Олег Васильевич Фролов
Сирень цвела…
XV
– Нет, – я направился к выходу из помещения.
– Хорошо, сэр. До свидания, сэр!
Я вышел и вернулся в офис.
На следующий день я выехал в филиалы. Элеонора все четко организовала, я во время пребывал в один за другим, встречался с их руководителями и проводил совещания, в общем, инспектировал деятельность подразделений.
А через четыре дня, как я и обещал, встретился с Ландфильдом в его университетском кабинете. Профессор постарел, но был по-прежнему бодр и полон идей.
– Книга, которую я сейчас пишу, будет во многом прологом к будущей, – сказал он. – К той книге, которая взорвет все научное общество, вынудит его по другому посмотреть на привычные исторические события…
– Вы думаете это возможно? – осторожно поинтересовался я. – Вы, что готовите переворот в науке?
– Вот! – воскликнул он. – Вы попали в самую точку! Переворот не переворот, но повернуться и задуматься им придется!
– Вы в этом уверены?
– Да! Понимаете, – увлеченно говорил он, – у меня появилась одна удивительная гипотеза, косвенно подтверждаемая теми фактическими данными, которыми я располагаю. Она будет настолько неожиданной, что ее, скорее всего, подвергнут жесточайшей критике. Но я готов к ней! Мне бы только еще немного поработать над поиском прямых доказательств…
– Моя помощь нужна? – догадался я.
– Мне неудобно, но я бы не отказался, если бы вы могли немного спонсировать…
– Конечно, – кивнул я. – Можете назвать сумму?
– Пока нет, я еще не определился, – профессор смущенно улыбнулся. – Понимаете, если я попрошу денег у кого-то из научных кругов, мне придется раскрыть содержание моей гипотезы. А это…
– А это может привести к потере авторских прав на нее, – завершил я.
– Именно! Или к преждевременной огласке, что тоже не годится. Да и денег могут не дать…
– Даже так?
– А как вы думаете? В научных кругах конкуренция как в бизнесе: каждый хочет быть первым и сорвать куш. А для этого все средства хороши… Сами же знаете: без денег в нашем мире ничего сделать нельзя.
"Это в вашем… – подумал я. – Вашем, где всё измеряется в денежных знаках и количестве цифр на банковском счете. Хотя, почему в вашем, пока еще в моем тоже… Пока… Пока я еще здесь, а не на Родине".
– Я, наверное, заговорил вас, – по-своему истолковал мое молчание профессор. – Вы же приехали, что бы узнать о том, что вы меня спрашивали по телефону.
– И для этого тоже, – согласился я, – да и вас повидать захотелось… Мне всегда интересно разговаривать с вами…
– Мне тоже, – признался Лансфильд, – вы умеете слушать и слышать. Это большая редкость наше время.
– Ну, что вы, профессор, – улыбнулся я. – Я знаю много людей, умеющих делать то же самое…
– Значит, вам повезло больше, чем мне, – вздохнул он – Я могу пересчитать своих по пальцам.
– А как же ваши ученики?
– Знаете, – задумчиво сказал профессор, – я скажу фразу, которая наверняка вас удивит: не каждый, кого я учил, может считаться моим учеником.
XVI
– Один вопрос, не возражаете?
– Конечно, нет. Задавайте.
– Может или считается? – уточнил я.
– Хороший вопрос. Считается-то любой, но есть те, кто лучше бы не считался, – хмуро ответил он. – Я исключил их для себя из своих учеников.
– Почему, если не секрет?
– По разным причинам… – профессор помолчал. – Знаете, я всегда хотел, чтобы начатое мною продолжали мои ученики, но это не входило в планы, по крайней мере, большинства из них… Некоторые даже стали моими ярыми оппонентами… Были и такие, которые пытались приписать себе то, что принадлежит мне по праву… А кое-кто преднамеренно заранее сообщал другим о моих планах и выводах… В общем, каждый сам выбирал свой путь, сам строил свою карьеру, при чем не только в науке…
– Поэтому-то вы и не стали отвечать на мой вопрос, который я задавал вам по телефону? – догадался я.
