профессионала тут же мелькнула мысль: «Он не виноват. Он ничего не мог поделать…»
«Скорая» приехала быстро, но даже если бы она примчалась мгновенно, Асю бы это не спасло. Девочка была уже мертва. Все произошло за считаные минуты.
Врачи поставили на землю носилки, положили на них Настену, закрыли черным пакетом, и молоденькая крашеная блондинка в докторском халате тут же принялась торопливо заполнять какие-то бумаги. Порыв ветра сдул один из белых листов и опустил его прямо на спрятанное под черным пластиком тело девочки. Игорь вздрогнул. Аськин голос, произнесший: «Если не стряхивать листья, то скоро окажешься заживо погребен», прозвучал так явственно, что ему стало не по себе.
Он подбежал к жене. Аля, которую уже привели в чувство, полулежала на лавочке, откинувшись на спинку. Ее волосы, обычно всегда так аккуратно причесанные, растрепались, спутанные пряди закрывали лицо.
– Алечка… – Он хотел спросить, как она, но слова застрели в горле. Жена подняла голову и с ненавистью посмотрела на него:
– Это ты!.. Ты во всем виноват! Это все ты и твой проклятый велосипед!
Казалось, что гулкое эхо ее крика пронеслось по двору, ударяясь о стены домов, и помчалось дальше, вдоль по улице, перекрывая весь остальной городской шум. Мир Игоря, еще несколько минут такой счастливый и безоблачный, с грохотом рухнул в пропасть.
Глава 3
Беда не приходит одна
Настену похоронили на старом Покровском кладбище, рядом с родителями Игоря и бабушкой, не дожившей всего трех месяцев до рождения правнучки. На похороны собралось неожиданно много народу. Соседи по пятиэтажке, сослуживцы Игоря, учителя из школы, Настенины одноклассники и приятели по двору с родителями, бабушками и дедушками – все пришли, чтобы как-то поддержать их с Алей и проводить в последний путь веселую девочку, которую они так любили. Девочку, которой так и не исполнилось девять лет. Маленький гроб буквально утопал в цветах. Больше всего было хризантем, белых, желтых и сиреневых, и Игорь потом еще долго не мог без содрогания видеть эти последние осенние цветы.
Они оба были словно во сне, особенно Аля, которую врачи постоянно пичкали таблетками и кололи антидепрессантами. Осунувшаяся, с ввалившимися сухими глазами, она двигалась как автомат и, что самое страшное, все время молчала. После страшных обвинений, которые она выкрикнула там, во дворе, жена не сказала ему больше ни слова. Напрасно Игорь пытался заговорить с ней, уговаривал поесть, интересовался, как она, что-то спрашивал, напоминал о всевозможных утомительных делах и заботах, которые неизбежно сваливаются на людей, потерявших близких, – Аля не отвечала, словно даже и не слышала его. Ночами, когда Игорь, забывавшийся иногда тяжелым сном, вдруг просыпался, он каждый раз видел, что жена неподвижно лежит на спине и смотрит в потолок. Обращаться к ней было бесполезно. Она разговаривала, кратко и нехотя, кроме врачей, только с одним-единственным человеком – со своей теткой. Наталья приехала уже через несколько часов после трагедии и взяла на себя бoльшую часть хлопот о похоронах и поминках.
Совсем недавно, меньше десяти лет назад, Игорь хоронил своих родителей и бабушку, практически одного за другим. Но тогда отчего-то это не было так ужасно. Когда он, стоя над могилой, прощался с отцом, он понял, что подсознательно был готов к этому всю свою жизнь. Может, это и правда заложено в нас природой? Страшно терять родителей. Но когда теряешь детей, вместе со страданием в душе рождается непонимание, отчаяние от нелогичности и несправедливости происходящего.
Самое странное, что боли Игорь первое время почти не ощущал. Она пришла потом. А тогда было лишь отупение и еще какое-то странное чувство, недоумение, что ли… Будто бы сознание никак не хотело мириться с мыслью, что Настены больше нет. Приходя домой, он первое время никак не мог понять, почему она не выбегает ему навстречу, и постоянно ловил себя на том, что, находясь в городе, норовит купить дочке то игрушку, то шоколадку, то ее любимый «чупа-чупс» со жвачкой внутри.
