© Ольга Брюс, 2024
ISBN 978-5-0056-9298-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Манька! Хватай ребятёнка и айда в поле! – мимо проходящие бабы звали женщину на работу. – Спишь, чо ли?
– Дрыхнет, як цуцик, – поддержала пухлая девица, поправляя на ходу косынку.
На улице раздался задорный бабий смех вперемешку с детским плачем.
– Чичас! – Маня выглянула из сарая. – Бегу!
Июньский день выдался особенно жарким. От вчерашнего проливного дождя не осталось и следа. Неглубокие ямы на ухабистой дороге иссохли под утренними, знойными лучами солнца, придорожная трава лишилась прозрачной росы, воздух стал чересчур плотным и тягучим. Пора собираться в поле, ворошить колхозное сено, покуда позволяет погода.
Маня по-быстрому налила воды в корыто для поросёнка, повесила ведро на гвоздик у двери, подпёрла черенком лопаты калитку, разделяющую основную часть двора от скотного и крикнула дочери:
– Катька! Пора сбираться!
– А я уже тута, – девчонка пяти лет подскочила к матери сзади, держа в руке свёрнутый платок.
– Скибу прихватила? – улыбнувшись смышлёному ребёнку, Маня двинулась к дому. – Ентого мало, голодными останемся.
Срезав с круглого каравая большие два ломтя, достала из банки свежих малосольных огурцов. Сложила перекус в белый платок и завязала узел.
– Вот теперича идём, – вышла из хаты, повесила амбарный замок на дверь и прихватила рядом стоящие грабли. – Айда за бабами, а то не поспеваем.
Катюшка бросилась догонять работниц. Маня шла следом, прищуриваясь от солнечного света и вдыхая горячий воздух.
– Дюже хорошо у нас у хуторе, – произнесла молодая женщина, перешагивая через ямки и поднимая голыми ступнями дорожную пыль.
Хутор Сиротский ничем не отличался от других населённых пунктов Кубани. Здесь тебе и плодородные сады, и пашни, и сенокос, и дружелюбное население, которое состоит из казаков, русских, армян, украинцев. Из достопримечательностей ничего особенного: сельская школа с разновозрастными ребятишками, птицеферма, коровник, колхозное правление, где муж Мани числится председателем.
– Манька! Поспешай! – одна из жительниц хутора обернулась, чтобы поторопить женщину. – Шо ты як увалень?
– А у ей мужик до поздней ночи у конторе, вот она и не шаволится!
– А-ха-ха! – бабы не переставали шутить над Маней, откровенно завидуя её новому статусу – жена председателя.
Не обращая внимание на глупые шутки, Маня ласково улыбалась завистницам. Ну и пусть смеются, пусть потешаются.
Через четыре километра умеренного шага женщины достигли цели – добрались до колхозного поля. Солнце высоко, печёт по-доброму. Чтобы малые дети не обгорели, их оставляли возле развесистых берёз под присмотром старших ребятишек. Пока женщины ворошили сено, Саша и Гриша развлекали детвору весёлыми играми.
– А ну-ка, закрываем глазки и на боковую, – в нужное время Саша отдавал команду на сон-час. – Ежели кто не уснёт, из леса придёт волк и сцапает, – оскалив белые зубы, изображал из себя серого лесного жителя.
– Хи-хи-хи, – накрывая голые плечики мамкиным широким платком, Катюша притворно засыпала.
– И без шуток, – грозным голосом говорил Саша, всматриваясь в закрытые глаза детей. – Спите, а я за гостинцем.
Одиннадцатилетний Саша уходил в подлесок за поисками земляники, чтобы угостить подопечных за их послушание. Мальчик гордился тем, что ему доверяют взрослые обязанности, и держал себя, как истинный вожак детсадовской стаи. Но сегодня звёзды сошлись иначе. С этого дня у Саши отпало всякое желание присматривать за малолетними воспитанниками.
Вернувшись с горсткой ароматных ягод, набранных в кепку, мальчик подозвал друга и попросил разбудить детвору.
– Только не як в тот раз, – предупредил Гришу, опуская на траву головной убор. – Лучше як в армии.
– Шо? – завязывая сухие травинки между собой, Гриша поглядывал на ягоды.
– Скажи «подъём», и усё, – присев на корточки, Саша вынул из горстки спелых ягод муравья и отпустил на волю.
Недолго думая, Гришка подошёл к ребятишкам и сказал вполголоса:
– Пора вставать.
