Олег Таругин
Комбат. Остановить блицкриг! (сборник)
Глава 6
Земля, далекое будущее
«Что?! Почему?! Зачем меня вернули?» – осознав, где именно он находится, Сергей попытался приподняться, но стоящий рядом с медблоком лаборант мягко, но решительно опустил его обратно.
– Успокойтесь, ничего не случилось, это штатное мероприятие по приказу курирующего процесс тренировки дежурного офицера. Сначала мне необходимо снять датчики контроля жизнедеятельности и мнемопроектор. Кроме того, сейчас вам не стоит проявлять излишней физической активности, расслабьтесь. Как вы себя чувствуете?
– Нормально, – прохрипел сквозь пересохшее, словно с перепоя, горло комбат… нет, сейчас уже не комбат, а курсант первого курса ВАСВ капитан Кобрин, окончательно приходя в себя. Сильно кружилась голова, но в целом он и на самом деле ощущал себя неплохо. Разве что в туалет сильно хотелось.
– Прекрасно. Расслабьтесь, пожалуйста, сейчас медицинский блок завершит процедуру, и минут через десять вы сможете встать. Санузел в соседнем помещении, можете принять душ и переодеться, форма в вашем личном шкафчике. После этого вас ждут в кабинете оперативных совещаний. Вам что-нибудь еще нужно?
– Нет, спасибо, – буркнул капитан, прикрывая глаза. – Разберусь…
Лаборант отошел, и Кобрин расслабленно откинулся на эргономичный матрас. Физически он и на самом деле чувствовал себя вполне сносно, но вот в голове царил полный сумбур. Почему его внезапно «выдернули» обратно? Он не справился и руководители «Тренажера» решили прервать тренировку? Или, наоборот, сочли, что одного боя достаточно? Да нет, глупости, не может такого быть! Чему он мог научиться, проведя в прошлом всего сутки? Вопросы, вопросы – и ни одного ответа. Ненавижу неопределенность! Скорее бы выбраться отсюда…
– Вольно, курсант, проходите, – выслушав доклад Кобрина, кивнул замначальника академии полковник Шкенев. – Присаживайтесь.
Дождавшись, пока Сергей опустится в одно из стоящих вокруг стола для совещаний кресел, он продолжил:
– Прекрасно понимаю ваше удивление и, возможно, даже возмущение. И потому сразу оговорюсь: ничего страшного не произошло, тренировка не завершена, ее вы не провалили, хоть пока и не прошли в полном объеме. Ваше временное возвращение – абсолютно штатная процедура, так сказать, текущий разбор полетов. На будущее – больше подобного не будет до самого окончания обучения или вашей экстренной эвакуации.
– Или гибели? – едва ли не против своей воли добавил Кобрин.
– Или гибели, – спокойно согласился полковник, пожав плечами. – Обо всех опасностях вы предупреждены, как и остальные допущенные к прохождению «Тренажера» курсанты. Еще вопросы?
– Вопросов не имею, товарищ полковник.
– Тогда к делу. Много времени это не займет, поскольку через полтора часа вам необходимо вернуться обратно. Итак, начнем. Ваше решение вывести батальон из пункта постоянной дислокации и устроить засаду на направлении удара одной из механизированных групп противника абсолютно верное. Как и эвакуация гражданских, и предупреждение погранотряда о гитлеровском нападении с последующими совместными действиями с уцелевшими пограничниками. Время для выхода на связь также выбрано правильно – раньше просто не имело смысла, все равно никто бы не поверил. Засада также организована в целом грамотно, как и отступление, однако есть и недоработки. Во-первых, вы сетовали на отсутствие достаточного количества противотанковых орудий. Кстати, весьма эффектно заменив их минометами. Но, насколько я понял, ваши артиллеристы не успели израсходовать и трети боезапаса, так? И вы не могли не понимать, что примерно так и будет?
Кобрин молча кивнул, пока не понимая, к чему клонит полковник Шкенев.
– А что мешало еще и заминировать дорогу на значительном протяжении, использовав большую часть артиллерийских выстрелов в качестве фугасов? Среди ваших бойцов наверняка имеются опытные саперы. Согласны?
