Олег Рой
Соратники

Полная версия

Кощей

Жил-был в давние времена один царь. Царство его было невелико и не слишком богато, да и возраст уже подходил к преклонному. И было у того царя четыре сына. Первый – доблестный воин, здоровяк и богатырь, но ума невеликого. Второй был жаден и хитёр, да настолько, что ещё при жизни отца сумел прибрать к рукам всю царскую казну. Третий – такой красавец, что ничего, кроме собственной красоты, его больше в жизни не интересовало. Только и знал, что целыми днями на себя в зеркало любоваться.

А младшему сыну, по имени Кощей, хоть он и был самым умным в семье, не повезло – он родился уродливым, хилым и болезненным. С рождения Кощей был безобразно худым – кожа да кости. В семье его не любили – ни отец, ни братья. Братья вечно над ним смеялись да отвешивали тумаки, а отец и вовсе запрещал показываться ему на глаза и приказал поселить в самой дальней каморке. Только мать-царица, добрая и кроткая женщина, жалела уродливого младшего сына. Только она могла его изредка приласкать, – и то украдкой, чтобы не увидели старшие братья и не начали задирать его и дразнить маменькиным сынком.

В детстве Кощей был хорошим, незлым мальчиком. Он желал всем добра, жалел раненых зверушек и выпавших из гнезда птенцов. Даже братьям он сначала прощал обиды, но братья с годами не становились снисходительнее. А слабенький Кощей не мог дать им отпора. Он вытирал слёзы, запирался в своей каморке и мечтал стать сильным, здоровым, красивым и богатым. Кощей считал, что по справедливости именно он должен унаследовать трон отца – ведь он самый умный из братьев, он стал бы лучшим царём, чем кто-либо из них. Но шансов на престол у него не имелось, ведь он был самым младшим…

Однажды, исследуя подземелья дворца, Кощей обнаружил тайник, а в нём старинное зеркало. К его удивлению, зеркало с ним заговорило. Оно оказалось волшебным и стало учить мальчика разному колдовству, в том числе подсказало, где и как найти волшебную книгу, в которой есть заклинания на самые разные случаи жизни. Так Кощей стал колдуном. Сначала он страшно обрадовался, решив, что отныне сможет исполнять все свои желания, лишь произнеся заклинание, но оказалось, что всё не так уж просто… Даже магия – и та не всесильна, во многом нужно постараться и самому.

Тем временем царь-отец умер, и между братьями началась битва за трон. Действуя хитростью и колдовством, Кощей победил всех трёх братьев и разбил их дружины. И с каждой победой из его души понемногу уходила доброта и стремление к справедливому царствованию, он становился всё более жёстким и жестоким. После побед волшебное зеркало, которое, в числе прочих своих умений, могло ещё и забрать что-то у одного человека и передать другому, подарило ему силу и здоровье первого брата и богатство второго. А вот передать красоту третьего не успело – треснуло и потеряло часть волшебной силы. Но царём Кощей всё-таки стал. Он собрал мощную армию, начал нападать на соседей, побеждал и захватывал всё, чем они владели, а также присоединял их царства к своему. С тех пор богател и становился всё более и более сильным колдуном. И всё более жестоким человеком. Он никого не любил и ни к кому не был привязан, кроме старой матери.

Лишь однажды проиграл Кощей битву – в сражении с русскими воинами. Накануне битвы он с помощью чародейства узнал, что ему нужно особенно опасаться одного из своих противников – богатыря Ратибора. И Кощей заколдовал одну из своих стрел, чтобы сразить ею Ратибора, – но его план всё равно не удался. Богатырь погиб, но даже его смерть не помогла Кощею, не сумел он одолеть русских воинов, и с тех пор зарёкся нападать на русичей, обходил Русь стороной.