Дети не шелохнулись. Тогда мальчик повторил фразу чуть громче. Реакции – ноль. Грише надоело ждать, когда детишки проснутся, и крикнул во всё горло:
– Подъём! Я долго ждать буду?!
Дети всполошились. Самые маленькие, годовалые, спросонья подняли крик, а те, что постарше, выпучили глазёнки и уставились на нервного воспитателя.
– Ты дурак? – Саша подскочил к плачущим младенцам. – Гляди, шо наделал.
С трудом поднял на руки пухленькую девчушку. Покачивая из стороны в сторону, начал успокаивать.
– Тише, тише, маленькая, не плачь, – с укором посмотрел на друга. – Чичас тебе тётка Нюра задаст.
Гриша испугался. Не хочется получать оплеуху от грозной тёти, которая орёт, как стая бешеных ворон. Сорвав пучок голубых колокольчиков, протянул девочке и ласково запел:
Люли-люли-люленьки
Прилетели гуленьки
Стали гули ворковать
Нашу Верочку качать…
Удивительно, но девочка замолчала. Широко распахнув промокшие ресницы, улыбнулась и приняла букет полевых цветов.
– Рёва-корова, – вытирая порозовевшие щёки ребёнка, Саша выдохнул с облегчением. – Садись и не реви.
Посадив Верочку на место, посмотрел на детишек. Детвора сидела молча, вглядываясь в лицо подростка.
– Уф-ф, – Саша ощущал на себе пристальные взгляды растерянных малолеток. Поднял с земли кепку и с нежностью сказал, – вам тута гостинец от зайчика.
Взял несколько ягодок и отдал мальчику трёх лет. Следующая порция была передана Верочке, другая – Ванечке. Саша сыпал в детские ладошки землянику и приговаривал:
– Спасибо зайке за подарки. Послушным детям от него привет, – остановившись у девочки, прикрытой платком, улыбнулся и запел. – Люли-люли-люленьки!
Девочка не пошевелилась. Опустившись на одно колено, Саша продолжил будить дремлющего ребёнка.
– Эй, соня-засоня, вставай, – тронул Катю за плечо.
Ни одни мускул не дёрнулся на лице девчушки. Саша заволновался.
– Да она прикидывается! – расхохотался Гриша, взявшись за живот. – Гляди, а глаза-то моргают!
Наклонив голову, Саша протянул палец к носу девочки.
– Ты шо делаешь? – Гриша перестал смеяться.
– Проверяю, дышит ли.
– Ты… думаешь… – упав на колени, Гришка раскраснелся, как варёный рак.
Убедившись, что Катя жива, Саша убрал платок, просунул руки под мышки и потянул девчонку наверх.
– Да брось ты её, – махнул рукой Гришка, которому не терпелось отведать сладкой земляники. – Давай добычу делить.
Но Саша не обращал внимание на друга. Напрягшись из-за обмякшего тяжёлого тела, попробовал поставить Катю на ноги. Ничего не вышло. Конечности девочки болтались, словно подсушенные грибы на ниточке. Не выдержав, мальчик положил ребёнка на примятую траву.
– Катя, просыпайся, – легонько похлопал по щекам и потряс за подбородок. – Ка-ать, ты слышь?
Девчонка не откликалась. Сашку будто кипятком ошпарили, до такой степени оробел.
– Гришка, – откинувшись назад, заговорил дрожащим голосом, – беги за тёткой Маней.
– Зачем? – не дожидаясь делёжки, мальчишка уплетал ягоды по одной.
– Гри-иш, – еле слышно прошептал Саша, – Катьке плохо.
Обернувшись на спящую девочку, Гришка усмехнулся.
– Пущай дрыхнет, коли хотца.
– Беги, говорю! – выкрикнул Сашка в сердцах.
Вскочив с места, Гришка рванул к бабам. Саша остался ждать, пытаясь разбудить Катю. Лучше бы она очнулась сейчас, иначе председательская жена повесит всех собак на старших ребят. И тогда рыбалка накроется медным тазом, да и вечерние гулянки тоже.
Маня не торопилась бежать на помощь. Взрослые не обращали внимание на детские забавы. Мало ли, ребятишки поссорились. Помирятся – это детство. Закончив ворошить сено, женщины закинули грабли на плечо и направились к своим отпрыскам. Пора возвращаться в хутор. Подойдя к детям, Маня взяла руку Кати и в смешливой форме сказала:
– Подымайся, притвора.
