Ольга Баскова
Сокровище падишаха
– Давно задыхаетесь? – поинтересовался мужчина и, не дожидаясь ответа, вытащил стетоскоп и деловито распорядился: – Помогите матери обнажить спину.
Девушка бросилась к задыхавшейся, бледной Елене Васильевне и осторожно усадила ее на подушки.
– Мамочка, нужно… – начала она, но женщина кивнула:
– Оставь. Я сама.
Она подняла розовую фланелевую ночную сорочку, местами залатанную, и Галя почувствовала стыд. Ну почему она не настояла, чтобы мать купила себе новые вещи, когда Аркадий Петрович выделил ей хорошую премию? Теперь вот совестно перед доктором. Что он о них подумает? Однако лицо врача оставалось бесстрастным. Он приложил стетоскоп к белой исхудалой спине, и Елена Васильевна поморщилась:
– Холодный.
– Лето на дворе, – процедил мужчина. – Дышите. Задержите дыхание.
Впервые на его лице появилось что-то похожее на сострадание. Он повернулся к Галине:
– Рекомендована срочная госпитализация.
– Срочная госпитализация? – со страхом переспросила она. – Все очень серьезно, доктор?
– Трудно поставить диагноз без снимка, – буркнул врач. – Флю давно делали?
– Я проходила диспансеризацию в прошлом году. – Елена Васильевна продолжала хрипеть. – Мне сказали – все в норме.
– Значит, сердечная недостаточность, – констатировал доктор. – Все равно без больницы не обойдетесь.
Галя схватила его за холодную руку.
– Доктор, – умоляюще произнесла она, – не нужно ее в больницу. Неужели нет дорогих лекарств, которые ей помогли бы? Может быть, надо делать уколы? Я умею, я буду ухаживать, только не отправляйте ее в больницу.
Врач деловито посмотрел на часы. Медсестра стояла возле него каменным изваянием.
– В принципе я не могу настаивать, – сказал он, стараясь говорить как можно мягче. – Если вы откажетесь от госпитализации – это ваше право. Но предупреждаю: вы бессильны что-либо сделать самостоятельно. В легких вашей матери – вода, нужен снимок для постановки окончательного диагноза. Даже при самом благоприятном раскладе вы не уберете жидкость, и она задохнется через полчаса. Если вы согласны на это – что ж, хозяин – барин, мы удаляемся. – Он встал и кивнул медсестре: – Поехали, Кира. Нас больные ждут.
– Но постойте! – Галя снова схватила его за руку. – Сделайте ей укол! Вы не можете вот так ее бросить!
Доктор мягко снял ее ладонь со своего запястья:
– Могу и сделаю, потому что, помимо вашей матери, есть и другие люди, нуждающиеся в нашей помощи. Вы отказываетесь от предложения, значит, дальше действуйте сами. Кстати, об уколах и таблетках. Они не очистят легкие, нужна система. Вот теперь я сказал все. Прощайте.
Елена Васильевна зашлась в сильном хриплом кашле. Мужчина бросил укоризненный взгляд на Галю, словно говоря ей: «Ты ведь сама этого хотела». И девушка приняла решение:
– Госпитализируйте.
– Постойте! – На внезапно постаревшем, багровом от напряжения лице женщины появилось упрямое выражение. – Я никуда не поеду.
Врач развел руками:
– Милые мои, решайте скорее.
– Она поедет! – твердо сказала Галина и, открыв шкаф, достала большую сумку, с которой ее мать обычно ездила в командировки. – Мама, подумай, какие вещи ты возьмешь?
– Я никуда не поеду. – Елена Васильевна перестала кашлять и отвернулась к стене.
– Мама, я не допущу, чтобы ты умерла у меня на руках раньше положенного срока. – Галя бросала в сумку все: нижнее белье, халат, платье, кофту и юбку, отмечая про себя скудность и ветхость гардероба матери. – Да, захватим еще тарелку, кружку, ложку, вилку, зубную щетку, пасту и мыло.
– Не забудьте постельное белье, – подсказала медсестра.
– Не забудем. – Сумка оказалась заполненной доверху, и девушка подняла ее: – Мама, собирайся. Что ты хочешь надеть?
