Ольга Алексеева
По ту сторону двери
Устало сжав переносицу, я выпрямилась и последовала за секретарем. На лифте мы поднялись на пару этажей вверх. Если этаж, на котором работала я и находилась приемная, был парадным, светлым и просторным, то этаж, который мы увидели за дверьми лифта – полная противоположность. Это как хозяйственные помещения во дворце. Этот этаж делился на кабинеты весьма условно: в основном это были просто перегородки между рабочими местами. И даже отдельные кабинеты не закрывались, двери были распахнуты. Народ сновал туда-сюда. С проводами, компьютерами, какими-то схемами. Те работники, которые не бегали с техникой, сидели за компьютерами в наушниках и давали указания в микрофон.
Анна Михайловна шла прямо, ни на кого не обращая внимания. Она походила на флагмана или крейсер, перед которым все расступались. И я послушно следовала за ней, стараясь не отставать.
Мы остановились перед одной из немногих закрытых дверей, которую Анна Михайловна так стремительно открыла, что я даже не успела прочесть надписи на табличке.
– Константин Викторович, Елизавета Владимировна, как и договаривались. Борис Евгеньевич тоже сейчас подойдет, у него важный телефонный разговор. – Анна Михайловна заслонила дверной проем и беседовала с невидимым мне человеком. Ответа я не услышала, но, видимо, меня разрешили впустить. Анна Михайловна пропустила меня вперед. Я ее поблагодарила и вошла в просторный кабинет. Явно мужской, выдержанный в темных тонах. За столом сидел мужчина, вполоборота ко мне, что-то изучая на экране компьютера. Он приветственно взмахнул рукой и указал на кресло справа от него. Я кивнула, хотя он вряд ли это заметил, и устроилась там, где мне предложили. Анна Михайловна исчезла.
– Добрый день. Я – Елизавета… – остальными словами я поперхнулась, когда я внимательно рассмотрела своего собеседника, и осталась сидеть с открытым ртом. Моя ладонь рефлекторно прикрыла его, глаза распахнулись, я боялась моргнуть. Казалось, что вся краска отхлынула от моего лица. Я никогда настолько не верила в приведения и потусторонний мир. Передо мной сидел Костик. Бесспорно, повзрослевший, возмужавший, но это он, я даже не сомневалась в этом. Те же карие миндалевидные глаза, темные брови вразлет, длинные ресницы, тот же прямой нос. Волосы короче, в легком беспорядке, светлые на концах и темные у корней, с намеком на раннюю седину на висках. Пухлые губы и легкая небритость. И на его лице ни тени узнавания, никаких эмоций, ни намека на улыбку.
– Вам нехорошо? Стакан воды? – его брови сошлись на переносице.
Я кашлянула и постаралась взять себя в руки. Может, я все же ошиблась? Ведь это не может быть он. Он погиб. Я знаю, что спустя время пришла похоронка. Моя ладонь метнулась к глазам. Я дала себе пару секунд на осмысление, затем расправила плечи и спрятала все эмоции.
– Да, пожалуйста. Видимо, перепады давления, голова закружилась.
Мужчина кивнул. Встал и налил из графина воды в стакан. Я с жадностью следила за каждым его движением, пытаясь подтвердить или опровергнуть свои догадки. Рост тот же. Плечи шире. Движения уверенные, точные, жесткие.
Он поставил передо мной стакан, на пальце блеснуло обручальное кольцо. На какое-то мгновение, мой взгляд зацепился за кольцо, я не могла отвести взгляд. В этот момент, дверь распахнулась, вошел глава компании. Наваждение спало. Я отпила глоток воды.
– Извините, задержался. Важный звонок, – Борис Евгеньевич сел напротив меня, положил руки ладонями вниз на столе. – Итак, Константин Викторович, вы в курсе, что я решил провести аудит. Вам известны причины. Елизавета Владимировна одна из лучших в своем деле, мне пришлось записываться за несколько месяцев, чтобы она смогла внести нашу организацию в свой плотный график. Как я и предупреждал заранее, для всех работников она – представитель налоговой инспекции. В курсе ситуации только вы, я и Анна Михайловна, которой я доверяю больше, чем себе, – Борис Евгеньевич повернулся ко мне. – Елизавета Владимировна, это фундамент безопасности моей империи, Константин Викторович. Безопасности в самом широком ее смысле: информационная безопасность, пост охраны внизу, сигнализация в каждом кабинете, сейсмоустойчивость этого здания, даже сломанный замок в двери кабинета – за все и всех отвечает этот человек.
