Ольга Кипренская
Дочь ведьмака. Поле и полынь
У самой опушки, почти вплотную к лесу, стоял дом. Большой, даже на два этажа и с виду очень добротный, сложенный из посеревших огромных бревен с резными наличниками и ставнями. Я такие дома-теремки только по телевизору видела. Старая, но крепкая деревянная калитка заперта на ключ, заборчик невысокий, больше для виду и чтобы владения обозначить, чем закрыть, и двор на удивление ухоженный. Я думала увидеть тут заросли бурьяна, но нет. Трава есть, но невысокая, калачики и в основном ещё что-то мне неизвестное с листочками. Дальше виднеется банька и ещё какие-то сарайчики – не сарайчики. Кто их поймёт, что это такое. Хотя уличный туалет типа “сортир” я опознала.
На дворе растут деревья, за домом раскинулся целый дуб, а чуть дальше виднелась старая берёза.
Я достала из кармана ключи, навскидку отделила наиболее подходящий и отперла калитку. Хм, угадала с первого раза! Что тут у нас?
Внезапно налетел холодный порыв ветра, прижал траву к земле, а на берёзе громко каркнул ворон. Я поежилась. Вот и поздоровались!
Порыв ветра исчез, как и не бывало. Колёсики чемодана вязли в калачиках, и снова пришлось тащить своё имущество на руках. Тропинка к дому была узкой, полузаросшей и скорее угадывалась, чем увидевалась. Да и кому её было протаптывать? Чудо, что хоть такая осталась.
Проклиная чемодан, забралась на крыльцо в три ступени, сделанное из половинок бревен. Ступеней было немного, но они были высокими. Умели же раньше строить – на века! Издали мне показалось, что этажей два, но подойдя поближе, я поняла, что второй этаж – это чердак. Или не чердак, а полноценная мансарда. Завтра надо будет сходить, осмотреться.
Дверь тоже оказалась тяжёлой, добротной, с массивными коваными петлями, запертая на висячий замок. Не жаловала моя прабабка современные вещи, я так посмотрю. А может, и ей досталось с незапамятных времён, и с тех пор так и стоит.
Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и медленно повернула ключ в замке. Было немного жутковато входить вот так в старую избушку, чья последняя хозяйка умерла. Замок поддался легко, дужка откинулась, дверь скрипнула и неожиданно легко отворилась.
Снова налетел порыв ветра, по-январски ледяной и пронизывающий, и снова надрывно закаркал ворон, как мне показалось, над самым ухом. Я вздрогнула.
Будь моя воля, развернулась бы и задала стрекоча из этого странного места, но… Я заглянула в сени. Ничего необычного. Лавка и алюминиевые ведра, бадья для воды, рукомойник у стены, бревенчатые стены, лестница на чердак и ещё одна дверь в жилое помещение. В сенях было полутемно и прохладно, и ещё пахло чем-то приятным. А ещё сосной, пылью и травами. Я поставила чемодан в углу и открыла внутреннюю дверь, не закрывая внешнюю. Пусть проветрится, мало ли что тут накопилось.
Аккуратно заглянула внутрь.
А ничего так! Большая комната, в углу печь, настоящая русская печь, огромный стол из тяжёлых досок, лавки у стены и у стола широкие, больше напоминающие кровать – полуторку. В одном углу была протянута бечевка, на которой пучками вниз сушились травы. С одной стены были прибиты полки для посуды, и на них стояли глиняные плошки, чашки, горшочки, внизу шли чугунки, отдельно висели несколько больших и тоже деревянных половников и простые деревянные ложки. Особняком стояла большая и даже на вид тяжёлая каменная ступка с деревянным, гладко отполированным пестиком.
К стене был прислонён ухват, а с другой стороны стояла прялка, без кудели. Окна были прикрыты кружевными занавесками, а справа виднелись ещё две открытых двери. Я заглянула в одну: широкая кровать, покрытая лоскутным покрывалом с горой подушек, большой добротный шкаф с зеркалом, письменный стол, покрытый вышитыми по краю красными и чёрными узорами скатертью и деревянным стулом. У кровати стоял огромный сундук, обитый железом, выглядевшим так, будто здесь он провёл ни одно столетие.
А может, и провёл, кто его знает.
Во второй комнате тоже нашлась спаленка, более аскетичная, без занавесок и скатертей, но зато письменный стол был больше, и вместо сундука стоял комод.
На полу разноцветные полосатые домотканые дорожки. Всё так уютно, мило и по-домашнему. Не могу подобрать точного слова, но впервые меня захлестнуло ощущение дома. Своего дома, родного дома. Того места, куда хочется вернуться и где хочется жить. Даже в квартире, где я прожила всю жизнь, такого не было.
Я прониклась к неизвестной мне прабабушке теплотой. Надо хотя бы найти её фотографию и посмотреть на родственницу. Варвара упорно представлялась мне высокой и статной женщиной лет тридцати пяти-сорока, с тяжёлой каштановой косой и почему-то красновато-карими глазами. Она улыбалась и смотрела с хитринкой.
Я мотнула головой, отгоняя ненужное видение.
И что-то меня здесь смущало. А потом поняла, что. Ни пыли, ни грязи, словно тут недавно кто-то был, и хозяйка только что вышла. Неправильно это. Я машинально потрогала печной бок – вроде тоже тёплая, а может, мне и показалось.
Я устало присела на лавку у стола. Чувство благодарности таяло, уступая место бытовым вопросам.
