Заморозки начались. Пока еще легкие, но скоро Марго пересядет в машину, и что тогда станет со мной? С нами: Егором и мной? Ночные сумерки уходили неохотно. Я поеживалась не от холода снаружи, а от одиночества. Мы с Марго гостили у ее друзей на даче. Народу на гулянку с ночевкой собралось много, только Глеб в последний момент не смог поехать с Марго. Поэтому я стояла на свежем воздухе и торопила утро, умоляя его быстрее наступить, чтобы подруга проснулась, и мы уехали отсюда. Поближе к Егору.
Неожиданно двери дома скрипнули, и наружу вышла Марго. Помятая со сна и злая как черт. Она на ходу застегивала куртку, надевала перчатки и шапку. Прикрепила к багажнику спортивную сумку, оседлала меня и с ревом стартанула прочь.
Я ощущала в ее душе омерзение, горечь и злость. И довольно сильную злость! Словно ее в помоях искупали. Или заставили съесть лягушку.
По возвращении домой я с нетерпением ждала встречи с Егором и Глебом. Но прошел один день, второй, а свидания не было. И Марго странно осунулась, ее душа металась и недоумевала. Со мной она не разговаривала. Лишь постоянно пыталась дозвониться до кого-то. Неделя прошла в бесплодном ожидании.
Как-то утром Марго вышла из лифта, вертя перед собой конверт. Она села на меня, и раскрыла чье-то письмо. Потом я услышала тихий плач, а сверху посыпался дождь из фотографий, где Марго спит в кровати на той самой даче, такая милая, беззащитная, свернувшись клубочком и положив ладошку под щеку. А позади нее лежит незнакомый парень и улыбается в камеру объектива. И мужская рука на талии девушки недвусмысленно дает понять, чем они занимались. Если бы я была ревнивым Глебом, не увидела бы подставу; не заметила бы, как сладко и глубоко спит Марго; и уж верно не после секса, потому что на ней футболка и коса заплетена на ночь, а ведь в повседневной жизни она любит распущенные волосы. На месте Глеба я бы решила, что ему изменили. Как же ужасно осознавать, что он не позвонит никогда. Гордый, ревнивый дурак!
В этот момент я сама внутри «кавасаки» завыла белугой. Марго, рыдая и скуля, сползла вниз, на бетонный пол и собирала эти фотки. Она с таким ожесточением их рвала, что, казалось, убивает в этот момент того, кто их сделал. По сути, разрушил ее жизнь, убил ее любовь, растоптал счастье.
Резкое движение – это Марго хотела выкинуть клочки, а потом сунула в валяющийся рядом конверт, который затем положила за пазуху. Я не знаю что она решила, но за подругу стало страшно. Ее душа заледенела и странно замерцала, трепыхаясь в груди девушки. Но анализировать все это я просто не могла, сама на грани потери рассудка.
Мы снова летели, только теперь я упивалась ледяным ветром в лицо, он вымораживает мысли и чувства. И боль приглушает. Знакомый пригород, а потом и серпантин. Когда мы прибыли на площадку, где проходил пикник, я испугалась. Ужаснулась внутренней решимости Марго на отчаянный шаг.
Она припарковала меня, глядя мертвым пустым взглядом на горизонт, погладила меня, словно прощаясь, а потом пошла к обрыву. А я ничего не могла сделать, чтобы остановить.
Марго встала на краю и стояла там долго, мне кажется, она заледенела там вся, но вряд ли чувствовала холод. Ветер трепал ее черные волосы, и выглядели они как траурный флаг по нашим несбывшимся мечтам. А потом она вытащила письмо из-за пазухи, кусочки фоток и резко швырнула их на потеху ветру.
Клочки затрепыхались, заволновались, словно извиняясь за причиненное зло, и медленно полетели вниз.
Я услышала шум гравия под мощными колесами. Прямо рядом со мной остановился «бентли». Если бы могла, задохнулась от первозданного счастья. Егор! Мой любимый Егор! И полыхающее безумие в его душе. Накатило привычное ощущение слияния с его душой, но только в этот раз удушающее, подавляющее просто сумасшедшей любовью, недавней тоски и болью от столь долгой разлуки.
Мы-то с Егором стояли рядышком, упиваясь близостью друг друга, а вот Глеб подошел к столу и, облокотившись на него, сложил руки на груди в защитном жесте и мрачно произнес:
– Если бы знал, что ты здесь, не приехал бы!