– Я так и знал, что вы это заметите, – улыбнулся Лансфильд, – я же говорю, что вы умеете слушать и слышать.
– Спасибо.
– Да, не за что. Когда вы мне позвонили, я ждал одного из своих учеников… Учеников в смысле того, что он учился у меня, а не в том, что я могу, а вернее хочу, считать его своим учеником…
– Что так?
– Я считаю, что наука должна быть вне политики, только в этом случае она будет объективна, любое субъективное вмешательство в нее только искажает результаты. Так, вот, тот, кого я ждал, решил совместить свою научную карьеру с политической деятельностью. А это ученому противопоказано! Или – или: другого тут быть не может!
– Тот, кого вы ждали, знал об этом?
– Конечно. Это один из основных постулатов, которые я в обязательном порядке доводил до каждого, кто становился моим учеником.
– Значит, он нарушил этот постулат, и вы…
– Я исключил его из числа своих учеников, – завершил мою фразу профессор.
– Не слишком сурово?
– Нет.
– Он знал об этом?
– Знал. Я, когда мне стало известно, что он занимается политикой, обстоятельно поговорил с ним.
– И все-таки он решил встретиться с вами? Или вы его сами пригласили?
– Нет, это было его решение. Он позвонил мне за день до вашего звонка и попросил о встрече, сказав, что это важно для моей научной деятельности. Вот, я и согласился.
– Понятно.
– И, знаете, о чем мы говорили?
– Нет.
– Об одной из стран, о которых вы спрашивали меня…
– Да? Интересно…
– Он предложил мне подписать письмо в поддержку одного из политических деятелей этой страны, – профессор назвал фамилию интересующего меня оппозиционного лидера, – уверяя, что после того, как этот политик придет к власти, мне будут предоставлены всяческие преференции, и я стану одним из руководителей университета в столице этой страны.
– И что же вы?
– Я? Я, естественно, отказался. Наука должна дистанцироваться от политики, да и этого политического деятеля я не знаю. А поддерживать неизвестного – это глупость.
XVII
«Ну, не такой, уж, он неизвестный, – усмехнулся про себя, я, – хотя, если профессор действительно далек от политики, то для него он конечно неизвестный… Но настолько ли профессор далек от политики? В наше время это вряд ли возможно… Что-то здесь не так… не так…»
– Я правильно понял, что, даже, если бы знали этого политического деятеля, вы бы не подписали письма в его поддержку?
– Да. Именно так.
– И что ваш, так сказать, ученик?
– Он разозлился и заявил, что я не понимаю своей выгоды и что я об этом еще пожалею.
– Он угрожал вам?
– Нет, ничего, кроме того, что я вам рассказал, больше не было…
«А больше и не надо, – подумал я, – намек куда как прозрачен. Неужели профессор это не понял? Или делает вид, что не понял?»
– И что вы об этом думаете?
– Думаю, что мне надо прекратить с ним любые контакты. Я ему так и сказал.
– А что он?
– Он вскочил и, не прощаясь, выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
– Понятно. И с того дня он больше вам не звонил и у вас не появлялся?
– Нет.
– Скажите, профессор, а он не злопамятен?
– Что? – удивился Лансфильд. – Почему вы об этом спрашиваете? Вы думаете…
– Кто знает…. – задумчиво сказал я. – Кто знает…
– Нет, он ничего не сможет мне сделать! Кто я и кто он: известный ученый и какой-то …
– А, если предположить, что у него действительно большие политические связи, то тогда?
– Тогда? Тогда … – Лансфильд задумался. – Тогда … Тогда, у меня могут появиться некоторые проблемы…
– Какие, если не секрет?
– Ну, – профессор помолчал, – скажем, так: мне будет сложно получить доступ к некоторым необходимым для исследования материалам…
– То есть, – подвел итог я, – политика окажет воздействие на историю как науку.
– Ну, не на всю науку, но на то, чем занимаюсь я, это точно, – вынужденно согласился он.
– Вот, видите, оказывается не все так однозначно…
– Это вы о чем?
– О том, что не всегда наука может дистанцироваться от политики.