Девочка не открыла глаза и не издала ни звука.
– Хватит дурочку ломать, – хихикала мать, поглаживая девчушку по голове. – Если не подымиси – не будет тебе конфет, – решила схитрить.
Никакой реакции. Катя не шевелится.
– Да шо ж енто такое? – подхватив ребёнка, Маня начала злиться. – Хватит дурачиться. Вставай.
– Не трогай девку! – завопила соседка по имени Фрося. – Манька! У ей недосып! Закрой лицо платком и пущай дрыхнет!
– Енто шо исчо за примета такая? – Маня восприняла в штыки сказанное. – Откудова ты енто взяла?
– Маня, послухай нас, старых, не тронь дитё. Примета верная. Ей боженька глаголет. Не мешай, – седовласая Агриппина сняла со своей головы косынку и подала Мане. – Накрой лицо.
– Да идите вы со своими сказками, – возмутилась женщина, прижимая к груди дочь. – Ишь, чего удумали.
Встряхнула как следует Катю и крикнула:
– Ежели не очнёсси, я тебя волкам отдам на растерзание! – шлёпнула два раза по щекам.
Девочка открыла глаза и заорала на всю округу:
– А-а-а!
– Очунялась, – Маня хотела поставить её на ноги.
Но Катюша не смогла устоять. Завалилась на траву, вытянула перед собой руки со скрюченными пальцами и истошно завопила:
– Поди! Поди прочь!
Дети и взрослые замерли. Нюра медленно стянула косынку с головы, открыв рот. Бабушка Фрося уронила грабли, прижав к губам сморщенный кулак. Остальные бабы поглядывали то на орущего ребёнка, бьющего ножками по траве, то на Маню.
– Божечки мои, не иначе як сглазили… – прошептала Фрося, сделав шаг назад. – Надобно у церковь обратиться.
– Чего стоишь, будто килу навалила?! – Нюра ткнула в плечо Маньку. – Бягом к Макарычу! Пущай сглаз сыметь!
– Да-да, верно гутаришь, – согласились работницы, кивая головами. – Он у нас знатный ведун.
– Тю, ведун, – одна их женщин скривила лицо. – Скажете тоже. Знахарь он. А вы ужо в колдуны записали.
– Ведун, вот те крест, ведун, – Аксинья перекрестилась несколько раз, достала из-за пазухи потёртый железный крестик, висящий на пропитанной по́том верёвочке, и поцеловала прилюдно. – Ванькина Галка к ему на поклон ходила, дык Иван горилку напрочь не принимает. Во как.
Слушая народные бредни, Маня подхватила дочь на руки и быстрым шагом двинулась в хутор.
– Манька! Куды? Мы тебе поможем! До Макарыча, чай, на два километра дальше! – крикнула Нюра вслед уходящей хуторянке.
– Не надо! Не верю я в ваши сказки! – откликнулась Маня, унося захлёбывающегося криком ребёнка.
Бабы переглянулись.
– Енто им за подлость, – восторженным голосом сказала худенькая, рыжеволосая женщина, наливая воду в руку из кувшина и обрызгивая свою роскошную, упругую грудь поверх платья.
– Думай, чаво болтаешь, – насупилась Нюра, поставив кулаки на бока, – ежели бы ты…
– Тише, – Фрося показала глазами на детей, – она и так о себе знает. Надо до хаты итить. Коров доить.
Нюра подняла дочь на руки, обтёрла её разрумянившее личико косынкой, поцеловала в носик.
– Айда домой, доня, – прижала девочку к груди и потопала на дорогу.
Женщины последовали за ней.
Всю дорогу от поля до хутора слышался отдалённый вопль Кати. Бабы охали и приписывали этому случаю всякие загадочные поверья.
– А Фёклу-ударницу помните? Ой, какая красавица была. Уся из себя. Умытая, с причёской, а як мужа схоронила – чудная стала. Сбежала в соседнее село. А тама бабы и говорють, шо она по домам хо́дить и песни распеваить. По праздникам в клуб прибегаить, юбку задерёт – и в пляс. Никто её не трогает, уси жалеють.
– Да-да, – соглашались работницы, – слыхали.
– Кажись, и Катька такая будет, – глядя прямо перед собой, сказала Валя. Убрав со лба огненно-рыжий локон, сощурила глаза. – Бог не Тимошка…
– Замолкни, – Ефросинья недолюбливала Валентину за её острый язык. – Не твоего ума дело.