Сразу после похорон Наталья уехала к себе – нужно было ухаживать за скотиной. Игорь отвез тетку жены на вокзал. Всю дорогу молчали. Только садясь в поезд, она вдруг всплакнула, тихонько перекрестила его и попросила, сжав его руку выше локтя по-мужски сильными пальцами:
– Ты уж это… Береги Альку-то.
Когда он вернулся, в квартире разрывался телефон. Аля была дома, но словно не слышала настойчивых трелей. Игорь снял трубку. Звонил Старик.
– Ты, конечно, как хочешь, – сказал он. – Могу оформить тебе отпуск. Но мой тебе совет – не стоит этого делать. Поверь мне, сейчас тебе лучше быть на людях. Легче, конечно, не будет. Но все-таки…
Игорь окинул взглядом прихожую. Зеркало занавешено простыней, дверь в Настенину комнату плотно закрыта, на вешалке еще висит ее клетчатое пальтишко, в углу притулились розовые резиновые сапожки, один завалился набок.
– Да, Арон Натанович, – ответил Игорь. – Я завтра же выйду на работу.
Садиться за руль он не боялся. Профессионализм оказался сильнее эмоций, и девочки в желтых куртках на белых велосипедах ему не мерещились. А вот дядька, что сбил Настену, хотя его и признали невиновным, ездить больше не смог. Соседка тетя Клава рассказывала с чьих-то слов, что он сразу же продал свою «восьмерку» какому-то азербайджанцу.
Старик, как всегда, оказался прав. Легче не становилось, но работа, разговоры ребят в курилке, поездки по городу, общение с пассажирами, которые, разумеется, ничего не знали о его несчастье, все-таки немного отвлекали. Сидеть дома, с головой погрузившись в собственное несчастье, так, как это делала жена, было бы просто невыносимо. Он вообще не мог находиться там, рядом с молчаливой и безучастной Алей, среди детских вещей, которые из-за каких-то непонятных примет нельзя было убирать то ли до девяти, то ли до сорока дней. Игорь ругал себя за малодушие, но в квартиру на последнем этаже хрущевки приходил только спать.
Раздражало еще и то, что все, кто знал о его несчастье, считали своим долгом сказать ему что-то ободряющее. Одни просто жали руку, обнимали, хлопали по плечу и предлагали всегда обращаться к ним, когда понадобится помощь, и это было еще ничего. Но было немало и других, тех, кто хотел знать подробности, лез с расспросами или «утешающими» рассказами о людях, которым еще хуже, кто потерял сразу двоих детей или чьи дети были инвалидами. Почему-то такие рассказчики считали, что, услышав про чужое, еще большее горе, Игорь начнет терпимее относиться к своему.
После гибели дочери прошла ровно неделя. Близились девятины. Аля уже начала закупать продукты для поминального стола – все так же молча, не советуясь с ним.
Ночью Игорю приснился сон, настолько яркий и реальный, будто все происходило наяву. Ему привиделся лес, еловый и, видимо, утренний, потому что от темной мокрой земли поднимался густой белый туман, тот самый, которого так боялась его дочь. В тумане Игорь разглядел огромный старый дуб и совсем не удивился, когда из-за могучего дерева вдруг показалась Настена. Она выглядела очень странно: в длинной узкой темно-синей юбке, коротком голубом пиджаке и с высоким узлом волос на маленькой головке. В этом наряде девочка так разительно была похожа на свою мать, что Игорь в первый момент даже принял ее за Алю. Только потом, разобравшись, понял, что перед ним Аська, и тут же понял и другое, то, что до этого, и во сне и наяву, его сознание отказывалось вместить – его дочь мертва. Ее больше нет. Она никогда не вернется к нему.
Он рванулся к ней, пытаясь обнять ее и хоть как-то удержать, но в его руках оказался лишь туманный воздух. Девочка молчала и холодно, точь-в-точь как Алька наяву, глядела на него.
– Как ты там, Аська? – растерянно спросил он.
– Мне плохо одной, – призналась она и медленно пошла прочь по тропинке. Он не бросился за ней, откуда-то зная, что догонять бесполезно. Но прежде чем исчезнуть в тумане, дочь обернулась и повторила:
– Мне очень плохо одной.
Открыв глаза, Игорь на себе почувствовал, что значит «проснуться в холодном поту». Он действительно был мокрым как мышь. Али рядом не было.