– Да, – профессор помрачнел, – вы, как всегда правы, правы, по крайней мере, сейчас. Так что же мне делать, а?
– Еще раз встретиться с ним или позвонить ему. У вас есть его номер телефона?
– Есть. Он в начале встречи дал мне свою визитку, она у меня в ящике стола. Но зачем? Чтобы подписать письмо? Повиниться? Отказаться от своих принципов?
«А он гордый человек, – отметил я, – гордый и принципиальный. Жаль, что я не могу обойтись без его помощи».
– Нет, об этом речи быть не может, просто для того, чтобы познакомить меня с ним.
– Вас? Зачем?
– Для того, чтобы переключить его внимание с вас на меня.
– Не понимаю…
– Из вашего рассказа я понял, что он ищет поддержки для оппозиционного деятеля, у которого, судя по всему неплохие шансы, для вхождения во власть. Так?
XVIII
– Так.
– Придя к власти, этот деятель, готов предоставить преференции. Так?
– Так.
– А я собираюсь начать бизнес, в том числе и в этой стране…
– Понял! – воскликнул Лансфильд. – Вы хотите воспользоваться ситуацией и …
– Да. Я хочу не только войти на рынок, но и в дальнейшем, если этот деятель победит, получить преимущества перед возможными конкурентами.
– Но, ведь, это же коррупция! – возмутился профессор. – Это уголовно наказуемое деяние.
– Знаю. Но это здесь, в Штатах, хотя и здесь есть политическое лоббирование, а в латиноамериканских странах, насколько мне известно, коррупция как раз, скажем мягко, приветствуется и процветает. Разве не так?
– Так, – нахмурился профессор, – именно так в настоящее время обстоят дела. В том числе и в стране, которая вас интересует.
– Это один из тех «подводных камней», о котором вы мне намекнули в телефонном разговоре несколько дней назад? И одна из причин отказа подписать письмо?
– Да, вы вновь все правильно поняли.
– А другие «камни»?
– Расскажу, как и обещал. Время у вас есть?
– Вы просили пять часов. Так что есть.
– Очень хорошо, – Лансфильд посмотрел на свои наручные часы. – Правда, видимо уже меньше…
– Ничего, я успею, – я не стал сообщать профессору, что запланировал пребывание в его городе в течение суток, – некоторый запас времени у меня еще есть. Вы не будете возражать, если я буду делать небольшие заметки?
– Делайте, только…
– Что?
– Я знаю, что вы порядочный человек, – Лансфильд покраснел, – но все же прошу…
– Чтобы я нигде и никогда никому не говорил, что все, что я узнал и записал, я услышал от вас, – закончил я начатую им фразу. – Вы это хотели попросить?
– Да, – он удивленно посмотрел на меня. – Вы знаете, иногда мне кажется, что вы можете читать мои мысли…
– Не беспокойтесь, профессор, этого я не умею. Просто за годы в … – я улыбнулся, – … бизнесе приходилось бывать в различных ситуациях…
– Тогда понятно, – кивнул он. – Это приобретенный вами опыт.
– Возможно. Не беспокойтесь, я никому не скажу.
– Верю. Спасибо. Тогда можно начинать?
– Да.
Рассказывал он обстоятельно, как будто читал лекцию: называл страны, корпорации, имена, приводил примеры, делал время от времени обобщения.
«Как же все прогнило, – слушая его и время от времени записывая интересующее меня, размышлял я, – власть не может без капитала, а капитал без власти… Так и ходят парочкой: власть прикрывает капитал, а капитал подпитывает власть… Вот оно на деле сращивание капитала с властью: капитал приходит во власть, а власть сливается с капиталом….»
– Еще одна проблема в интересующих вас странах – это рост влияния криминалитета, – произнес Лансфильд, – причем не только на улицах, а во властных структурах. Его ставленники все активнее проникают в различные властные структуры, в том числе в правоохранительные, не только обеспечивая тем самым защиту криминалу, уводя его от ответственности, но и разлагая его властные структуры изнутри. И …
XIX
Профессор внезапно замолчал и внимательно посмотрел на меня.
– Что? – спросил я.