Шло время, Кощей старел. Стать красивым он уже не хотел, но вот мысли о смерти его очень пугали, тем более что число врагов всё росло. Из своих колдовских свитков он узнал, что сделать его бессмертным может только владыка Царства мёртвых, а помочь в этом – Яга. Он отправился к ней, и так как Яга ещё тогда не знала, от чьей руки пал её возлюбленный, то помогла Кощею, подсказала ему, как перехитрить владыку Нави. Она рассказала, какую задачу тот задаст Кощею: пройти, не оглядываясь, чтобы ни случилось. Кощей прибыл в Навь и согласился на испытание. Он шёл в темноте, а из мрака то и дело раздавались голоса, которые призывали его обернуться. Одним из голосов был голос его старой матери, которая молила о помощи. Но Кощей не обернулся и к ней. Он справился с заданием, приобрёл бессмертие, а вернувшись домой, узнал, что его мать на самом деле умерла. Он мог бы её спасти, но не сделал этого. Зато получил от владыки Нави иглу, в которой была спрятана его смерть.

С тех пор Кощей ещё больше очерствел душой. Он был уверен, что уже ничего на свете не размягчит его сердца, но однажды встретил Василису Прекрасную и, очертя голову, влюбился в неё. Василиса попросила научить её колдовству – и он исполнил её просьбу. Но когда Кощей посватался к ней, Василиса ему отказала, заявив, что любит другого, да ещё и посмеялась над ним.

Оскорблённый Кощей отомстил Василисе, превратив её в лягушку. А когда влю бившийся в девицу царевич помог ей избавиться от чар, Кощей приказал служившему ему Змею Горынычу вернуть Василису в его замок. Но девица снова перехитрила Кощея и сбежала с помощью Змея. С тех пор Кощей ненавидит их обоих.

А ещё он ненавидит Перуна. Кощей давно хотел занять его место и стать Повелителем мифологического мира – пусть не по праву судьбы, но по праву силы. Узнав от своих шпионов, что Перун слабеет, он сразился с богом, но проиграл эту битву – всего второй раз в жизни. Однако после этого Повелитель, к его удивлению, предложил ему стать его советником и Соратником. И Кощей, взвесив все «за» и «против», согласился, тем более что у него, собственно и не оставалось выбора.

Кощей мечтает о безграничной власти над всеми мирами. Но главное его стремление – стать полностью, а не «условно» бессмертным.

Глава 6
Явь
Что это было?

Ване это казалось удивительным, почти фантастичным, но с того самого момента, как он впервые увидел Алёнушку в бассейне, они стали почти неразлучны. В один день… да что там, в одно мгновение! – вся его жизнь изменилась. Изменился и сам Ваня, теперь он словно бы отстранённо наблюдал со стороны, с любопытством и некоторым недоумением, за новым собой.

Конечно, в Ванины почти двадцать лет Алёнушка была далеко не первой девушкой в его жизни. Ещё в школе, причём даже не в старших классах, а гораздо раньше, он просёк, что нравится девчонкам. И нередко (что греха таить, гораздо чаще, чем стоило) отвечал им взаимностью, стараясь, впрочем, никого и никогда не доводить до того, что в кино и сериалах называют дурацкими словами «разбить сердце». Ване нравилось общаться с девушками весело и легко, чтобы при необходимости, когда взаимный интерес и желание быть вместе сойдут «на нет», быстро и так же легко распрощаться. Девушки, с которыми он встречался, никогда не становились для него друзьями. Он избегал тех, кто норовил слишком загрузить своими проблемами, и сам не откровенничал с теми, с кем приятно проводил время. Жизнь рано научила его простой, как водопроводная вода, но оттого не менее справедливой житейской мудрости: тем, что происходит у человека в душе, можно делиться только с очень близкими и проверенными людьми. Остальных лучше держать как можно дальше от своих проблем и переживаний. Во-первых, это никого не касается, во-вторых, по большому счёту, никому не интересно. А в-третьих, все твои откровения всегда могут быть использованы против тебя же самого.

Однако с Алёнушкой с самого начала было совершенно иначе. С ней неудержимо тянуло говорить обо всём, в том числе и рассказывать о себе, делясь самым сокровенным. Он будто точно знал – Алёнушка всё поймёт, не станет осуждать или морщить нос в ответ на его признания, и уж тем более не расскажет ничего лишнего кому-то постороннему. И даже если им случится когда-то повздорить (хотя сейчас было трудно даже представить себе такое!), ни за что не будет пытаться унизить или ударить в больное место, как это делают многие. Алёна точно была не из их числа – Ваня это чувствовал и был в этом твёрдо уверен, пусть пока не так уж хорошо знал её.