Марго молчала, широко распахнутыми глазами она смотрела на Глеба, кажущегося равнодушным. Да только мы с Егором чувствовали, насколько тяжело ему дается это равнодушие. Он в бешенстве, злится, его злость и бесконтрольная ревность заглушают разум и ростки надежды на невиновность девушки.
Марго как-то рывками, словно боялась, что он сорвется и уйдет, подошла к нему и шепнула:
– Поверь мне, пожалуйста. Просто поверь!
– Я думал – ты особенная! Впервые в жизни влюбился, не думая ни о чем. Заболел тобой… и это очень больно. Поверь!
– Я верю, Глебушка! Меня терзает та же боль, но только я тебе верю, а ты, оказывается, – нет!
– Какая же ты сука, Марго! Чего тебе не хватало? Этот Эдик просто моральный урод. Как же ты смогла с ним…
– Замолчи, Глеб! Замолчи! Ты же знаешь, меня Машка пригласила на день рождения. Она же с твоим другом сейчас встречается… ну позвони ему. Спроси, как все было! Я просто спала в комнате, которую они мне выделили. Нам выделили. Твой друг пригласил твою бывшую… Крис. Это она с этим подонком пришла. А ночью я проснулась от вспышек, а эти… в моей комнате. Урод этот на моей кровати сидит, а Крис стоит рядом. Я испугалась, закричала от неожиданности, и Тимоха видел всю эту картину. Он вбежал сразу и все видел. Это твоя Крис специально подстроила, подставила меня, а ты… Как ты мог поверить им, а не мне?
Глеб смотрел не веря, мрачно, ехидно улыбаясь. Хоть и выходила эта улыбка слишком кривой.
– Твоя Машка заставит кого угодно подтвердить твое алиби, а Тимоха…
– Алиби? Мне нужно алиби? – истерично выкрикнула Марго.
Разговор ушел не в ту степь. Они ругались впервые в жизни, и к концу мы с Егором поняли, что это конец. У них любви до гроба не выйдет, первое же испытание провалили. На доверии прокололись.
Сейчас мужчина и женщина стояли словно чужие друг другу, с каждой секундой отдаляясь все больше. А у нас с Егором исчез последний шанс быть вместе, жить вместе. И я не знала, что должно произойти, чтобы эта пара снова соединилась.
Я судорожно решала, что делать, а вот от Егора пришла твердая решимость. Он уже решился на что-то.
Глеб и Марго пошли каждый к своему транспортному средству, она на полпути замерла и, оглянувшись, глухо спросила:
– Неужели это все? Неужели все между нами кончено? Что должно случиться, чтобы ты поверил мне и дал нам обоим второй шанс?
Глеб тоже замер, подумал и глухо ответил:
– Ну, если Бог все же есть, он даст нам знак, что ты права во всем и нам нельзя расставаться. Иначе мы умрем друг без друга!
Стоило замолчать Глебу, как от Егора пришло смирение, согласие и решимость. А еще ощущение полета, невесомости и бескрайней любви – ЕГО КО МНЕ!
Бентли медленно, но неотвратимо покатился к обрыву, а до меня дошло, что это действительно конец. Им конец и нам тоже. Егор позвал меня за собой, скорее приказал, и я послушно покатилась за ним. И в жизни, и в смерти, и в горе, и в радости, всегда быть вместе! Жить дальше я не видела смысла и не хотела без Егора. «Бентли» все быстрее набирал ход, и я устремилась за ним, молчаливо взывая к нему, требуя подождать меня. Не обращая внимания на крики Марго и Глеба, мы катились к обрыву. Когда земля закончилась, и нас обоих приняли ветер и пустота, я испытала облегчение. Я рядом с Егором – это главное!
Любимый даже в последние секунды жизни оберегал меня, я почти лежала на его капоте и успела увидеть в последний миг, перед тем как меня поглотила темнота, наших бывших друзей и хозяев, стоящих на краю обрыва. Ветер трепал полы черного пальто Глеба и его золотистые волосы. Мужчина крепко прижимал к себе Маргошу, гладя ее распущенные черные волосы, и с нежностью и любовью целовал ее в макушку, успокаивая. Думаю, что он и сам пытался успокоиться. Невероятно, но выходит по его требованию Бог такой знак послал – скинул машины с обрыва. Пусть только попробует теперь не жениться на моей подружке! С того света вернусь и шею намылю!