Ольга Березина
Удержи меня
Часть первая. Знакомство
1996 год
Глава первая
Этот день ничем не отличался от других. Августовское небо хмурилось, будто отражая его настроение. Болела ушибленная накануне коленка. Да-да, он опять поскользнулся у бассейна.
Макс вздрогнул, услышав стук в приоткрытую дверь игровой комнаты. На пороге стояла горничная, миссис Барбара Томпсон, державшая за руку маленькую забавную девочку. Ее растрепанные кудрявые хвостики задорно подпрыгнули, когда она вошла внутрь, а широкая улыбка продемонстрировала миру щербинку между не до конца отросшими верхними зубами. Взгляд Макса против воли зацепился за дурацкие цветочки на ее розовых леггинсах и за сползающую с плеча, явно не по размеру, футболку с какой-то, судя по короне, принцессой. Ему захотелось улыбнуться в ответ.
Он смотрел, как приоткрыв от изумления рот, девочка сильнее вцепилась в руку миссис Томпсон. Макс отлично знал, почему: игрушек в комнате было больше, чем в некоторых магазинах города. Тут и машинки, и железная дорога, плюшевые звери всех видов и расцветок, различные конструкторы. Восторг был понятен – шанс не просто посмотреть, а потрогать, поиграть. Потом она уставилась на него и улыбнулась еще шире, хоть ему и показалось, что это попросту невозможно.
– Привет, Макс! Познакомься, это моя дочь Эрика, – сказала миссис Томпсон. – Твоя мама разрешила иногда приводить ее сюда. Она тебе не помешает. Правда, милая? – миссис Томпсон ласково погладила дочь по голове и поцеловала в макушку.
Этот, казалось бы, невинный жест накрыл волной боли. Начавшее было улучшаться настроение снова испортилось. Макс насупился, буркнул «Привет» и тут же направился в свою комнату.
Прежде чем демонстративно громко хлопнуть дверью, он услышал слова миссис Томпсон:
– Ничего страшного, милая. Вы подружитесь, – а затем чуть тише: – Наверное.
Макс был достаточно взрослым, чтобы понимать – это всего лишь попытка успокоить и подбодрить дочь.
Чуть позже из обрывков разговоров Макс узнает о внезапной смерти бабушки Эрики, о спешно нанятой няне-соседке, которая не уследила за девочкой, что привело к травме. Эрику было не с кем оставить дома в те выходные, когда смены родителей совпадали.
А пару дней спустя Макс случайно подслушал родителей, которые вместо того, чтобы, как обычно, закрыться для разговора в кабинете, расположились в гостиной.
Макс как раз собирался спуститься на кухню за соком, когда снизу раздался голос отца:
– Не думал, что ты позволишь это, Кэролайн. Дочь прислуги рядом с твоим сыном.
Макс замер, так и не успев выйти на лестницу. Он прислонился к стене коридора, чтобы наверняка остаться незамеченным, и прислушался.
– Во-первых, у обоих скоро начнется школа, – отмахнулась мать, – и они практически не будут пересекаться. Так, один-два выходных в месяц. Во-вторых, они слишком разные. Сам сказал, «дочь прислуги». К тому же ей всего шесть.
Максу было любопытно, что еще происходит внизу. Он опустился на колени и аккуратно выглянул из-за угла вниз через балясины.
Мать устроилась в кресле с бокалом красного вина – признак тяжелого дня. Она уже успела переодеться в черный домашний комплект, состоящий из брюк и широкой блузы. Ее длинные прямые темные, как у него, волосы были завязаны в свободный хвост, конец которого был переброшен через плечо, а макияж смыт. Так она казалась мягче, добрее чем на самом деле. Отец, похоже, только вернулся: на нем все еще был костюм, только галстук валялся на диване. Он стоял за спинкой кресла и осторожно разминал матери плечи.
– Три года – не такая большая разница, – заметил он.
– Это в нашем возрасте она небольшая. А в их – огромная. Что может быть общего у нашего сына с этой девчонкой, Хью?
Отец лишь пожала плечами в ответ, хоть мать и не могла его видеть.
– Думал, ты найдешь новую горничную, милая.
