Олег Рой
Верь в меня
А вот у Дениса была вполне себе литровая бутылка водки. Спрашивается, почему все же не напился дома? Конечно, этот вопрос он себе тоже задавал. «Потому что не алкоголик» – такое оправдание не срабатывало. Подсознание Вишнякова понимало, что ему таки нужен собеседник. Не сосед и даже не друг Мишка, а… кто-то чужой, незнакомый. Поэтому и потянуло его на люди.
После третьей рюмки Денису стало совсем грустно, и как раз подоспело то время, когда хочется не то чтобы пожаловаться, но излить душу, это уж точно. Ведь он не такой уж плохой человек, если вдуматься. Да, неудачник… Наихудшая порода мужчин, по мнению некоторых. К примеру, по мнению Денисова тестя. В честь которого Денис предложил назвать первенца. Не для того, чтобы подольститься. Хотя в глубине души, возможно, немного и для того. Да ладно, зачем себя обманывать? Конечно, именно для этого. Нет, тесть, конечно, никогда не называл Дениса в глаза неудачником, но относился к нему именно так. Увы, Денис это прекрасно чувствовал – пусть и неудачник, но он являлся писателем, и у него определенно был дар. Об этом все говорили, вот только конвертировать этот дар в твердую валюту не получалось.
Тем не менее его дара хватало на то, чтобы «читать между строк» мысли людей, сквозившие в словах, взглядах, недомолвках, ведь он всегда старался воспитать в себе умение стать на место другого человека, всегда пытался видеть вещи с точки зрения других. И он прекрасно знал, как тесть относится к нему – как к колорадскому жуку на любимой картошке. А это было очень и очень обидно.
Да, Денис никогда не был ни напористым, ни хватким, да и профессия его не располагала к этим качествам совершенно. Хотя Мишка тут бы поспорил. «Журналист как волк, его ноги кормят, – говаривал он. – А тележурналист должен быть как тигр. Тут надо прыгать, пока другой кто не прыгнул и не сожрал горяченький материал…»
А почему Денис обязан быть хватким и напористым, в конце-то концов?! Если бы он являлся таким, то, вероятно, и не был бы Денисом Витальевичем Вишняковым, писателем – совершенно справедливо заметил он, допивая четвертую рюмку. И, между прочим, педагоги всегда отличали его от прочей массы студентов за оригинальную подачу материала – тексты-то к операторским работам лучшего друга Мишки писал именно Вишняков! Да, впрочем, и печататься Денис начал уже на втором курсе – это он попросил бы отметить! Сначала в студенческой газете. Потом в периодике. И в конкурсах побеждал, и даже международных, бывало! Правда, за дипломами не ездил по заграницам, снобизм это все, да и денег жалко было, поскольку проезд до места назначения никто не оплачивал… но ведь главное – признание! Да и давалось-то оно легко! Так что да, он попросил бы!
Денис даже сурово постучал по столу пальцем.
Да, признание было, но, как выражался Иван Николаевич… из пушки по воробьям. Стихотворения. Малая проза. И только на последнем курсе именно что накрыло. Понял – да, это оно. Дело жизни. Сейчас дело жизни пахло керосином…
Проходящий мимо официант оглянулся, потянул носом, понял, что претензия вовсе не к нему и не к заведению, и отправился далее, окинув, впрочем, посетителя более внимательным взглядом с ноткой неодобрения. И Денис притих и сник – вот только проблем с персоналом ему сейчас и не хватало.
На той давней прогулке на речном трамвайчике среди щебечущей абитуры точно такой же внимательный взгляд самого Дениса зацепился за девушку. Его привлекла даже не внешность, а пушистая прядь волос, которую трепал ветерок. Это было необъяснимо. Девушка ему просто понравилась. Вот так, с первого взгляда, и понравилась. Она была такая простая, возможно, даже без изюминки, если считать изюминкой броскость. А изюминкой Мирославы являлась ее простота. Это не было пресловутой любовью с первого взгляда… точнее, это не было страстью с первого взгляда. И прекрасно. Страсти прогорают очень быстро. И только спокойные, глубокие чувства живут долго. И как она его только терпит. Дюжина жалких рассказиков! Она настоящий ангел… Его Мира самый настоящий ангел. И своего ангела Денис отчасти писал именно с нее. И вот он держит своего ангела в черном теле просто потому, что самому Денису не хватает какого-то толчка.