Судя по всему, его интерес и с каждым днём растущая симпатия к Алёнушке были взаимными. Девушка охотно общалась с ним, искренне радовалась каждой встрече, проводила с Ваней всё свободное время – и даже не только свободное. Уже несколько раз они, махнув на всё рукой, сбегали с не слишком важных лекций и семинаров, чтобы посидеть в кафе, пройтись по территории кампуса или, что было лучше всего, погулять в парке, среди только-только начинающих желтеть деревьев. Алёне очень нравилось, когда Ваня, знавший территорию кампуса как свои пять пальцев, показывал ей разные интересные места и укромные уголки.

Их отношения до сих пор оставались платоническими. Конечно, они были знакомы очень мало, всего несколько дней, но дело было совсем не в этом – Ване случалось оказываться в постели с девчонкой уже в первые часы общения. Но с Алёнушкой и в этом всё было совсем по-другому. Не то чтобы Ваню не тянуло к ней, – тянуло ещё как, но тянуло иначе. Это было сродни тем чувствам, которые испытываешь в подростковые годы, когда разделяешь девчонок для обожания и девчонок для влечения: одних беззастенчиво обнимаешь и тискаешь, а на других только смотришь с восхищением издалека или даже, скорее, снизу вверх, как на божество или как рыцарь на прекрасную даму. Ваня был уверен, что давно уже перерос эту стадию отношений с девушками – но, как оказалось, нет. Ему отчего-то каждый раз было страшно даже дотронуться до Алёнушки, не говоря о чём-то большем, как бывает страшно дотронуться до чего-то слишком хрупкого, слишком нежного, вроде только что родившегося младенца или произведения искусства тонкой работы. А вдруг сломаешь, испортишь? Вдруг от одного неосторожного, грубого прикосновения их общение разобьётся? Сейчас Ване всё чаще казалось, что он просто не смог бы пережить такую потерю…

Алёнушка не переставала его поражать, так не похожа она была на всех девушек, которых он знал до неё. Вот что значит домашняя девочка, воспитанная в интеллигентной семье! В ней не было ни капли цинизма, она не употребляла современного жаргона и тем более матерных слов, как многие девчонки, почему-то считающие, что им это придаёт крутизны. Ваню подобная речь в женских устах коробила, хотя он толком и не понимал почему. Ну подумаешь, все кругом матерятся… Но он сам избегал матерщины и в девушках этого терпеть не мог. А Алёнушка бранных слов, быть может, даже и не знала, как не знала большей части молодёжного сленга. Её речь была на удивление правильной, книжной, даже старомодной, – Ваня быстро понял, что Алёна воспитывалась, в основном, на художественной литературе. И это проявлялось не только в речи. Она вообще была слегка не от мира сего (с точки зрения Вани, исключительно в хорошем смысле). Будто прилетела с другой планеты или прибыла из глубины веков на машине времени. Очень чистая, даже наивная, совсем не знала жизни. Собственно, у самого Вани несколько лет назад тоже были в чём-то схожие проблемы, когда он перебрался из экспериментального детского дома, где провёл всю свою жизнь, в студенческую общагу. Но Ваня более или менее быстро с этими проблемами разобрался. А Алёнушка, похоже, до сих пор каждый день открывала для себя что-то новое.

Причина её особенностей стала известна быстро: уже на первом свидании Алёна призналась, что училась всей школьной программе дома и практически не общалась со сверстниками.

– Что, все одиннадцать лет вообще не ходила в школу? Разве так бывает? – изумился Ваня и тут же напрягся – не обидит ли её подобный вопрос?

По счастью, Алёнушка не обиделась.

– Ни разу не была в школе, – поделилась она. – Папа решил, что мне лучше получить домашнее образование, и они с мамой вдвоём учили меня всему. Ну, и интернет помогал, конечно.