– Я отправила запрос в компанию по подбору. Но сейчас нет никого, кто отвечал бы всем моим… кхм… пожеланиям, – вздохнула мать. – Хочешь – займись сам. Я буду только рада.
– Опять же ты всегда можешь похвастаться собственной сострадательностью и вниманием к простым смертным, дорогая, – продолжил отец, словно не заметив последней фразы. Он не хотел заниматься вопросами дома и уже перестал это скрывать.
– Не ерничай, Хью.
Конечно, Максу хотелось, чтобы родители поинтересовались его мнением, вот только за неполные десять лет он уяснил, что им оно не интересно.
И вот теперь Макс сидел на своем любимом месте в игровой – широком подоконнике – и хмуро разглядывал комнату: два вместительных стеллажа для игрушек, письменный стол напротив двери, большой телевизор у противоположной стены. А еще у него был видеомагнитофон и целых две приставки PlayStation и вторая Sega Genesis. Только ничего из этого уже не радовало.
Если бы его спросили, не против ли он присутствия Эрики, Макс бы не стал возражать, ведь столько лет мечтал о младшем брате или сестре. Да и места было достаточно, чтобы не мешать друг другу. В большую часть игрушек он давно не играл, предпочитая конструкторы «Лего» или одну из приставок. И пусть Эрика была дочерью горничной, они могли бы подружиться.
***
Впервые после знакомства Эрика появилась у него в субботу через две недели. Макс ожидал, что она будет смущаться, как и он сам, но нет. Она улыбалась, не стесняясь отсутствия некоторых зубов, и с интересом осматривала комнату. Ее каштановые кудряшки снова были завязаны в два хвостика, один из которых ослаб и сползал к уху. А еще он заметил веснушки на вздернутом носу и маленькую родинку над верхней губой слева.
«Симпатичная», – решил Макс.
В этот раз на ней были самые обычные джинсы и невзрачный синий свитер.
– Привет! – прозвучало уверенно и дружелюбно.
– Привет, – Макс не понимал, как лучше себя вести. Друзей или приятелей у него не было, и все общение зачастую ограничивалось приветствием или прощанием с одноклассниками или на тренировках по лакроссу и верховой езде.
– Слушай, а кукол у тебя нет? – Она продолжала крутить головой, похоже, не в силах остановиться на чем-то одном.
– Конечно, нет! – обиделся Макс. – Я же не девчонка, чтобы играть в куклы.
– А наш сосед Джон играет.
– Ну и дурак! – Макс моментально понял: что-то не то сказал – Эрика насупилась и отступила к одному из стеллажей.
– Ой, а давай поиграем в это. – Она держала в руках коробку с настольной игрой 13 тупиков. Ее два года назад купил отец и они даже несколько раз играли. Пока бывший автогонщик Хью Уокер окончательно не увлекся идеей создания собственной команды, которой теперь посвящал все время.
Макс уже хотел было согласиться, даже открыл рот, но передумал – нужно было объяснять правила. И вообще он засомневался, что Эрика сможет составить ему конкуренцию.
– Не хочу.
– Почему?
– Ты все равно проиграешь, – произнес Макс и вздрогнул. Эти слова и тон напомнили о матери, когда она в очередной раз отмахивалась от него под предлогом дел или усталости. – И там же написано: от восьми лет, – добавил он чуть тише, надеясь немного сгладить впечатление от своей резкости.
Эрика все равно надулась и, схватив с полки первого попавшегося плюшевого медведя, уселась на стоящий в углу мягкий коричневый пуф, который Макс терпеть не мог из-за того, что чувствовал себя нелепым, проваливаясь на сидении так глубоко, что колени оказывались в районе груди.
В этот момент в игровую вошла Барбара, ища глазами дочь.
– Солнышко, пить не хочешь? – в голосе миссис Томсон было столько теплоты, сколько Макс не слышал в свой адрес, наверное, со дня смерти деда три года назад.
– А можно яблоко? – Эрика чуть ли не подпрыгивала на месте от нетерпения.
– Пойдем на кухню, я тебе порежу. – Она ласково потрепала дочь по голове, еще больше распушая кудряшки.
На сидящего у окна Макса миссис Томпсон даже не взглянула. Он пытался сделать вид, что ему все равно, но геометрический узор на ковре предательски расплывался перед глазами.
