Ольга Баскова
Проклятое золото
Пролог
1977 год. Москва
– Мама, мама, почему этот дядя так одет? Жарко же, мама.
Пухленькая светленькая девочка лет восьми в зелёном платье в чёрную клеточку, с забавными ямочками на кругленьких щёчках, моргала длинными пушистыми ресничками.
– Мама, ну почему? Давай скажем ему, что он простудится. Нельзя одеваться тепло, когда жарко. Он вспотеет и заболеет, правда, мамочка?
Она дёргала за руку красивую женщину с белокурыми волосами, уложенными в высокую причёску.
– Мама, скажи ему, мама.
Женщина бросила взгляд на худого молодого человека лет тридцати, облачённого, несмотря на жару, в длинный плащ и шляпу и безучастно стоявшего возле столба на остановке, кишевшей людьми. Его лица она не разглядела, да и не стремилась к этому. «В автобус мы не попадём, – пронеслось у неё в голове. – Господи, сколько же ждать следующего?»
– Мама, мама, скажи ему, – ныла дочка. Дама слегка дотронулась до головки девочки, украшенной огромным зелёным бантом, похожим на гигантскую бабочку:
– Леночка, может быть, дядя болен. И потом, некрасиво приставать к незнакомым. Он уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как одеваться.
– Ну если ты так считаешь… – произнесла Лена, подражая матери, и дёрнула плечиком: – Да, наверное, ты права.
Она переключилась на крошечную болонку, вырывавшую поводок у пожилой женщины с огромной авоськой в руках:
– Мама, а купи мне пёсика!
– Этот вопрос мы, кажется, уже обсуждали, – отозвалась мать, поправляя и без того идеальную причёску. – Если ты готова вставать посреди ночи и идти гулять со своим питомцем, папа подарит тебе щенка. Если же нет и вся работа падёт на мои плечи – ни о каких животных не может быть и речи.
– Я сказала, я сказала! – девочка так сильно дёрнула руку женщины, что та пошатнулась и открыла рот, ярко обведённый помадой, чтобы утихомирить ребёнка, но тут же передумала, увидев подходящий автобус. Толпа ринулась к нему. Мужчины, забыв об элементарной вежливости, работали локтями, пробираясь к дверям. Обдавая даму едким запахом пота, они даже не пытались пропустить её вперёд.
– Быдло! – брезгливо заметила она. – Самое натуральное быдло. Понаехали из деревни!
Она оттащила дочку, чтобы толпа, штурмующая автобус, не покалечила её.
– Мама, мы не успеем! – удивилась Лена. Дама махнула рукой:
– Ничего, подождём другой. Он придёт более пустой, вот увидишь.
– Но я хочу домой, – заупрямилась девочка. – Я устала. Она рванулась вперёд, но автобус уже тронулся с места, оставив на улице кучку недовольных переругивавшихся людей.
– Мама, смотри, что это? – Лена нагнулась и подняла с тротуара что-то блестящее. – Это колечко, мама.
Женщина взяла драгоценность и поднесла её к большим голубым глазам. Последние лучи заходящего солнца осветили находку, как на выставке, позволяя разглядеть каждый камешек. Это был огромный старинный перстень. Дама поняла, что он старинный, потому что такой причудливой формы она никогда не видела, разве в кино. Большой рубин сиял, как капля крови, отбрасывая красноватые отблески.
Крошечные бриллианты, окаймлявшие его, играли всеми цветами радуги.
– Какое чудо! – вырвалось у неё. Женщина хотела опустить драгоценность, словно с неба упавшую ей в руку, в сумочку, но порядочность взяла своё.
– Граждане, – громко обратилась она к остаткам толпы, высматривавшей следующий автобус, – кто обронил кольцо?
На её счастье, люди попались честные. Они устало глядели на перстень, морщились и качали головами.
– Надо бы в милицию, – подсказала пожилая хозяйка болонки, наконец утихомирив вздорное животное, и, поддерживая ногой авоську, добавила: – Или в бюро находок. Хозяин ить первым делом туда заявится.
– Да, спасибо, – согласилась дама. – Я так и сделаю.
Она опустила кольцо в сумочку и потянула дочь за руку.
– Этот чёртов автобус мы так и не дождёмся. Поедем на такси.