Ноябрьский день выдался хмурым и холодным. Снег еще не выпал, но небо было свинцово-серым, а лужи за ночь покрылись ломкой корочкой льда.
Около двух, когда они с приятелем Сережкой Бугровым только собрались попить чаю, в курилку заглянула Танюшка, одна из диспетчеров:
– Игорь, там тебя какая-то женщина к телефону спрашивает.
– Аля? – Он удивленно поднял брови.
– Нет, не Аля, – помотала рыженькой головой Танюша. – Незнакомый голос. И… не знаю, как сказать. Официальный какой-то.
– Наверное, из милиции, – предположил Серега. – Какую-нибудь бумагу забыли подписать.
Звонили действительно из милиции, но повод был куда более серьезным…
– Быков, Игорь Анатольевич? – осведомился сквозь помехи бесстрастный женский голос. – С вами говорит младший лейтенант Дроздова.
– Да, я вас слушаю, – отвечал Игорь. Девочки-диспетчеры изо всех сил старались не смотреть в его сторону.
– Мужайтесь, Игорь Анатольевич, – быстро проговорила женщина в трубке. – У меня для вас плохое известие.
– Что еще? – выдохнул Игорь.
– Ваша жена, Алевтина Викторовна Говорова, сегодня около половины одиннадцатого утра выпала из окна.
– Что-о-о?
– Есть версия, что она мыла стекла. Поскользнулась и… – он вдруг понял, что женщине-лейтенанту тоже нелегко давался этот разговор.
– Она жива? Где она?
– Алевтину Викторовну Говорову отвезли в городской морг номер один. Вам надлежит прибыть туда для опознания тела.
Выйдя на нетвердых ногах из морга, Игорь первым делом свернул в ближайший магазин за сигаретами. Курить он бросил почти десять лет назад, в тот самый день, когда Алька с сияющими глазами вернулась из женской консультации и сообщила, что уже шесть недель ждет ребенка. Но теперь Игорь почувствовал, что сигарета ему необходима. Иначе он не справится.
От обилия и разнообразия цветных пачек разбегались глаза. Большинство марок были ему незнакомы. Игорь остановил свой выбор на привычных «LM» и, подумав, взял еще и бутылку водки. Тут же, в магазине, свернул крышку и сделал большой глоток. Ничего не произошло.
Он шел домой и прихлебывал водку из горлышка, точно пиво или даже минералку.
«У меня ужасное имя Алевтина. Оно подходит женщине после шестидесяти. Чем-то похоже на слово «нафталин», вам не кажется? Надеюсь, я никогда не буду настолько старой, чтоб носить это имя».
Да. Теперь уже точно не будет.
В графе «Причина смерти» четким разборчивым почерком было написано: «Несчастный случай». Его жена действительно мыла кухонное окно. Створки были открыты, на подоконнике стояло ведерко с мыльной водой, невдалеке от тела валялась тряпка. Почему Але пришла в голову такая странная для холодного ноябрьского утра идея, теперь уже никто не узнает. Возможно, она хотела привести в порядок квартиру перед девятинами. Но этот вопрос не столь уж занимал Игоря. Назойливым молоточком в его голове стучала другая мысль: а случайно ли Аля упала из окна? И он не мог сказать, действительно ли хочет знать ответ на этот вопрос.
– Ну наконец-то, есть Бог на свете! – Наталья Говорова всплеснула руками. – А я вас видела на похоронах. Вы его знакомый, да? Или Алькин?
Она посторонилась, пропуская в избу статного седого мужчину. Арон вошел в дом.
– Это же ад кромешный! Просто медленно убивает себя мужик. Еще месяц, и его тоже можно будет хоронить… – причитала женщина. – Как хорошо, что вы приехали!..
– Вот и я о том же… Вы не представляете, где только я его не искал, всех соседей замучил. Пока не догадался порасспросить коллег Алечки. Как-то сразу не подумал, что он может уехать к родственникам жены…
– Да одна я была у Альки родственница. Тетка я ей, матери ее покойной сестра. И вот еще у меня… племянничек, – Наталья кивнула в сторону окна, откуда был виден большой сарай. – Там живет, уж скоро неделю. Ко мне даже есть не приходит. Я уж звала-звала его в дом – ночи же холодные, зима на носу, вот-вот снег ляжет. Там, конечно, тепло – я ведь там скотину держу – но все же… А он не идет. Видно, водкой греется… Завернется в тулуп и спит. А проснется – и скорей к магазину. Купит ее, окаянную, и опять… Эх!