На словах про сломанный замок я захлебнулась водой и закашлялась. Пришлось достать салфетку из кармана и прикрыть рот.
– Простите, пожалуйста.
Борис Евгеньевич понимающе улыбнулся.
Константин Викторович даже не посмотрел в мою сторону. Он кивнул начальнику.
– Полностью готов к сотрудничеству, – он перевел взгляд на меня. – Я в вашем распоряжении. Здесь все мои телефоны, адрес моей электронной почты, чтобы вам не пришлось каждый раз подниматься сюда. Чуть позже отправлю к вам специалиста настроить связь по внутренней сети. – Он протянул мне свою визитку. Наши глаза встретились. Он прищурился, сканируя. – Я изучил ваш послужной список, впечатляет, – и будто извиняясь, добавил. – По долгу службы обязан был вас проверить.
– Я понимаю, – сухо кинула я. – Если позволите, я составила список документов, которые мне будут нужны к завтрашнему дню.
Я положила папку на стол.
– На первой странице пункты, помеченные красным – те документы, которые я предпочла бы увидеть сегодня, если это возможно. И еще. Мне необходим список сотрудников с обозначением их прав доступа к информации.
– Конечно, – Константин Викторович взял папку из моих рук и пробежался глазами по строкам. Потом поднял голову и спросил, – вам направляли документ о неразглашении, Вы его подписали?
– Он в этой же папке, – я встала и направилась к двери. – У нас очень сжатые сроки, поэтому я вернусь к работе, – затем остановилась у порога и заметила, – моя визитка там же. Хотя вы, скорее всего, и так знаете все мои телефоны и адрес почты.
Борис Евгеньевич хмыкнул.
Вернувшись в свой кабинет, я села на диван и уронила голову на спинку. Такое ощущение, что там, в кабинете заместителя директора, я расслоилась: взрослая деловая часть меня поддерживала беседу, а маленькая девочка широко распахнутыми глазами смотрела на человека, которого так долго считала мертвым. Она горько плакала в душе, не понимая радоваться ей или грустить. Верить происходящему или тем фактам, которые упрямо говорили о том, что я обозналась. Это не может быть он. Костя погиб двадцать лет назад. Я держала в руках похоронку. И не было даже намека на то, что Константин Викторович меня узнал. А он совершенно точно проверил всю информацию обо мне до того, как мне позвонили и попросили об аудите.
Я провела рукой по лицу. В любом случае, даже если это действительно он, есть причины, по которым он не давал о себе знать все это время своим родным. А я здесь не для слезливого воссоединения. Я здесь для выполнения своих профессиональных обязанностей. Все, чего я добилась за эти годы – только благодаря тому, что я умею разделять деловые и личные отношения, я умею оставлять эмоции дома. И этот раз не исключение.
Я включила настольную лампу и открыла папку, с которой работала до этого. И уже через минуту погрузилась в колонки цифр, соединяя ниточками разрозненные факты.
Вынырнула на поверхность реальной жизни я спустя несколько часов. За окном было темно и все так же стучал дождь. Прищурившись, я посмотрела на часы в углу монитора. 22.50. Что ж, есть один плюс: я разобрала по полочкам почти все пять лет работы компании, папки пестрели моими закладками и пометками, страницы моего блокнота покрылись паутинками заметок и схем. Я прижала запястья к глазам и слегка надавила на них. Перед внутренним взором заплясали числа и яркие вспышки. Пора домой.