– Согласен, – помолчав несколько секунд, кивнул головой Сергей. Подумав, что ему, если уж начистоту, подобное просто и в голову не пришло.
– Прекрасно. Теперь давайте поговорим о потерях. Вы потеряли полсотни человек, уничтожив в два с лишним раза больше солдат противника. Неплохой результат, не спорю, но неплохой исключительно в случае, если бы ваши бойцы не успели окопаться и оказались вооружены «трехлинейками». Но весной батальон в целом перевооружили самозарядными винтовками, и я считаю, что вы не сумели в полной мере использовать преимущество в огневой мощи и скорострельности над вооруженным устаревшими карабинами противником. Это – во-вторых.
– А в-третьих? – осторожно осведомился Кобрин, прикинув, что идея с фугасами в принципе неплоха, но вот насчет «СВТ» полковник не совсем прав. Немцы на позиции его батальона шеренгами не шли. А после того, как начали долбить по окопам из орудий, и вовсе стало не важно, самозарядки у бойцов или «мосинки».
– А в-третьих, больше замечаний на данный момент не имею, – усмехнулся Шкенев. – Только короткое напутствие: используя засадную тактику, усиленный минометами и пулеметами, вооруженный самозарядным оружием батальон в семь сотен бойцов может и должен наносить противнику гораздо больший ущерб! Да и людей вы, учитывая перечисленные обстоятельства, потеряли все-таки многовато. Подумайте над этим и сделайте соответствующие выводы. Свободны, товарищ капитан. Ступайте в лабораторию, все готово к обратному переносу. Удачи!
Пока несколько сбитый с толку Сергей шел обратно и переодевался в свежий комплект нижнего белья – или как там правильно называется эта одноразовая пижама, в которой ему предстояло залезть в «ванну» медблока? – он продолжал размышлять над более чем неожиданным разговором. В чем-то он был согласен с полковником, в чем-то – нет, но подумать на досуге действительно стоило. Вот только будет ли у него этот самый «досуг» там, на войне? Кстати, а вот интересно, это всех проходящих «Тренажер» курсантов «выдергивают» обратно для разбора ошибок или только его? С другой стороны, какая разница?
– Готовы? – привычно осведомился лаборант, сверяясь с планшетом.
– Поехали, к чему тянуть, – хмыкнул Сергей, борясь с желанием почесать зудящую под налепленными на кожу датчиками грудь. – А то больно щекотно.
– Щекотно? – нахмурился медик. – В каком смысле?
– Да не важно, отправляй уже, меня бойцы ждут. А то вдруг Минаев по нужде захочет да проснется. А тут Витька Зыкин у него чего спросит. Вернусь, а меня уже в страдающие раздвоением личности психи записали. Вот будет…
Закончить фразу Кобрин не успел: как и в прошлый раз накатила и пропала тошнота, и ставшее невесомым сознание плавно угасло, чтобы очнуться совсем в ином времени.
23 июня 1941 года, раннее утро
Кобрин позволил бойцам поспать почти три часа, подняв батальон глубокой ночью. Красноармейцы не роптали, хоть и не успели как следует отдохнуть – угу, можно подумать, он со всеми этими «возвращениями в будущее» успел! Эмоции и воспоминания вчерашнего дня еще были живы в их памяти, настраивая на нужный лад: каждому хотелось сражаться и дальше, побеждая, разумеется. Самым страшным для комбата, как ни дико звучит, была именно эта их вера в скорую победу. До которой пока еще слишком далеко. Кобрин прекрасно представлял, что их ждет сегодняшним днем и скольким из них не удастся дожить до вечера, но своими мыслями ни с кем делиться не собирался, даже с Зыкиным, как-то незаметно ставшим… ну, не то чтобы полноценным заместителем, но чем-то вроде того – все-таки нормального начштаба отчаянно не хватало. Да и политрука, если так подумать, тоже. И нужно ж было обоим уехать в город за сутки до начала войны! Наверняка ведь погибли во время артобстрела или когда попытались добраться до расположения батальона.
