Но, честно говоря, к тому моменту можно было уже не тратить время на уговоры, потому, как та игрушка, которую Кэп предлагал мне взять в руки, была самой любимой.
… Я восседала, глядя сверху вниз в немигающие глаза цвета горького шоколада, и бёдра мои ритмично покачивались в такт набегающих на прибрежные камни волн.
«Уж не знаю, какая принцесса там мечтает о принце» – подумала я, «но каждая взбалмошная девчонка вроде меня, уверена, мечтает о такой вот удобной лошадке» – и одномоментно почувствовала, как щёки мои заливаются краской от собственных откровений.
«Хорошо тебе, моя сладкая?»… оооо, мне нравилось, когда Кэп говорил со мной так. Я потянулась к его губам для ответного поцелуя и ощутила, как пощипывает содранная в кровь коленка. «Очччееень» – скорее выдохнула, чем проговорила я, и мой язык тут же был пойман в пухлые, чуть солоноватые губы, которые пахли уже не синтетическим парфюмом солнцезащитного крема, а морем… и ещё были терпкими на вкус… это был мой вкус и он был потрясающим, дающим надежду на то, что любимый мною мужчина воздержится от дегустации другого. Наслаждаясь моментом, запрокинув голову, я мысленно растворилась в безразмерном небе цвета безумного индиго.
«Ты готова?» – зачем-то спросил Кэп, словно нам предстояло совершить что-то ответственное в следующую секунду. «Да, я…», Саддам не дал мне возможности договорить и через мгновение я почувствовала, как мои лопатки коснулись махрового ворса пляжного полотенца и Кэп рывком вошёл в меня так глубоко, как мог, не обращая внимание на еле заметную попытку сопротивления с моей стороны… а потом я была готова ещё и ещё, и ещё, до тех пор, пока моё сознание не сбилось со счёта и не схлопнулось вместе с закрывающимися глазами, провалившись вместе со всем окружающим миром туда, где мне не было до всех никакого дела.
И снова чайка… и снова я почувствовала, как внутри меня в самом нежном и податливом месте сейчас пульсирует, упрямо вырываясь наружу то, ради чего я была сегодня здесь.… В подобные моменты мне всегда представлялось, что я ваза, налитая до краёв «Бог мой, какое нелепое гротексное сравнение, но именно оно приходило ко мне на ум» Кэп прижался ко мне всем телом ещё сильнее, он стал тяжёлым и от ощущения этой тяжести у меня перехватило дыхание… а может быть вовсе не от этого, а от осознания того, что сладкий вечер нашей встречи подошёл к концу… ну почему всё так быстро заканчивается? Почему в этот момент безудержного счастья нельзя просто взять и выключить Мир?
«Кэп…» – «Что, хабиби?» – «Скажи, а как я тебе сегодня?» – «Что ты имеешь в виду?» – «Нуууу, я была сегодня очень вкусная?»… Саддам расхохотался, даже не повернув головы, хотя рука его, лежавшая на моём животе, скользнула вниз по бедру. «Я же говорю, что ты – дурочка… ты – дурочка» – повторил он, а затем, задумавшись на мгновенье, добавил «но только моя».
Я удовлетворённо замурлыкала, этот ответ вполне меня устроил и мои пальцы нащупали шершавую ладонь Кэпа. Мы лежали ещё какое-то время молча и наблюдали за тем, как над нами проплывали облака, уже накрытые лёгкой дымкой розоватого заката. Мы даже не отреагировали должным образом на прошедшую в метре от нас процессию, состоящую из безумолку болтавшей арабской семьи… Саддам лишь лениво приподнял голову, а я, закрыв лицо руками, перевернулась на бок, уткнувшись носом в подмышку Кэпа.
Это был наш день, наше место, наше время и море, принадлежавшее лишь нам двоим, подарившее мне счастье любить.
Внезапно мы оказались безумно и безнадёжно влюблёнными друг в дружку
Владимир Набоков «Лолита»
з. ы. это я обо мне и море
Случилась в моей жизни ещё одна глобальная любовь. Говорят, особенностью русского языка является несколько состояний любви в зависимости от её объекта: любовь к Родине, матери, природе, твари божьей и много ещё к чему-кому. Этот длинный список мною был дополнен любовью к морю.
После того как перестала я панически бояться глубины, обожание морской красоты подводного царства захватило меня полностью. Я хотела больше, глубже и дольше, но для осуществления хотелок необходим был профессиональный волшебник, которым в жизни моей стал «дядя Фёдор». Именно так мой учитель по фридайвингу – Фади просил называть его. По правде говоря, написать о Фади следовало ещё как минимум полгода назад, но первая наша встреча была игнорирована нами обоими абсолютно. И вот, как говорится «чему быть – того не миновать»… Мактуб, знаете ли.