Фыркнув в ответ, Валентина отошла к Нюре.
– О как, заступается, – шепнула на ухо соседке и искоса посмотрела на Фросю.
– И правда, Валь, кончай ужо сплетничать. У твоего Митьки голова слабая, от того его и не выбрали. Да и… – взглянула на Валю с неким презрением, – характером не вышел. Другой бы на его месте як вдарил за…
– И ты туда же, – зная, что весь хутор в курсе женских «подвигов», Валя начала притормаживать ход. – Вам бы только судачить, а сами-то…
Подождала, когда надоедливые бабы уйдут вперёд, и поплелась за ними, еле передвигая ноги.
Дойдя до дома, Маня посадила дочь на крыльцо и побежала за водой. Принесла, окатила трясущегося ребёнка мутной жидкостью из бочки и принялась успокаивать.
– Ну, ну. Чего разошлася? – убирая промокшие волосёнки с закрытых глаз, легонько потрепала за щёчку. – Напугалася чего? Али прикидываешься?
Катя не отвечала на вопросы мамы, не реагировала на нежные прикосновения. Знай себе, криком кричит да руками машет. Мане надоело смотреть концерт в роли одного актёра. Занесла девочку в хату, посадила на кровать и сунула в руки кусок сала, чтобы та успокоилась. Но и это не помогло. Катя всхлипывала и уже не так громко вопила – голос провалился куда-то вниз и звучал с натугой. Дождавшись старшего сына, Маня передала ему дочь, а сама ушла доить корову.
– Кать, обидел кто? – Павлуша смотрел в стеклянные глаза сестры и недоумевал. – Сашка Плотников? Иль мамка отругала?
Не понимая, что происходит, мальчик сходил в сени, принёс куриные яйца, чтобы угостить Катю. Она страсть как любит сырые яйца да с чёрным хлебушком. Разбив верхушку скорлупы, насыпал чуть соли на желеобразный белок и поднёс угощение девочке. Сунул в руку и зажал пальцы девчушки, чтобы она сама держала.
– На, пей.
Не соображая, что от неё хочет брат, Катя сдавила хрупкую скорлупу, и из раздавленного яйца потекла прозрачная жидкость.
– Они идут! – во всё горло закричала девочка охрипшим голосом, показывая указательным пальцем на дверь. – Не пускайте их! Они идут!
Павлик остолбенел от душераздирающего вопля. Лицо сестры так исказилось, что мальчик чуть не намочил штаны от страха.
– Ма-ам! – пулей выбежал на улицу. – Ма-ам-а-а!
– Ну, шо исчо? – Маня вынесла ведро с молоком из сарая. – Чего горлопанишь?
– У Катьки припадок, – побледневший мальчик схватил мать за руку, держащую тяжёлое ведро. – Пойдём скорее.
– Тю, чего выдумал? – отдёрнула руку сына. – Отцепись. Иди лучше поросю дай.
– Мам, она тама орёт и в дверь тычет, будто видит кого-то, – Паша заговорил тихо, чтобы, кроме матери, никто не услышал.
– Подралися, шо ли? – двинулась к дому. – Ну, ежели обидел девку – берегись.
Вошла в хату, поставила на табурет ведро и зашагала в комнату – проверить дочь. Отодвинув застиранную штору, висевшую вместо двери, улыбнулась. Катюша лежала на кровати с закрытыми глазами и громко сопела.
– Доня, донюшка, – ласково назвала Катю, – заснула, горюшко моё.
Обтёрла ручку от яичной смеси, убрала скорлупки.
– Вывозилась уся, – накрыла Катюшу стёганным покрывалом. – Намаялась, горемычная. Спи, спи, моя голубка. Напугалась, а теперича вона уставшая. А бабы всякого наговорили. Им бы только потрепаться. Всё у нас хорошо.
Поправила светлые волосики и поцеловала дочку в красную щёку.
– Дети есть дети. Мало ль, чего она в поле увидала. А им лишь бы страшную сказочку додумкать, – поругала про себя женское население. – Шоб им пусто было.
Катя спала, как убитая, шумно выпуская воздух из носа. Мать не пыталась разбудить ребёнка. Переделала домашние дела, приготовила ужин и наказала старшему сыну никуда не уходить, а приглядывать за сестрой. Сама же отправилась на вечернюю дойку.
Не успев дойти до фермы, встретила деда Тихона, местного сторожа.