После шестой рюмки Денис был абсолютно убежден в том, что ему недостает самой малости, но самой важной малости, которую не выскажешь словами, а только разве что образами и мыслями.
А его роман в самом деле гениальная штука. С кем угодно готов побиться об заклад! Хоть с самим дьяволом! Ведь, если вдуматься, в каком мире мы живем?! Чтобы в этом мире оставаться ангелом, надо быть им изначально! И если в сердце твоем начинает прорастать ржавчина, то ты и не ангел совсем. Да и не был им никогда, вы со мной согласны, девушка?!
– Абсолютно согласна, – серьезно сказала девушка, и Денис с удивлением осознал, что уже несколько минут с кем-то разговаривает.
У Дениса была привычка разговаривать сам с собой, но сейчас не тот случай. Когда к нему подсела незнакомка, Денис даже не понял. Как-то пропустил этот момент. Но сейчас его взгляд сфокусировался на ней. Не то чтобы красавица, но определенно симпатичная… нет, не просто симпатичная – незнакомка, что называется, чем-то зацепила Вишнякова. У нее были черные внимательные глаза, черные, как вороново крыло, волосы, чересчур резкие, словно выточенные гениальным скульптором черты лица, с таких в древности лепили камеи. В вырезе блузки виднелась вполне аппетитная смуглая грудь красивой формы, упругая даже на вид.
– И насчет чего вы готовы побиться об заклад с самим дьяволом? – все так же серьезно поинтересовалась она. – Это как-то слишком смело. Такими словами не бросаются. Как говорится, сначала трижды подумай, а потом промолчи.
– А я и не бросаюсь… – смущенно ответил Вишняков, едва удерживаясь, чтобы не икнуть. Его сознание несколько раздваивалось. Он был, разумеется, пьян и понимал это. Но одновременно и воодушевлен. Пьян – не пьян, какая разница! Задумка от его состояния не зависит… Внезапно Вишняков особо остро почувствовал – ему просто не хватает понимания! Настоящего! Зрелого. Он же вполне зрелый автор. А то, что не печатают… так это просто не всем везет, только и всего.
И Денис вдруг начал рассказывать черноглазой незнакомке сюжет своего романа. Она заинтересованно кивала.
– А эта идея… простите за каламбур… чертовски интересна, – как-то томно произнесла молодая женщина, откровенно его разглядывая сквозь полуопущенные ресницы. – Вы знаете, я человек сугубо деловой и прагматичный и в простые совпадения не верю. Вы, как я понимаю, писатель? А я работаю в издательстве «Аэгна» редактором. В «Басту» я кофе пить забегаю, сейчас вот как раз с работы…
– Странный же у вас выбор места для кофе-брейка! – ошеломленно сказал Денис, и все же не удержался, икнул. Незнакомка деликатно сделала вид, что не заметила.
– Мне нравится, – ответила девушка, – здесь все такое… реальное, живое.
– Не верю я в такие совпадения, – покачал головой Вишняков.
– Отчего же? – переспросила та, усмехнувшись. – Впрочем, неважно. Надеюсь, вы глазам-то и ушам своим верите? Вы писатель, я редактор. По-моему, отличный тандем. Приносите к нам свое творение, разберемся. Кстати, будем знакомы, Маргарита.
Она протянула ему руку.
Поколебавшись, пожать ее или поцеловать, Вишняков все же ткнулся губами. Кожа была гладкой и нежной, чуть смуглой, как и грудь в вырезе. А запах…
Удивительный запах. Он никогда не чувствовал такого. Странные духи. От них немедленно закружилась голова. Не от водки, именно от запаха, исходящего от кожи незнакомки. Вот что такое «пьянящий аромат», оказывается… Конечно, это штамп, но необычный запах в самом деле пьянил.
Он с трудом оторвался.