До выбранного места, спасибо танкистам, добрались меньше чем за час: бойцы шагали налегке, поскольку минометы и ящики с боеприпасами погрузили на танки. Как и раненых. Одну из поврежденных птенцами Геринга «тридцатьчетверок» восстановить до ходового состояния так и не удалось, однако бросить ее старлей Иванов отказался наотрез, и сейчас боевую машину тянул на буксире замыкающий колонну танк. Сергей, собственно, и не спорил: пушка цела? Выстрелы к ней имеются? Вот и отлично, будет у них лишняя огневая точка, пусть и неподвижная. Не оставлять же на самом деле на радость фрицевским трофейщикам? А взрывать жалко, да и нельзя из соображений маскировки.
Позиции готовили до самого рассвета, работая в стахановском темпе, – кто такой этот самый Стаханов, капитан так и не понял, поскольку в памяти реципиента имелась лишь поверхностная логическая связка с понятием «ударный труд с перевыполнением нормы», а вот подробностей обнаружить так и не удалось. Интересно, это что-то означает? Например, то, что он не контролирует полностью память Минаева? Блин, да какая разница?! Неужели других проблем мало?..
Дольше всего окапывали танки, готовя капониры с пологим выездом с тыла, – глядя на потных матерящихся бойцов хозвзвода и танкистов, рубящих глину малыми пехотными лопатками и штыковыми лопатами из комплекта шанцевого инструмента (по две штуки на каждую машину, и на том спасибо), Кобрин с тоской вспоминал механизм самоокапывания привычных «сто четырнадцатых». Тут всей работы на три минуты, а мужики минимум по 40 минут на каждую «коробку» тратят, из последних сил выбиваясь! А им еще воевать, между прочим. Да и капониров на каждую машину требовалось откопать по две штуки. Но что поделать – выдвижной бульдозерный отвал в этом мире придумают только лет через 30.
Пульроте и пехотинцам комбат, экономя время и силы, разрешил оформить лежачие ячейки, как и в прошлый раз сделав особый упор на маскировку: долго задерживаться на месте он не предполагал. Минометы расположили в низинных складках местности почти на пределе дистанции действительного огня: вчерашняя тактика вполне себя оправдала, гитлеровцы так и не раскрыли ни одной позиции. Собственно, согласно его плану, в этом бою артиллеристы полностью расстреляют свой боекомплект, и тащить с собой минометы глупо. Комроты мамлей Паршин, разумеется, станет с пеной у рта доказывать, что бросать вверенную ему матчасть преступно, пугать трибуналом и все такое, но он его переубедит. Или Зыкин разберется – бросающий порой на комбата задумчивые взгляды особист все больше притирался к командиру, и на самом деле становясь его правой рукой. А взгляды? Похоже, заметил-таки, что капитан с позавчерашнего дня несколько изменился: ну, еще бы не заметил, контрразведчик все ж таки! Да Кобрин вовсе и не собирался полностью следовать поведению Минаева – да и как, собственно? Пси-ассоциация отнюдь не предполагает абсолютного повторения донором поведенческой карты реципиента. Пока ненужных вопросов не задает – и то хлеб. Так что пусть зыркает, искренне веря, что Сергей этого не замечает, ему от этого ни жарко ни холодно. Главное, ни в чем плохом не подозревает, поскольку помнит, кто их всех спас. Да и в бою видел.
Отогнав несвоевременные мысли, Кобрин взглянул на часы и снова приник к биноклю. Стрелки показывали без четверти четыре. Уже почти рассвело, и можно было отчетливо рассмотреть довольно крупный двухпролетный мост. Удивительно, но столь важный объект вовсе не охранялся – похоже, следствие все той же неразберихи первых суток войны. Впрочем, это оказалось только на руку: иначе хрен бы удалось скрытно подготовить позиции. Пехота еще ладно, а вот рычащие дизелями танки, которые по ночному времени за добрых полтора километра слышно… но пока, похоже, все шло по плану. Что не могло не радовать.