– Мань, здоров, – остановился в трёх шагах и достал из кармана вековых портков потёртый мундштук. – Шо там с девкой у тебя? – сунул в него папиросу.
– Ты о чём, дед Тихон? – нахмурилась Маня, отмахиваясь косынкой от надоедливых мошек.
– Ну, як же ж? Был я сёдня у мага́зине. Захотелось мене бубликов…
– Ты мне тута не жуй, а гутарь по-скоренькому. На работу бегу.
Прикурив, старичок продолжил мямлить:
– Купил бубликов…
– Ай, дед, иди, куды шёл! – психанула Маня, закинув косынку на плечо. – Покуда от тебя чего дождёшься – молоко в вымени ски́снеть, – рванула быстрым шагом в сторону фермы.
– Яд надобно отсосать! – крикнул вдогонку Тихон, закашлявшись табачным дымом. – Иначе помрёть!
– Кто? – у Мани перехватило дыхание. – Кого енто укусили? – вернулась к старику. – Ты шо несёшь, старый?
– Нясуть куры на нашесте, а я правду докладаю, – затянулся и с удовольствием выдохнул прямо в лицо Маньки.
– Фу, паровозник! – замахала рукой женщина перед своим носом. – Не продыхнуть! Так, кто, ты говоришь, помрёть?
– Ясное дело, девка твоя. Она ж так вопила, шо я с того конца деревни услыхал, – показал загоревшей рукой на лес. – Иду, значится, у мага́зин, а навстреню мене Валька-рыжуха. А я вопрос и зада́л, мол, кого не поделили, а она и гово́рить: «У Гунько мала́я в траве дрыхла, а потом як подпрыгнеть да давай на всю ивановскую орать». А я и спрашиваю, с дитями баловалась, али цапнул кто? Ну, мало ль в траве муравьишки какие, али гадюки…
– На том поле гадюк сроду не видали, – услышав о рыжей, Маня стиснула зубы.
– Ну-у, енто неважно, – затянулся ещё раз и, задержав дыхание на три секунды, выдохнул, прикрыв веки.
– Ну? Енто всё, шо ты хотел сказать? – нервничала Маня.
– Не, я исчо не окончил, – Тихон смачно высморкался на дорогу. – Дык, да… А ты, Маня, запамятовала, як у прошлом годе нашего мужика змеюка неясной породы погрызла, а?
Глаза Мани закрутились, забегали, рот открылся. Вспомнив что-то, стукнула себя по бедру и галопом побежала домой.
Влетела в хату, как ураган. Откинула покрывало и, задыхаясь, начала пристально рассматривать тело спящей дочери. Аккуратно подняла одну руку, другую, осмотрела ножки. Потом внимательно перебрала волосы на голове.
– Только бы не…
Неожиданно девочка открыла глаза и улыбнулась щербатым ртом, увидев маму.
– Катенька, – прошептала Маня, когда дочь потянула к ней ручки. – Солнышко моё.
– Мама, – голос ребёнка слегка охрип.
Маня наклонилась и прижала к себе маленькое, нежное тельце.
– Проснулась, проснулась, моя донюшка, – сказала вполголоса в самое ушко. – Как ты себя чувствуешь?
– Я тебя люблю, – Катюша прижималась всё сильнее. – Очень-очень.
– Ты ж моя лапушка, – глаза Мани заслезились. – Я так за тебя испугалася. Чего ты издёргалась? Кого увидала?
– Никого.
– А пошто кричала, як порося недорезанный?
– Я? – откинув голову назад, девчушка рассмеялась.
– Чего, чего ты? – не понимая, что происходит с дочерью, Маня немного растерялась, но продолжала улыбаться.
– Щекотно! – заливистый смех девочки был слышен на улице.
В дом прибежал Паша.
– Ой, мам, а ты тута? – встал на пороге комнаты. – А я в сарае…
– Ничего, сынок. – повернула голову Маня. – Гляди, какая развесёлая. Здоровый, хороший ребёнок, а им лишь бы смуту навести, – припомнила взбалмошных баб. – Вона какая девка звонкая! – Маня засмеялась в унисон от радости.
Будто и не было ничего: ни истерики, ни громкого плача на всю деревню. Катя осталась сама собой, вопреки бабьим глупостям.
Прошло два года.
Сентябрь, 1933 год.