– Сейчас я скажу вам то, что меня очень тревожит… Более того с этим я, да и, думаю, что и вы уже сталкивались. По крайней мере, в Штатах этого уже много…
– Слушаю…
– Я предполагаю, что на первый план в интересующих вас латиноамериканских странах выходит наркобизнес. По той информации, которую мне удалось собрать через коллег, получается, что резко возрастает влияние наркобаронов. Наркобизнес уже накопил и накапливает огромные финансовые средства, часть которых идет не только на подкуп представителей власти, но и все сильнее проникает в экономику, где они отмываются и легализуются. Наркотики все в возрастающих количествах поступают в Штаты и Европу, похоже, что скоро их можно будет найти в любой стране на земном шаре.
«Вот оно! – понял я. – Вот то, что я могу предложить ЦРУ и БНД в качестве прикрытия моего интереса к странам Латинской Америки!»
– Вы думаете?
– Да. И знаете, что, – профессор оглянулся и, вплотную приблизив свое лицо к моему, прошептал, – я думаю, что это делается целенаправленно.
– Зачем? – я сделал вид, что не понимаю.
– Зачем? Посудите сами: кто в первую очередь потребляет наркотики?
– Молодежь.
– Правильно. Жизнь наркомана коротка, так?
– Так.
– Вот и ответ на ваш вопрос: чем меньше населения на земле, тем богаче остающиеся, и наоборот.
«Не все так просто, – мысленно возразил я. – Во-первых, далеко не вся молодежь потребляет наркотики, во-вторых, не будет молодежи, не будет прироста населения, в-третьих, не кому будет работать из-за старения населения. А, вот, если учесть, что наркотическая зависимость превращает человека ради дозы в способного на все, то это… Это тихий и незаметный способ подготовки захвата любой страны, путь к организации переворотов и свержения существующего строя! Наркоманом легко управлять…»
– Вы молчите? – прервал мои размышления Лансфильд. – Задумались?
– Да, ну и «картину» вы нарисовали…
– Боюсь, что это может быть последняя «картина», которую люди смогут увидеть, – мрачно произнес он. – По крайней мере, многие из них.
– Н-да… Но, послушайте, профессор, неужели эти, как вы их назвали, наркобароны, могли додуматься до этого сами?
– Не знаю! – последовал резкий ответ. – Не знаю и знать не хочу!
– О’кей! – кивнул я, понимая, что профессор боится даже думать о том, о чем я его спросил, не говоря уже о том, как он боится произнести ответ. – Спасибо за информацию. Это все?
– Почти, – профессор с благодарностью посмотрел на меня, – есть еще кое-что…
– Что именно?
– Тот человек, с которым вы хотите, чтобы я вас познакомил, очень скользкий… Будьте с ним осторожны.
– Хорошо. Буду.
– И прошу вас: помните, что наркомафия может быть везде…
– Я правильно вас понял, что это относится и к тому, о ком вы говорите? – решительно спросил я, догадавшись о еще одной причине абстрагирования профессора от политики.
XX
– Вы всегда все правильно понимаете, – ответил он. – Я даже иногда жалею о том, что вы не могли и не можете быть моим не то, что учеником, а, я бы сказал, продолжателем того, чем я занимаюсь.
– Спасибо, – искренне поблагодарил его я. – Как вы понимаете, у меня другая стезя…
– Понимаю. А жаль, я уверен, что вы добились бы огромных успехов… Возможно, и мировой известности…
– Нет, – улыбнулся я, – не надо мне мировой известности. А, что касается успехов, они и сейчас у меня есть, правда, я не могу судить огромные ли они.
– Хорошо, – кивнул Лансфильд, – не будем об этом. Когда вы хотите, чтобы я позвонил и когда и где вы можете встретиться с этим человеком?
– Если можно, то позвоните сейчас, а встретиться я бы хотел, если вы не возражаете, в каком-либо ресторане на ваш выбор или сегодня или завтра.
– Вам так срочно это надо? – посмотрел на меня профессор.
– Знаете, бизнес не ждет… Кто первым застолбит место, у того и преимущества…
– Хорошо, я сейчас позвоню. Но только дайте мне слово, что как только я познакомлю его с вами, я не буду иметь с ним никаких отношений.