– На такси? – изумилась Леночка. – Мама, я не ослышалась? На такси? Ты всегда говорила, что это дорого.
– Сегодня я устала и хочу поскорее лечь спать, – отозвалась мать. Девочка захлопала в ладоши:
– Ура! Ура!
Ведя дочь к стоянке такси, женщина решила, что ни в какую милицию она не пойдёт. Этот перстень, так неожиданно свалившийся на них, останется ей. Мужу она, конечно, ничего не скажет, зная его щепетильность. Он немедленно разовьёт бурную деятельность и отыщет владельца кольца. А это ей совсем не нужно. Рубиновое чудо будет покоиться в тайнике, дожидаться своего часа. Кто знает, может быть, она так его и не наденет. Однако драгоценность всегда пригодится на чёрный день. Чёрный день… пока ничто его не предвещает, но мало ли… В тот момент дама была недалека от истины.
Часть 1
Приморск, 2016 год
Глава 1
– Вы сегодня прекрасно справились с заданием, Галя, – Аркадий Петрович пожал своими огромными потными ручищами маленькую влажную ладошку миниатюрной смуглой девушки с чуть раскосыми чёрными глазами и вьющимися смоляными волосами до плеч. – Я в вас не ошибся. Переговоры прошли блестяще. Французы обещали доставить необходимое оборудование через месяц. О таком я мог только мечтать! И всё благодаря вам.
На оливковых щеках Гали разлился румянец, делая её ещё более привлекательной.
– Вы мне льстите, Аркадий Петрович, – смущённо ответила она и опустила ресницы. Директор фирмы в который раз отметил, что они были длинными и загнутыми кверху безо всякой специальной туши. О таких ресницах его жена мечтала всю жизнь!
– У меня и в мыслях не было польстить вам, – отозвался он и посмотрел на группу французов, возглавляемую Жаном-Мари Бертье, высоким шатеном в безукоризненном костюме. Перехватив взгляд Аркадия, Жан-Мари улыбнулся, показав великолепные вставные зубы, и кивнул.
– Я всего лишь переводила то, что говорили вы, – тихо заметила Галя. Аркадий Петрович махнул рукой:
– Пусть так, но вы делали это прекрасно. Теперь ведите группу в «Итальянский дворик». Лариса уже договорилась с менеджером. Наших гостей ждёт замечательный обед.
– Да, да, конечно, – девушка сделала шаг к французам, послав Жану-Мари самую очаровательную улыбку, но в сумочке надрывно загудел телефон, и она, спешно расстегнув молнию, с тревогой глянула на дисплей. Мама! Господи, неужели у неё опять приступ? Галина с волнением нажала на кнопку.
– Доченька, – послышался хриплый голос Елены Васильевны, – мне очень плохо, доченька. Совершенно нечем дышать. Я уже открыла все окна и всё равно задыхаюсь.
– Мама, немедленно вызывай скорую, – распорядилась Галя. – Я буду через десять минут.
Она бросила телефон обратно и повернулась к шефу:
– Аркадий Петрович, пусть Лариса отведёт французов в ресторан. Я должна срочно ехать домой. Моей маме плохо.
Шеф фыркнул с неудовольствием, выпятив толстые лоснящиеся губы.
– Лариса не знает ни слова по-французски, – буркнул он. – Это невозможно. В ресторан группу поведёшь ты – и точка. Я тебя никуда не отпускаю.
– Миленький Аркадий Петрович, – девушка молитвенно сложила руки, – умоляю вас! Если я не приеду, моя мама может умереть. Я боюсь, что она потеряет сознание и не откроет врачам!
На холёном лице шефа читалось полное равнодушие. Жирные щёки тряслись, как студень. Гале захотелось ударить его чем-нибудь тяжёлым.
– Я всё равно уеду, – твёрдо сказала она.
Толстые губы издали звук, похожий на выстрел.
– Если ты сейчас покинешь группу, завтра приходи и пиши заявление по собственному, – процедил он. Галя пожала плечами:
– Я так и сделаю.
Кивнув ничего не понимавшим французам, она перекинула сумку через плечо и помчалась к стоянке такси. Хозяин небольшого серебристого «форда», явно кавказской национальности, с профилем попугая и чёрными жгучими глазами навыкате, сразу устремился к ней:
– Куда, красавица? Домчу быстрее оленя.