Немцы, кстати, тоже шли по плану. Своему, разумеется: ровно в четыре двадцать утреннюю тишину разорвал треск нескольких мотоциклетных моторов. Не доезжая до моста полусотни метров, немцы остановились, чего-то дожидаясь. Или кого-то. Неведомое «что-то» появилось спустя несколько минут, оказавшись тентованным двухосным грузовиком. Мотоциклисты разбрелись по округе, занимая оборону, а полдесятка спрыгнувших через борт немцев начали осмотр моста. Ну, понятно: саперы приехали, дабы убедиться, что коварные большевики его не заминировали и прохождению колонны ничего не угрожает.
Сергей весело хмыкнул – ищите-ищите, вам за это полновесные рейхсмарки платят, не говоря уж о прочих доппайках. Все равно ни хрена не найдете, поскольку там ничего и нет. А мы пока подождем, не время еще показываться. Лишь бы только ни у кого из пацанов палец на спуске не дрогнул: одного случайного выстрела хватит, чтобы весь план псу под хвост пошел. Вроде не должны, не зря ж он об этом ротных отдельно предупреждал: мол, демаскировка позиции батальона приравнивается к измене Родине и пособничеству врагу и по законам военного времени карается расстрелом на месте. Но нервы-то у ребят не железные… хорошо еще, не знают пока, что фрицы на нашей земле творить станут. Если бы сожженные вместе с жителями деревни увидали, могли б не сдержаться.
Повозившись на мосту и под ним минут с пять, гитлеровцы заметно расслабились. Перегнав мотоциклы и грузовик на восточный берег, скучковались возле пустой будки смотрителя. Закурили. Несмотря на приличное расстояние, комбат отчетливо слышал смех и обрывки гортанных фраз – немцы не таились, чувствуя себя полноправными хозяевами. Зря, кстати. Ну и хрен с вами, травитесь, благо недолго осталось. Все равно не от никотина помрете, а свинцом отравитесь. Или чугуном, если на осколок нарветесь.
Еще минут через десять на ведущей к мосту дороге замелькали огоньки закрытых маскировочными чехлами фар. Легкий ветерок принес сливающийся в монотонный гул рев десятков моторов, сквозь который пробивался резкий металлический лязг гусениц. Ну вот и гости пожаловали согласно расписанию. Вот бы был прикол, если именно в этой механизированной группе сам «папаша Гот» ехал! Интересно с ним парой фраз перекинуться, благо язык Сергей знал – как и все, получившие доступ к «Тренажеру» курсанты. Да и попавший в плен на второй день войны гитлеровский генерал лишним не будет, эдакая плюха Оберкомандованию. Жаль только, что в стратегическом плане нашим это вряд ли сильно поможет, незаменимых генералов у фрицев нет. Потеряют Гота – его место займет кто-нибудь из заместителей. Так, все, хватит мыслью по древу растекаться! Да и откуда здесь взяться Готу, если большая часть его Panzergruppe-3 наступает, еще вчера форсировав Неман, со стороны северного фаса Белостокского выступа? А в этом направлении почти наверняка движется какая-то сводная механизированная группа из состава 9-й армии генерал-полковника Штрауса.
Проверив маркировку патрона в сигнальном пистолете, Кобрин взвел курок, внезапно ощутив легкое дежавю: ну да, ровно сутки назад все это уже было. Блеснувшее в тусклом рассветном свете донце сигнального патрона, затаившиеся на позициях бойцы, втягивающаяся в узкое дефиле ревущая движками колонна немецкой техники. Вот только вчера у него не было танков.
Дождавшись, когда идущие в авангарде несколько танков и бронетранспортеров минуют мост и съедут на дорогу, комбат поднял руку и выпустил в небо сигнальную ракету, с легким хлопком рассыпавшуюся над головой тремя ярко-алыми огненными цветками. Спустя несколько секунд по ушам гулко ударили выстрелы танковых пушек.