– Даю, но прошу выполнить одну мою просьбу.
– Какую?
– Вы и я будем вместе за одним столом в ресторане, куда придет этот человек.
– Я бы не хотел или это для вас имеет значение?
– Имеет.
– Хорошо, но как только я вас познакомлю, я через несколько минут уйду. Согласны?
– Согласен. Кстати, а почему вы ни разу не назвали мне его имя и фамилию?
– Заметили…
– Это было трудно не заметить.
– Не назвал потому, что настолько этот … – профессор поморщился, – этот…
– Посредник, – подсказал я.
– Вот – вот, – обрадовался Лансфильд, – этот посредник мне неприятен. Но я назову его вам. Его зовут Джорж Кабиро.
– Он латиноамериканец?
– Вряд ли стопроцентный. Насколько мне известно, его мать – латиноамериканка, а он сам родился здесь, в Штатах. Хотя… может я и ошибаюсь. А это для вас имеет значение?
– Да, как вам сказать… Просто я полагаю, что далеко не все в интересующих меня странах достаточно лояльно относятся к нам, американцам.
– И правильно полагаете, – согласился профессор, – многие нас не воспринимают, для них мы янки, гринго… в общем чужие. Но этого… посредника те, с кем он взаимодействует, похоже, принимают нормально.
– Полагаете?
– Да, если бы ему не доверяли, разве бы ему поручили собирать подписи под письмом в поддержку политического деятеля?
«Наивный вы человек, профессор, – подумал я. – Не все так однозначно может быть. Может быть ему никто ничего не поручал, он сам таким образом хочет доказать свою значимость и необходимость, может, если и поручили, так хотели проверить его или, наоборот, избавиться от него… А может, это проверяли вас? Проверяли на политическую лояльность? А вот то, что вы намекнули мне о его возможной связи с наркомафией, это интересно… Очень интересно. Кстати, а этот деятель… Диего не может быть с ней связан? Если связан, то…»
XXI
– Возможно, – уклончиво ответил я. – Вам виднее, вы хорошо знаете его…
– Лучше бы я его не знал! – взорвался профессор. – Мне, да и вам, было бы спокойнее…
– Вы считаете, что он настолько опасен?
– Я считаю, что он беспринципный, на всё способный, короче, мутный человек.
– Это я уже понял.
– И, несмотря на это, по-прежнему хотите с ним встретиться?
– Да, таковы законы бизнеса… К сожалению, не всегда бизнесмен в праве выбирать с кем устанавливать контакты… Такова жизнь…
– Понимаю, – кивнул Лансфильд, – потому- то я не занимаюсь бизнесом. Так, мне звонить?
– Да.
– Хорошо, – профессор выдвинул ящик своего письменного стола и, немного покопавшись в нем, достал и положил перед собой визитку.
– Я вам не буду мешать? – поинтересовался я.
– Нет. Наоборот, ваше присутствие поможет мне сдержаться и не наговорить ему то, что я мог бы… – он протянул руку к стоящему на письменном столе телефонному аппарату, снял трубку и набрал номер.
Ждать ответа не пришлось.
– Хелло, Джордж! – произнес Лансфильд, взглянув на меня. – Ты занят?
Кабиро что-то ему ответил.
– Нам надо встретиться, хочу познакомить тебя с одним человеком, который, думаю, будет тебе интересен.
– Да, лучше сегодня. Нет, не у меня. В ресторане… Каком? Давай в … – профессор назвал адрес. – Через два часа сможешь? Хорошо, через час. Столик я закажу. Всё!
Он положил телефонную трубку.
– Жестко вы с ним, – усмехнулся я.
– Он этого заслуживает.
– Хорошо. Спасибо. Далеко до ресторана?
– Двадцать пять минут пешком.
– А на такси?
– На такси? На такси за пять минут доберемся. Я заказываю столик?
– Да, и такси. Но плачу я.
– Могу и я, но…
– Не хотите тратить деньги на этого…
– Правильно. И вообще мне противно его видеть!