В голове у Гали юлой закрутилась дурацкая мысль: почему быстрее оленя? Неужели машина едет медленнее? Нужно посмотреть в Интернете скорость этого грациозного северного животного. Тьфу! Она с негодованием отогнала глупость, так некстати заполнившую мозги. Наверное, это защитная реакция. Думать о чём угодно, только не о плохом.
– На Пушкина, – объявила кавказцу девушка, даже не поинтересовавшись, за сколько рубликов житель гор домчит её до дома. Он сам добавил как-то доброжелательно, словно догадавшись, что у неё беда.
– Не бойся, ценой довольна останешься.
Она и не боялась, хотя знала: если сейчас потратится на такси, неделю придётся ездить на троллейбусе и вставать с петухами. Кавказец заботливо приоткрыл дверь, усаживая её на пассажирское сиденье:
– Куда, ты сказала? К самому подъезду доставлю такую кралю.
Он причмокнул толстыми красными, как спелые вишни, губами, над которыми, как редкий лес, курчавились усы. Галя повторила адрес, и «форд» сорвался с места Таксист не обманул: довёз довольно быстро, но девушке казалось, что прошла целая вечность. Она не слышала, какую цену он назвал, лишь лихорадочно сунула в широкую ладонь несколько скомканных сторублёвок, что-то пробормотала и, войдя в подъезд, стала подниматься по лестнице. Ноги подкашивались, в горле пересохло. Волнение отпустило лишь тогда, когда Галя увидела запертую дверь. Молнией пронеслась мысль, что мама не вызывала скорую, а значит, ей не так уж и плохо. Девушка не стала нажимать старую потрескавшуюся кнопку звонка, дребезжавшего так, что звенело в ушах, хотя всегда любила, когда матушка открывала ей. Достав ключ, она еле попала в замочную скважину. В квартире, давно не знавшей ремонта, царила тишина, мёртвая, напряжённая.
– Мама! – крикнула Галя и бросилась в спальню. Елена Васильевна лежала на простынях, такая бледная, что почти сливалась с ними, и тяжело, хрипло дышала. Галина присела на стул рядом с кроватью:
– Мамочка, ты меня слышишь?
Женщина открыла глаза, которыми так восхищалась бабушка. И было чем восхищаться: они напоминали синие бездонные омуты. Увидев дочку, больная улыбнулась чуть-чуть, лишь уголки губ дрогнули:
– Милая моя! Опять я сорвала тебя с работы! Ну что теперь скажет твой начальник?
– Это неважно, мамочка, – Галя погладила её руку, тонкую, аристократическую, с голубыми жилками. – Тебе очень плохо?
– Чуть не задохнулась, – призналась Елена Васильевна. – Такое впечатление, что я лишилась лёгких.
– Ну почему ты не вызвала скорую? – укоризненно сказала Галина и направилась к телефону. Мать с тревогой следила за ней. Она с детства боялась врачей.
– Не нужно, доча, – прошептала женщина. – Это, скорее всего, сердечная недостаточность. Сбегай за валидолом, я положу его под язык. Так всегда делала твоя бабушка.
Галя решительно сняла трубку старого оранжевого аппарата.
– Я куплю тебе валидол, когда врач поставит диагноз, не раньше, – твёрдо произнесла девушка и набрала 103. На том конце отозвались сразу, выслушали, не перебивая, о состоянии больной и пообещали прислать машину как можно скорее. Бросив трубку на рычаг, Галя снова присела рядом с матерью.
– После их визита я буду за тебя спокойна.
– Если они заберут меня в больницу, я оттуда не вернусь, – Елена Васильевна потянула дочь за прядь волос. – Не отдавай меня, пожалуйста. Если мне суждено сегодня умереть, пусть это произойдёт дома, на моей кровати.
– Мамочка, ну что ты такое говоришь? – изумилась Галя. – Тебе всего лишь пятьдесят четыре года, ты даже не пенсионерка. Ну кто собирается на тот свет в таком возрасте?