«Ты можешь взяться за меня как следует? Заставить надеть наконец эти ласты?» – задавая вопрос, я и не рассчитывала на плодотворное сотрудничество с малознакомым и, надо сказать на тот момент, малоприятным мне человеком.
Но… вы же помните, то был Мактуб, и уже с первого нашего вводного урока по free dive я была обречена на хороший результат. А потом были Кики, Бибо, малахея на званом ужине у мамы, овощной суп с тунцом, джаз до утра и байк по ночным городским проспектам со скоростью в 120 км/ч. Но это потом, а пока случилась лишь наша первая встреча, отдалённо напоминающая свидание, потрясающе НЕромантичное и НЕвпечатляющее.
И всё же, с моей первой неуклюжей задержки дыхания под водой было понятно то, что Фади… был даже не особенным, он был уникальным в своей простоте и спокойствии, таком, знаете внутреннем, фундаментальном спокойствии, которое бывает у человека, проводящего достаточно много времени наедине с собой или наедине с морем. Фади был хорошим человеком и хорошим учителем; без излишней опёки, поощряющий инициативу, всегда приходивший на урок с запасом фруктово-овощного набора для перекуса на большой перемене.
Ах, да, это я опять зашла вперёд на несколько дней! На несколько наполненных авантюрой и яркими событиями дней, начавшихся с наипрескучнейшего рандеву.
«Ольгачка, посмотри на ночную Фаршу. Великолепный вид, ты находишь?»
Да, с этим сложно было спорить. Пляж Фарша, открывавший свои многочисленные ярусы с панорамного обзора одноимённого кафе, был потрясающе ярок. Само кафе напоминало по форме и содержанию дерево с множеством, расположившихся на нём «скворечников», забросанных цветными подушками и лоскутными пледами, на которых размещали гостей мальчишки-официанты, одетые в национальные платья бедуинов. Босой неслышной поступью они перебегали от одного «скворечника» к другому, непременно при этом услужливо раскуривая очередной кальян, заказанный вновь прибывшими.
«Две чашки капучино, пожалуйста».
«Что-нибудь ещё? Может быть шиша?» – официант заговорчески подмигнул.
«Bas! Halas! (всё, хватит – араб.)»! – я услышала в ответе Фади заметное напряжение и мне была вполне понятна его причина. Мой учитель был ярым противником всего того, что люди умудрялись курить – будь то табак или гашиш. Думаю, вейперов, будь они там, Фади тоже бы не одобрил.
Официант растаял в вечерней мгле исполнять наш заказ, а мы тем временем погрузились в мысли… каждый в свои. Я предполагала, что мне нужно встать и уйти под каким-нибудь благовидным предлогом типа «туалета», потому как уже вначале нашего общения угадывалось банальное, предсказуемое продолжение. Это продолжение не обещало быть ни плохим, ни хорошим и ассоциировалось у меня со свежими финиками, приторно-сладкими и слишком мокрыми, хотя в определённой степени полезными. Но финики я не любила в отличие от корицы, если вы об этом ещё помните…
Не думала, что глубина будет вызывать такую бурю восторга во мне, восторга граничащего со страхом. Вы когда-нибудь пробовали фридайв? Так, чтобы ничего лишнего на теле, только маска в пол лица и ласты, которые под водой ощущаются продолжением ноги. Первое, что ты делаешь – это сосредотачиваешься на своём дыхании «вдох-выдох», «вдоох-выыдох», «вдооох» и резкий кульбит вниз, поначалу можно даже с закрытыми от страха глазами. Выравнивание в толще воды, пару энергичных взмахов ластами и вот ты уже не дышишь целых десять секунд. В этот момент тебя начинают одолевать разные мысли, но особенно навязчива мысль о том, а хватит ли у тебя воздуха в лёгких на обратный путь? 20 секунд… Я вижу как Фади показывает мне поднятый вверх большой палец и понимаю, что пора возвращаться. «Эс пасито», как говорится.
Я тянусь носом к поверхности, туда, где сквозь воду просвечивает яркое весеннее солнце и начинаю интенсивно работать ногами по направлению вверх.
«Вдооооооох» – выдоха не было, точнее он был под водой, а сейчас немного кружится голова, я снимаю маску, отстёгиваю груз с пояса, и вижу перед своим носом четыре огромных пальца Фёдора. «Молодец! Думаю, что не меньше, чем четыре метра и даже немного глубже» – в голосе Фади угадываются нотки гордости. А я понимаю – мой первый личный рекорд установлен.