Макс силился вспомнить, когда в последний раз хоть кто-то интересовался, хочет ли он чего-нибудь. С тех пор, как няня вслед за мужем переехала в другой город, прислуга кормила его, только если он сам приходил.
– Мама, – услышал Макс шепот из-за полуприкрытой двери, – а почему ты не спросила, не хочет ли Макс пить?
– Миссис Уокер не велела ему навязываться. Сказала, что он достаточно взрослый и сам в состоянии попросить, чего хочет.
Теперь отчужденность слуг стала понятнее, но поселившаяся в сердце обида все равно не уменьшалась.
В следующий раз они с Эрикой увиделись лишь через месяц. Макс не знал графиков ее родителей, так что предсказать, когда она снова появится в его жизни, не мог. Он в отвратительном настроении влетел в игровую – его команда по лакроссу разгромно проиграла тренировочный матч. Тренер не стеснялся в выражениях. Досталось, конечно, всем, но Макс считал обвинения несправедливыми, тем более он в кои-то веки забил гол!
Макс замер, увидев Эрику, рассматривающую его принадлежности для рисования. И пусть он уже давно не рисовал, сам факт, что она смела без спросу брать его вещи, до ужаса бесил, особенно сегодня.
– Положи на место! – Макс резко вырвал из рук Эрики упаковку фломастеров, не замечая, как на маленькой ручке вспухает порез.
– Тебе жалко? – тоненький голос задрожал.
Макс фыркнул, постаравшись вложить в этот звук побольше презрения.
Конечно, она не понимала, что дело совсем не в этом! Жалко? Нет! Он мог бы выбросить все, находящееся в комнате, и ему бы купили новое.
– Вообще-то могла бы и спросить!
– Извини, – прошептала Эрика, отходя пуфу, на котором сидела в прошлый раз.
Проследив за ней взглядом, Макс увидел, как она слегка дует на руку. Понимание пришло через пару секунд – порезалась о пластиковый край. Он даже проследил пальцем, чтобы убедиться. Макс дернулся в сторону Эрики, желая… Он и сам не знал, чего: извиниться, осмотреть руку. Но Эрика, словно заметив его порыв, спрятала поврежденную ладонь под мышкой и опустила взгляд.
Возникло знакомое ощущение, что его оттолкнули. Дурацкая упаковка будто жгла руки. Резко развернувшись, Макс со всей силы запустил ею в стену – фломастеры цветным дождем брызнули в разные стороны – а потом вышел из комнаты.
Уже лежа в спальне он размышлял, почему прицепился к девчонке. Ну взяла и взяла. Плевать. И тем не менее нечто, названия чему дать никак не получалось, словно грызло изнутри, мешая думать.
Она оказалась гораздо проще и смелее, чем Макс предполагал. Быстро освоилась, начала играть в игрушки, не обращая на него внимания. А он хотел, ждал, что она снова предложит поиграть вместе.
Успокоиться получилось только к вечеру. А в игровую Макс вернулся, лишь убедившись, что Эрика уехала.
Фломастеры были аккуратно сложены в лопнувшую упаковку. Некоторые потрескались и подтекали. По столу расползалось грязное пятно. Вздохнув, Макс смел их в мусорное ведро. Жаль, что не получилось так же просто избавиться от воспоминаний о произошедшем. Они продолжали жечь изнутри даже спустя несколько дней, заставляя уши заливаться красным.
Именно поэтому в следующий раз он нарочно пихнул Эрику локтем – хотелось наказать за стыд, который испытывал из-за нее. И пусть Макс знал, что мягкий ковер в коридоре хорошо заглушает шаги, сейчас было плевать.
– С дороги!
Она вскрикнула и отскочила.
– За что?
– А чего на дороге встала?
Училась Эрика быстро: буквально через пару дней Макс заметил, что после этого случая она стала держаться ближе к стене, чтоб точно не попасть под руку. Вот только ожидаемого облегчения это не принесло. Наоборот, теперь Макс лишь больше злился. Между встречами он часто прокручивал в голове собственные поступки. Иногда слово «ошибки» приходило на ум, но Макс старательно от него отмахивался – слишком стыдно.