* * *
В том, что кадровые военнослужащие во многом превосходят бойцов ускоренного военного выпуска, Кобрин и раньше нисколько не сомневался, сейчас же убедился в этом на практике. Успевшая отъехать от моста метров на сто легкая «двойка» внезапно скрылась в рыжем всполохе взрыва и остановилась, по инерции развернувшись поперек дороги. Намертво запереть колонну она не могла – идущий следом средний «Pz-IV» просто столкнул бы внезапно возникшую преграду под откос, – но и в его борт воткнулась болванка, и танк подпрыгнул от внутреннего взрыва. Сорванную с погона угловатую башню с вырванными ударной волной люками отбросило на крышу МТО. Проехав еще с десяток метров, танк уперся в развороченный корпус пылающего собрата и заглох. Вот теперь дорога была перекрыта надежно. Особенно если учесть два полыхнувших следом бронетранспортера, получивших по осколочной гранате, – тратить на легкобронированные цели бронебойные снаряды танкисты не стали, вполне хватало и обычных.
Одновременно трижды грохнуло в хвосте колонны – танкисты били почти на пределе дальности и… не мазали! Вспыхнул, получив бронебойный подарок в корму, еще один танк, почти сразу же рванула приземистая «StuG-III», вывернув наружу искореженные взрывом боекомплекта бронелисты. Механик-водитель зажатого между пылающими собратьями легкого танка, не сбрасывая скорости, попытался обойти затор по обочине, но тоже напоролся на болванку, напрочь развалившую ходовую по правому борту. Крутанувшись на месте, бронемашина замерла, и наружу споро полезли танкисты, хоть танк и не собирался гореть. Спрыгивая на землю, панцерманы бежали в сторону от шоссе, прячась среди пыльных чахлых кустиков, но по ним никто не стрелял: слишком далеко. Это комбату в бинокль все отлично видно, а пехотинцам – нет. Да и приказа не было – пока что Кобрин батальон в бой не вводил: рано. Пусть фрицы решат, что наткнулись на артиллерийскую засаду русских. А вот когда танкисты станут менять позиции, они фрицев и отвлекут.
Злорадно ухмыльнувшись – что, не ожидали? С чем и поздравляю. Расслабьтесь и получайте удовольствие, – Сергей взглянул на середину тормозящей колонны, куда, согласно оговоренному с лейтенантом Ивановым плану, били остальные танки роты. Судя по нескольким дымным столбам, там тоже все складывалось неплохо – горело как минимум три танка и несколько бэтээров. Танки стреляли беглым, по мере того как наводчики находили цели, а башнеры перезаряжали орудия, перемежая огонь по бронированным целям стрельбой фугасными гранатами, выпускаемыми по грузовикам и бронетранспортерам. Часть снарядов разрывалась на дороге, дырявя осколками кабины и брезентовые тенты, разнося в щепу дощатые борта и поджигая бензобаки, так что паники, несмотря на то что обстрел едва начался, хватало с лихвой.
На мосту тоже все оказалось в полном порядке: переправу наглухо закупорила дымящая разбитым двигателем «четверка». Успевшая вползти следом самоходка попыталась рывком сдать назад, но столкнулась с подпершим ее броневиком, подмяв под себя его капот. Что именно собирался сделать мехвод, Кобрин так и не понял, но «Штуга» неожиданно начала разворачиваться, проломила ограждение – и повисла на краю моста, съехав левой гусеницей с настила. Несколько секунд ничего не происходило – сидящему за фрикционами немцу достало ума заглушить двигатель, затем в основание моста ударил осколочный снаряд. И почти сразу второй. Грохнуло, взлетели в воздух измочаленные обломки бревен, ударная волна пригладила поверхность воды, поднимая невысокую концентрическую волну. Бронемашина тяжело просела вниз вместе с доброй половиной пролета и опрокинулась в реку, подняв стену брызг. Мгновение – и над заляпанным грязью днищем сомкнулась поверхность грязно-бурой, взбаламученной воды. Ого, а он-то все думал, как мост разрушить! Молодцы парни, отлично стреляете! Еще парочка столь удачных попаданий – и первый пролет тоже отправится в самостоятельное плавание.