Я погасила свет, выключила компьютер, закрыла окно. Взяв ключ со стола, я направилась к выходу. Все кабинеты были пусты, свет в коридоре приглушен. Лифт оказался на моем этаже, улыбнувшись своей удаче, я вошла внутрь. Нажала на кнопку первого этажа и прислонилась лбом к холодной металлической стене. На табло мелькала нумерация этажей. После цифры 6 внезапно моргнул свет, лифт дернулся и замер. Я закатила глаза. Ну, конечно. Удача улыбнулась мне, как же. Я провела пальцами по приборной панели, пощелкала кнопки. Лифт был мертв. Кнопка вызова дежурного тоже. Устало вздохнув, я села на пол. С моей везучестью, я буду сидеть здесь до утра. Наощупь рукой забралась в сумочку и вытащила телефон. По крайней мере, у меня есть фонарик. Телефон полностью заряжен и, что странно, вопреки классике жанра, связь была доступна. Вот только звонить кому – я не знала. Самое оптимальное – позвонить Борису Евгеньевичу, он решит мою проблему в два счета. Я нашла его номер, но он оказался вне доступа. Думай, Лиза, думай. Вспомнилась визитка Константина Викторовича и слова главы компании о том, что для этого человека нет мелочей, по любым вопросам я должна связываться именно с ним. Я закусила губу и почувствовала вкус крови на языке. Меньше всего мне хотелось звонить по этому номеру. Но какой у меня выбор? Могу сидеть здесь до прихода первых сотрудников, это будет часов через восемь.
Я достала визитку и набрала первый номер. Трубку подняли после третьего гудка.
– Да, Елизавета Владимировна. Чем могу вам помочь в столь поздний час? – даже так? Мой номер сохранен в его телефоне?
Я откашлялась.
– Добрый вечер. На самом деле, вы мне бы очень помогли, если бы вызвали дежурного лифтера и вызволили меня из лифта.
Трубка удивленно хмыкнула.
– Застряли в лифте в первый же день? Впрочем, это неудивительно. Все наши сотрудники знают, что ровно в 23.00 лифт отключается до утра. Мое упущение, что я забыл вас об этом предупредить. Не думал, что в такое время вы еще будете в офисе. На каком вы этаже?
– Последний мелькнувший этаж был шестой.
– Я сейчас спущусь к вам. Я надеюсь, у вас нет клаустрофобии или еще чего-то подобного? Панических атак? Боязни темноты? – было слышно, что он быстро спускается по ступенькам.
– Нет. Ничего такого у меня нет. Только острое желание попасть наконец домой и поужинать. Если повезет, то и лечь спать в свою постель.
– Что ж, хорошие желания. Подумаем, как их воплотить в реальность. Я не на долго отключусь, нужно позвонить кое-куда.
И трубка замолчала.
Я положила телефон на пол, фонариком вверх, так, чтобы освещалась вся кабина лифта. Луч света отражался от металлических поверхностей, стало светло, как днем.
В верхний угол дверей лифта постучали.
– Елизавета Владимировна, вы здесь?
– О нет, я уже ушла домой. Устала сидеть и ждать, когда же меня вызволят отсюда.
Голос по ту сторону дверей хмыкнул. В эту же секунду зазвонил мой телефон.
– Так проще все-таки общаться, чем кричать друг на друга из-за дверей. Радует ваше чувство юмора в такой ситуации.
– Хоть кого-то что-то радует в этой ситуации, – буркнула я себе под нос.
– Я вызвал лифтера, он должен прибыть в течение получаса. До этого времени я составлю вам компанию.
– А как же грубая мужская сила, способная открыть двери лифта и вытащить меня отсюда? – с надеждой спросила я.
Снаружи раздался приглушенный смех.
– Должен вас разочаровать, это невозможно, что бы ни показывали в фильмах. Нужен специальный ключ, а он есть только у лифтера. Он же может запустить лифт. Согласитесь, выйти спокойно на первом этаже намного приятнее, чем карабкаться вверх. Особенно если учесть, что вы находитесь практически между этажами.
Я вздохнула. Значит, ждать. Некоторое время трубка молчала. Потом раздалось тихое:
– Ну хоть что-то в этой жизни не меняется даже спустя двадцать лет. Мы все также сидим по разные стороны двери, на полу. И мило общаемся.
Я всхлипнула, сердце застучало в горле, я зажала рот рукой. Значит, это все-таки он. Я еще не окончательно сошла с ума. Но как? Почему? Я не решалась заговорить, боялась, что мой голос выдаст все мои эмоции, а их было слишком много.
– Лиза, ты как? – голос в трубке был тихим и осторожным.
– Почему? – все, что я смогла прошептать в ответ.
– Почему не известил всех о том, что жив? – правильно понял меня Костя. На мгновение он замолчал, собираясь с мыслями. Наконец, его голос вновь зазвучал в трубке, он был отстраненным и лишенным эмоций. – Я был тяжело ранен и попал в плен. Ты же помнишь Саню?