Сижу на берегу и продуваюсь, вода упрямо не хочет вытекать из правого уха. Фёдор садиться рядом: «Плохая тебе оценка за технику. Первое правило фридайвера – не дыши, но продувайся!». Я злюсь и отвожу взгляд. Ещё без малого год назад я входила в воду исключительно в нарукавниках и барахталась на мелководье, где вода едва доходила мне до макушки, а сегодня я нырнула на четыре с лишним метра в открытой воде – это ли не повод для похвалы без замечаний!? Хотя, Фёдор не знает, ему не знакомо начало моей любовной истории с Красным и сейчас мне лучше об этом промолчать.
«Окау, учитель! Обещаю исправиться» – я резко поднимаюсь с земли по стойке «смирно» и вода, наконец-то, решает покинуть моё ухо. Она стекает тонкой тёплой струйкой по шее, щекочет кожу, приводя меня в состояние какого-то радостного ребячьего ликования.
«Огурец или гуава?» – Фёдор интересуется, чем бы мне хотелось заполнить свой мини-ланч.
«Пожалуй, огурец, по крайней мере, я знаю чего от него ожидать».
Хрущу огурцом и, прикрыв глаза, наблюдаю за Фади. Он разделался с гуавой за пару минут и сейчас собирает снарягу: трос, пасы, упаковывает свои профессиональные ласты, которые длиннее моих малышей раза в три. Вновь про себя я благодарю Бога и море за эту уникальную находку в его лице.
«Ялла бина (пойдём скорее – араб.)!» – Фёдор берёт наши рюкзаки и протягивает мне руку.
«Ох, извини, я мигом!» – прыгая, попеременно, то на одной, то на другой ноге, натягиваю на необсохший купальник шорты и майку и мы по отвесной насыпи направляемся к заждавшемуся нас старенькому скутеру.
На сегодня урок закончен. Впереди новые рекорды, новая глубина. На вершине склона я поворачиваюсь к обрыву и ещё пару минут смотрю вниз на еле вздрагивающую под свежим бризом водную синь. Как же ты прекрасно, моё море… Вдох-выдох, вдох-выдох.
Это абсолютно естественно – плакать о людях, которых любишь.
Д. Макнот, «Раз и навсегда»
«С корабля на бал» – тем днём это было точно про меня. До обеда море, после обеда он. Иногда я терялась в том, кого из них моё сердце любит больше. Сейчас я с уверенность могу сказать, что любовь к морю оказалась сильнее, потому что с морем было взаимно. Кажется, будто оно проникает в тебя, подстраиваясь под структуру твоей крови, и вот уже незаметно течёт по венам, становясь жизненно важным элементом твоих химических формул. Даже сейчас, в тот момент, когда я собираюсь на свидание, мысли о море не оставляют меня. Может кто-то сочтёт это сумасшествием, но голос большой воды постоянно звучит в моей голове.
Вот так, в бесконечных размышлениях о жизни и хлебе насущном я дошла до дверей с надписью MC. И, хотя это был мой второй визит в Макдоналдс, мне всё ещё навязчиво казалось, что двойной Чизбургер, который я заказывала, от удивления, обнаружив вновь меня здесь, восклицает на итальянском сопрано: «Невероятно! Да не быть мне никогда больше в паре с картошкой фри, если эта противница фаст фуда не сделает заказ на меня снова!». И словно в подтверждение моих размышлений кассир вновь послушно пробивал мне чек на Big Mac, а бариста снова шёл к кофе-машине готовить капучино. В тот вечер мне предстояла поездка в Хай Нур, которой я до отъезда в Шарм мысленно сопротивлялась изо всех сил, но недавняя совместная вылазка с Кэпом на Рас Кати определила мою реальную готовность.
Хай Нур – новое место жительства Саддама, расположился по соседству с гостиничным комплексом Дельта Шарм и запомнился мне ещё по майской поездке 2015 года исключительным национальным колоритом, кучей парикмахерских и мужских салонов.
Вечер только начинался, и у меня было немного времени для ужина. Получив на кассе свой заказ, я в предвкушении разместилась на уличной террасе кафе за столиком, стоящим напротив авансцены и с наслаждением вдохнула тёплый и сухой воздух Шарма, который сейчас представлял собой смесь терпкого запаха мускуса, жареной картошки и горьковатой восточной арабики. Окинув взглядом центральную часть Эль Меркато, я почувствовала вновь эту приятную дрожь в теле, которая вырывалась наружу покрывавшими меня с головы до ног и какая-то малолетка внутри меня вопила восторженно: «О, Боже, Боже, Боже!.. Как я счастливаааааааа». За столиком по соседству расположилась большая арабская семья, в которой куча большеглазых, кудрявых детишек устроила галдёж из-за новенького ярко-зелёного самоката, который сегодня явно был любимчиком у ребятни. Я почувствовала, что ещё чуть-чуть и разревусь в голос. От этого сентиментального публичного перфоманса меня остановило пиликанье Viber, а на дисплее под знакомой Авой подводного мира высветилось «Где ты?». На авансцене радостно завизжали дети и из динамиков полились знакомые звуки вечерней анимации: «Арам зам-зам, гули-гули, рам зам-зам». Дрожащими руками я набрала ответное сообщение: «Я на Меркато». «Мэши. А я дома и жду тебя» – Саддам по обычаю своему был конкретным и крайне немногословным. Иногда мне казалось, что его воспитывала какая-нибудь чопорная британская семейная чета, и все эти сладкие словесные восточные мотивы благополучно миновали его детство. «Я иду уже, Кэп».