– На улице жарко, – предупредил доктор. – Если какой-нибудь легкий халат…
Второго халата у Елены Васильевны не было, и дочка помогла ей натянуть тонкую кофточку и старую летнюю юбку в белую и синюю клетку.
– Сами дойдете? – поинтересовался врач.
– Да уж постараюсь. – Женщина поджала губы и направилась к двери. У порога она вдруг крепко обняла свою девочку.
– Ты что, мамочка? – изумленно спросила Галя. Елена Васильевна снова захрипела, губы ее посинели, но ей удалось произнести:
– У меня плохое предчувствие. Я больше сюда не вернусь.
– Да что ты такое говоришь? – Галина взяла мать под руку и вывела на лестницу. – Там тебя приведут в порядок. Ты же слышала, что сказал доктор. Я этого сделать не смогу.
– Ну, может, и так, – не стала спорить Елена Васильевна. – Пойдем, дочка.
Когда они вышли во двор, женщина вздохнула полной грудью и мечтательно произнесла:
– Как хорошо! Так бы и сидела на скамейке! И дышится легче.
– Еще посидите на скамейке, – произнесла медсестра. – Не пройдет и недели, как вернетесь домой.
Ее слова порадовали Галю и вселили в нее уверенность. Ее мама не может умереть, ей обязательно помогут! В больнице она будет под наблюдением.
Врач поддержал больную, когда она садилась в машину.
– Боже, как не хочется! – простонала Елена Васильевна, бросив взгляд на дом. – Как не хочется уезжать!
– Ты вернешься через неделю, – заверила ее Галя. – Живая и здоровая. И мы с тобой обязательно куда-нибудь поедем.
Женщина ничего не ответила. Всю дорогу до больницы она кашляла и с тоской смотрела в окно.
В приемном покое, у которого их высадила «Скорая», пожилая медсестра с серым от усталости лицом и небольшими усами над верхней губой, делавшими ее похожей на мужчину средних лет, поинтересовалась у врача:
– Георгий, еще одну привез? Кардиологическая, что ли? Учти, в кардиологии мест нет.
– Лидия Степановна, кладите ее в терапию, в пульмонологию, в конце концов! – буркнул доктор. – Ее нужно положить, вы понимаете? – Он сделал большие глаза, и Гале стало страшно. Какой же диагноз поставил ее матери этот человек? – Сейчас вам выпишут все направления, пойдете на рентген, сдадите кровь – и вас определят в палату, – повернувшись к девушке, сказал он. – На этом я с вами прощаюсь.
Гале снова стало страшно, как будто их покидал кто-то близкий.
– Ее спасут? – прошептала она.
– Надеюсь, – ответил доктор. – Во всяком случае, здесь все для этого сделают.
Он быстро выбежал из здания, и вновь поступившими занялась пожилая медсестра. Видя тяжелое состояние Елены Васильевны, она подвезла каталку, усадила на нее больную и покатила по коридору.
– На рентген пройдем без очереди. – Лидия Степановна толкнула дверь с белой табличкой, не обращая внимания на кричащую и стонущую очередь, лишь бросила куда-то в сторону: – У меня больная тяжелая, граждане. Ну, будьте же людьми!
Галя пыталась пробиться следом, но медсестра буркнула:
– Ждите здесь.
Озверевшая очередь набросилась на девушку, обвиняя ее во всех смертных грехах, но Галина их не слышала. Она напряженно размышляла. Самым важным для установления диагноза врач считал снимок. Когда же он будет готов? Сразу или на следующий день? Если на следующий день, когда же маму начнут лечить? И какое лечение ей назначат? Она добьется, чтобы рентгенолог сию минуту описал снимок, даже заплатит, если придется. Девушка навалилась на дверь и отлетела к стене, когда Лидия Степановна сильной рукой распахнула ее и вывезла коляску с полуживой от усталости матерью.
– Скажите, когда будет готов снимок? – бросилась к ней Галя.
– Минут через десять. – Медсестра смахнула с усов каплю пота. – Стой тут. Тебе все вынесут.
– Куда же вы ее повезете сейчас? – с тревогой спросила девушка. – Где я вас найду?
– А в приемном и найдешь, – отозвалась Лидия Степановна. – Без снимка мы не поместим ее в отделение. Тебя дождемся в любом случае.