– Денис, – перехваченным голосом представился писатель. – Вишняков. Вряд ли моя фамилия вам о чем-то скажет, это оказалось бы уж совсем удивительно. У меня и публикаций не так много, рассказы в журналах в основном.
– Неважно, – отмахнулась она. – Если печатают, это уже хорошо, не графоман какой-нибудь из интернета… Мой вам совет: оценивайте себя по своим стандартам, а не по стандартам кого-то другого. Вы-то в себя верите?
Он воодушевился:
– Уже почти разуверился было… не графоман, конечно, но… толку-то все равно чуть. Бьюсь, как рыба об лед со своим недописанным романом, а ведь я так надеялся на него. Глупо это, наверное…
– Нет, не глупо, – снова окинув его пронзительным взглядом, тихо, но твердо возразила Маргарита. – Разве вы не верите в себя? Разве не верите, что книга будет хорошей? Если нет, то зачем было начинать? А раз верите, надо действовать и идти до победного конца, я считаю. Никогда не отступать, держаться до последнего. Ибо когда кажется, что все уже потеряно, – все уже спасено. А вы думаете, как таланты продвигаются? Ап! – и в дамки? Конечно, иногда бывает и так, но далеко не всегда. Чаще всего авторы много лет бьются головой о пороги, двери кабинетов. И до финиша доходят самые упорные. Настоящие победители.
– Согласен, – кивнул Вишняков, заметив попутно, что, кажется, машет головой, как лошадь над кормушкой с овсом. – Я пытаюсь идти, конечно. И если б не жена, я, наверное, или остановился бы, или рухнул. Вот как раз жена и не дает мне рухнуть. Она просто ангел… А у вас имя вполне дьявольское, – глупо пошутил он. – Маргарита… в хорошем смысле дьявольское, я имею в виду.
Маргарита снова усмехнулась:
– Дьявольское в хорошем смысле? Оригинально, но ведь вы писатель! Оригинальность для писателя очень полезное качество, – сказала она. – Впрочем, вы правы, иногда ведьма может больше, чем ангел… потому что «ведьма» от слова «ведать».
Денис поразился. Вроде бы ничего особенного, но тогда каждое слово незнакомки казалось ему откровением…
– А теперь, – продолжила она, – попробуем перейти к делу. Вот вам для начала моя визитка. Надеюсь, не потеряете.
Она ловко всунула вощеный прямоугольничек цвета топленого молока в нагрудный карман его рубашки и спросила:
– Вы быстро пишете?
Он задумался, моргая отяжелевшими веками. Вот ведь дурак, угораздило его начать надираться… с другой стороны, тогда это казалось если не разумным, то правильным, в конце концов. Нет, надо собрать остатки мозгов в кучу. А может, это и есть его шанс? Шанс, который Денис ждал так долго! «Соберись, тряпка!» – раздался внутри его чей-то голос. Чей-то очень знакомый голос. Так они всегда говорили друг другу с Мишкой, в шутку, конечно… И Вишняков пошел на этот голос, как на огонек из темноты.
– Да пожалуй, что быстро, – ответил он наконец, уповая на принцип Наполеона – главное, ввязаться в драку, а там посмотрим, как дело обернется.
– Вот и рискнем, – кивнула Маргарита. – Вы же, как честный человек…
– Обязан на вас жениться? – не удержался он от идиотской шутки.
Она не обиделась, а расхохоталась:
– Непременно, но потом! Как честный человек и писатель, вы должны доказать, что ваши слова чего-то стоят! Сейчас мы запускаем серию, историческое лубочное фэнтези вроде Говарда. Что-нибудь простое, легко читаемое, с лихим зубодробильным сюжетом. Потянете? Издательству всегда нужны свежие интересные авторы, даже безвестные. Откуда иначе брать новые имена? Шанс – он всегда шанс, его надо хватать на лету…
«Надо прыгать, пока другой кто не прыгнул», – вспомнил Денис слова Мишки. Ладно, сейчас… попробуем прыгнуть. Мозг Вишнякова, хоть и был несколько затуманен алкоголем, быстро выдал ему несколько идей – языческая Русь… север… снега… Нет, не Русь, а… Скандинавия! Когда-то, будучи подростком, он эту тему очень любил. Так почему бы и нет? «Да, скифы мы, да, азиаты мы…» Да, скандинавы мы еще до кучи. Вот странно, он никогда не думал, что можно и с этого края зайти в литературу…
– Вижу в глазах искру интереса, – одобрительно заметила Маргарита. – Завтра хмель выветрится, но вы найдете визитку и вспомните меня. А самое главное-то не это.