Что ж, пока все шло хорошо, но Кобрин с волнением поглядывал на часы – только бы танкисты не увлеклись боем, не позабыли, уверовав в легкую победу, то, что он вбивал в голову каждому командиру боевой машины пару часов назад! Не более четырех-пяти выстрелов с одного места – и смена позиции. На максимальной скорости, ни на что не отвлекаясь. Ох, ребята, только не подведите ни меня, ни себя! Ведь с немцами никто из вас пока не воевал, потому даже не представляете, насколько опытный противник вам достался! Мои бойцы хоть один реальный бой прошли, кое-чего видели, кое-чему научились, а вы…
Разумеется, немцы, как и вчерашним утром, с похвальной быстротой пришли в себя. Из грузовиков сиганули пехотинцы, отбегая подальше от простреливаемой дороги и вполне организованно залегая. Мехводы танков и бронетранспортеров торопливо заводили машины за корпуса подбитых камрадов, укрываясь в дыму. К сожалению, по сравнению со вчерашним боем шоссе не имело выраженных откосов, и ничего не мешало им отъехать в сторону. Чем гитлеровцы немедленно и воспользовались… не учтя только одного: комбат не зря разделил и танки, и батальон на две части, расположив позиции по обоим флангам, благо местность позволяла. И не прогадал, как выяснилось. Снова ударили башенные «Л-11», и еще несколько подставивших борта немецких танков окутались дымом на обочинах. Остальные сделали из происходящего правильный вывод, решив не рисковать, и открыли огонь с места – похоже, наводчики все-таки нащупали позиции советских танкистов. Первые снаряды легли неприцельно, но уже спустя несколько десятков секунд кусты разрывов стали подниматься в опасной близости от капониров. Быстро они опомнились, суки! И лупят метко, причем без всяких корректировщиков! Вот теперь точно все, пора менять позицию! Причем срочно. С приставкой «очень». Ну же, парни?! Ну?!
Словно услышав мысленный призыв, танкисты прекратили огонь, и обернувшийся комбат заметил выползающие из капониров «тридцатьчетверки». Сбрасывая под гусеницы остатки маскировки из загодя нарубленных в лесу веток с уже успевшей увять листвой, танки разворачивались и набирали скорость, двигаясь в сторону новой позиции. Едва ли не против воли Сергей пересчитал приземистые «коробочки» – десять, все целы! Танк с поврежденной ходовой, закопанный в землю по самый погон башни и тщательно замаскированный, в бою пока не участвовал: ему комбат отводил роль тылового заслона, когда придет время отходить. Еще полдесятка машин укрывались в километре восточнее, поскольку Кобрин решил не вводить в бой сразу все силы – иди знай, как все пойдет. А иметь под рукой почти полтора танковых взвода, с полными боекомплектами и неизмотанными боем экипажами всегда полезно. Маневренная группа, ага! Тем более на двух машинах из пяти имелись радиостанции, включенные на прием, и помощь можно было вызвать в любую минуту.
В этот момент один из «Т-34» неожиданно дернулся на месте, теряя перебитую гусеницу, крутнулся вокруг оси и взорвался, поймав в борт бронебойный снаряд. Подброшенная расширяющимися газами башня, перевернувшись через ствол, плюхнулась в паре метров, а из корпуса рванулось вверх яркое дымное пламя. И не успел Сергей выматериться, как немцы подбили еще одну «тридцатьчетверку», разбив двигатель. Как ни странно, на этот раз танк даже не загорелся, просто замер без движения. Башня начала разворачиваться назад, и капитан до боли сжал кулаки, с силой вонзая ногти в ладонь, – какого хрена?! Твою ж мать! Что ж вы творите-то, дурни?! Он же однозначно приказывал – при потере маневренности или критическом повреждении танка немедленно покидать машину! Не геройствовать по-глупому, а спасаться! Обученный экипаж ценнее любого, даже самого распрекрасного танка на свете!
Превратившаяся в неподвижную мишень «тридцатьчетверка» выстрелила. Один раз. Перезарядиться и выстрелить повторно ей уже не дали: выбросив сноп искр, немецкая болванка пробила борт. Подпрыгнул башенный люк, наружу выметнулся клуб грязно-серого дыма, но боеукладка так и не взорвалась. Впрочем, наружу все равно никто не выбрался. Остальные боевые машины благополучно пересекли открытое пространство, занимая запасные позиции.