– Мамочка, я скоро! – Галя хотела обнять Елену Васильевну, но женщина, кашлянув, как-то неловко завалилась набок, и Лидия Степановна, толкнув каталку, побежала по коридору.
– Что с ней? – Галя рванулась следом, но медсестра остановила ее сильной рукой:
– Я же сказала – забери снимок! Буду ждать тебя в приемном.
Вскоре она растворилась в полумраке коридора, пахнувшего хлоркой. Галя отвернулась к стене и, стараясь не думать о плохом, принялась ковырять синюю облупившуюся краску.
На ее удивление, рентгенолог довольно быстро расправилась со снимком и вскоре стояла на пороге, сочувственно глядя на Галину.
– Снимок и заключение покажете в приемном покое, – она вздохнула, но больше ничего не сказала, как-то неловко дернула плечом и скрылась. Трясущимися руками девушка поднесла к глазам заключение. Она редко понимала почерк врачей – то слишком размашистый, то микроскопический, наверное, и рассчитанный на то, чтобы пациенты не прочитали лишнее. Но слово, написанное по-латыни, и цифры возле него бросились в глаза, как приговор. Канцер, 4-я стадия… Галя побледнела, схватилась рукой за сердце, отчаянно забившееся в груди, как пойманная в силки птичка, и опустилась на холодный пол, судорожно вдыхая синтетический запах антисептиков. Канцер… Это значит рак. Четвертая стадия. Не может быть! Это неправда! Рентгенолог что-то напутала. Не обращая внимания на крики толпы, она заглянула в кабинет.
– Этот снимок, – едва слышно произнесла Галя. Губы и язык будто распухли и мешали ей говорить. Однако врач все поняла без слов.
– К сожалению, деточка, это так, – выдохнула она. – Крепись, моя хорошая. И скорее иди в приемный.
Твоей матери требуется срочная помощь.
– Это неправда, – прошептала девушка и потеряла сознание. Она очнулась на узкой кушетке. Склонившаяся над ней медсестра с белесыми бровями и забавными веснушками, совсем еще девчонка, наверное, только после медицинского колледжа, держала возле ее носа ватку с нашатырем.
– Мама! – Галя вскочила, намереваясь бежать, но сестра остановила ее.
– Снимок передан в отделение терапии, куда положили вашу маму, – пояснила она, избегая смотреть Гале в глаза. – Сейчас вы ничем не поможете Елене Васильевне. Она под аппаратами.
– Мне нужно поговорить с лечащим врачом. – Бедняжка отодвинула ее руку. – Девушка, вы видели снимок? Есть хоть какая-то надежда?
Изящная рука с длинными пальцами потрогала маленький золотой крестик на груди.
– Все мы в его милости. Молитесь. У нас бывали совсем безнадежные случаи, когда лучшие врачи разводили руками. Но родственники не теряли надежду, и больные выздоравливали. Молитесь иконе Божьей Матери «Все-царица». Читайте акафист.
– Спасибо. – Галя встала с кушетки и сунула ноги в босоножки. – Как мне пройти в терапию?
– Прямо по коридору, – пояснила девушка. – Я тоже буду молиться за вашу маму. Ее лечащего врача зовут Герман Борисович. Это лучший доктор нашего отделения.
«Единственная хорошая новость за сегодняшний день», – отметила про себя Галина, шагая как сомнамбула. Ей почему-то казалось, что лучший доктор должен обязательно что-то сделать, помочь, вылечить, а если не вылечить совсем, то, по крайней мере, продлить жизнь.
Герман Борисович, на ее удивление, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Лучший врач, по ее мнению, должен быть пожилым, умудренным опытом седовласым старцем, но перед ней предстал высокий, стройный голубоглазый мужчина с густыми русыми волосами, стриженными коротко, по-военному.
– Герман Борисович Боростовский, – отрекомендовался он на пороге терапевтического отделения. – А вы, как я понял, дочь Елены Васильевны Лопатиной. – Галя еще не успела кивнуть, как он продолжил:
– Все понятно, – на его вытянутом лице заходили желваки. Девушка встрепенулась:
– Что вам понятно? – крикнула она так громко, что сидевшая в коридоре и мирно дремавшая бабушка широко распахнула глаза и принялась оглядываться по сторонам. – Что вам понятно? Что моя мама умирает?