– А что? – поинтересовался он.
– Заслужить имя, – подмигнула она. – Я не зря спросила, умеете ли вы быстро работать. У нас авторы такие книги как блинчики выпекают. Если набить руку, меньше чем за полгода можно выдать настоящий бестселлер.
– Как-то не верится, – покачал головой Вишняков, вспомнив годы, потраченные на свой роман. – Бестселлер за полгода, говорите?
– Не просто говорю, я их и выпускаю, эти книжки, если, конечно, можно так называть подобную макулатуру, – насмешливо подтвердила Маргарита. – Можно подумать, вы в книжном магазине в прошлом веке последний раз были. Да все полки такой писаниной заставлены. Литература никого не интересует, все, что нужно потребителю, описал Децим Ювенал еще две тысячи лет назад. Panem et circenses, хлеба и зрелищ, и если раньше все это пытались прикрывать фиговым листом «культуры», духовности, то в наше время, к счастью, от этого, кажется, отказались окончательно и бесповоротно. Никому не нужна культура, никого не интересует духовность. Хлеб и зрелища, товар, а значит, все сферы жизни, и книгоиздание в том числе – не более чем товарооборот, поток, конвейер. Не надо прикидываться кем-то, не надо скрывать истинные чувства, истинные мотивы. Книги пишут не для того, чтобы кого-то учить, и уж тем более не для того, чтобы «менять мир к лешему». Книги пишут, чтобы потешить свои низменные чувства.
– Какие? – На мгновение Денис почувствовал что-то вроде обиды, но лишь на мгновение – Маргарита наклонилась так, что вырез блузки разошелся сильнее, даже, как показалось Денису, слегка открыв сосок женщины. От нее исходил уже знакомый, но еще непривычный, волнующий аромат. «Это не парфюм, – внезапно понял Вишняков. – Это ее собственный запах!»
– Да хотя бы тщеславие. – Маргарита мило улыбнулась, обнажив ровные белоснежные зубы. – Ведь вы же хотите стать великим писателем?
Денис кивнул.
– А что такое великий писатель? – продолжила Маргарита. – Великий писатель – это тот, чье имя на слуху. Но известность прямо зависит от количества проданных книг. И тут в дело вступаем мы. Именно мы, издатели, – хозяева поля, именно мы делаем королей из безвестных гениев. Литература – это наш мир, но в этом мире нет места ни назидательным моралите, ни классическим книгам о том, кто виноват и что делать. Литература не для ума, по крайней мере, современная. Она для чувств, для похоти, если хотите. То, что тешит чувства и «пороки», – Маргарита наморщила носик, что ей удивительно шло, – лучше продается. То, что лучше продается, – лучше издается. В книгах нас интересует одно – как быстро можно будет продать тираж. Рынок, конкуренция – а как вы думали? И я предлагаю вам использовать эту систему. Я же говорила, что я человек деловой и прагматичный. А заработав имя, можно уже выпустить что-то посерьезнее… если останется желание. Как я понимаю, идея вашего романа значит для вас нечто особое, так сказать, зацепила за живое?
– О да, еще как, – выдохнул Денис. – Многие полагают, что я на этой теме просто помешан. Я бы сказал по-другому: одержим. Да. Это слово очень подходит…
– А что, если сделать с точностью до наоборот? – чуть склонив голову набок, спросила Маргарита, глядя ему в глаза.
В первую секунду он даже не понял, о чем она.
– Как это… в смысле… наоборот? – пробормотал Денис.
– Да в прямом смысле, – негромко рассмеялась собеседница. – Лучше бы это был роман не о том, какой плохой тот, кто вселился в ангельское сердце, а… наоборот.