– Потерпите, пожалуйста, немного.
– Придется.
Пока Лансфильд делал по телефону заказы, я успел продумать мои дальнейшие действия.
«Судя по рассказу профессора, доверять этому Джоржу Карибо нельзя. Значит, придется работать «в темную»… И работать не самому, а через Николсона… Никого другого у меня нет… Ни и Николсон должен знать лишь то, чтобы быть успешным исполнителем того, что нужно мне. Знать, а при необходимости, и рассказать… – решил я. – Рассказать, чтобы «отвести глаза» от истинной причины моего интереса к этому Диего. А для этого я должен так заинтересовать Карибо, чтобы он не смог не сообщить Диего о проявленном интересе».
Я понимал, что, решившись на встречу с этим Джоржем Кабиро, я рискую: он увидит и запомнит меня, следовательно, может «засветить» меня как перед Диего, так и перед другими, кому станет известно обо мне.
XXII
Известно обо мне могло стать многим, и не только из политических структур, но тем, кто ими занимается профессионально: спецслужбам.
Но в данном случае риск был минимальным: каким бы он не был физиономистом, за столько лет, прошедших с тех пор, как я покинул Латинскую Америку, моя внешность потерпела естественные возрастные изменения, так что со слов Кабиро невозможно было узнать меня в том, чьи фотографии в молодом возрасте могли сохраниться в архивах. Конечно, нельзя было исключить и того, что каким-то образом мои нынешние фотографии могли бы попасть к проявившим ко мне интерес, но и в этом случае должны были быть веские основания для того, чтобы начать сравнивать меня нынешнего со мной прошлым. А такие основания я предоставлять не собирался.
– У меня к вам еще одна просьба, – сказал я Лансфильду, прежде чем мы подошли и сели в такси.
– Какая?
– Не говорите Кабиро о том, где мы и при каких обстоятельствах познакомились.
– Хорошо. А если он спросит?
– Скажите, что как-то давно случайно разговорились в каком-то ресторане в Штатах, именно, здесь, в Штатах…
– Да? – он испытующе посмотрел на меня. – Я должен сказать неправду?
– Вы же сами предупреждали меня, что ему нельзя доверять.
– Договорились. Что-то еще?
– Кроме этого вы можете, если потребуется, рассказать о нашем взаимодействии в плане поддержки ваших научных изысканий.
– Без проблем. А, если он спросит, почему это вы в этом принимаете живое участие?
– Скажите, что это причуда бизнесмена.
– О’кей! – усмехнулся профессор. – Кстати, ведь мы никогда не говорили об этом.
– Не говорили.
– Так, почему же вы этим занимаетесь? – он пристально посмотрел мне в глаза. – Почему?
– Почему? – не отводя глаз, ответил я. – Я с детства интересовался историей и мне нравится узнавать в ней новое и необычное, а вы как раз поиском и открытием такого необычного занимаетесь.
– Я же говорил, что вы могли бы многого достичь на научном поприще! воскликнул профессор. – Из вас бы вышел выдающийся ученый.
– Спасибо, – улыбнулся я. – Теперь уже поздно, да и бизнесмен я вроде неплохой…
– Вам виднее…
Мы сели в такси и через пять минут входили в ресторан. Это был один из тех, в котором любят бывать американцы среднего достатка: небольшой и уютный, с негромкой музыкой и, как оказалось, с довольно хорошей кухней. Я понял, что Лансфильд был известен здесь, многие из сидящих за столиками приветствовали его и с интересом поглядывали на меня, когда, сопровождаемые метрдотелем, мы прошли к заказанному столику.
– Похоже, вы здесь завсегдатай, – сказал я, когда мы сели и сделали заказ. – У вас здесь много знакомых.
– Да, это одно из мест, где часто бывают преподаватели и студенты нашего университета, – ответил он. – А я здесь обычно ужинаю уже много лет.
– Кабиро тоже бывал здесь?
– Естественно, – скривился профессор. – Он с первого курса не пропускал ни одной возможности выпить, особенно, как мне рассказывали, за чужой счет. Иногда он напивался до того, что его приходилось грузить в такси…