Доктор молчал. Вероятно, ему нечем было крыть. Это еще больше разозлило Галю.
– Мне сказали, что вы лучший врач в отделении. Почему же вы ничего не делаете?
– В настоящий момент мы сделали все, что могли. – Деловой тон Боростовский сменил на мягкий, доброжелательный, убаюкивающий. – Сейчас из легких вашей матери откачивают жидкость.
Его лазурные глаза не выражали оптимизма. Девушка задрожала.
– Я слышала, в больницах нет лекарств для лечения таких пациентов. – Бедняжка споткнулась на слове «таких». – Но все это меня не волнует. Скажите, что требуется, чтобы моя мама поправилась? Купить самые дорогие лекарства? Выписывайте рецепт! – Она повернулась, с брезгливостью оглядывая койки, рядами стоящие вдоль стен коридора, и несчастных больных под тонкими серыми одеялами. Все это больше напоминало какой-то приют, но не государственную больницу. – Оплатить отдельную палату? Я и на это готова. Моя мать не будет лежать в проходе. Не будет, вы слышите?!
– Если хотите, можете завтра забрать ее домой. – Герман как-то сморщился, съежился, словно ему было стыдно произносить такие слова. – Но это в том случае, если вы в состоянии оплатить медсестру и врача, которые будут ее навещать.
Галя лихорадочно закивала:
– Да, да, конечно. Я найду деньги. Так вы выпишете мне лекарства?
Он вздохнул:
– Ладно, пойдемте ко мне в кабинет.
Кабинет не был его личным и предназначался как минимум для трех человек. За столом возле окна уже сидела какая-то блондинка с короткой стрижкой и с раздражением что-то писала. Увидев Германа, она кивнула:
– Привет. У меня Сазонова умерла. Ты в курсе?
– В курсе и очень удивлен, – буркнул мужчина, недоброжелательно глянув на коллегу. – Неужели ничего нельзя было сделать?
Женщина покосилась на Галю, но все же откровенно ответила:
– Знаешь, лекарства от старости еще не придумали. Доктор побагровел:
– Ты считаешь, что старикам лечение не нужно? Пусть их привозят сюда умирать?
Смазливое личико блондинки с глубокой ямочкой на подбородке, придававшей ее чертам что-то детское и скрадывавшей хищное выражение, покрылось бледностью.
– Ты хочешь сказать, что я ничего не предприняла для спасения пациентки? – поинтересовалась она. – В таком случае бери ее карту и неси главному. Я готова тут же уволиться, если он признает твою правоту.
Герман махнул рукой:
– Ты сама прекрасно знаешь, что сделала и что не сделала. А к главному я не пойду. У нас хватает лизоблюдов.
Галя с уважением посмотрела на молодого доктора. Как хорошо, что ее мама попала именно к нему! Уж он-то точно сделает все возможное, чтобы продлить ей жизнь.
– Садитесь, – будто вспомнив о посетительнице, Боростовский придвинул к ней кресло. – Сейчас я все вам выпишу.
– Только самые дорогие и эффективные! – взмолилась Галя.
– «Самые дорогие и эффективные»! – передразнил ее Герман. – Позвольте, девушка, мне самому решить, что принимать больной.
Он быстро стал черкать что-то на рецепте. Галя, как завороженная, следила за его рукой.
– Доктор, – произнесла она, когда Герман ставил свою размашистую подпись, подкрепляя ее личной печатью, – не согласитесь ли вы приходить к моей матери? Ну, пожалуйста, я заплачу сколько вы скажете.
Врач оторвался от рецепта и пристально посмотрел на просительницу. В его лазурных глазах прятались печаль и жалость.
– Ладно, – согласился он. – Сегодня она у нас полежит, завтра приезжайте за ней на такси. Сейчас сбегайте в аптеку и купите все необходимое.
Галя закивала, дергая головой, как китайский болванчик.
– Да, конечно. Скажите, я могу ее увидеть?
– Она под аппаратом, – пояснил врач. – Мы укололи снотворное, и ваша мама спит. Ей откачали жидкость, должно полегчать. Позже вы вполне можете ее навестить. А сейчас делайте то, что я вам сказал. Вечером принесете лекарства.