– Доча, со мной никогда такого не было, – возразила мать. – Возможно, врачам удастся что-то сделать, возможно, и нет. Вот почему я должна сказать тебе… – она снова начала задыхаться. Галя вскочила и побежала на кухню, чтобы согреть маме воды. Она даже не представляла, какие лекарства дают в таких случаях, и лишь молча молилась на маленькую иконку Матроны Московской, купленную как-то в церковной лавке. Святая словно услышала её молитвы: через несколько секунд в квартиру позвонили.
– Это скорая! – радостно закричала девушка. – Сейчас они тебе помогут!
Она бросилась открывать, забыв, что и не запирала дверь. Доктор средних лет, с угрюмым худым лицом, деловито осведомился:
– Куда проходить?
Галя с трудом глотнула от волнения и, поймав сочувственный взгляд молоденькой медсестры, повела их за собой:
– Сюда, пожалуйста.
Елена Васильевна продолжала задыхаться и уже закатывала глаза. Врачу хватило доли секунды, чтобы оценить обстановку. Он выдавил слабую улыбку, но глаза болотного цвета выражали тревогу.
– Давно задыхаетесь? – поинтересовался мужчина и, не дожидаясь ответа, вытащил стетоскоп и деловито распорядился: – Помогите матери обнажить спину.
Девушка бросилась к задыхавшейся, бледной Елене Васильевне и осторожно усадила её на подушки.
– Мамочка, нужно… – начала она, но женщина кивнула:
– Оставь. Я сама.
Она подняла ночную сорочку, местами залатанную, и Галя почувствовала стыд. Ну почему она не настояла, чтобы мать купила себе новые вещи, когда Аркадий Петрович выделил ей хорошую премию? Теперь вот совестно перед доктором. Что он о них подумает? Однако лицо врача оставалось бесстрастным. Он приложил стетоскоп к белой исхудалой спине, и Елена Васильевна поморщилась:
– Холодный.
– Лето на дворе, – процедил мужчина. – Дышите… задержите дыхание.
Впервые на его лице появилось что-то похожее на сострадание. Он повернулся к Галине:
– Рекомендована срочная госпитализация.
– Срочная госпитализация? – со страхом переспросила она. – Всё очень серьёзно, доктор?
– Трудно поставить диагноз без снимка, – буркнул врач. – Флю давно делали?
– Я проходила диспансеризацию в прошлом году, – Елена Васильевна продолжала хрипеть. – Мне сказали – всё в норме.
– Значит, сердечная недостаточность, – констатировал доктор. – Всё равно без больницы не обойдётесь.
Галя схватила его за холодную руку.
– Доктор, – умоляюще произнесла она, – не нужно в больницу. Неужели нет дорогих лекарств, которые ей помогли бы? Может быть, надо делать уколы? Я умею, я буду ухаживать, только не отправляйте её в больницу.
Врач деловито посмотрел на часы. Медсестра стояла возле него каменным изваянием.
– В принципе, я не могу настаивать, – сказал он, стараясь говорить как можно мягче. – Если вы откажетесь от госпитализации – это ваше право. Но предупреждаю: вы бессильны что-либо сделать самостоятельно. В лёгких вашей матери – вода, нужен снимок для постановки окончательного диагноза. Даже при самом благоприятном раскладе вы не уберёте жидкость, и она задохнётся через полчаса. Если вы согласны на это – что ж, хозяин – барин, мы удаляемся.
Он встал и кивнул медсестре:
– Поехали, Кира. Нас больные ждут.
– Но постойте! – Галя снова схватила его за руку. – Сделайте ей укол! Вы не можете вот так бросить свою больную!
Доктор мягко снял её ладонь со своего запястья:
– Могу и сделаю, потому что, помимо вашей матери, есть и другие люди, нуждающиеся в нашей помощи. Вы отказываетесь от предложения, значит, дальше действуйте сами. Кстати, об уколах и таблетках. Они не очистят лёгкие, нужна система. Вот теперь я сказал всё. Прощайте.
Елена Васильевна зашлась в сильном хриплом кашле. Мужчина бросил укоризненный взгляд на Галю, словно говоря ей: «Ты ведь сама этого хотела». И девушка приняла решение:
– Госпитализируйте.
– Нет! – на багровом от напряжения лице женщины появилось упрямое выражение. – Я никуда не поеду.
Врач развёл руками:
– Милые мои, решайте скорее.