Домашнее обучение и воспитание многое объясняло, но Ване нравилось, что, даже несмотря на него, Алёна не выросла этакой «снежинкой» и «нежной фиалкой». В ней иногда проскальзывали и независимость в суждениях, и решительность, и даже отчаянность. Чего стоила одна только их лодочная прогулка! С которой вообще вышла какая-то странная, до сих пор не очень понятная Ване история…

Тот день обещал быть не просто тёплым, но даже жарким, и Ваня с Алёнушкой решили, что таким шансом обязательно надо воспользоваться. Кто знает, может быть, уже завтра-послезавтра осень окончательно вступит в свои права, похолодает, и зарядят дожди? Так что, махнув рукой на все занятия, вместо пар они отправились на озеро, что было в четверти часа ходьбы от кампуса, и на причале, тоже относящемся к территории универа, взяли напрокат лодку. Ваня, не особенно даже напрягаясь, грёб медленно, чтобы Алёнушка могла неторопливо любоваться живописными берегами.

– Так, получается, озеро – это тоже университетская территория? – уточнила Алёна, заметив, что ограда подходит к самой воде.

– Ну да, – кивнул Ваня. – По крайней мере, та его часть, что осталась у нас за спиной.

Некоторое время они плыли в уютном молчании, тишину нарушали только равномерные всплески воды. Солнце припекало всё сильнее, лёгкая Ванина футболка быстро взмокла, неприятно липла к телу, и он снял её, ненадолго выпустив из рук вёсла.

– Ты же не против? – вежливо поинтересовался Ваня у своей спутницы. – Жарко очень…

– Нет, что ты, нисколько, – мягко улыбнулась Алёна. От Вани не ускользнуло мелькнувшее в её взгляде восхищение. Он, безусловно, и так знал, что фигура у него подтянутая, с рельефными, но не перекачанными мышцами, определённо было чем гордиться, но получить в том подтверждение именно от Алёнушки, хоть и молчаливое, было особенно приятно.

Протянув руку, Алёна осторожно поправила берестяную подвеску на его шее, и прикосновение её нежных пальцев подействовало как удар тока. Но девушка этого не замечала, смотрела только на подвеску. То, что это единственная вещь, оставшаяся ему на память о маме, Ваня рассказал ей ещё в первые дни знакомства, и Алёнушка отнеслась к этому именно так, как он и ожидал.

– Совсем забыла! Я же, как обещала, узнала у папы, что значит этот символ, – улыбнулась она.

– И что же?

– Это символ Лады, богини любви, красоты, гармонии. И семьи. То есть своего рода материнское благословение на счастье – Спасибо, – кивнул Ваня. – Я примерно так и думал.

И они снова замолчали.

– Пожалуй, я тоже позагораю немного, – решила Алёна и стянула через голову цветастый сарафан, оставшись в раздельном купальнике, куда более открытом, чем тот, который она надевала в бассейн. Ваня сглотнул. Показалось, что лёгкий аромат зелёных яблок, повсюду сопровождавший Алёнушку, вдруг стал более ощутимым, настолько сильным, что закружилась голова…

– Хорошо-то как, – зажмурилась девушка, подставляя солнцу лицо, спину и плечи, а Ваню окатило таким жаром, что обжигающее тепло отражавшихся от воды и слепящих глаза солнечных лучей не шло с ним ни в какое сравнение.

Заглядевшись на Алёнушку, Ваня не сразу заметил, что рядом с их лодкой в воде плеснуло что-то крупное. Потом ещё раз, и ещё… Судя по всплескам и следам движения в глубине чего-то и впрямь совсем немаленького, это мог бы быть даже человек – но, конечно, о том, чтобы кто-то совершенно незаметно подплыл бы с далёкого берега к качающейся на середине озера лодке, не могло быть и речи. Перегнувшись через борт, Ваня посмотрел вниз, и на миг ему привиделось в воде женское лицо, обрамлённое длинными, разметавшимися во все стороны волосами.

– Что за… – пробормотал он, пристально вглядываясь в воду. Но нет, конечно же, показалось. Никаких женских лиц в бликующей солнечными зайчиками толще воды больше не показывалось. А то, что продолжало энергично плавать рядом с их лодкой, конечно же, было большой рыбой, и никак не могло быть ничем иным.

– Слушай, какая крупная рыба! – вслух удивился Ваня. – Не знал, что здесь такие водятся!

– Где? – встрепенулась Алёнушка.

Томная нега и лёгкая улыбка, вызванные теплом и расслабленностью, вмиг покинули её лицо, уступая место живейшей заинтересованности.