Галина прижала руки к груди, выражая благодарность, и опрометью понеслась по больничному коридору. Аптека находилась неподалеку от клиники и считалась лучшей в городе. В ней всегда толпилось много народу, большая часть которого наверняка состояла из родственников пациентов или самих пациентов. Когда наконец подошла ее очередь, Галя сунула рецепт в окошко полной женщине с кроваво-красными губами и замысловатым сооружением на голове. Та равнодушно пробежала глазами написанное.
– Все есть. Это будет стоить… – она минуту поколдовала у компьютера и назвала сумму. Руки девушки с тонкими пальцами нервно затеребили замок сумочки.
– Сколько вы сказали?
Женщина озвучила непомерную сумму, просто немыслимую для ее кошелька. Галя не имела даже трети.
Равнодушная аптекарша монотонным голосом повторила сухие цифры.
– Но у меня… – растерялась Галя. – Господи, почему так дорого?
– Гражданка, либо берите, либо не задерживайте очередь, – буркнула женщина. – Думаю, врач предупредил вас о ценах. Бесплатно мы ничего не выдаем.
Девушка порылась в сумочке и достала рыжий кошелек из натуральной кожи – ее гордость, купленный на премию.
– У меня всего лишь десять тысяч, – сказала она и умоляюще взглянула на аптекаршу. – Что я могу взять на эти деньги?
Женщина кинула на прилавок небольшой пузырек:
– Только это. Но препарат нужно принимать в комплексе с другими лекарствами, иначе не будет эффекта. Берете?
– Беру. – Галя решительно бросила деньги в пластмассовое блюдце, подождала, пока аптекарша отпечатает чек и упакует пузырек. Прижав драгоценное лекарство к своей груди, девушка вышла из аптеки в солнечный зной. Герман не обманул и не преувеличил, когда сказал, что лечение будет очень дорогим. Но чтобы настолько дорогим! После покупки всего лишь одного пузырька у нее не осталось ни копейки денег, а завтра нужно забирать маму на машине и оплатить услуги врача и медсестры. Она стояла возле небольшого старого фонтана, с натугой выбрасывавшего в воздух слабую ржавую струю, и, глядя на наглых голубей, пытавшихся пить мутную воду, напряженно размышляла. Лихорадочно работавший мозг подсказывал только одно решение: отправиться на работу и просить Аркадия Петровича выдать ей аванс. Правда, и он не окупит все необходимые услуги, но все-таки… Девушка пошарила в кармане, нащупывая мелочь, которой должно было хватить на троллейбус, дождалась транспорт и поехала в фирму.
Поднявшись на второй этаж огромного здания, служившего пристанищем нескольким организациям, Галя прошла по мягкому красному ковру длинного коридора и толкнула дверь в приемную шефа. Молодая секретарша Лариса, стройная, как модель, и с такими же параметрами, увидев ее, откинула рыжие волосы, копной спадавшие на точеные плечи.
– Галя? Аркадий сказал, что ты уволена.
– Как прошел обед с французами? – ничего не ответив, спросила девушка. – Обошлись без меня?
Лариса покраснела.
– В общем, справились, хотя с тобой вышло бы лучше.
Галя махнула рукой:
– Только не ври, что вы были на грани катастрофы. Ты ведь учишься на французском отделении иняза, я правильно сказала? Если не ошибаюсь, диплом тебе получать в будущем году. Не говори, что ты от страха забыла все слова.
Лариса стала пунцовой, как спелый помидор.
– Я забыла не от того, что не знала, а от того, что растерялась, – пролепетала она. – У меня в отличие от тебя нет никакой языковой практики.
Галя лишь улыбнулась про себя. В другой раз она обязательно порадовалась бы промаху Ларисы, поступившей в институт по протекции Аркадия Петровича. Как сотрудницы его фирмы эту протекцию получали, догадался бы даже тупой. В семнадцать лет Лариса стала любовницей на подхвате, имея одно достоинство: она не просила шефа уходить из семьи, чего требовала его постоянная пассия, финансовый директор Татьяна, прекрасно понимая, что при разводе ее возлюбленный останется без гроша – фирма числилась за женой.