– Она поедет! – твёрдо сказала Галина и, открыв шкаф, достала большую сумку, с которой её мать обычно ездила в командировки. – Мама, подумай, какие вещи ты возьмешь?
– Я никуда не поеду, – Елена Васильевна перестала кашлять и отвернулась к стене.
– Мама, я не допущу, чтобы ты умерла у меня на руках раньше положенного срока, – Галя бросала в сумку всё: нижнее бельё, халат, платье, кофту и юбку, отмечая про себя скудность гардероба матери. – Так, захватим ещё тарелку, кружку, ложку, вилку, зубную щётку, пасту и мыло.
– Не забудьте постельное бельё, – подсказала медсестра.
– Не забудем, – сумка оказалась заполненной доверху, и девушка подняла её:
– Мама, собирайся. Что ты хочешь надеть?
– На улице жарко, – предупредил доктор. – Если какой-нибудь лёгкий халат…
Второго халата у Елены Васильевны не было, и дочка помогла ей натянуть тонкую кофточку и старую летнюю юбку.
– Сами дойдёте? – поинтересовался врач.
– Да уж постараюсь, – женщина поджала губы и направилась к двери. У порога она вдруг крепко обняла свою девочку.
– Ты что, мамочка? – изумлённо спросила Галя. Елена Васильевна снова захрипела, губы её посинели, но ей удалось произнести:
– У меня плохое предчувствие. Я больше сюда не вернусь.
– Да что ты такое говоришь? – Галина взяла мать под руку и вывела на лестницу. – Там тебя приведут в порядок. Ты же слышала, что сказал доктор… Я этого сделать не смогу.
– Ну, может, и так, – не стала спорить Елена Васильевна. – Пойдём, дочка.
Когда они вышли во двор, женщина вздохнула полной грудью и мечтательно произнесла:
– Как хорошо! Так бы и сидела на скамейке! И дышится легче.
– Ещё посидите на скамейке, – произнесла медсестра. – Не пройдёт и недели, как вернётесь домой.
Её слова порадовали Галю и вселили в неё уверенность. Мама не может умереть, ей обязательно помогут! В больнице она будет под наблюдением…
Врач поддержал больную, когда она садилась в машину.
– Боже, как не хочется! – простонала Елена Васильевна, бросив взгляд на дом. – Как не хочется уезжать!
– Ты вернёшься через неделю, – заверила её Галя. – Живая и здоровая. И мы с тобой обязательно куда-нибудь поедем.
Женщина ничего не ответила. Всю дорогу до больницы она кашляла и с тоской смотрела в окно.
В приёмном покое, где их высадила скорая, пожилая медсестра с серым от усталости лицом и небольшими усами над верхней губой поинтересовалась у врача:
– Георгий, ещё одну привёз? Кардиологическая, что ли? Учти, в кардиологии мест нет.
– Лидия Степановна, кладите её в терапию, в пульмонологию, в конце концов! – буркнул доктор. – Её нужно положить, вы понимаете? – он сделал большие глаза, и Гале стало страшно. Какой же диагноз поставил матери этот человек?
– Сейчас вам выпишут все направления, пойдёте на рентген, сдадите кровь – и вас определят в палату, – повернувшись к девушке, сказал он. – На этом я с вами прощаюсь.
Гале снова стало страшно, как будто их покидал кто-то близкий.
– Её спасут? – прошептала она.
– Надеюсь, – ответил доктор. – Во всяком случае, здесь всё для этого сделают.
Он быстро выбежал из здания, и вновь поступившими занялась пожилая медсестра. Видя тяжёлое состояние Елены Васильевны, она подвезла каталку, усадила на неё больную и покатила по коридору.
– На рентген пройдём без очереди, – Лидия Степановна толкнула дверь с белой табличкой, не обращая внимания на кричащую и стонущую очередь, лишь бросила куда-то в сторону:
– У меня больная тяжёлая, граждане. Ну, будьте же людьми!
Галя пыталась пробиться следом, но медсестра буркнула:
– Ждите здесь.