«Наверное, она думает, что я козел, – размышлял Макс. – А чего она себя так ведет, будто меня нет? Это моя комната! И вообще, кто она такая? Дочь прислуги! А я Уокер! Уокер! Она должна меня уважать!» Только вот даже себе ответить на вопрос, за что же его уважать, не получалось.
***
Эрика знала, что родители небогаты, но до момента, когда отец впервые высадил их с мамой на подъездной дорожке дома Уокеров, она до конца не осознавала, что это значит. Да, ей не покупали по первому требованию игрушки или шоколадки, родители всегда сначала смотрели на цену. Она часто слышала фразу: «Это для нас очень дорого, милая». Крупные покупки всегда приурочивали к праздникам: Рождеству или дню рождения. И в определенный момент она начала воспринимать это как должное, перестав канючить в магазинах, а спрашивая, могут они купить ту или иную вещь или нет.
Но только стоя перед огромным немного мрачным домом, где работала мать, Эрика впервые начала понимать, что такое богатство. Когда они подъезжали, она высунулась в окно, чтобы получше все разглядеть. Колеса машины шуршали по гравию, а газон оказался настолько идеальным, что она задумалась, можно ли на него вообще наступать.
Дом не был высоким – всего два этажа и чердак – но очень широким. Средняя часть – массивнее остальных, а к ней будто приклеили два дома поменьше.
– Это называется «особняк», – пояснила негромко Барбара.
Снаружи весь первый этаж был украшен темно-серым необработанным камнем, из-за чего казался неприветливым и колючим. Не спасали ни белые оконные, ни более светлый второй этаж, ни фигурный козырек над входом. «Наверное, в таком должны жить злые волшебники», – подумала Эрика.
Войдя внутрь, она поразилась еще больше – гостиная с массивной деревянной мебелью оказалась огромной. Обстановка напомнила ей увиденную как-то в музее. Над широким светлым каменным камином у противоположной стены в тяжелой золоченой раме висел портрет мужчины и женщины. Как Эрика поймет позже, – родителей Макса. Женщина ей не понравилась с первого взгляда. Нет, она была красива, только серые глаза слишком напоминали льдинки. Мужчина показался Эрике более приветливым, хотя чем дольше она смотрела, тем сильнее ее охватывало ощущение, что будь его воля, он с удовольствием покинул бы портрет.
На второй этаж дома вела не одна, а целых две лестницы.
– Правое крыло занимает Макс, нам туда, – сказала мама, – а левое мистер и миссис Уокер. Туда тебе ходить запрещено.
Потом они поднялись на второй этаж. Оказалось в распоряжении Макса целых две комнаты: спальня по левую руку и игровая. Ноги утопали в мягком ворсе ковра, пока они с мамой медленно приближались к приоткрытой двери в конце длинного коридора. Эта комната была не такой огромной, как гостиная, но тоже большой. Первое, что бросилось в глаза – пушистый бежевый ковер с рисунком из пересекающихся квадратов разных оттенков коричневого. Слева было большое окно с заваленным подушками низким широким подоконником. А справа – стойка с телевизором и…
«Это что, приставки? – Эрика не слышала, чтобы кто-то из соседских детей хвастался подобным. – Интересно, он даст хоть разок сыграть?»
Сначала Макс показался Эрике милым и немного несуразным – его короткие непослушные темные волосы торчали в разные стороны, он был тощим и высоким с большим носом, пухлыми губами и вытянутым лицом. Он немного напоминал мужчину с портрета, только с грустными глазами.
«Забавный», – подумала она и широко улыбнулась.
Вот только быстро стало понятно, что ее присутствие отчего-то Макса сильно злит, хоть Эрика поначалу и старалась быть ласковой, дружелюбной.
Макс часто ее толкал, пинал, оттаптывал ноги, а еще называл помойной крысой после того, как однажды она похвасталась найденной красивой куклой.
Эрика помнила, как с широкой улыбкой вбежала в игровую, прижимая к груди свое сокровище. Кукла явно была дорогой – пышное розовое платье с блестками, туфельки с бантиками. А волосы, какие у нее были красивые волосы – светлые, гладкие, блестящие! Они совсем не путались и не липли к расческе при попытке сделать прическу.