– Да вон же, – Ваня кивком указал нужное направление, снова заметив странное волнение под водой.

Алёна приподнялась, облокотилась о лодку, отчего та накренилась на один борт, чуть прищурилась, вглядываясь в воду и прикусывая губу. Ваня и думать забыл сразу о непонятной рыбине, залюбовавшись ладностью девичьей фигурки, как вдруг…

– Ой! – воскликнула Алёна, стремительно подалась вперёд, слегка оттолкнулась руками, плавно нырнула и скрылась под водой.

Всё случилось так быстро и неожиданно, что Ваня и слова сказать не успел. Потом сердце его от испуга за девушку подкатило куда-то к горлу, парень вскочил резко и импульсивно, едва не перевернув лодку и не утопив вёсла. Обругал себя идиотом и заставил снова медленно сесть на лавку, напряжённо буравя взглядом тёмные, ставшие вдруг такими угрожающими воды. Он пытался дышать глубоко и успокаивал себя тем, что Алёна наверняка знала, что делает. Не стала бы она так отважно нырять, если б не умела хорошо плавать. Но сердце всё равно отчаянно колотилось, а на душе было неспокойно. Мало ли что… Место неизвестное, чёрт его знает, какая тут глубина и что на дне. К тому же Алёна не показывалась на поверхности так долго, что у Вани уже началась настоящая паника. По его ощущениям прошло уже минут десять, не меньше. Надеясь, что Алёнушка отплыла под водой куда-то в сторону, Ваня вертел головой туда-сюда, выглядывая её, но ничего так и не увидел. В будний день на озере, во всяком случае, тут, на середине, кроме них не было никого – ни одной лодки, ни одного купающегося. «Алёнушка!» – крикнул Ваня и уже готов был прыгнуть следом, когда та, наконец, вынырнула в точности рядом с кормой.

– Ну, ты даёшь! – только и смог сказать Ваня, помогая девушке вновь забраться на борт. Алёна была такой лёгкой, что лодка при этом даже не слишком покачнулась, только нос ненадолго задрался чуть повыше над водой. – Что это вдруг тебе вздумалось нырять? Вода же холодная – сентябрь всё-таки…

Усаживая Алёну на лавку, Ваня с силой провёл по её плечам, убеждаясь, что с ней всё в порядке и унимая собственную дрожь в руках.

– Я хотела посмотреть на того, кто к нам приплыл, – спокойно, будто ничего особенного не произошло, ответила Алёнушка, слегка отстранилась и принялась выжимать мокрые волосы.

Она выглядела очень довольной, даже не просто довольной, а счастливой, и страх, наконец, окончательно отпустил.

– И как, ты увидела эту рыбу? – недоверчиво спросил Ваня.

– Увидела. Только это не рыба.

– А что ж тогда? Русалка? – усмехнулся он.

– Ну да, русалка, – тотчас откликнулась на его шутку Алёнушка. – Точнее, мавка, если ты понимаешь разницу.

Ваня улыбнулся ей. Он уже привык к тому, что юмор у Алёнушки… как бы это сказать… необычный. Но, по его мнению, её это только украшало – как, впрочем, и всё остальное. И к этому эпизоду в лодке он в конце концов отнёсся просто как к очередному милому чудачеству девушки, которая нравилась ему всё сильнее и сильнее. Хотя, казалось бы, – куда уж больше?

А на другой день Алёнушка вновь удивила его, заявив, что хочет непременно познакомить его со своими родителями. Для начала с отцом, потому что мама Алёны сейчас была в командировке и в какой-то странной – туда нельзя было позвонить, не было связи.

– Она у тебя точно дизайнер одежды, а не разведчик? – в шутку поинтересовался Ваня.

Алёнушка удивлённо вскинула брови, как делала всегда, когда чего-то не понимала, потом на мгновение задумалась и рассмеялась.

– Да ну тебя, скажешь тоже! Ну что, я могу представить тебя папе?