Перед моими глазами пронеслось воспоминание об угрюмом Саньке, который встречал меня со школы по средам в седьмом классе.
– Да, конечно, я его помню. Мой телохранитель, – все также шепотом ответила я.
– Он оказался и моим телохранителем тоже. Я был контужен, он нес меня к своим. Когда взорвалась мина, он накрыл меня своим телом. Поэтому меня не заметили бойцы, отправленные добивать всех, кто выжил. Меня нашли жители ближайшего аула, они обирали тела, когда бойцы ушли. Отнесли к старейшине. До сих пор не знаю, почему они меня не убили. Возможно, планировали обменять потом на что-нибудь или кого-нибудь, – его голос охрип. – Не хочу об этом. Я выжил. Прожил с ними почти год. Знал, что дома меня уже похоронили. И маму похоронили следом за мной. С интервалом в месяц. Возвращаться домой, из которого я так мечтал сбежать, я не видел смысла. Поэтому оставил все, как есть.
Слезы капали с моего подбородка. Я все еще не верила, что он жив. А Саня, парень, который ни одного слова мне не сказал за все время нашего знакомства, был мертв. Я вновь ясно, как будто это было вчера, увидела огромного парня, который молча встречал меня у крыльца школы и шел позади меня каждую среду до самой моей квартиры. Из груди вырвался новый всхлип.
– Что было дальше?
– Дальше… Дальше, я стал делать то единственное, что умел в этой жизни. Я стал охранником. Ты же помнишь какое было время, «новые русские», стрелки. Мои навыки пришлись очень кстати. Особенно те, что въелись во дворе.
– Жесткие времена пройдут, а стальной характер останется с тобой навсегда, – прошептала я в трубку.
– Ты помнишь, – в голосе прозвучала улыбка. – Именно так. Времена прошли. Я выжил снова. Пришла пора меняться. К этому времени, я уже работал с Борисом Евгеньевичем. Он заставил меня пойти учиться. При этом, не ограничился нашими университетами, отправил на стажировку за границу на пару лет. Поначалу я был начальником его охраны. Росли его предприятия – росла моя должность. Сейчас я его заместитель и отвечаю за сохранность всех его объектов.
Я медленно переваривала его слова. Слезы текли по щекам.
– Неужели ты так никому и не сказал, что жив? Никому из друзей или знакомых?
– Все мои друзья остались в Чечне. Все до одного. Нас тогда забрали всех вместе, весь двор, всех моих ровесников. Повезло только мне, – он помолчал, потом добавил. – Одному человеку я сказал. Светке. Я нашел ее почти через пять лет после возвращения. Ты ее помнишь, я начал с ней встречаться, когда ты переехала.
К моему горлу подступила желчь. О, я ее помнила, очень хорошо помнила. Высокая, красивая, с черными волосами до пояса. Ее руки на его талии. Его футболка на ней. Мои ногти впились в ладонь.
– Да, я ее помню, – спокойно ответил мой голос.
– Мы поженились, нашему Шурику почти одиннадцать, – он опять замолчал. – Я очень хотел тебя найти тогда. Но не смог. Вернее, смог, но не сразу.
– Когда?
– Тебе было семнадцать. Это был твой выпускной. Ты была очень красива.
Я вспомнила этот день.
– Почему ты не подошел ко мне? И как ты вообще меня нашел?
– Случайно. В тот год награждали лучших учеников города в мэрии. Я был со спонсором мероприятия. Когда тебе вручали медаль, я никогда и ни за кого еще не был так горд в своей жизни. Подойти я не смог. По многим причинам. Зато с тех пор не терял тебя из виду. Ты меня здорово удивила, став аудитором. С твоими двойками и ненавистью к математике?! – он усмехнулся.
– У меня был хороший учитель. Недолго, но этих занятий мне хватило, чтобы полюбить мир чисел и логики. Я даже стала победителем региональной олимпиады в 10 классе.
– Знаю, – он опять помолчал. – Мама твоя как? Я слышал про инвалидность.
– Тогда ты в курсе происходящего. Улучшений нет. Я наняла ей сиделку. Покупаю лекарства, оплачиваю все обследования. Это все, что я могу для нее сделать, – я нахмурилась. – Ты имеешь отношение к тому, что меня нанял Борис Евгеньевич?
– Скорее наоборот. Я делал все, чтобы ты здесь не появилась. Но Борис Евгеньевич решил иначе. Он искал лучшего аналитика, поэтому ты здесь.