– То есть… Вы хотите сказать… дьявола надо прославить, что ли?! – ухмыльнулся Денис и снова икнул. – Зашибись… то есть, простите…
– Ничего вы не поняли, – протянула Маргарита, глядя на него неподвижно и холодно. – Зачем прославлять дьявола? Подумайте о том, кто он. Его боятся все, кто слышал хоть одно из множества его имен, а страх лучше славы. Слава быстротечна, но страх вечен. А те, кто не боится – таких немного, но есть, – искренне восхищаются тем, кто бросил вызов Всемогущему и отказался от власти и почета в пользу свободы. И, поверьте мне, нет в мире людей, относящихся к нему равнодушно. А теперь ответьте мне – нужна ли ему переменчивая человеческая слава? Нужна ли ему…
Она на миг замерла, словно увидев нечто за спиной Дениса, но не угрожающее, а скорее наоборот – у нее даже губы чуть увлажнились, как показалось Вишнякову. Но затем встрепенулась и продолжила:
– Пока я предлагаю вам просто подумать. Вы уже доказали, что оригинальны, нетривиальны, способны выйти за рамки банальности человеческих убеждений. Вы творец! Если в мире кто-то действительно подобен Богу, то это вы, писатель, способный создать новую реальность. Или изменить окружающую нас унылую будничность, от которой порой тошнит душу. Вот и попробуйте взглянуть на сюжет с другой стороны – с той стороны красной линии…
Лицо Маргариты странно изменилось. «Это водка так на меня подействовала, – подумал Денис, не понимая свою реакцию на это изменение: Маргарита одновременно пугала его до дрожи и манила, она казалась невероятно желанной, как, наверно, кажется желанной самцу самка богомола, – это просто водка…»
Ее черные глаза распахнулись бездонными колодцами, и он стремительно несся в эту притягательную глубину. Она манила его, и он чувствовал, что не может противиться. Не может да и, пожалуй, не хочет.
– Я понимаю, – кивнула она, и полоска белоснежных зубов влажно блеснула между приоткрытых алых губ.
Ему показалось или нет, что клыки были чуть длиннее и острее? Да нет, ну что за ерунда! Это просто женщина, красивая женщина. Очень красивая. Умопомрачительно.
– Я понимаю, – повторила она. – Ваш замысел интересен, но несколько банален и пресен. Простите, ничего личного, чего-чего, а банальщины сейчас хватает. Но разве вам не хотелось бы сделать… нечто другое? Оригинальное, захватывающее, такое, что еще никто до вас не делал? Перевернуть восприятие современников, дать им новую правду…
– Э… в смысле… Какую правду? – чувствуя себя непроходимым тупицей, переспросил Денис. Мысль ускользала, та мысль, которую пыталась донести до него Маргарита. Разум словно отторгал ее, словно пытался извергнуть ее из себя, как желудок при отравлении извергает ядовитую пищу…
Нет, так нельзя. Он же профессионал! Вот сейчас соберется и все поймет…
– Неудобную правду, которую люди сами от себя веками скрывают, – терпеливо продолжала она. – Потому что робеют или делают вид, что не понимают, вот как вы сейчас… Вы же хотите известности, хотели тиражей, верно ведь? Так вот он, путь к тому, что вожделеете! Это креативность мышления. Ну и где тут креатив? Креатив как раз в парадоксальности!
«Ух ты, как завернула!» – восхитился Вишняков, уже абсолютно потерявшись в осознании того, чем именно он восхищается – ее внешностью и манерой вести разговор или самим предметом разговора. А говорили-то они о том, что занимало его мысли последние много лет. О его романе, его детище. И дернул его черт именно сегодня вот так вот глупо напиться…
– Было бы глупо отвернуться, – эхом его мысленных рассуждений произнесла Маргарита, – или проморгать шанс, который сам плывет вам в руки. Но вы же человек умный, вы не станете отворачиваться, правда? Кроме того, есть некто, он способен и хочет помочь. Но чуть позже. Сначала надо сделать имя. А имя лучше делать на накатанных рельсах…
– А некто – это… кто? – снова недопонял Вишняков, и на мгновение какой-то серый туман заволок не только его мозг, но и зрение.