Маня помогла Кате надеть платье, которое пошила сама, сделала ей две косички и украсила красными ленточками. Крутясь перед зеркалом, девочка рассматривала косы, поднимала подол и расправляла его в разные стороны.
– Вот и Катюша шагаеть в первый класс, – Маня не верила, что её дочь стала школьницей. – Не заметишь – и замуж соберётся.
– Хи-хи, – не понимая, что такое «замуж», дочь захихикала. – Пойдём, мамочка.
Взяла Маню за руку и потянула за собой на улицу. Павлик не стал ждать, убежал в школу первым. Не было желания идти рядом с мамой, как первоклашка. Да и друзья заждались.
Школьная линейка прошла по всем традициям. Директор наравне с учителями поздравил детей с началом учебного года, пожелал прилежно учиться, ответственно относиться к труду, так как он облагораживает человека. Говорил ещё много всяких напутствий, чем и смешил Катю. Слушая торжественную речь, она посмеивалась и размахивала букетом хризантем.
– Тише, Катя, – учительница в больших круглых очках тронула девочку за плечо. – Слушай речь.
– Не хочу, – Катюша продолжала делать по-своему.
– Я прошу тебя, веди себя прилично.
– Не-а, – девчушка не слушала грузную тётю.
– Я сейчас отправлю тебя домой, – пригрозила женщина, пытаясь успокоить первоклассницу.
– А вот у тебя будет не дом, а большой костёр, – устрашающе рыкнула Катя, устремив пронзительный взгляд в лицо учителя.
Классный руководитель немного опешила от слов первоклассницы. Поправив на носу очки, устремила свой взор на директора. Пламенные речи закончились, и школьники гурьбой отправились по кабинетам. Заходя в светлый класс, Катюша осмотрелась. Ничего особенного: деревянные парты, доска, на подоконниках цветы.
– Выбирай себе место, – Светлана Игоревна предложила присесть.
Заняв первую парту прямо перед учительским столом, девочка подняла глаза на улыбчивую тётю в очках. Как только все уселись, учительница встала у доски.
– Здравствуйте, дети! – громко сказала женщина, разглядывая ребятишек. – Меня зовут Светлана Игоревна.
– Здравствуйте, Светлана Игоревна, – хором поздоровались ученики.
– Хочу ещё раз поздравить вас с началом учебного года…
– Слыхали уже, – буркнула Катя и сложила руки прямо перед собой.
– Катенька, тебя что-то беспокоит? – приподняв очки, учительница округлила глаза. – Тебе не хочется учиться? Если не хочешь, то я поговорю с твоей мамой, и пускай она оставляет тебя дома, – поправила очки на место и окинула взором остальных детей. – Кто ещё не желает быть образованным?
Ученики сидели смирно. Кто-то нахмурившись поглядывал на Катю, а кто-то не сводил глаз с женщины в сером пиджаке, на котором блестела от солнечных лучей брошь-булавка.
– Нет желающих покинуть класс? – Светлана Игоревна вела себя уверенно, давя авторитетом.
В ту пору учителя имели особый вес. Они могли запросто наказать взбалмошного ребёнка, отправить домой для дальнейшей беседы с его родителями или вызвать отца и мать на ковёр к директору школы. Но Светлана Игоревна не была такой категоричной. Она всегда умела договориться, действуя хитро. Поначалу давала право выбора, а чуть позже всеми силами заинтересовывала несмышлёное дитя, чем и втягивала в учебный процесс.
– Кать, умолкни, – погрозил кулаком коротко остриженный Федя.
– Хи-хи, – Катя захихикала и так же в ответ показала кулак.
– Ну я тебе, – белые, как снег, брови мальчика сузились.
– Я предлагаю начать наш первый урок с рисования, – учительница прошлась вдоль школьной доски умеренным шагом, заложив руки назад. – Какой вы видите нашу жизнь?
– Весёлой! – выкрикнул мальчик, сидевший рядом с Федей.
– Правильно, – одобрила женщина, – а ещё?
– Красивой! – ответила девочка с третьей парты и тут же зарумянилась.
– Верно, – Светлана остановилась напротив Кати. – А ты как думаешь? Наша жизнь прекрасна?
– Не знаю, – пожала плечами девочка и отвернула голову в окно.
– А если хорошенько подумать? – пухлая женщина не отставала. – Что ты видишь за окном?
– Ничего, – Катя сложила губки бантиком и сжала челюсти.
Светлана Игоревна обошла парту и встала рядом с недовольной девочкой.