– Ясно. Спутала тебе все планы.
– Не знаю что тебе на это ответить. У меня было время подготовиться к нашей встрече. Но я все равно оказался не готов.
Раздался шум. Включился свет. Лифт ожил.
– Ну вот и лифтер. С опозданием на 15 минут. Доброй ночи, птица-синица.
Телефон замолчал. Я собрала свои вещи, встала с пола, вытерла глаза и щеки. Распрямила плечи. И вышла в дождь.
1993
Однажды вечером, когда я сидела одна дома – мама еще была на работе, раздался звонок в дверь. Я вздрогнула. На улице было уже темно. Шел снег. Я не включала в квартире свет, лишь настольная лампа слабо освещала комнату. Сначала я учила уроки, потом, как-то незаметно для себя, перебралась на подоконник и смотрела в окно на спешащих домой людей. Только ко мне никто не спешил. Мама предупредила, что она сегодня вернется поздно – сдают какой-то важный проект.
Стараясь не шуметь, я прокралась к двери. За ней была тишина. Когда я уже думала, что кто-то просто пошутил и убежал, звонок раздался вновь. Так же тихо пробралась на кухню за стулом и вернулась с ним к двери. В дверной глазок было видно лишь плохо освещенную лестничную площадку и темный силуэт.
– Синица, открывай. Это я, – раздался знакомый голос.
Я слетела со стула и быстро отомкнула все замки. За дверью стоял Костик с огромной коробкой в руках. Я дернулась в сторону, пропуская его в квартиру и одновременно снося на своем пути стул, который с грохотом покатился по полу. Костя поставил коробку на пол, стабилизировал меня и поднял стул.
– Не ударилась? Чего торопишься? – я лишь пожала плечами в ответ. И прищурилась: в сумраке коридора лицо Кости выглядело как-то странно.
Увидев, что я его рассматриваю, Костя повернулся, чтобы взять с полу коробку. Затем уверенно направился в мою комнату. Сел на диван и поставил коробку рядом.
– Я оставлю тебе это на хранение. Отец хотел в комиссионку сдать, ему на бутылку не хватало.
Костя, наконец, повернулся ко мне. Я, не сдержавшись, ахнула. Его правая бровь и нижняя губа были рассечены. Скула наливалась фиолетовым. Даже в тусклом свете лампы его лицо выглядело страшно и больно. Ни слова не говоря, я бросилась в коридор, где у нас гудела маленькая морозилка. Вынула оттуда первый попавшийся пакет с заморозкой. Смородина. Вернувшись в комнату, подошла к Косте и приложила пакет к его щеке, он поморщился.
– Это еще зачем? – буркнул он, но потом перехватил пакет своей рукой.
– Мама всегда так делает, когда я ударяюсь.
– Да, да. А еще дует и целует, я помню, – кивнул Костя.
Я удивленно подняла брови. Костя махнул рукой.
– Неважно.
Я пожала плечами. Странный он сегодня.
– Что там? – я указала пальцем на коробку.
Костя молча повернулся к коробке и вскрыл ее. Сверху лежал кассетный магнитофон «Легенда». Под ним – несметное количество кассет, на первый взгляд, не меньше сотни. Мои глаза стали размером с блюдце. У нас дома стоял только проигрыватель для пластинок. У моей подружки Аньки дома был магнитофон, но он был более громоздким, и кассет было в разы меньше. Меньше десяти. Вынув магнитофон и переставив его на стол, я, как завороженная, пробежала пальцами по корешкам кассет: некоторые были с типографскими обложками – купленные, но большинство было подписано от руки. Какие-то названия были мне знакомы, какие-то я видела впервые.
Видя мою реакцию, Костя усмехнулся:
– Теперь я знаю как выглядят люди, нашедшие клад. Ты хоть рот закрой, муха залетит.
Я послушно захлопнула рот, все так же не отрывая глаз от сокровища. Костя покачал головой, тихо посмеиваясь. Встал и подошел к столу.
– Давай научу тебя его включать.
Я моментально вышла из транса:
– Мне можно будет его включать? Самой?
Костик посмотрел на меня, как на дурочку.
– Конечно. Или ты хотела его поставить под стекло, как в музее, и продолжать вот так ошарашенно на него пялиться?