Наспех засунув остывающий ужин в пакет, я на радость таксистам выбежала на парковочную зону, которые тут же загалдели, наперебой предлагая «good price» (лучшая цена – англ.). Люблю, когда есть выбор и в последнее время даже стала замечать, что процесс торговли становится мне интересен, если по ходу этого процесса удаётся не переходить на личности и русский мат.
Выбрав из толпы таксмэнов самого сговорчивого и самого любезного я, нарушив собственное правило, села на переднее пассажирское, но тому была уважительная причина. Я протянула драйверу телефон и он, услышав в трубке знакомую ему национальную речь, заулыбался, и промычав утвердительное «меши», нажал на газ. Таксист высадил меня на остановке, проговорив трижды, как заклинание скороговоркой слова о том, что я должна незамедлительно отзвониться моему «визави». Я, как полагается, трижды энергично кивнула в ответ и со словами «тамам» сделала дозвон на номер Кэпа.
Меня всегда удивляла его неторопливая поступь, которой он начинал любое наше свидание. Но представьте: десять часов вечера, белокожая девушка одиноко стоящая на остановке посреди района, где проживает исключительно местное население, любопытствующие взгляды арабов, возвращающихся с работы домой… нет, Саддам никогда не торопился «спасти» меня… может быть потому что он не был принцем и от дуэта «принца на коне» у него было лишь кое-что от коня, да и я не очень походила образом на принцессу. Словом, если разобраться, то Кэп был абсолютно прав в своей спокойной неторопливости. Проследив за его взглядом, который остановился на пакете с фаст фудом, я опять почувствовала себя провинившийся школьницей, застигнутой врасплох. «Так рада тебе!» – поспешила я перевести тему и протянула Саддаму стаканчик с капучино. Теперь моя освободившаяся рука покорно потянулась к мужской большой и горячей ладони, которая в темноте выглядела как 200 граммовая плитка молочного шоколада.
«Почему ты не сказала, что кушаешь? Я мог бы ждать» – искренне удивился Саддам.
«Ты бы мог, но я не могла. И ещё, я хочу сказать тебе…»
«Тссссс, тихо» – Кэп борвал меня на подходе к дому, чем опять немного расстроил. Мне надоело играть в шпионов, хотя я понимала, что в этой стране пока ты не в брачном союзе без шпионских замашек никак не получится.
У Саддама была довольно-таки просторная новая студия, состоявшая из приличной кухни и двух комнат, до которых мы не сразу дошли… Я долго и с нетерпением ждала этого момента, когда мы останемся одни, когда его руки, от которых я дурела, снова начнут ласкать мои бёдра, когда я почувствую запах его тела, и, окончательно сойду с ума на полчаса, на час, на всю ночь… на всю жизнь.
То был настоящий эротический трэш, растянувшийся на ночь: никакой одежды, никаких запретов, никакой контрацепции и никаких сожалений на этот счёт. Саддам был готов ровно в те моменты, как только я выражала готовность, он не сбегал в душ после каждого «Wow» и после того, как затихал мой последний стон, он не разжимал своих объятий, напротив, держал меня ещё долго, как триумфальный кубок «заполненный» им до краёв. И страшно, и больно, и в наслаждение было опять чувствовать его в себе такого большого и такого твёрдого. Когда сопротивляясь боли, я пыталась поднять бёдра в попытке встать, его руки рывком пресекали любую мою попытку, равно как и любое моё неповиновение легко устранялось сменой позиции, в которой я была обречена на удовольствие. Всё было так, как мне мечталось, но я почему-то плакала… какое-то гадкое предчувствие гадкого конца.
Одна моя знакомая как-то выразилась на этот счёт: «Ты любишь драму – с тобой понятно. Жить в кайф – это не про тебя. Всегда ищешь повод быть несчастной». Но я бы выразилась несколько иначе – я бы сказала, что это повод ищет меня. Я была феерически бездарным игроком в любовных партиях и потому каждый раз игра моя заканчивалась разлукой и безудержным рыданием. Словно было в этой игре какое-то фатальное предопределение финала не в мою пользу.