Озверевшая очередь набросилась на девушку, обвиняя бедняжку во всех смертных грехах, но Галина их не слышала. Она напряжённо размышляла. Самым важным для установления диагноза врач считал снимок. Когда же он будет готов? Сразу или на следующий день? Если на следующий день, когда же маму начнут лечить? И какое лечение ей назначат? Она добьётся, чтобы рентгенолог сию минуту описал снимок, даже заплатит, если придётся. Девушка навалилась на дверь и отлетела к стене, когда Лидия Степановна сильной рукой распахнула её и вывезла коляску с полуживой от усталости матерью.
– Скажите, когда будет готов снимок? – бросилась к ней Галя.
– Минут через десять, – медсестра смахнула с усов каплю пота. – Стой тут. Тебе всё вынесут.
– Куда же вы её повезёте сейчас? – с тревогой спросила девушка. – Где я вас найду?
– А в приёмном и найдёшь, – отозвалась Лидия Степановна. – Без снимка мы не поместим вашу маму в отделение. Тебя дождёмся в любом случае.
– Мамочка, я скоро! – Галя хотела обнять Елену Васильевну, но женщина, кашлянув, как-то неловко завалилась набок, и Лидия Степановна, толкнув каталку, побежала по коридору.
– Что с ней? – Галя рванулась следом, но медсестра остановила Лопатину сильной рукой:
– Я же сказала – забери снимок! Буду ждать тебя в приёмном.
Вскоре она растворилась в полумраке коридора, пахнувшего хлоркой. Галя отвернулась к стене и, стараясь не думать о плохом, принялась ковырять синюю облупившуюся краску.
На её удивление, рентгенолог довольно быстро расправилась со снимком и вскоре стояла на пороге, сочувственно глядя на Галину.
– Снимок и заключение покажете в приёмном покое, – она вздохнула, но больше ничего не сказала, как-то неловко дёрнула плечом и скрылась. Трясущимися руками девушка поднесла к глазам заключение. Она редко понимала почерк врачей, то слишком размашистый, то микроскопический, – наверное, и рассчитанный на то, чтобы пациенты не прочитали лишнее. Но слово, написанное по-латыни, и цифры возле него бросились в глаза, как приговор. Канцер, 4-я стадия… Галя побледнела, схватилась рукой за сердце, отчаянно забившееся в груди, как пойманная в силки птичка, и опустилась на холодный пол, судорожно вдыхая синтетический запах антисептиков. Канцер… Это значит рак… Четвёртая стадия. Не может быть! Это неправда! Рентгенолог что-то напутала. Не обращая внимания на крики толпы, она заглянула в кабинет.
– Этот снимок, – едва слышно произнесла Галя. Губы будто распухли и мешали ей говорить. Однако врач всё поняла без слов.
– К сожалению, деточка, это так, – выдохнула она. – Крепись, моя хорошая. И скорее иди в приёмный. Твоей матери требуется срочная помощь.
– Это неправда, – прошептала девушка и потеряла сознание. Она очнулась на узкой кушетке. Склонившаяся над ней медсестра, совсем ещё девчонка, наверное, только после медицинского колледжа, держала возле её носа ватку с нашатырём.
– Мама! – Галя вскочила, намереваясь бежать, но сестра остановила Лопатину.
– Снимок передан в отделение терапии, куда положили вашу маму, – пояснила она, избегая смотреть Гале в глаза. – Сейчас вы ничем не поможете Елене Васильевне. Она под аппаратами.
– Мне нужно поговорить с лечащим врачом, – бедняжка отодвинула её руку. – Девушка, вы видели снимок? Есть хоть какая-то надежда?
Изящная рука с длинными пальцами потрогала маленький золотой крестик на груди.
– Все мы в его милости. Молитесь. У нас бывали совсем безнадёжные случаи, когда лучшие врачи разводили руками. Но родственники не теряли надежду, и больные выздоравливали. Молитесь иконе Божьей Матери «Всецарица».
– Спасибо, – Галя встала с кушетки и сунула ноги в босоножки. – Как мне пройти в терапию?
– Прямо по коридору, – пояснила девушка. – Я тоже буду молиться за вашу маму. Её лечащего врача зовут Герман Борисович. Это лучший доктор нашего отделения.
«Единственная хорошая новость за сегодняшний день», – отметила про себя Галина, шагая, как сомнамбула. Ей почему-то казалось, что лучший доктор должен обязательно что-то сделать, помочь, вылечить, а если не вылечить совсем, то, по крайней мере, продлить жизнь.