– Ладно, судя по всему, позора избежать удалось, – констатировала Галина. – Шеф у себя? Один?
– Один, и страшно злой на тебя, – отозвалась Лариса с хорошо читаемым ехидством. Ее изумрудные глаза при этом смотрели невинно – этакий ребенок! – Так почему ты сбежала?
– Моей матери стало плохо, она чуть не умерла, – пояснила Галя. – Я отвезла ее в больницу, и там выявили рак легких.
Секретарша постаралась изобразить сочувствие:
– Правда? Печально. Но чего же ты хочешь от Аркадия Петровича?
– На лечение матери понадобятся большие деньги, – сказала Галя. – Сейчас мне никак нельзя уходить с работы. Я еще не писала заявления и надеюсь, что он оставит меня. Вспомни, сколько раз я выручала шефа по выходным, работала бесплатно, без всякой премии.
Лицо Ларисы приняло бесстрастное выражение.
– Ну, зайди к нему, – ответила она неуверенно. – Хотя наш шеф своих решений не меняет.
– И все же я попробую. – Галина дернула полированную дверь кабинета и смело вошла. Босс сидел за столом, попивая свой любимый кофе. Он мог употреблять его литрами и при этом прекрасно спал по ночам в отличие от нее. Для девушки даже один глоток отзывался бессонницей. Увидев Галю, Аркадий Петрович, не прерывая своего занятия, сверкнул на нее стальными глазами:
– Принесла заявление? Беспокоить меня было необязательно. Оставь у Ларисы и катись на все четыре стороны. Ты чуть не сорвала мне встречу, и я не желаю тебя больше видеть. Никогда.
– Аркадий Петрович! – умоляюще произнесла девушка. – Моя мама чуть не умерла, ее срочно госпитализировали. У нее рак, четвертая стадия. Для лечения потребуются большие деньги. Прошу вас, не увольняйте меня! Мне очень нужна эта работа.
Стальные глаза ничего не выражали, но двойной подбородок потрясывался, как желе, от еле сдерживаемого гнева.
– Ты смеешь говорить мне о своих проблемах? – взвился шеф. – Даже думать об этом не смей! Немедленно пиши заявление и убирайся вон. Если я когда-нибудь увижу тебя возле моей фирмы – прикажу охраннику, чтобы хорошенько отметелил.
– Аркадий Петрович! – На черных ресницах Гали повисли слезы. – Ну, будьте человеком, Аркадий Петрович. У вас, наверное, тоже есть мать. Ради вашей матери не увольняйте меня.
На секунду на лице шефа появилось доброе выражение, но только на секунду.
– Не трожь мою мать, дрянь! – визгливо заорал он, и в двери показалась довольная мордочка Ларисы.
– Я не нужна?
– Зачем ты впустила ее ко мне? – продолжал бушевать начальник. – Немедленно позови охранника, и пусть он вытолкает ее в шею. Я хочу, чтобы она ушла прямо сейчас. И не нужно никакого заявления. Ты сама напишешь от ее имени.
– Не имеете права! – заорала вдруг Галя в тон Аркадию Петровичу. – Я буду жаловаться на вас, я все расскажу, что знаю…
На ее удивление, шеф вдруг успокоился, словно разом выпил пузырек валерьянки.
– Ты мне угрожаешь? – спросил он почти доброжелательно. – Вот и отлично. Теперь ходи и оглядывайся по сторонам, чтобы не отправиться на тот свет раньше своей матушки.
Галя схватила со стола прибор с ручками и швырнула в мужчину:
– Негодяй! Какой же вы негодяй!
Она выбежала из кабинета. Визгливые крики смолкли только у выхода. Что ж, она сюда больше не вернется. Это факт. Но, может быть, все к лучшему? Этот зверь в любом случае не разрешил бы уйти с работы, если бы ей это понадобилось. Нет, надо искать место получше. Впрочем, легко сказать – получше. Ей нужно найти работу как можно скорее, ведь в кошельке не осталось ни копейки. Оглянувшись в последний раз на окна фирмы, которую она еще недавно считала вторым домом, Галя зашагала к остановке. Нещадное июньское солнце палило, словно адский огонь, и девушка спряталась в тень, отбрасываемую раскидистым каштаном.
– Галя, подожди!