– Смешно так звучит «представить»… Надеюсь, смокинг не придётся надевать? – хмыкнул Ваня. На самом деле он был растерян и совершенно не понимал, как отнестись к подобному предложению. Даже несмотря на то, что с Ильёй Петровичем они, собственно, уже были знакомы, пусть и односторонне. В том смысле, что Ваня его знал – профессор Колесов в этом семестре читал у них лекции. И как препод он Ване нравился. Илья Петрович отлично знал свой предмет, был прекрасным рассказчиком, и лекции его всегда были полны живых и интереснейших подробностей, которых больше нигде не найдёшь. У него был зычный, этакий начальственный голос да и облик под стать. Красивое, как у какого-нибудь актёра, лицо почти без морщин, седые волосы и борода аккуратно и профессионально подстрижены, будто их обладатель только час назад вышел из крутого барбершопа. Взгляд синих глаз прямой, уверенный, властный, – так смотрят лидеры, люди, твёрдо стоящие на ногах.

Но одно дело сидеть на парах в аудитории среди множества остальных студентов и слушать лектора, и совсем другое, когда «Папуля, познакомься, это Ваня, мой парень».

С одной стороны, желание Алёнки льстило самолюбию и вселяло надежды – значит, он действительно не безразличен ей. Абы кого из парней с родителями не знакомят, даже девочки, бывшие на домашнем обучении. Но и страшно было тоже до чёртиков. Как его, детдомовца без роду без племени, примут в профессорской-то семье? Могут ведь и сразу на дверь указать, мол, ты нашей принцессе не пара. Или сразу не выгонят, но станут постоянно подчёркивать всем своим видом, как он её недостоин, мол, где наша Алёнушка, а где ты. Или того хуже, сочтут себя обязанными жалеть «бедного сироту», станут относиться к нему покровительственно, всеми силами изображать сочувствие. Вот уж этого точно не надо! Он этой показухи досыта наелся на благотворительных мероприятиях, где их чуть не силой заставляли улыбаться спонсорам и общаться с какими-нибудь гламурными дивами или толстопузыми папиками. Те позировали на камеру, вручая дорогие подарки, фотографировались с детьми, изображая дружеские улыбки и обнимашки, но стоило оператору завершить съёмку, объятия тотчас разжимались, с лиц исчезало приветливое выражение, и взрослые сразу отходили от детей, теряя к ним всякий интерес и через мгновение навсегда забывая об их существовании. При воспоминании о подобных встречах на душе у Вани до сих пор становилось невероятно мерзко. Нет, конечно, иногда и среди спонсоров попадались нормальные люди, не только среди волонтёров, но их было так мало…

– Да не волнуйся ты так, Иванушка, – прервала его неприятные размышления Алёна. – Папа тебя не съест. Он добрый.

– Да? Что-то он не очень похож на добряка, – усмехнулся Ваня. – Во всяком случае, на лекциях такого впечатления не производит. Уже сейчас все трясутся, как-то будет ему экзамен сдавать…

Этот разговор они вели на скамейке перед главным корпусом. Потихоньку подкрадывался вечер, заходящее солнце освещало Алёнушку, золотя растрепавшиеся волосы, и Ваня невольно в очередной раз залюбовался ею – огромными выразительными глазами с естественно длинными и чёрными ресницами, точёным носиком, нежной молочно-розоватой кожей. В ярком свете он разглядел на лбу у Алёнки еле заметный шрам странной угловатой формы.

– Что это? – он осторожно дотронулся до её лба.

– Что? А… Ничего. Так, – Алёна переменила позу и повернулась спиной к солнцу. – Ну что, я звоню папе?

Знакомство, вопреки Ваниным опасениям, прошло относительно неплохо. Всё вышло не так страшно, как могло бы быть, хотя и далеко не идеально.

– Знаешь, какое слово его наиболее точно характеризует? – рассказывал позже Ваня лучшему другу Сене. Сенька с Алёнкиным отцом знаком не был, тот у них не преподавал. – «Царственный». Да-да, вот он именно такой, отец Алёнушки. Ему бы в кино какого-нибудь императора играть…

– Но он хоть разговаривал с тобой не как с челядью? – осведомился Сенька.