Кобрин тяжело вздохнул, отворачиваясь: прощайте, ребята! Все, пора вводить в бой батальон, самое время. Лишь бы ротные не напортачили, не стали дурную инициативу проявлять, а просто четко выполнили поставленную задачу, как он им перед боем доводил. Связи-то между растянутыми ротами нет, а картину сражения в целом будет видеть только он. Ну, будем надеяться, все нормально получится.
Найдя взглядом Зыкина, молча кивнул. Не произнося ни слова, младший лейтенант вытащил сигнальный пистолет и выпустил в небо ракету, на сей раз одиночного зеленого огня. И почти сразу же хлопнули, пристреливаясь, минометы. Следом за которыми ударили пулеметные очереди, забухали самозарядные винтовки пехотинцев и пограничников. Все, понеслось…
В отличие от вчерашнего боя сегодня целью минометной роты была не забитая техникой дорога – этим занимались танкисты, – а рассредоточившиеся пехотинцы. Которых оказалось просто до неприличия много – как бы не больше полнокровного батальона. Ну, уже не совсем «полнокровного», конечно, потери у них весьма приличные. А сейчас станут еще больше. После первых пристрелочных выстрелов минометчики, как и прошлым утром, вошли в ритм, и вдоль обеих обочин начали регулярно подниматься кусты разрывов.
Для немцев подобное оказалось весьма неприятным сюрпризом: похоже, и на самом деле поверили, что напоролись на засаду противотанкистов, а тут такая неожиданность! Массированный минометный обстрел, поддержанный плотным ружейно-пулеметным огнем по всему фронту и с флангов! И ведь даже позиции не сменить, только поднимись – тут же свою пулю поймаешь. Вот и пришлось доблестным солдатам рейха вжиматься в белорусскую землю, которую они столь опрометчиво посчитали своей, спасаясь от падающих с выворачивающим душу воем начиненных тротилом трехкилограммовых чугунных капель. В чем-то Кобрин их даже понимал: сам он под минометный обстрел, по понятным причинам, не попадал, но о том, каково это, читал. В будущем читал, разумеется. А тут еще и танкисты, заняв новые позиции, продолжили обстрел, выбивая бронетехнику и добавляя хаоса на шоссе.
Хоть Кобрин и боялся сглазить, но вынужден был признать, что пока все шло весьма неплохо. Пристрелявшиеся минометчики боеприпасов не жалели, вовремя перенося огонь и по фронту, и в глубину. Пулеметчики прижимали противника к земле, не позволяя поднять головы, и подавляли огневые точки. Пехотинцы с пограничниками, как и требовал на инструктаже комбат, патроны зря не жгли и стреляли прицельно, выбивая тех, кто пытался выйти из-под огня или переползти в замеченное укрытие. Немногочисленные снайперы охотились на офицеров, водителей и пулеметчиков. Кое-где нервы у фрицев не выдерживали, и они начинали откатываться назад, к дороге. Что вовсе не гарантировало спасения, скорее наоборот. И самое главное – потери противника росли.
Но все же гитлеровские командиры свое дело знали туго. Осознав, что рано или поздно умело подготовившие засаду русские окончательно переломят ситуацию, они приняли именно то решение, которого Сергей, искренне считавший, что немецкий офицер бережет каждого солдата, ожидал меньше всего. Не дожидаясь окончания минометного обстрела, они подняли остатки батальона в атаку. Правда, не сразу, а выждав, пока с простреливаемой практически на всем протяжении дороги сползет и перестроится для фронтальной атаки с десяток танков. Последнее стоило фрицам еще нескольких подбитых машин, но восемь ведущих огонь «тридцатьчетверок» не могли контролировать всю колонну, пусть и потрепанную, но все еще представляющую более чем серьезную силу. Тем более часть уцелевших танков и САУ, укрываясь за корпусами подбитых товарищей, продолжала вести подавляющий огонь по позициям русских танкистов. К сожалению, весьма результативный огонь: к началу немецкой контратаки Кобрин насчитал три поднявшихся над капонирами дымных столба. Итого минус пять… хорошо стреляют, мрази! Твою же мать!