Когда она увидела игрушку, та валялась около мусорного бака, недалеко от остановки автобуса, на котором они приезжали в дом Уокеров, если папа не мог сам их отвезти. Сначала мама подумала, что куклу потеряли, но потом заметила, что одна из рук сломана, а платье порвано, так что разрешила Эрике оставить ее себе. А вечером папа подклеил Белль – так девочка назвала свою красавицу – руку скотчем, а мама зашила платье. В общем, вбегая на следующий день в игровую, Эрика была абсолютно счастлива.
Она весело размахивала найденной игрушкой, ей так хотелось поделиться своей радостью со всем миром.
– Смотри-смотри, вчера нашла на улице! Такая красивая! Смотри, какие мягкие волосы! А какое платье! А туфли! – тараторила Эрика без устали. – Там только рука немного отломана была и платье разорвано! И все! Папа починил! – она захлебывалась от невероятного восторга – о такой кукле Эрика и мечтать не могла. – А ее выбросили!
В первые секунды ей показалось, что Макс сейчас улыбнется, а потом…
Его лицо исказила гримаса отвращения.
– Кто-то выбросил, а ты подобрала? Фу! Гадость какая! Как можно тащить мусор в дом, – он замолчал, словно подыскивая подходящее слово, – крыса помойная! – закончил Макс резко.
Эрика стояла перед ним, судорожно стискивая в руках свою Белль, и безуспешно пыталась сдержать рвущиеся наружу слезы.
Теперь она радовалась, кода ей не нужно было идти к Уокерам. Родители старались согласовать работу так, чтобы в выходные кто-то из них обязательно оставался дома. К сожалению, получалось не всегда. Вот и сегодня снова пришлось ехать с мамой, гадая, что ее там ждет.
Когда Эрика как можно тише вошла в игровую, Макс рисовал. Она впервые видела его за этим занятием, теперь понимая, зачем ему столько красок и карандашей.
– Можно взять этого медведя? – пробормотала она, подойдя к стеллажу. Он выделил ей отдельную полку, с которой разрешил все брать, но она все равно боялась и спрашивала разрешения, если Макс оказывался в комнате.
Он вскинул голову и нахмурился.
– Я же сказал: с этой полки можно. И хватит меня дергать! – Он так сильно надавил на карандаш, что тот хрустнул. – Видишь, из-за тебя карандаш сломал!
– При чем тут я?
Карандаш полетел в мусорное ведро.
– Зачем выкидывать? Можно же поточить. – Эрика не понимала подобного расточительства.
– Возьми и поточи! – Макс резко поднялся со стула и направился к стеллажу, рядом с которым она стояла.
Видимо, удивление от его предыдущего поступка помешало ей вовремя отскочить, когда Макс решительно оттеснил ее.
– Не толкайся! – Эрика инстинктивно уперлась свободной рукой ему в живот.
В ответ Макс ухватил ее за плечи и оттолкнул. Не удержавшись на ногах, Эрика рухнула спиной на ковер. С минуту она просто лежала. Ковер смягчил падение, так что больно не было, просто очень обидно. Эрика не собиралась плакать при нем, но сдержать слезы никак не удавалось.
– Плакса! – бросил Макс, уходя.
Эрика не понимала, что она ему сделала, за что Макс так ее не любит. Тем более он мог быть другим. Она сама видела.
Иногда она ловила на себе добрый взгляд. Но стоило Максу понять, что она смотрит в ответ, его лицо тут же менялось: мягкость уступала место насупленному, хмурому выражению; глаза превращались в льдинки.
Эрика помнила, как впервые застала его за чтением. Макс сидел прямо на полу, прислонясь к стене. Книга лежала на согнутом колене. Эрика поразилась, насколько спокойным он выглядел. Не было ни морщинки между бровей, ни поджатых губ. Она уже хотела зайти в игровую, когда заметила легкую улыбку. Эрика удивилась, как сильно это изменило его лицо. Момент не хотелось прерывать, поэтому она бросила взгляд на белоснежную обложку, как можно тише отступила назад и вернулась на кухню.
Ей было любопытно, что за книга вызвала у Макса улыбку. Чуть позже она нашла ее на полке. Из-за цвета это оказалось совсем не сложно.