– Нет, он был вполне себе вежлив, – ответил Ваня и только сейчас понял, что за этой вежливостью Ильи Петровича на самом деле могло скрываться всё что угодно. Хрен их поймёшь, таких людей, как он. – Мы, собственно, недолго говорили. Он спросил, кто мои родители, на каком я факультете учусь, на чём специализируюсь, что планирую делать после универа… Пожелал мне успехов. Вот, собственно и всё.

– Ну, что бы там ни было, ты в любом случае порадовал Алёну, – резюмировал Сенька, привычным жестом поправляя очки. – Она же так хотела, чтоб ты познакомился с её родителями.

Слушая его, Ваня невольно отметил, что, когда Сенька произнёс имя Алёнушки, его голос слегка дрогнул. Алёнка явно нравилась Сеньке, – может, не больше, чем его давняя и непроходящая страсть Бэлла Геворкян, – но всё равно нравилась. Впрочем, что тут удивительного? Алёна нравилась чуть ли не всем до единого. Даже сосед Вани по комнате, фанатичный геймер Тёмка, уж на что не интересовался ничем на свете, кроме своей обожаемой игры, и тот, впервые увидев Алёнушку в столовке, оторвался от экрана и сразу принялся что-то ей втирать – естественно, на свою любимую и практически единственную тему для разговора.

– А что такое «Монстры»? – вскинула брови Алёнка.

Тёмка так и вылупился на неё.

– Ты серьёзно, что ли, не в курсе?

– Нет. А должна?

– Ну, офигеть! – наверное, если бы рядом с ними в тот момент опустилась летающая тарелка и из неё бы вылезли ушастые многорукие человечки высотой со стул, Тёмка удивился бы меньше. – Вот уж не думал, что когда-нибудь встречу человека, который не знает «Монстров»!

И тут же принялся объяснять:

– Это ж мощнейший фэндом, самый крутой на сегодняшний день! Уже пять фильмов вышло и куча комиксов. Не говоря уже об игре. Двенадцать аддонов, прикинь! В неё вообще весь мир гамает! Небось, даже пингвины в Антарктиде. Вот, глянь, я тебе демку «Апокалипсиса» покажу, – и потянулся за телефоном.

К Ваниному удивлению, Алёнушка долго слушала то, что рассказывал Тёма, проявляла живейший интерес и задала кучу вопросов, чем доставила массу радости собеседнику. Сам же Ваня пропустил мимо ушей почти все Тёмкины разглагольствования о какой-то новой пиратской версии, которая, по его словам, «взорвала весь мир».

– И что такого особенного в этом «Апокалипсисе»? – Алёна была вся внимание, аж вперёд подалась и щёку кулачком подпёрла.

– Да, понимаешь, – Тёма, естественно, был рад-радёшенек, что на него только что не с неба свалился заинтересованный слушатель, да ещё такой хорошенький. – В официальных версиях и всех аддонах с приложениями ты гамаешь за Левса, так главного Монстра зовут, он из клана Львов. И дерёшься с остальными кланами, пока всех не победишь и себе не подчинишь. Где-то играешь от первого лица, где-то от третьего – но всегда за Левса. А в этом, любительском, варианте гамаешь от первого лица сам за себя. Ну, типа, это я, Артём Белоцерковский, дерусь с Монстрами и пытаюсь их победить.

– И как? – тут же спросила Алёнушка. – Тебе удалось?

– Не… – Тёма стушевался, но врать не стал. – Это трудно оказалось. Пока ещё никому не удалось. Прикинь, в сети ещё ни одного скрина нет с финалом «Апокалипсиса». Вернее, есть, но они все фейковые, в фотошопе сделанные. Авторов быстро вывели на чистую воду…

– Не сомневаюсь, что у тебя всё получится, – заверила Алёна и посмотрела на Тёму с такой милой улыбкой, что Ване тут же захотелось убить соседа по комнате.

– И что ж тебя так заинтересовало в этой игрушке? – ревниво поинтересовался он у Алёнушки, когда ему, наконец, удалось выцарапать свою девушку из цепких лап чокнутого фаната.

– Сама не знаю, – искренне призналась та. – Но я точно помню, что где-то уже слышала о Монстрах.

– Так не удивительно, – хмыкнул Ваня. – Тёмка прав – у этой вселенной действительно полно фанатов. Уж тут, в универе, точно. Да и не только в универе, вообще.