* * *
Герман Борисович, на удивление, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Лучший врач, по её мнению, должен быть пожилым, умудрённым опытом седовласым старцем, но перед ней предстал высокий, стройный голубоглазый мужчина с густыми русыми волосами, стриженными коротко, по-военному.
– Герман Борисович Боростовский, – отрекомендовался он на пороге терапевтического отделения. – А вы, как я понял, дочь Елены Васильевны Лопатиной.
Галя ещё не успела кивнуть, как он продолжил:
– Всё понятно, – на его вытянутом лице заходили желваки. Девушка встрепенулась:
– Что вам понятно? – крикнула она так громко, что сидевшая в коридоре и мирно дремавшая бабушка широко распахнула глаза и принялась оглядываться по сторонам. – Что вам понятно? Что моя мама умирает?
Доктор молчал. Вероятно, ему нечем было крыть. Это ещё больше разозлило Галю.
– Мне сказали, что вы лучший врач в отделении. Почему же вы ничего не делаете?
– В настоящий момент мы сделали всё, что могли, – деловой тон Боростовский сменил на мягкий, доброжелательный, убаюкивающий. – Сейчас из лёгких вашей матери откачивают жидкость.
Его лазурные глаза не выражали оптимизма. Девушка задрожала.
– Я слышала, в больницах нет препаратов для лечения таких пациентов, – каждое слово давалось ей с трудом. – Но всё это меня не волнует. Скажите, что требуется, чтобы моя мама поправилась? Купить самые дорогие лекарства? Выписывайте рецепт! – она повернулась, с брезгливостью оглядывая койки, рядами стоящие вдоль стен коридора. – Оплатить отдельную палату? Я и на это готова. Моя мать не будет лежать на проходе. Не будет, вы слышите?!
– Если хотите, можете завтра забрать её домой, – Герман как-то съёжился, словно ему было стыдно произносить такие слова. – Но это в том случае, если вы в состоянии оплатить медсестру и врача, которые будут навещать больную.
Галя лихорадочно закивала:
– Да, да, конечно. Я найду деньги. Так вы выпишете мне лекарства?
Он вздохнул:
– Ладно, пойдёмте ко мне в кабинет.
Кабинет не был его личным и предназначался как минимум для трёх человек. За столом возле окна уже сидела какая-то блондинка и что-то писала. Увидев Германа, она кивнула:
– Привет. У меня Сазонова умерла. Ты в курсе?
– В курсе и очень удивлён, – буркнул мужчина, недоброжелательно глянув на коллегу. – Неужели ничего нельзя было сделать?
Женщина покосилась на Галю, но всё же откровенно ответила:
– Знаешь, лекарства от старости ещё не придумали.
Доктор побагровел:
– Ты считаешь, что старикам лечение не нужно? Пусть их привозят сюда умирать?
Смазливое личико блондинки с глубокой ямочкой на подбородке, придававшей её чертам что-то детское, покрылось бледностью.
– Ты хочешь сказать, что я ничего не предприняла для спасения пациентки? – поинтересовалась она. – В таком случае бери карту Сазоновой и неси главному. Я готова тут же уволиться, если он признает твою правоту.
Герман махнул рукой:
– Ты сама прекрасно знаешь, что сделала и чего не сделала. А к главному я не пойду. У нас хватает лизоблюдов.
Галя с уважением посмотрела на молодого доктора. Как хорошо, что мама попала именно к нему! Уж он-то точно сделает всё возможное, чтобы продлить ей жизнь.
– Садитесь, – будто вспомнив о посетительнице, Боростовский придвинул к ней кресло. – Сейчас я вам всё выпишу.
– Только самые дорогие и эффективные! – взмолилась Галя.
– «Самые дорогие и эффективные»! – передразнил Герман. – Позвольте, девушка, мне самому решить, что принимать больной.
Он быстро стал черкать что-то на рецепте. Галя, как заворожённая, следила за его рукой.
– Доктор, – произнесла она, когда Герман ставил свою размашистую подпись, подкрепляя её личной печатью, – не согласитесь ли вы приходить к моей матери? Ну пожалуйста, я заплачу, сколько вы скажете.
Врач оторвался от рецепта и пристально посмотрел на просительницу. В его лазурных глазах прятались печаль и жалость.