«Маленький принц», – прочитала Эрика.
Она сомневалась, что Макс разрешит взять книгу домой, поэтому попросила папу купить такую же. Выбор дочери очень удивил Адама Томпсона.
– Эрика, ты уверена? Эта книга для детей постарше. Тебе будет неинтересно.
– Хочу эту, – стояла она на своем.
Вот только в первый же вечер она поняла, что папа прав. Сама Эрика читала еще не слишком хорошо, поэтому просила родителей. Книга была похожа на сказку, но девочка быстро потеряла интерес. Постоянно приходилось останавливаться и просить родителей объяснить, что происходит. Она ждала приключений, драконов и замков (что еще могло интересовать мальчишек?), а получила какие-то планеты в пустоте и колючую розу, с которой Принц никак не мог подружиться.
– Откуда ты вообще узнала про книгу? – спросила мама, поняв, что дочь снова не слушает.
– Ее Макс читал. Думала, интересно.
– Макс старше. Может, тебе тоже понравится, когда подрастешь.
Так книга перекочевала на полку до лучших времен. А Эрика осталась в недоумении, что же Максу понравилось в этой истории.
Окончательно брать его игрушки Эрика перестала после истории с альбомами для рисования.
– Где мои альбомы? – Макс стоял посреди комнаты и начал кричать, стоило ей появиться.
– Не знаю, – пробормотала Эрика округляя глаза. Она не понимала, в чем провинилась, не успев прийти.
– Куда ты их дела?
– Я не брала никакие альбомы.
– Кроме тебя некому! – Макс грубо схватил ее за руку.
– Пусти. Больно. – Эрика скривилась.
– Где. Мои. Альбомы? – повторил он, выделяя каждое слово и еще сильнее сжимая пальцы на хрупком предплечье.
– Не знаю, – Эрика начала всхлипывать. – Я правда не брала. Меня неделю не было, – пыталась она оправдаться.
– Или клади на место, или приноси свои! – отрезал Макс.
– Хорошо.
Эрика и сама толком не понимала, почему долго не рассказывала маме о поведении Макса. Наверное, не хотела, чтобы его ругали из-за нее. Так у него лишь будет больше поводов злиться.
Да и мама не следила за каждой новой ссадиной, просто напоминала быть осторожнее. Вопросы появились, когда она заметила синяки, по форме напоминавшие следы пальцев.
– Это сделал Макс?
– Что?
– Это, – Барбара подвела дочь к зеркалу.
– Нет. – Эрика опустила глаза в пол.
– Зачем ты меня обманываешь? – миссис Томсон недовольно поджала губы. – Он тебя бьет?
– Нет.
– Но это он тебя схватил? Только честно!
– Да.
– Почему?
– Решил, что я взяла его альбомы.
– А ты брала?
– Нет.
– Хорошо. Знаешь, лучше вообще там ничего не трогай! – сказала мать немного погодя.
– А во что же мне играть?
– Бери из дома.
– Почему он так со мной? – спросила Эрика. – Что я делаю не так?
– Не знаю, милая, – вздохнула Барбара. – Дело не в тебе. У Максимилиана очень сложный характер. Просто постарайся держаться от него подальше, не разговаривай с ним, и все будет хорошо.
***
Макс шел по коридору в сторону кухни, когда услышал разговор слуг, доносившийся со стороны служившей прачечной комнаты.
– …пожаловаться миссис Уокер.
– И что это даст? Кэролайн будет рада любому предлогу. Не могу же я оставить Эрику одну. – Макс узнал голос миссис Томпсон.
Он остановился. Правильнее было уйти к себе и вернуться попозже, но речь, похоже шла о нем. А если миссис Томпсон и впрямь поговорит с матерью, то наказания не избежать.
– А ведь какой хороший был мальчик, добрый. И куда что делось? – судя по акценту, это была миссис Гонсалес, повариха.
– Все они нас за людей не считают. Вот и Макс становится, как его мать, – последовал ответ.
– А Эрика что говорит?
– Говорит, споткнулась, упала. Все в таком духе. А тут увидела на ее руке синяки от пальцев. – Голос миссис Томпсон звучал расстроенно.