– Нет, тут что-то другое… – покачала головой Алёнушка. – Я не в универе о них слышала, а раньше… Нет, не могу вспомнить.

– Ну и забей тогда, – предложил Ваня, забирая у неё поднос с посудой. – Ты поела, больше ничего не хочешь? Тогда, может, пойдём погуляем? Смотри, какой чудесный вечер!

Тот вечер и впрямь оказался чудесным – потому что именно этим вечером Алёнка и Ваня наконец-то впервые поцеловались.

Это произошло, когда они свернули с парковой тропинки и подошли к кусту шиповника – Алёнушка разглядела, что на нём ещё осталось несколько цветков, и захотела узнать, пахнут ли они до сих пор. Она наклонилась, почти утопив милый вздёрнутый носик в бледно-розовых лепестках, казавшихся в сгущающихся сумерках белыми, и с торжеством произнесла:

– Пахнут, пахнут! Да ещё как! Вот, понюхай, – и подвинула колючую ветку поближе к Ване.

От цветка действительно исходил лёгкий, но явственный аромат, но сейчас Ваню интересовало совсем не это. Прелестное лицо Алёнушки оказалось так близко, что не воспользоваться этим было просто невозможно. Взгляды их встретились, мир будто замер и размылся, окончательно теряя чёткость границ. Одной рукой обняв Алёну, Ваня ласково провёл другой по её щеке и прижался губами к её губам. Он был готов к тому, что девушка отстранится, может быть, даже оттолкнёт его, но нет, Алёнушка не вырывалась из его объятий, только вздохнула и неумело ответила на поцелуй. Ободрённый Ваня ещё крепче прижал её к себе, дурея от страсти, но всё же сдерживаясь изо всех сил и постоянно напоминая себе, что это первый поцелуй в жизни Алёнушки и что любой неосторожный порыв может всё испортить.

Противное жужжание комара, раздавшееся совсем рядом, грубо вторглось в реальность и разом уничтожило всю романтику момента. Алёна инстинктивно взмахнула рукой в попытке отогнать надоедливое насекомое и случайно зацепила Ванино ухо. Влюблённые оторвались друг от друга, встретились взглядом и рассмеялись. Ваня чувствовал, что должен сейчас что-то сказать, никак не мог найти подходящих слов и уже начал злиться на себя. Но Алёнушка, прильнув к нему, положила ему руки на плечи и посмотрела снизу вверх так доверчиво и нежно, что никакие слова стали уже не нужны.

Когда, уже за полночь, они всё же нашли в себе силы расстаться у входа в её жилой корпус и Алёна поднялась в свою комнату, Ваня даже и не думал идти к себе. Он стоял под окном Алёнушки, наблюдал за тем, как сначала зажёгся, а потом погас свет её ночника, и понял, что сегодня он просто не в состоянии будет уснуть. Он с головой погрузился в счастье, как в тёплую ванну, и теперь ощущал невероятное блаженство всеми органами чувств, которых у него, похоже, оказалось намного больше, чем пять или сколько их там признаёт наука биология…

Ночь была по-летнему светлой, лунной, и загадочная яркая звезда точно заговорщицки подмигивала с небес. Ноги сами повели прочь от кампуса, в парк, и очнулся Ваня только тогда, когда понял, что вышел к дубовой поляне. Он не был здесь с вечера их первого свидания с Алёнушкой. А ведь они могли бы поцеловаться уже тогда, если б ему в самый неподходящий момент не померещилась какая-то чертовщина у старого дуба. Вспомнив о том видении, Ваня инстинктивно поёжился, машинально посмотрел в сторону дуба и замер от удивления. Потому что именно в это самое мгновение из дупла дуба вышел человек. Ваня, хоть и был далеко, но неплохо видел его в свете полной луны. Человек был высок, очень худощав, абсолютно лыс и одет в старинный плащ, широкий и блестящий, скрывавший всю его фигуру, кроме высоких сапог, отделанных золотистым металлом. Что-то вроде короны из такого же металла венчало его гладкую голову. Покинув дупло, человек на мгновение остановился, оглянулся по сторонам, словно пытаясь понять, куда он попал, затем вскинул обе руки вверх… и вдруг исчез.