– Ладно, – согласился он. – Сегодня она у нас полежит, завтра приезжайте за ней на такси. Сейчас сбегайте в аптеку и купите всё необходимое.
Галя закивала, дёргая головой, как китайский болванчик.
– Да, конечно. Скажите, я могу её увидеть?
– Она под аппаратом, – пояснил врач. – Мы укололи снотворное, и ваша мама спит. Ей откачали жидкость, должно полегчать. Позже вы вполне можете навестить Елену Васильевну. А сейчас делайте то, что я вам сказал. Вечером принесёте лекарства.
Галина прижала руки к груди, выражая благодарность, и опрометью понеслась по больничному коридору. Аптека находилась неподалёку от клиники и считалась лучшей в городе. В ней всегда толпилось много народу, большая часть которого наверняка состояла из родственников пациентов или самих пациентов. Когда до неё дошла очередь, Галя сунула рецепт в окошко полной женщине с замысловатым сооружением на голове. Та равнодушно пробежала глазами написанное.
– Всё есть. Это будет стоить… – она минуту поколдовала у компьютера и назвала сумму. Руки девушки с тонкими пальцами нервно затеребили замок сумочки.
– Сколько, вы сказали?
Женщина заявила непомерную сумму, просто немыслимую для её кошелька. Галя не имела даже трети.
Равнодушная аптекарша монотонным голосом повторила сухие цифры.
– Но у меня… – растерялась Галя. – Господи, почему так дорого?
– Гражданка, либо берите, либо не задерживайте очередь, – буркнула женщина. – Думаю, врач предупредил вас о ценах. Бесплатно мы ничего не выдаём.
Девушка порылась в сумочке и достала рыжий кошелёк из натуральной кожи – её гордость, – купленный на премию.
– У меня всего лишь десять тысяч, – сказала она и умоляюще взглянула на аптекаршу. – Что я могу взять на эти деньги?
Женщина кинула на прилавок небольшой пузырёк:
– Только это. Но препарат нужно принимать в комплексе с другими лекарствами, иначе не будет эффекта. Берёте?
– Беру, – Галя решительно бросила деньги в пластмассовое блюдце, подождала, пока аптекарша отпечатает чек и упакует пузырёк. Прижав драгоценное лекарство к своей груди, девушка вышла из аптеки, окунувшись в знойную духоту солнечного дня. Герман не обманул и не преувеличил, когда сказал, что лечение будет очень дорогим. Но чтобы настолько дорогим! После покупки всего лишь одного пузырька у неё не осталось ни копейки денег, а завтра нужно забирать маму на машине и оплатить услуги врача и медсестры. Она стояла возле небольшого старого фонтана, с натугой выбрасывавшего в воздух слабую ржавую струю и, глядя на наглых голубей, пытавшихся пить мутную воду, напряжённо размышляла. Лихорадочно работающий мозг подсказывал только одно решение: отправиться на работу и просить Аркадия Петровича выдать ей аванс. Правда, и он не окупит все необходимые услуги, но всё-таки… Девушка пошарила в кармане, нащупывая мелочь, которой должно было хватить на троллейбус, дождалась транспорта и поехала в фирму.
Поднявшись на второй этаж огромного здания, служившего пристанищем нескольким организациям, Галя прошла по мягкому красному ковру длинного коридора и толкнула дверь в приёмную шефа. Молодая секретарша Лариса, стройная, как модель, и с такими же параметрами, увидев её, откинула рыжие волосы, копной спадавшие на точёные плечи.
– Галя? Аркадий сказал, что ты уволена.
– Как прошёл обед с французами? – ничего не ответив, спросила девушка. – Обошлись без меня?
Лариса покраснела.
– В общем, справились, хотя с тобой вышло бы лучше.
Галя махнула рукой:
– Только не ври, что вы были на грани катастрофы. Ты ведь учишься на французском отделении иняза, я правильно сказала? Если не ошибаюсь, диплом тебе получать в будущем году. Не говори, что ты от страха забыла все слова.
Лариса стала пунцовой, как спелый помидор.
– Я забыла не оттого, что не знала, а оттого, что растерялась, – пролепетала она. – У меня, в отличие от тебя, нет никакой языковой практики.