– Ужас!
– Ума не приложу, что делать. Адам старается меняться, но сама понимаешь. В общем сказала, чтобы держалась от него подальше.
Слушать дальше Макс не стал. Он развернулся и побежал к себе в комнату, где упал на кровать. Есть расхотелось.
«Я не такой, не такой!» – думал Макс, утыкаясь лицом в подушку. У него не получалось оставаться равнодушным к чужому мнению.
Почему его не любят? Макс ни разу не слышал, чтобы его родители беспокоились о нем. Чем эта Эрика лучше? Он же прилагал столько усилий! Но никто не замечал! Никогда!
В итоге, видимо, последовав совету матери, Эрика перестала с ним разговаривать. Совсем. Если раньше она всегда здоровалась и прощалась, то сейчас просто молча проходила мимо и забивалась в свой угол.
Она перестала брать его игрушки, даже с той самой полки, обходясь принесенным с собой альбомом с карандашами и дурацкой куклой, которую нашла на улице.
Макс знал, что сильно обидел ее в тот день. Видел, как она всеми силами старается не разрыдаться. И не испытывал ничего, кроме отвращения. К себе. Ведь Эрика была не виновата, что ее родители не могли просто так купить ребенку красивую игрушку. А он не просто раскритиковал куклу, но и намеренно оскорбил ее саму.
Но больше всего бросалась в глаза ее молчаливость во время игр. Раньше она постоянно что-то тихонько говорила: плюшевые звери вели друг с другом странные беседы, ужасно нарисованные принцессы просили помощи у таких же страшных принцев, а парившие над ними кособокие драконы рычали. Сейчас же в игровой стояла оглушающая тишина.
Макс понимал: он добился желаемого – показал собственное превосходство, запугал. Вот только даже мало-мальского удовлетворения это не принесло. Он скучал по так раздражавшим раньше «привет» и «пока». И понятия не имел, что же делать. Извиниться? А поверит ли она теперь в искренность его слов?
После долгих раздумий и пары тягостных, неловких, невыносимых встреч Макс решил доказать, что может быть другим. Лучше, порядочнее. Даже если Эрика в итоге не простит.
Кто знает, хватило бы у Макса сил довести задуманное до конца, если бы о его неподобающем, с ее точки зрения, поведении сына не узнала Кэролайн.
Тренировка по лакроссу не задалась с самого начала. Макс вообще ненавидел лакросс. Этот вид спорта выбрала мать, потому что он был широко распространен в их среде. Только вот его, конечно же, никто не спросил, как и в случае с конным спортом. Макс несколько раз говорил, что боится лошадей, но мать считала, что постепенно страх пройдет. Вот только несколько лет спустя ничего не изменилось. Да, Макс научился держаться в седле, но выездка по-прежнему не давалась – мысль о том, что лошадь будет прыгать через барьер, наполняла его ужасом.
Успехи в лакроссе тоже оставались посредственными. Макс не был командным игроком и часто подводил партнеров в угоду личным амбициям. Сегодня тренер опять отчитал его при всех, так что настроение упало до нуля.
Макс влетел в игровую и с яростным криком швырнул сумку со спортивной формой в стену. Следом за сумкой полетела ракетка и тяжелый паровоз от электрической железной дороги, которую он зачем-то переставил ближе к двери.
– Ненавижу! Как же я все это ненавижу!
Если бы Макс знал, что мать дома, то постарался бы сдержать переполнявшую злость.
– Что здесь происходит? – пытавшийся отдышаться Макс резко обернулся, растерянно уставившись на явно недовольную мать.
– Ничего.
– Ничего? Почему спортивная сумка валяется? И ракетка?
Макс опустил голову. Возразить было нечего.
– Хочешь сказать, кричал сейчас тоже не ты? – мать огляделась и заметила сидящую в самом углу Эрику, смотревшую на происходящее встревоженным взглядом. – В мой кабинет, Максимилиан.
– Но, мама…
– Немедленно! – отрезала мать, не давая ему закончить.