Найдя взглядом радиста, рядом с которым застыл с биноклем в руках лейтенант Зыкин, рявкнул:
– Связь с танкистами, живо! Сначала с «Заслоном», затем вызывай «Резерв»! Ну?!
Радист торопливо подал ему наушники и тангенту, испуганно доложив:
– Есть связь с «Заслоном», тарщ комбат.
– «Заслон», какого хера копаетесь?! Жить надоело?! Не видите, что по вам пристрелялись? Покинуть позиции, маневрировать, вести огонь с коротких остановок. После соединения с группой резерва нанести по вражеской бронетехнике и пехоте сходящийся фланговый удар с двух направлений и немедленно отступить. Немедленно! Все, выполнять.
Дождавшись, пока радист соединит его с ожидающими в резерве танками (и слегка успокоившись), капитан приказал:
– «Резерв», слушай боевой приказ. Противник начал контратаку при поддержке танков. Выдвигайтесь на позицию «два», совместно с группой «Заслон» наносите фланговый удар. Не геройствовать, по получении приказа – немедленно отступать. Отбой. Ну что, Витя, сейчас танкисты ударят, и начнем отводить бойцов под прикрытием минометного огня, иначе кучу людей потеряем. А уж если авиаподдержку вызовут – всем кранты, местность открытая, до леса добрых полтора километра. Повоевали мы неплохо, у них живой силы меньше трети осталось.
Вначале все шло по плану: предупрежденные минометчики перенесли огонь, не позволяя фрицам оперативно сократить расстояние до позиций батальона, затем подошли «коробочки», связывая боем немецкие танки. Появления с флангов сразу двух мобильных групп немцы не ожидали, и поддерживающим пехоту панцерам пришлось развернуться в сторону новой опасности. В первые же минуты гитлеровцы потеряли половину машин и, как показалось Кобрину, были готовы прекратить атаку и отступить, но в этот момент «тридцатьчетверки» попали под ведущийся со стороны шоссе артиллерийский огонь последних уцелевших танков и самоходок. А стрелять немецкие наводчики умели, особенно с места. Вот дернулся, останавливаясь и окутываясь дымом из развороченного двигателя, один из «Т-34»; вот еще одна «тридцатьчетверка» крутанулась на месте, подставляя борт, и взорвалась, превратившись в огненный факел. С похвальной скоростью сориентировавшись в ситуации, фрицы развернулись и продолжили атаку, стремительно сокращая дистанцию до позиций батальона. После потери третьего танка и повреждения четвертого (к счастью, оставшегося на ходу) Кобрин, скрипнув зубами, заорал радисту:
– Передавай: всем «коробкам» немедленно выйти из боя! Отступить к ориентиру «пять», поддержать беглым огнем отход батальона. «Заслону-2» – быть готовым прикрывать отступление. (Этот позывной носил замаскированный танк с поврежденной ходовой, на борту которого тоже имелась радиостанция.) Минометчикам и пулеметным расчетам – отсечь пехоту, запретить огнем дальнейшее продвижение противника.
Взглянув на дожидавшегося приказа Зыкина бешеным взглядом, Сергей мрачно бросил товарищу:
– Все, Витя, повоевали, уходим. Пока фрицы притормозили, самое время, иначе вообще без брони останемся. Так что давай, беги и… да они там что, совсем рехнулись?! Какого хрена?! – Вздрогнув от неожиданности, особист взглянул в направлении, куда глядел комбат. И тоже выматерился, правда, куда более заковыристо, чем его командир: один из лейтенантов не выдержал и решил поднять роту в контратаку. Ну да, все верно, прямого приказа, запрещающего подобное, Кобрин не отдавал – просто помыслить не мог, что кто-то решится на подобное безумие. Вот воодушевленный разгромом колонны ротный и решился. Проявил-таки ту самую дурную инициативу. Да твою же мать! Нужно их остановить, если следом и другие поднимутся, всем конец. И ведь что обидно, его вины в этом нет. Хорошо хоть позиции располагались всего в нескольких сотнях метров от КП, еще можно успеть остановить других, чтобы не повторили подобного идиотизма.