Наталья только рукой махнула.
– Да уж, свалился на вашу голову, – посочувствовал Арон.
– И не говорите, – женщина тяжело опустилась на шаткий сосновый табурет. – Мне ведь и самой нелегко. Я ж, как и он, и Настенку, и Алевтину схоронила. Одна осталась как перст. Так не гневлю ж Бога! А этот… Боюсь даже его. Вдруг учудит чего по пьяни, вон он какой здоровый… Или, того хуже, переберет да и замерзнет под забором. Что я тогда делать буду? Вы уж заберите его, а? Жаль ведь парня, пропадет совсем…
Арон обогнул дом и толкнул дверь сарая, служившего, очевидно, сеновалом. По специфическому запаху было понятно, что скотина находится где-то рядом, видимо, за перегородкой. На сене, подстелив под себя какой-то мешок и укрывшись старым тулупом, лежал Игорь.
Старик подошел поближе, заглянул в его лицо и отшатнулся. Не может человек так измениться за какую-то неделю, это просто нереально. Игорь похудел и как-то постарел. Арону показалось, что он видит перед собой ровесника. И главное – глаза, мутные и совершенно мертвые глаза.
– А-а, Арон! Заходи! – приветствовал он, и к ароматам сарая добавился еще один запах – перегара.
– Пойдем, – негромко позвал Старик.
– Куда ж мне идти? – Игорь опять посмотрел на него своими жуткими глазами. – Я уже дошел.
– Это точно. Ты уже так дошел, что дальше просто некуда… – кивнул начальник. – Очнись, Игорь! Ты уже совсем человеческий облик потерял!
Игорь помолчал, затем повернулся, покопался в сене и вытащил початую бутылку водки.
– Выпей со мной, Арон!
Старик взял поллитровку у него из рук, поморщился:
– Нет, не стану я с тобой пить. И тебе больше не позволю.
И вылил водку прямо в угол сарая, на землю. Игорь попытался протестовать, но речь его была невнятной.
– Ну хватит. Пойдем.
Не по возрасту сильные пальцы Старика клещами вцепились в руку Игоря и заставили его подняться. Тот пробормотал что-то, но подчинился. Арон буквально запихнул вялое и ослабевшее тело в машину.
– Вы уж за ним присмотрите, – Наталья вышла на крыльцо, кутаясь в серый пуховый платок. – Хороший он, Алевтинку шибко любил и Настену… Таких мужиков поискать. Жалко будет, если так откинется…
– Не откинется, не волнуйтесь. Все с ним будет хорошо. Время – лучший лекарь. Вы, Наталья, себя берегите, а он не пропадет.
– Да мне, старой, что будет… Жизнь прожита. Всех родных похоронила. – Она помолчала. – Он один у меня и остался…
Наверное, самая причудливая в мире вещь – это время. Принято считать, что в радости оно летит незаметно, а в скуке и ожидании еле-еле плетется. Но люди, пережившие большое горе, знают, что иногда и в тоске время пробегает довольно быстро.
Месяц пролетел так, что Игорь почти его не заметил. Арон и его семья выхаживали его, как тяжелобольного. Чуть ли не силком заставляли есть, поили отварами каких-то трав и ни на минуту не оставляли одного.
За последнее Игорь был им особенно благодарен. Он и сам не решался признаться себе, насколько страшно ему оставаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями. В ушах до сих пор звучали страшные слова жены: «Это ты во всем виноват!» А иногда, в особо тяжелые минуты, в сердце закрадывалось сомнение – а что, если это был не несчастный случай? Если Аля покончила с собой, не захотев жить с мужем, которого считала виновным в смерти их дочери?
Первые дни без водки были невыносимыми. Казалось, что над ним проводят какой-то бесчеловечный эксперимент, вроде операции без наркоза. Каждый звук, каждое слово, каждый запах тут же вызывали в нем рой воспоминаний о прежней жизни. Стоило ему выглянуть в окно, как он тут же видел там то женщину, похожую на Альку, то школьницу с таким же, как у Настены, розовым рюкзаком.