Я сначала кивнула, потом покачала головой. Костя широко улыбнулся и воткнул огромный штекер в розетку. Нажал на крайнюю кнопочку – открылась крышка. Я подавила восхищенный возглас. Практически не глядя, Костя взял из коробки одну из кассет, вынул ее из подкассетника и вставил в магнитофон. Закрыл крышку. Нажал кнопку рядом с предыдущей, раздалось шипение. Затем заиграла знакомая мелодия. Уже не сдерживая восторга, я воскликнула:
– Это Кинчев! Алиса! Только песню не знаю…
Костя в ответ хмыкнул:
– Да ты, я смотрю, в теме. Наш человек. Это Шабаш. Выключить?
Я замотала головой:
– Нет. Он прикольный. Мне у него очень нравится песня про поколение.
Костик кивнул и все-таки выключил песню:
– Погоди, это тогда другой альбом. Секунду.
Он пальцем пробежался по кассетам и вынул одну, с черной обложкой: обложка была самодельная, закрашенная грифелем карандаша, с нарисованной рукой, между пальцами которой проходил ток, и с подписью «Энергия» на лицевой стороне. Первая же композиция заставила меня кивать в такт и со второго припева подпевать. Костя хотел перемотать дальше, но я замахала руками: мне очень понравилась песня. Когда через четыре песни зазвучало «Мое поколение», я уже не только кивала, но и притопывала, и постукивала рукой по дивану. Костя довольно улыбался, глядя на меня.
К возвращению мамы с работы мы успели послушать Наутилус Помпилиус, Алису, Кино, БГ, Гражданскую оборону и Янку Дягилеву, ДДТ, Агату Кристи. Увидев магнитофон, мама лишь поморщилась, поджала губы, но ничего не сказала.
С тех пор, с одинокими вечерами было покончено: магнитофон был включен постоянно, если я была дома и не спала (а иногда и сон не был причиной отключать его). Музыка в моей комнате играла постоянно. Костя любил не только русский рок. Его коллекция была разнообразна: русская и зарубежная музыка, самые различные жанры от классической музыки до попсы. Начиная с пятидесятых годов двадцатого века, кассеты были подобраны по самым знаковым группам и исполнителям каждого десятилетия.
Вскоре, я могла узнать практически каждого из них: я не только слушала музыку из Костиной коллекции, но и записывала тексты песен (даже иностранные пыталась записать на слух), искала информацию про исполнителей, вырезала их фото или срисовывала их в тетрадь от руки. Я знала очередность песен на наиболее часто прослушиваемых мною кассетах, легко перематывала в любую сторону пленку, попадая ровно на ту песню, которую хотела послушать. Еще через месяц я освоила звукозапись через микрофон и теперь могла записывать понравившиеся песни с телевизора или с пластинок.
И Костик приходил теперь к нам в гости еще чаще: по его словам, для него дом – это место, где находится его музыка. И книги. Свои книги он приносил всегда с собой.
2014
Следующим утром, ровно в 8 я уже сидела на своем временном рабочем месте. Передо мной дымилась чашка свежесваренного кофе и высилась башня из папок с цветными закладками, которые я сделала для себя вчера.
Все свои эмоции относительно возвращения в мир живых Кости я временно убрала в дальний угол: необходимо сосредоточиться на работе, эмоции и ностальгия сейчас будут большой помехой. На переживания я вчера выделила себе ровно час, когда вернулась домой и залезла под горячий душ. Возвращение Кости, несомненно, отозвалось во мне облегчением и радостью. Все эти годы я жила с чувством вины: что мы так расстались, что не поговорила с ним. С другой стороны, что-то шевельнулось во мне с его появлением. Что-то давно забытое и похороненное. Какие-то давние ростки детской влюбленности и восхищения им. И мне это не нравилось. Тем более, что нынешний взрослый и живой Константин Викторович давно и прочно женат. Да и не видел он во мне никогда никого, кроме глупой девочки.
Я тряхнула головой, прогоняя все лишние мысли. Открыла свой блокнот и начала решительно набрасывать план действий, очередность встреч с персоналом предприятия.
Покончив с планированием, я потянулась ко внутреннему телефону.
– Константин Викторович, доброе утро. Мне необходимо с вами встретиться. Разговор будет неприятный и он не для посторонних ушей.
– Доброе утро. Я вас понял. Жду через пятнадцать минут в моем офисе.