– Посмотри внимательно. Что ты там видишь? – показала ладонью прямо в стекло. – Подойди…
Поднявшись с места, Катя вытянулась и с интересом уставилась на улицу. Двор как двор – ничего примечательного. В каждой семье такой. Деревья, цветы, лужайка.
– Ну? Что там? – учительница спрашивала с такой нежностью в голосе, что Катя наконец-то улыбнулась.
– Побегать хотца, – прошептала девочка, распахнув ресницы пошире.
– Почему?
– Там хорошо, – задумчиво ответила Катя, прильнув к деревянному подоконнику.
Учительница обернулась и увидела, что дети встали со своих мест и также любопытствуют, уставившись на школьный двор.
– А теперь вы поняли, что я имею в виду? – чуть громче спросила Светлана.
– Да-а, – ответили дети хором и сели.
– Достаём карандаши, листочки и рисуем жизнь.
В классе возник шум. Ребятишки доставали из портфелей принадлежности для рисования и громко гудели. Присев на свой стул, Светлана Игоревна не переставала улыбаться и наблюдать за лицами детей. С какой серьёзностью они принялись за ответственную работу. Федя прикусил зубами кончик синего карандаша и уставился в потолок, почёсывая за ухом. Кудрявая девочка по имени Арина накручивала на пальчик локон и искоса поглядывала на соседку. Каждый из учеников обдумывал следующий шаг с особой тщательностью. Кто-то рисовал круги на чистом листе бумаги, а кто-то чертил домик под линейку, выводя на фасаде аккуратные кирпичики. Только Катя сидела у окна и смотрела вдаль, будто застыла.
– Катюша, – учительница еле слышно позвала девочку, – Катя-а.
– А? – девчушка обернулась и открыла рот.
– Что же ты? Рисуй, – кивнула головой женщина, показав рукой на детей. – Или тебе нужна моя помощь? – наклонилась вперёд.
– Не-а, – мотнув косичками, Катя открыла портфель.
Через тридцать минут ученики закончили творить.
– Ну-с, что у нас тут? – прохаживаясь между рядами, Светлана Игоревна заглядывала в рисунки. – Та-ак, здесь у нас коровка пасётся на лугу, неподалёку отдыхает пастух. Молодец, Ниночка, – погладила по голове кареглазую брюнетку.
Девочка подняла подбородок чуть выше, восхищаясь похвалой классного руководителя.
– А здесь? – учительница приблизилась к мальчику Саше. – Трактор в поле. Очень хорошо.
Саша оглядел присутствующих и поднял листок перед ребятами, чтобы каждый успел позавидовать его искусству.
– Мариночка, прелестно. Женщины идут в поле ворошить сено, верно?
– Да. Видите, солнце высоко? – Марина ткнула пальцем в жёлтый кружок с ярко-оранжевыми лучиками. – Это наши соседки и моя мама несут грабли.
– Умница, – похвалила девочку Светлана.
Вернувшись к своему столу, женщина взглянула на часы.
– Сейчас прозвенит звонок, попрошу вас собрать все рисунки и положить мне на стол. Когда вы закончите школу, я верну вам эти листочки, и мы с вами вспомним, о чём вы мечтали в детстве, что рисовали, и как изменились ваши взгляды на жизнь.
Ребятишки вновь зашумели, сбегаясь к учительскому столу. Толкались, торопились, каждому хотелось быть первым. В коридоре прозвенел звонок, и Светлана Игоревна отпустила детей на перемену. Шумной гурьбой мальчики и девочки выбежали из класса и ринулись на улицу.
– Катя, иди погуляй, – сложив рисунки в стопку, женщина поправила на плечах платок. – Или ты не закончила?
– Вот, – девочка преподнесла своё художество, бросила на стол и выбежала наружу.
– И как это понимать? – подняв лист, Светлана Игоревна смутилась.
Бумага исчёркана красным карандашом до дыр, как будто Катя изо всех сил надавливала на грифель и резкими движениями водила им взад-вперёд, пытаясь разрезать листок пополам.
– Похоже, это солнце, – пытаясь расшифровать детский рисунок, учительница разглядывала желтеющий овал в левом углу листа. – Но почему оно перечёркнуто?
На солнце стоял чёрный крест.
– А здесь у нас… дрова? – переворачивая листок, наклоняла голову то вправо, то влево. – Или… И почему у них руки? А может, это сучья?