Девушка обернулась. К ней на всех парусах мчался Митин. Густые рыжие волосы Юрки развевались, как пиратский флаг.
– Что тебе нужно? – недоброжелательно спросила Галина. – Мы с шефом все обсудили. Я на пушечный выстрел не подойду к этой проклятой организации. Скажи Лариске, пусть поторопится с заявлением. О, как я вас всех ненавижу!
– Зря ты так. – Митин прищурился, и Галя впервые заметила, какие у него длинные, мягкие, пушистые ресницы – как у девчонки. – Я хотел помочь. Тебе известно мое отношение к Елене Васильевне. Ей я нравился, несмотря на то что не нравился тебе.
– Допустим, – не стала спорить Лопатина. – И как ты собираешься помочь?
– Аркадий, конечно, принципиальный, но и с ним можно найти общий язык. – Митин шагал рядом, вытирая пот клетчатым платком. – Ты в курсе, что в прошлом году у него случился конфликт с Гусевым?
Гусев работал в фирме аудитором и был на хорошем счету.
Галя покачала головой:
– Я никогда не интересовалась сплетнями фирмы.
– И зря, – заметил Юрка. – Ты, должно быть, в курсе, что шеф ценил Гусева, как и тебя. Да, да. Я не преувеличиваю. Сколько раз он говорил, что рад такому специалисту, – он тряхнул огненной гривой. – Но дело не в этом. В прошлом году у Гусева заболела дочь, потребовалась срочная дорогостоящая операция. Гусев пробовал отпроситься во внеочередной отпуск, потом клянчил деньги в счет будущей зарплаты, а тут, как назло, приехали иностранцы заключать договор, и Аркадий Петрович во всем Гусеву отказал. Тот пригрозил, что все равно не придет, и угрозу свою выполнил, тогда шеф подготовил приказ о его увольнении. – Митин улыбнулся и подмигнул. – И это несмотря на его отношение к Гусеву.
Короче, проходит время, с дочерью Гусева все хорошо, операция прошла удачно, а вот деньги закончились. Бедняга явился сюда и попросился обратно. Аркаша, естественно, отказал. Тот ушел несолоно хлебавши, крикнул даже, что Петрович локти кусать будет, но работу нигде не нашел. Ты сама знаешь, как тяжело с работой в нашем городишке. В общем, помыкался Гусев, достал какие-то антикварные серьги с бриллиантами и понес Аркадию. Ты в курсе, что он собирает антиквариат, чтобы одаривать им Таньку? Эта фифа, кроме дорогих старинных вещей, ничего больше не носит.
– Правда? – удивилась Галя и попыталась вспомнить, какие же золотые вещи она видела на основной любовнице шефа. Да, кажется, было бриллиантовое колье немыслимых размеров из червленого золота, потом замысловатые серьги грушевидной формы с сапфиром. Ей они показались слишком вычурными. А это, оказывается, антиквариат, который стоит немыслимых денег!
– Ты хочешь сказать, что Аркадий, заполучив раритетную вещицу, взял Гусева обратно? – поинтересовалась девушка у довольного Митина. – Но у меня нет и десяти рублей, не то что антиквариата. Получается, путь обратно мне заказан.
– Извини, но в это я не поверю, – покачал головой незадачливый ухажер. – Мне известна история вашей семьи. Твой дед был генералом, занимал немалую должность, пока его… в общем, странно, если у вас не завалялась какая-нибудь ценная побрякушка, подаренная дедом бабушке, а ему – каким-нибудь подчиненным.
– Я говорила, что деда посадили по доносу! – вскрикнула Галя. – Он никогда не брал ничего чужого! И у нас нет ничего, кроме старой мебели.
Юрка развел руками:
– Это ты так считаешь. Поговори с матерью. Сейчас она станет более откровенной.
– Да она всегда была со мной откровенной, потому что мы вдвоем уже давно! – Лопатина сжала кулачки, почувствовав, как ногти впиваются в кожу, и вскочила: – Прощай!
Юрка хмыкнул вдогонку:
– Во всяком случае, это единственный шанс вернуться.