В этот раз в кабинет заместителя директора я отправилась одна, без сопровождения. Едва я открыла дверь, Константин Викторович поднялся и вышел из-за своего рабочего стола.
– Чай? Кофе?
– Нет, спасибо.
– Тогда прошу вас, присаживайтесь, – он выдвинул одно из кресел и, дождавшись пока я в нем устроюсь, помог его придвинуть к столу. Сам сел напротив. – Я вас внимательно слушаю. Я так понимаю, вы что-то накопали.
– Да. Мне бы очень хотелось ошибаться, но скорее всего это не так, – я посмотрела на ставшее серьезным лицо собеседника. – В отчетной документации много несостыковок. Чтобы понять их природу, мне необходим доступ ко всем страховым сделкам за последние пять лет.
Лицо Кости вытянулось.
– Елизавета Владимировна, вы же понимаете сколько сделок заключено за этот период?
– Догадываюсь. У меня в запасе еще чуть больше двух недель на то, чтобы разобраться во всем. Тем более, что я рассчитываю нащупать схему утечки, проанализировав первые два года. Дальше будет проще.
– Может, нужно выделить кого-то вам в помощь? – брови заместителя директора сошлись на переносице. Я отрицательно покачала головой.
– Исключено. Чем меньше людей посвящено в это, тем лучше. Я пока не могу сказать кто в этом замешан. Поэтому под подозрением все, – я пожала плечами. – По просьбе Бориса Евгеньевича, я исключаю из этого списка только его, Анну Михайловну и вас, Константин Викторович.
Костя склонил голову и задумался.
– Я все понял. Мой секретарь доставит вам из архива требуемые бумаги.
– Спасибо, – я поднялась из-за стола и направилась к двери.
Едва я коснулась дверной ручки, меня окликнули:
– Лиза, – я повернулась и встретилась глазами с Костей. – Раз круг доверенных людей ограничен, я постараюсь тебе помочь с анализом. Не обещаю, что буду тратить на это весь свой рабочий день, потому что и помимо этого работы очень много. Но сделаю все от меня зависящее, чтобы ты уложилась в свой график.
Я молча кивнула и вышла за дверь.
Я покрутила головой и сжала пальцами переносицу. Глаза саднило от длительной концентрации. Кабинет выглядел, как поле боя: папки с документацией высились уже на полу, как небоскребы, и пестрели моими закладками. Я встала и потянулась. В этот же момент запищал будильник: 22.00. Еще раз застрять в лифте не хотелось. Я часто заморгала, фокусируясь на предметах вокруг. Мозг по инерции еще обрабатывал информацию. За сегодняшний день я успела проанализировать документы за целый год. В идеале, завтра нужно проанализировать еще года полтора-два. Но что-то мне подсказывало, что последующие года потребуют большей концентрации и, следовательно, больше времени для обработки.
Телефон на столе известил о входящем сообщении: «Добавил лифтера в панель быстрого дозвона. Мне уже готовиться тебя вызволять или ты поторопишься сегодня домой?». Улыбнувшись, ответила: «Сработал будильник, уже бегу к лифту. Лифтера из дозвона не стирай.»
Прихватив сумочку, отключив электричество, направилась к лифту, по пути натягивая пиджак. Двери лифта разъехались в стороны и продемонстрировали ухмыляющуюся физиономию Кости. Я автоматически усмехнулась в ответ.
– Решил сегодня застрять внутри, а не снаружи лифта?
– Лицом к лицу беседовать приятнее, чем через дверь или по телефону. На самом деле, понял, что тоже уже пора бы отправиться домой. Давно так рано не уходил, – Костя пропустил пальцы сквозь густые волосы, оставив их в беспорядке.
– Так рано? – присвистнула я.
– Должность обязывает, – пожал плечами Костя, явно что-то не договаривая. Я не стала копать глубже. – Как успехи с документами?
– Нашла два мелких прецендента за первый год.
Костя кивнул и нахмурился, пропустил меня вперед, выходя из лифта.
– Покажешь завтра утром? Я сегодня специально освободил завтрашний день до обеда, чтобы помочь тебе.
– Хорошо, – мы вышли на крыльцо офисного здания. Воздух был свежим и влажным после прошедшего недавно дождя.
– Тебя подвезти? – Костя махнул рукой на черный внедорожник, стоящий неподалеку. Я покачала головой.
