Олег Валерьевич Голиков
Улыбка времени
Леонид снял с себя весь скарб и спрятал между камней. Затем при неверном свете звёзд принялся искать дорогу. Нашёл он её только под утро. Дорога была просёлочной, видимо его выбросило где-то в глубинке. Он шёл достаточно долго, пока его не догнала повозка с запряжённой в неё лошадью. В ней сидел крестьянин. Одет он был как-то странно, как будто собрался на маскарад. Он поравнялся с Леонидом и что-то прокричал ему.
Чинаров был родом из интеллигентной семьи, он знал английский и французский языки, мог объясняться на испанском и итальянском. Язык был похож на итальянский, но какой-то не такой. Крестьянин вновь повторил свою фразу, и Леонид, прислушавшись, понял, что тот спрашивает, не на маскарад ли во Флоренцию собирается путник.
– Да, – кивнул Леонид.
– Забирайся в повозку, подвезу. Вместе и дорога веселей, – предложил крестьянин.
По дороге Чинарову пришлось выслушать о том, сколько детей у крестьянина, какой в этом году будет урожай, о высоких налогах, о зверствах святых отцов. «Какие святые отцы?» – недоумённо подумал Леонид, хотя кто его знает, что у них здесь происходит в Италии. Он попытался выяснить какое сегодня число, на что крестьянин, рассмеявшись, ответил, что пусть богачи и святоши составляют календари, а он знает только, что пора сенокоса уже прошла, а жатва ещё не началась. «Конец июля – начало августа», – подумал Чинаров. Совпадает. Похоже получилось. Наверное прошло действительно семь дней.
Однако, когда на горизонте показался город, Леонид долго не мог поверить своим глазам. Это был не современный город. Такие он видел только в исторических фильмах. Он, как заворожённый, смотрел на приближающиеся башни и совсем перестал обращать внимание на болтовню попутчика. А когда они въехали в город, с ним случилась истерика. Он спрыгнул с повозки, сел на пучок грязного сена на обочине улицы и долго трясся в рыданиях. Участливые горожане смотрели на человека, выряженного в диковинные одежды, и бросали медяки, которые падали на пыльную землю перед ногами Чинарова. Наконец Леонид успокоился, он посмотрел на деньги и решил что медяки в данной ситуации гораздо важнее для него чем зелёные бумажки с портретом президента Гранта, что лежали у него в кармане. Он встал и увидел на другой стороне улицы священника. Ему сразу же вспомнились слова крестьянина о том, что святоши составляют календари. Леонид бросился к священнику и упал перед ним на колени.
– Ради Бога, святой отец, скажите, какой сейчас год?
– Ты в себе ли, сын мой? – священник внимательно смотрел на одежду странного человека.
– В себе, святой отец, я долго путешествовал и потерял счёт годам.
– Одна тысяча четыреста семьдесят второй год от Рождества Христова, – ответил священник и зашагал дальше, оставив ошарашенного Леонида на мостовой.
– Одна тысяча четыреста семьдесят второй год от Рождества Христова, – повторил поражённый путешественник, после чего встал и побрёл куда глаза глядят.
Шёл он долго, пока ноги не привели его к одёжной лавке, там, благодаря набросанным медякам, он сменил свой костюм, благодаря которому собирал на себе странные взгляды местных жителей, на простую одежду, в которой ходило большинство горожан, и продолжил свой путь. В каком-то довольно приличном трактире, судя по людям, трапезничающим в нём, он поужинал и остановился на ночлег. Утром он продолжил бесцельное шатание по городу.
Он проходил мимо разных зданий пока не наткнулся на вывеску «Школа живописи Андреа дель Верроккьо». Это название заставило его остолбенеть. Здесь же в это время учился великий Леонардо! В это время он творил свои первые картины! У него есть возможность пообщаться с ним! Это ли не чудо!
Но как встретиться с ним. Его, простого проходимца с улицы, не пустят в святая святых. Идея пришла быстро
Чинаров подошёл к воротам и постучал в них.
– Чего надо? – открылось окошко.
– Здесь должен учиться мой брат, – робко сказал Леонид.
– Как зовут?
– Да Винчи.
– Нет таких! – окошко захлопнулось.
«Как нет таких?!» – хотел вскричать Леонид, ошибки быть не могло, Леонардо уже шесть лет должен был учиться здесь. Даже если он уже вышел отсюда, то привратник был обязан знать гения.