…Единственным разумным объяснением того, что последовало за этим, было, как поначалу решил для себя Денис, то, что алкоголь окончательно повредил синаптические связи в его мозгу. Так бывает, и чаще не у запойных пьяниц, а при «алкогольном эксцессе», когда употребил однократно, после долгого перерыва, к тому же через меру. В отравленном алкоголем мозгу причудливым образом фантазия и реальность переплелись и соединились. Иначе то, что последовало, нельзя было объяснить.
Увы, не все то, что кажется нам разумным, действительно является таковым, и не все то, что мы отвергаем как невозможное, не существует в реальности. Денис никогда не выдавал желаемое за действительное и, недолго попрятавшись за удобной формулировкой «делириум тременс», вынужден был признать, что все, что случилось, произошло на самом деле, как бы ни хотелось обратного.
* * *
– Некто – это, собственно, я, – раздался ответ, и писатель с недоумением моргнул несколько раз, как говорят в народе, наводя резкость. Было чему удивиться: вместо Маргариты напротив него сидел мужчина.
Вот тебе раз, что за шуточки? Куда же делась Маргарита?
Мужчина казался старше Вишнякова, на вид около пятидесяти, но он был очень и очень ухожен. Иностранец? В его облике было что-то неуловимо чужое, нерусское, не азиатское или европейское, просто анонимно-иностранное. Смуглый, черноволосый, вьющиеся волосы подстрижены очень аккуратно, словно только что из парикмахерской, на висках серебрится седина, грамотно уложенная вдоль висков симметрично. Серый мягкий джемпер сидел на нем с элегантной небрежностью. Серебристый шейный платок. Ненавязчивый аромат дорогого мужского одеколона, тоже какой-то непривычный даже для благоухающей чем угодно Москвы. Как бы Вишняков хотел так вот выглядеть в свои пятьдесят, а лучше гораздо раньше – респектабельно, уверенно… по-хозяйски. Да, его визави казался настоящим хозяином жизни!
Черные, абсолютно такие же, как у Маргариты, глаза смотрели в глаза Дениса. Такие огромные и черные, что, казалось, в них нет ни зрачка, ни радужки, ни белков, одна лишь всепоглощающая чернота… Писатель моргнул. Да нет, померещилось. На него доброжелательно взирали обычные глаза – да, черные, но вполне человеческие.
– Приветствую, – чуть заплетающимся языком выговорил писатель. – Не понимаю, а где… а почему… а куда…
– Маргарите нужно было отлучиться, – с улыбкой ответил сидящий напротив. – Но не переживайте, все сказанное ею остается в силе, уверяю вас. Она очень грамотный редактор, великолепно разбирается в ведении издательского и писательского бизнеса, и вообще говоря, прекрасная помощница, не чета многим. А я как раз тот, кто с удовольствием придет вам на помощь.
И незнакомец многозначительно похлопал ладонью по толстой папке, перевязанной белой тесьмой:
– Это наработки вашего романа, дружище.
Глаза Дениса полезли на лоб. Это же его папка! Вот он, заломленный правый уголок, красные и синие полоски маркера – Ванюшка постарался, стоило папе отвлечься… С тех пор он папку убирал подальше от шаловливых детских ручек. Но она же… позвольте, она должна быть заперта дома, его папка! Как она сюда попала, черт подери?! Он что, домой к нему влез, что ли, этот незнакомец?! Иностранец, а говорит совершенно без акцента… А может, он…
– Ну что вы, я не домушник, – мягко рассмеялся тот. – Да и стал бы вор красть пусть и гениальную, но рукопись? Вряд ли у квалифицированного мастера по очищению чужого жилья от бренной суетности материальных благ хватило бы квалификации понять, что потенциально эта невзрачная рукопись дороже «Лестерского кодекса» да Винчи…
Денис похолодел. Он что, опять вслух разговаривает? Комплимент с упоминанием самого дорогого манускрипта писатель пропустил мимо ушей.