– Спасибо, но я за рулем, – указывая на собственную небольшую машинку рядом. В сравнении с внедорожником она выглядела совсем миниатюрной, почти игрушечной. – Неужели это укрылось от твоего всевидящего ока при проверке?
Костя усмехнулся:
– Нет, я знал про машину. Розовая, серьезно? – он хмыкнул.
Я покраснела.
– Я же девочка, – затем добавила, закусив губу, – я хотела что-то более серьезное, вроде твоего монстра. Но пришлось выбирать между комфортом мамы и своими желаниями.
Улыбка Кости стерлась.
– Ты большая молодец, синица. Я горжусь тобой. То, кем ты стала… – он не закончил фразу. – До завтра, Лиза.
Не сказав больше ни слова, он направился к своей машине. Я пару мгновений еще смотрела ему вслед, затем нажала кнопку на брелоке.
1993
Звонок прозвенел с последнего урока, но в этот день я не спешила покинуть школу. Я видела, что Костя ждал меня на своем посту. Мои одноклассники уже разошлись. А я все сидела, прижав колени к груди, под подоконником, слева от парадной входной двери. Я размазывала по лицу сопли и слезы, закусывала губу, чтобы не издавать ни звука и не привлекать к себе внимания. По моим ощущениям, просидела я так уже очень долго. Холл опустел. Уборщица начала мыть пол. Хлопнула входная дверь. Послышались шаги. В поле моего зрения появились белые кроссовки. Я узнала их. Поэтому спрятала лицо, утыкаясь лбом в колени.
– И чего ты здесь сидишь? Домой не пойдешь? – Костя опустился рядом со мной на корточки. Убрал пряди наполовину распустившейся косы с моего виска.
Я ненамеренно всхлипнула и еще сильнее закусила губу. Почувствовала металлический привкус во рту. Костя провел пальцем по моей покрасневшей скуле и тихо спросил:
– Что случилось, синица? Кто это сделал? – его голос обманчиво холоден. Я знаю, что он начинает так разговаривать, когда очень зол. Он протянул руку и погладил меня по волосам, по спине. – Просто скажи…
И тут меня прорвало. Я затараторила не в силах остановиться:
– Это все Танька и ее подружки. У нас в классе есть девочка Люба. У нее мама сидит в тюрьме, а папа пьет. Люба – старшая из семи детей. Она работает, чтобы их кормить. В школу приходит, когда получается. Из-за того, что денег совсем нет, она одевает в школу то, что носит дома. Прошлым летом она пришла на отработку практики босиком, потому что обуви не было. Но она такая умная! У нее потрясающая память! Ей достаточно один раз прочитать текст любого объема, чтобы рассказать его потом слово в слово. Сегодня на литературе она «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова наизусть читала перед всем классом. Это было потрясающе! Совсем как в театре! Класс сначала посмеивался над ней, а потом словно замер. Люба читала очень эмоционально, такое ощущение, что она проживала каждое слово. Минут через 10 она начала плакать, у меня стоял ком в горле, у Ларисы Геннадьевны слезы выступили на глазах, некоторые девочки в классе шмыгали носом. Учительница остановила Любу – та плакала уже сильнее, – и отправила ее в туалет умыться. Ей поставили 5 сразу за четверть. После уроков Танька выловила Любу в коридоре и начала над ней смеяться, грубо шутить про плаксу, про то, какая Люба нищая и жалкая, что она всех только позорит и в любом случае школу не закончит, а отправится вслед за матерью за решетку рано или поздно или валяться под заборами, как отец. Я вступилась за нее. Мне было очень страшно, но больше никто не хотел. А Люба просто стояла и молчала, как будто и не слышала Таньку. Меня все это очень разозлило. Ведь так нельзя. Люба не виновата ни в чем. Она наоборот делает то, что не смогли сделать взрослые. Она кормит семью и несет за нее ответственность. А ведь ей всего 13, – слезы катились по моим щекам, горло перехватывало от обиды. Костя очень внимательно слушал, нахмурив брови и сжав челюсть. – Тогда Танька переключилась на меня. Она начала меня поддевать, что меня опять возле школы мой женишок-зэк ждет. Что ты по малолеткам, а я влюбленные уши развесила и выполняю любые твои прихоти. И что я ш… – Костя не дал мне договорить, закрыв ладонью мой рот.