Галя ничего не ответила. Покинув тень и подставив голову палящему солнцу, она тяжело вздохнула. Утром забирать мать, а у нее нет ни копейки. О каком антиквариате может идти речь, если завтра нечего будет есть?! А маме сейчас нужно хорошо питаться, проклятая болезнь отнимает последние силы. Что же делать? Что? Девушка опустилась на скамейку под старой акацией с толстым морщинистым стволом и задумалась. Может, у кого-нибудь занять? Но ни у нее, ни у мамы нет таких знакомых, которые дадут взаймы. Она вспомнила тетю Женю, соседку с первого этажа. Однажды Елена Васильевна пыталась перехватить у нее триста рублей до получки. Сын тети Жени, серьезный бизнесмен, разъезжал на крутой машине и давал матери ежемесячно тысячу долларов, которые та спокойно проедала в разных дорогих ресторанах. Этой даме суммы в триста рублей не хватило бы даже на карманные расходы… Однако в ссуде она отказала.
– Леночка, деньги счет любят. Если я тебе одолжу, ты обязана вернуть. Но ты же не вернешь. Вы с дочкой – нищета.
Напрасно уверяла мама, что эти несчастные рубли она уж точно отдаст. Тетя Женя закрыла дверь перед самым ее носом. К сожалению, богаче этой тетки в их подъезде никого не было. Подруги Гали сами перебивались от получки до получки. В маленьком городке высокооплачиваемая работа не водилась. От бессилия что-либо сделать Галина уронила голову на руки и застыла, как скорбное изваяние. Какой-то скрип заставил ее дернуться и обернуться. Полненький розовощекий малыш катил по тротуару на трехколесном велосипеде в сопровождении бдительной матери и еще более бдительной кавказской овчарки. Ребенок доехал до того места, где цементная поверхность дорожки вспучилась, приподнятая древесным корнем, и переднее колесо его велосипеда уперлось в холмик. Он продолжал крутить педали, но ничего не получалось, так что пришлось мамочке ему помочь. На мгновение забыв о грустных мыслях, Галя улыбнулась и подумала: если бы у нее был ребенок… Пусть даже от Славика, которого она сначала любила без памяти, потом так же страстно ненавидела, а теперь вспоминала о нем без боли и сожаления. Ребенок спас был ее от страха и одиночества.
– Галка? Ты ли это? – раздался над ухом знакомый до боли голос.
Девушка подняла голову и увидела невысокого мужчину, облаченного в джинсы и белую, без единого пятнышка, выглаженную до скрипа рубашку. Светлые волнистые волосы, как всегда, идеально лежали на голове, придавая ему вид фата. Рыжеватые усики едва курчавились над верхней губой. Зеленые кошачьи глаза смотрели удивленно и доброжелательно. Ох, всегда они так смотрели, только поступки этого человека оставляли желать лучшего, потому, в конце концов, и оказались они оба в ЗАГСе с заявлением о разводе. Итак, перед Галей стоял ее бывший муж Славик, о котором она подумала несколько секунд назад.
– Ты плохо себя чувствуешь? – поинтересовался он. – Или никак не хочешь реагировать на мое случайное появление в твоей жизни?
– На твое случайное появление в моей жизни мне придется отреагировать, – буркнула девушка. Сытый, холеный вид бывшего мужа, работавшего кардиологом в местной поликлинике, ее раздражал.
– Что-то случилось? – Он сел рядом, предварительно вытерев скамейку рукой, и она опять поморщилась. Стремление к аккуратности до фанатизма тоже раздражало.
– Так что случилось? – повторил бывший доброжелательно и настойчиво.
– Раз я не отвечаю – ничего, – не очень любезно отозвалась Галя, и, вопреки ее воле, слезы хлынули из глаз, скатываясь по щекам, как по американским горкам, и падая на легкую розовую кофточку.
Славик придвинулся ближе:
– Ну-ка… – Он приобнял девушку, и она вздрогнула от его прикосновения. Мужчина сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил как ни в чем не бывало: – От тебя не убудет, если ты поделишься со мной своей проблемой. Что-то мне подсказывает, что она у тебя имеется.
Галя всхлипнула. Славик был прав. Излить кому-нибудь душу, попросить совета – это все, о чем она сейчас мечтала. И пусть жилеткой на этот раз поработает бывший – в конце концов, не все ли равно, раз ее положение безнадежно?