Макс замер напротив тяжелого деревянного стола, понимая, что его ждет. Он ненавидел приходить в кабинет матери. Выполненный преимущественно в темных оттенках интерьер давил, заставляя чувствовать себя маленьким и беспомощным. Мрачности добавляли вечно задернутые портьеры. Мать предпочитала работать с включенной настольной лампой, чтобы, по ее словам, ничего не отвлекало. Свет, отбрасываемый абажуром из зеленоватого стекла, придавал лицу матери нездоровый оттенок.
Опустившись в массивное кожаное кресло, она смерила Макса взглядом, выражавшем одно лишь недовольство.
– А теперь поговорим как взрослые люди, – начала мать.
Макс вздохнул и уставился на носки неудобных, узких для его ступни, мокасин, которые носил дома. Он предпочел бы кроссовки, но мать считала их обувью исключительно для занятий спортом.
Тем временем мать ледяным тоном начала объяснять ему, почему подобное поведение недопустимо, особенно на глазах у прислуги.
– Эрика не прислуга, мама, – попытался было возразить Макс.
– Она дочь горничной.
Ему очень хотелось заметить, что хоть они и дочь горничной, ее любят, в отличие от него, сына сенатора. Но он знал, что подобные слова обернутся еще большими неприятностями. Например, отменой рождественской поездки, на которую он долго уговаривал родителей. Так что пришлось молча выслушивать тираду о «подобающем поведении для хорошо воспитанного молодого человека из приличной, уважаемой семьи». В конце мать не преминула добавить, насколько им разочарована.
Конечно, Макс мог бы попытаться сказать, как сильно ненавидит дурацкий лакросс, но… Он много раз пробовал достучаться до матери, но наталкивался на нежелание слушать, а уж тем более вникать в его проблемы. Стоя перед матерью, Макс ощущал себя провинившимся сотрудником сенатора Уокер, никак не сыном. Он уже усвоил: проще согласиться и извиниться, чем продолжать смотреть в ее холодные, равнодушные глаза.
– Можешь идти, Макс. И хорошенько подумай.
– Да, мама.
Оставаться одному не хотелось, поэтому вместо того, чтобы спрятаться в спальне, Макс вернулся в игровую, забрался на подоконник и уставился в окно. Он любил осень, когда газон перед особняком усеивали разноцветные кленовые листья. Меньше месяца, и садовник уберет их, делая газон вновь тошнотворно-идеальным.
– Все нормально? – Макс дернулся, услышав вопрос.
– Да.
– Наказала?
– Нет.
– Хорошо.
Услышав «хорошо», Макс резко обернулся. Эрика смотрела с беспокойством, но без страха или отвращения.
Одно простое слово дало надежду, что шанс все наладить не упущен.
***
Эрика не могла точно определить, когда, а главное, почему изменилось поведение Макса. К этому моменту она уже некоторое время с ним не разговаривала. Причем перемена бросилась в глаза совершенно неожиданно: Эрика как раз выходила из игровой, намереваясь пойти на кухню, когда в дверях неожиданно возник Макс. Она тут же метнулась в сторону, не желая получить очередной тычок или гневный окрик. Вот только Макс замер, а потом сделал шаг в сторону, освобождая проход. Это было так непривычно, что Эрика не знала, как поступить. Она стояла и смотрела, опасаясь выходить первой. Тогда Макс как-то рвано вздохнул, покачал головой и просто ушел в свою комнату.
Все чаще Эрика видела не озлобленного мальчишку, а скорее расстроенного. Временами ей казалось, что он хочет что-то сказать, но потом Макс лишь поджимал губы и отворачивался.
Она перестала брать его игрушки. Пусть ее не были дорогими, зато она могла свободно играть, не опасаясь сломать или, скажем, не туда поставить. Вот только в то ноябрьское воскресенье они с мамой опаздывали. Папу, который должен был отвезти их на машине, срочно вызвали на работу, поэтому им с мамой пришлось бежать на автобус. В суматохе Эрика забыла свой рюкзачок с собранными накануне куклами и раскраской. И вот сейчас она в оцепенении стояла перед той самой выделенной ей полкой. До этого момента на ней лежали мягкие игрушки, несколько настольных игр, в правилах которых она даже не пыталась разобраться и какие-то машинки. Сейчас же там появились пазлы, карандаши, альбомы, стояла пара несложных конструкторов.