– Да не переживайте вы так, – дружески произнес его собеседник. – Никто вам зла не желает, никто в вашу квартиру не вламывался, никто вашего личного пространства не нарушал, можете быть спокойны. Мы вообще никуда без приглашения не ходим, можете поверить. А папка… Ну, что ж папка. То, что она сейчас здесь, говорит о многом, не правда ли? К примеру, о том, что я многое могу и о многом осведомлен. А будучи осведомленным, мне гораздо проще помочь, вы согласны?
– Э… в теории, да, конечно, – промямлил Денис, голова которого плыла и покачивалась словно пробочный поплавок на ряби волн. – А на практике я ничего… не понимаю… Что происходит?!
– Сейчас-сейчас, – успокаивающе произнес мужчина. – Вы ведь не очень хорошо себя чувствуете сейчас, правда? Сознание затуманено, настроение на нуле, да? Нет, это совершенно не годится для деловых разговоров. Переговоры нужно вести в здравом уме и твердой памяти, это я вам как юрист говорю…
Вишняков даже не пытался ответить. Собеседник его опередил:
– А вот так? – и загадочный посетитель кафе вдруг щелкнул пальцами левой руки. Сверкнула дорогая запонка, и в голове писателя тоже что-то неуловимо щелкнуло и… прояснилось. Выпитой водки как и не бывало, сознание стало ясным, туман из глаз ушел совершенно. Голова больше не была похожа на поплавок из пенопласта, Вишняков чувствовал себя на удивление посвежевшим.
– И вот так, – незнакомец щелкнул пальцами правой руки.
В ту же минуту проходящий мимо официант, тот самый, что недавно кидал неодобрительные взгляды в сторону надирающегося в одиночку писателя, остановился. Но, как оказалось, вовсе не для того, чтобы что-то спросить или сказать. Он просто замер, как в детской игре «море волнуется», а взгляд его был остекленело устремлен куда-то вперед. Денис проследил за его направлением. Вне всякого сомнения, официант внимал полной женщине, которая в этот момент что-то ему говорила – рот ее был открыт, а пухлый палец, украшенный острым розовым ногтем, недвусмысленно указывал на какую-то строчку в меню. Что же это такое?..
Денис с недоумением огляделся. Все посетители кафе тоже окаменели. Кто-то не донес до рта вилку с нацепленным на нее кусочком ветчины, волосы женщины за столиком слева взметнулись золотой волной и застыли, а красная струйка вина, текущая из бутылки в бокал, остановила движение.
Все это очень походило на стоп-кадр в кино. Сколько раз он видел фильмы вот с таким нехитрым спецэффектом. Фильмы! Но это ведь реальность… кажется. Это же реальность?!
– Что за черт! – невольно вырвалось у писателя.
– Не черт, – мягко остановил его порыв незнакомец, едва заметно поморщившись. – Не стоит так грубо. Черти вообще существа примитивные. Они суть служебные духи, полезные, не спорю. Должны же у меня быть свои двенадцать легионов, которые я мог бы призвать, если, скажем, меня захотят распинать, – незнакомец интеллигентно рассмеялся и отмахнулся, вновь сверкнув запонкой. – Неважно, но, прошу вас, не надо даже бросаться такими словами. Вы же писатель, вы знаете, какой силою обладает слово. Словом можно ранить и убить, а можно раны залечить, боль остановить… Скажем так, я ваш… друг. С той стороны красной линии. Красиво звучит, не так ли?
Денис внимательнее вгляделся в незнакомца. От него веяло несомненной властью. Силой, уверенностью и… покоем. В первые мгновения этой странной встречи писатель, разумеется, напрягся. Да и кто бы не напрягся на его месте?! Это все казалось безумием…
Но теперь его стало понемногу отпускать. Словно он стоял по ту сторону клетки с тигром, решетка поднялась, тигр подошел к нему… и ничего страшного не произошло. Просто подошел, обнюхал и, возможно, зевнул, явно не собираясь нападать. Или даже потерся о ногу, как большой кот. Может быть, просто не стоит делать резких движений?