Супруга Арона, полная и улыбчивая Дора Львовна, так же как и Аля, предпочитала мыть посуду содой, а не всевозможными «чудодейственными» средствами, которые так активно рекламировали по телевизору. Она так же мыла полы вручную, а не при помощи швабры, и так же считала, что гречку непременно надо обжарить, перед тем как бросить в кипящую воду. Игорю не было известно, сколько еще знакомых и незнакомых женщин поступают подобным образом, но ему каждый раз казалось, что все вокруг словно специально напоминает ему о тех временах, когда рядом были жена и дочка.
Выпить хотелось невероятно. Не столько из-за слабости воли, сколько из-за безразличия к собственной жизни. В самом деле, ради чего все это? Зачем дальше жить? Что бы ни говорил Старик, Игорь точно знал – половина его души умерла вместе с Настеной, а другая закончила свое существование в тот день, когда не стало Али. И никто его в этом не переубедит. Даже если дни напролет ему будут рассказывать, как хороша жизнь и как прекрасно существовать в этом мире несмотря ни на что.
В доме постоянно толклись люди. У Старика и Доры Львовны было два взрослых сына, которые хоть и жили отдельно, но по нескольку раз в неделю навещали родителей, часто с женами и детьми. Кроме сыновей, невесток и внуков, приходили еще и соседи, бывшие сослуживцы Доры (она была дантистом), друзья, подруги, их дети и внуки и, конечно, ребята из автопарка. И все они воспринимали пребывание Игоря в квартире Арона как должное.
Игорю, пожалуй, даже нравилась такая жизнь. У них с Алей гости бывали сравнительно редко, разве что Аськины подружки. А тут каждый день народ, дым коромыслом, интересные разговоры, в которые Игорь волей-неволей оказывался втянут. Ему нравилось беседовать и с остроумной и язвительной Дорой Львовной, и с обоими ее сыновьями, но наибольшее удовольствие он получал от общения со Стариком.
Арон действительно говорил много. Он постоянно что-то рассказывал. Иногда это были истории из его жизни или из жизни его родственников и знакомых, но Игорю гораздо больше нравились всевозможные легенды и сказания. Выдуманные герои всегда казались мудрее ничтожного реального существа. Они могли противостоять судьбе, могли бороться со злом и выходить из этой борьбы победителями. Они правильно жили, красиво любили и достойно умирали.
Старик знал множество мифов и преданий разных стран и народов. Он рассказывал про египетские пирамиды, про тайну Янтарной комнаты, про индуистских богов и обитателей греческого Олимпа. У него даже имелся небольшой телескоп, и Игорь, никогда до этого не интересовавшийся звездным небом, был просто очарован этой бесконечной безмолвной красотой.
– Посмотри, сынок! Только посмотри! – про звезды и туманности Арон мог разговаривать часами. – Что ты видишь? Какие созвездия? Назови.
– Я знаю только Малую Медведицу. – Игорь виновато разводил руками.
– Да ты небось только название и знаешь, – ехидно улыбался Старик.
– Нет, еще могу найти Полярную звезду.
– Ну, велика заслуга, – хмыкал Арон. – Любой ребенок отыщет на небе Полярную звезду. А ты знаешь, например, что в Малой Медведице сейчас находится Северный полюс мира? Финикийцы почитали это созвездие больше всех остальных. Оно просто необходимо было мореплавателям. На него ориентировались, и оно никогда не подводило. А кавказские народы называют Полярную звезду Гвоздем, вбитым в небо.
И Игорь, сам того не желая, с интересом прислушивался.
– А вон созвездие Тельца, – продолжал Арон. – У древних народов оно считалось самым главным, так как новый год начинался весной. А вон там, видишь, Большой Пес и его главная звезда – Сириус. Правда, красавец?
Он относился к звездам, как к живым существам, и со временем Игорю стало казаться, что это вполне оправдано. Они и впрямь были словно живые.
– Смотри, там, слева, Персей и его главная звезда Алголь. Ее еще называют – Звезда Демона. Это капризница, мерцающая звезда. Когда она недостаточно яркая, ее не видно невооруженным глазом, зато когда просыпается, сияет с новой силой. А это – Кассиопея, ближайшее к нам созвездие. Пока… Только представь – одна из ее звезд каждую секунду удаляется от нас почти на сто километров. Вот непоседа! А вон тот красавец – Орион. Он вполне может гордиться двумя своими гигантами – Ригель и Бетельгейзе. Первый ярче солнца аж в пятьдесят семь тысяч раз…