Зажмурившись, учитель глубоко вздохнула.
– Ну и фантазия, – открыла глаза, положила бумагу на стол обратной стороной вверх и тут же ахнула. – А это что?
На обратной стороне Катя нарисовала комнату с решёткой, без двери и мебели.
– И даже не раскрасила, – прошептала Светлана Игоревна. – Очень трудный ребёнок…
Первый день в школе прошёл на редкость спокойно для Кати. Она не носилась по классу, как угорелая, не строила смешные рожицы, не обхохатывалась без причины. Вела себя сносно, слушала учителя и поглядывала в окно.
– К следующему уроку подготовьте гербарий, – Светлана Игоревна закрыла учительский журнал. – Будем говорить о природе.
Улыбнулась, поднялась со стула и попрощалась с детьми:
– Урок окончен. До свидания.
Ученики положили учебники в свои портфели и поторопились по домам.
– А когда ж писать будем? – Катя не торопилась покидать класс.
Закрыв портфель, осталась сидеть за партой.
– Сначала научимся выводить палочки и крючочки, – учительницу порадовал вопрос, – а уж после и до чистописания дойдём.
– М-м, по́няла, – хихикнув, девчушка пулей выскочила из кабинета.
– Ох, интересная личность – эта Катя Гунько, – довольная сегодняшним днём, Светлана Игоревна подтянула край платка на левом плече, потёрла розовую полосу на переносице, оставленную тяжёлой оправой, и засеменила в учительскую.
Выбежав на деревянное крыльцо, Катя раскинула руки в разные стороны и громко крикнула:
– Эге-ге-ей!
Сделала три подскока на каждой ступеньке, подкинула кверху портфель, который достался ей в наследство от старшего брата, поймала, расхохоталась и побежала вдоль улицы в сторону дома. По дороге остановилась у чужого двора. Её взгляд задержал куст шиповника, свисавший с плетня. Наливные ярко-красные плоды так и подзывали: «Съешь меня». Поглядывая по сторонам, Катя подошла вплотную и облизнулась. Сорвала несколько продолговатых ягод, покрутила одну и раскусила. Заглянула внутрь, полюбовалась мясистой начинкой, положила в рот. Поморщилась от кисловато-сладкой мякоти, выплюнула себе под ноги и со всего размаху разбросала плоды в разные стороны, будто поле сеет. Две хитрые ягоды полетели в огород и попали за шиворот ехидной старушки, которая полола цветник.
– А вот я тебе чичас покидаюся! – завизжала бабка, выпрямив спину. – Енто куды ж ты целисси, а? Ах, бессовестная твоя душонка! А вот я мамке твоей усё доложу, и отстегает она тебя, як Сидорову козу!
Бабулька замахала сморщенным кулачком, устрашая девочку. Но Катя не из пугливых. Показав визгливой старушонке язык, растянула веки и прижала мизинцами обеих рук кончик носа.
– Бе-бе-бе-е, – передразнила женщину и вприпрыжку побежала домой.
– Пральна бабы гутарют! – кричала старушка в след убегающей девочке. – Дурная у Маньки девка, ай до костей дурная! Шоб тебя леший утащил!
Девчушка забежала за калитку и присела на корточки, прислушиваясь, что там орёт сумасшедшая старушка. Долго ещё кричала на всю улицу бабушка Арина, насылая на ребёнка всяческие гадости и вспоминая слух, пущенный бабами по поводу недосыпа в поле и горластого ора на весь хутор.
Заметив издалека мать Кати, женщина вышла на дорогу и начала чуть тише причитать.
– Манька, угомони свою бесноватую! – красное вспотевшее лицо соседки говорило о проступке дочери. – То цвяты у меня обрываить, то в окошко ки́дается!
– Моя Катя? – Маня не верила скандальной бабке, но ссориться с ней не было желания. Отмахиваясь от приставучей мухи, жужжащей над ухом, пообещала поговорить с дочерью.
– Нет уж, разговоры разговаривать не имеет смыслу, а вот прутиком да по заднему месту – самое оно! – посоветовала Арина, вытирая краем косынки пот вокруг рта. – Да посильнее, да…
– Не била я своих ребят и не собираюся, – махнув головой два раза, Маня пошла домой.
– А вот поглядишь, родимая! – вскипела бабка, обидевшись на то, что соседка не внимает её советам. – Принясёт она тебе горюшка, Катька ента! Ох, и запоёшь ты горючими слезами, милая моя!