– И у меня предложение, – продолжал собеседник как ни в чем не бывало. – Давай сразу на «ты», о’кей? Это как-то сближает, знаешь ли. И работается легче. Так сказать, разожжем огонь дружбы. Что согревает лучше, чем этот огонь?
И Вишняков пришлось пожать руку, которая совершенно по-свойски была ему протянута. Ладонь оказалась сухой, крепкой и на удивление надежной по ощущению.
Потом Денис снова перевел глаза на папку, перевязанную белой тесемкой. Да, это действительно была отпечатанная на разных принтерах в разные годы рукопись его романа «Дьявол в сердце ангела», точнее разрозненные ее куски, наработки, отрывки. Все же каким способом она сюда попала?..
– Ну-ну, не криминальным, – мягко улыбнулся его визави. – Примерно так же, как к Воланду попала сгоревшая рукопись Мастера. Хорошо, что твоя работа цела. Всего лишь не дописана…
Вишняков почувствовал, как неприятный холодок, словно змея, пополз по спине вдоль хребта. Денис ничего не смог поделать с этим ощущением.
– Я, безусловно, помогу тебе, – продолжил серьезно незнакомец, не сводя глаз с писателя. – Но только в том случае, если ты согласишься пересмотреть идею книги, как говорится, на корню. Маргарита права. Видишь ли, ты не совсем правильно понял сюжет, который я тебе подсказал.
– Прошу прощения, – даже поперхнулся от неожиданности Денис. – Но при чем тут вы?
– «Ты», – кротко поправил мужчина, но даже в этой его кротости сквозило нечто, от чего мороз шел по коже. – Помнишь тень на стене? Это был самый первый миг, после которого твое писательское воображение заработало в определенном направлении, верно?
Еще бы Вишнякову не помнить этого! Ведь этот миг стал отправной точкой всей его дальнейшей жизни, если вдуматься. Он изменил судьбу писателя, определил весь ее ход. В тот миг Денис подумал, что, возможно, появление этой тени было важнейшим событием его жизни, даже, пожалуй, важнее, чем знакомство с Мирославой. Воспоминание о Мире почему-то неприятно кольнуло, словно она была не к месту в цепочке его рассуждений. Но жена есть жена, а что важнее для мужчины, чем выбор дела своей жизни.
Денис плотно сжал губы, чувствуя гнев. За свой выбор он заплатил сполна, терпя и насмешки тестя, и немые укоры Миры – хотя та никогда и полусловом его не укоряла. Но он, Денис Вишняков, был готов отстоять свой выбор перед лицом равнодушного, непонимающего мира…
Даже если для этого придется изменить фабулу романа?
– А ты разве не узнал меня? – продолжал мужчина, улыбаясь. – Это ведь я главный герой твоего романа!
Денис ошарашенно уставился на собеседника:
– Как… Вы… ты…
– Да, он самый, – доброжелательно кивнул тот. – Настоящий, без обмана. Но сейчас не об этом. Помнишь свои ощущения от того дня, когда это случилось с тобой впервые?
Память немедленно перенесла Вишнякова в те далекие годы и довольно безжалостно погрузила в пережитые ощущения эйфории, которая складывалась из сладкой жути и восторга. Тень на стене! И не просто альтер эго, как у Шварца, бери выше! Он буквально задыхался несколько дней, пока лихорадочно переносил на бумагу планы, идеи. Не спал ночами, опоздал на несколько пар, некоторые прогулял, схлопотал нагоняй от руководителя курса – тогда к прогулам студентов еще относились строго, куда серьезнее, чем сейчас.
Окружающие буквально шарахались от Дениса, от его всклокоченного вида и отрешенных покрасневших глаз. Даже Мишка крутил пальцем у виска, а к Мирославе Вишняков и носа не показывал. Дня через четыре слегка отпустило, он опомнился и постарался упорядочить свою жизнь – наверстал упущенное в учебе, благо наверстывать пришлось не так много, повинился перед преподавателями, принес букет Мире…
– И не думай, что у тебя опять поплыла реальность, давай без этих… прости меня, дамских штучек, – внимательно глядя на него, заметил «друг с той стороны». – И давай-ка отсюда исчезнем. Переместимся в более приятное место.