Мокрая от пота футболка противно липла к спине, намекая на мытьё, но где? И как я вообще здесь жить буду?
Печь топить не умею, ладно, сегодня ещё на бутербродах и кофе из термоса продержусь, но потом придётся звать на помощь местных. Что тоже та ещё задачка, если вспомнить, как они меня встретили? Может, просто приезжих не любят? Или у прабабки моей дурная слава? Недаром на отшибе жила. А стирка? А утюг? Тут есть хотя бы электричество? Что делать?
Я мотнула головой, отгоняя панический настрой. Яра, минус эмоции, плюс рациональное мышление! Кругом люди, крыша над головой есть, и даже хорошая крыша со всем необходимым. Справлялись и с худшим.
Надо воды натаскать, попить и умыться. Ведра я видела в сенях, простыни по-любому есть, вот шифоньер какой, неужто у бабушки смены никакой не было? А завтра уже решим, как быть. Устроимся по первому разряду и даже лучше! Лето будет шикарным.
Приободрившись, я подхватила ведра и выскочила во двор. За домом нашёлся колодец-журавль, рубленое строение, со сложенной у стены крытой поленницей, сплошь забитой сухими полешками, рядом рубочная колода, но без топора. Ну да, кто топоры бросает посреди двора? Утром посмотрим в сарае, сарай тут по-любому есть, разве ж можно жить в деревне без сарая? Вон целых три неопознанных здания и одно опознанное формата “туалет деревенский”. Ещё дальше, у самого леса, притулился скромный сарайчик, а дальше… я сощурилась – кажется, это был огород. Но это не точно.
Полные ведра оттягивали руки и с непривычки плескали холодненьким на ноги. Еле дотащила и оставила на полу в сенях: студёная колодезная вода даже пахла по-особенному, стылостью и хрустальной чистотой. Пить захотелось неимоверно.
Тэкс, а чашками засада. Есть одна любимая, как её называла Танька, полуведерная, но она закопана в вещах. Ничего, возьму с полки, теперь это вроде как моё.
Я зашла в избу и остолбенела.
На лавке за столом сидел огромный, как крупный мейн-кун, чёрный котище и ел мои сэндвичи. Те самые, которые я сделала в дорогу, да так и оставила в сумке. И дело не в том, что он их ел, а в том, КАК он это делал! Бутерброды лежали на глиняной тарелочке, и кот аккуратно отрезал кусочек ножом в правой лапе и поддевал вилкой в левой.
Увидев меня, он вытер лапой усы и произнёс мурлыкающим, насмешливым баритоном:
– О, вот и хозяйка пожаловала. Милости просим, господарыня!
Я заорала и кинулась наутек. Открытая входная дверь с грохотом захлопнулась перед самым моим носом, пребольно ударив по лбу.
Я попыталась её открыть, но щеколда не поддавалась – заклинило намертво. В панике я пыталась то дергать, то толкать эту злосчастную дверь, совершенно позабыв, в какую сторону она открывается.
– Зря стараешься, – произнёс над ухом всё тот же мурлыкающий голос. – Отсюда тебе ходу нет. Заходи в горницу, поговорим по-человечески.
И я рухнула в спасительный обморок.
Глава 2
Открыла глаза и в недоумении уставилась на деревянный потолок. Осторожно провела рукой и убедилась, что лежу на широкой лавке у стены. За окнами догорали поздние летние сумерки. Ничего себе приключение! Я осторожно села.
Привидится же такое! Говорящий кот с вилкой! Неужели меня так солнцем припекло? Поверить в реальность происходящего я не могла при всём желании, но и оставаться одной уже было невыносимо страшно. Вдруг снова скрутит? Проще уж добежать до деревни и попроситься к кому-нибудь на постой – хоть в сеновал, хоть в сарай. Если не пустят в сарай, можно в курятник, я там на жердочке перекантуюсь среди товарок по разуму.
Стоп, а почему так светло?
Я осторожно, стараясь не делать резких движений, оглядела пространство. На столе стояла огромная керосиновая лампа и освещала всё вокруг немногим хуже электрической. Мурашки табунами пробежали по коже. Кто-то здесь был и оставил лампу! Может, кто из деревенских приходил и зажёг её, и на лавку меня перенёс? Решили из любопытства прийти и поздороваться? Узнать, как устроилась, не надо ли чего? Говорят, люди тут намного добрее к дальнему ближнему, чем в городе.
Несмотря на тревогу, на душе стало немного спокойнее. Люди – это хорошо. Люди – это приятно. Значит, и бежать никуда не надо сами пришли.
Кота нигде не было видно.
В углу едва слышно зашуршало и заклокотало. Я снова похолодела и осторожно обернулась на звук. На печке сидел здоровущий ворон и, повернув голову вбок, рассматривал меня своим глазом – бусинкой.
Дожили. Мало мне было кота, принимайте пернатое пополнение. Людииии, вы гдееее? Я почувствовала, как отступивший было страх снова щекочет кожу ледяными коготками.
– Цып-цып-цып, – зачем-то позвала я и удивилась своему голосу. Он был чужим, хриплым и скрипучим. И ещё предательски дрожащим. – Ты откуда, птичка? Как ты сюда попала?
Птичка почистила лапонькой клюв и повернулась ко мне другим боком. В её взгляде явно читалась насмешка и даже презрение. Не знаю, насколько могут быть выразительны птичьи глаза, но у этой взгляд был ОЧЕНЬ выразительным.
– Живет он здесь, чего неясного? – проворчал знакомый голос.
Я резко повернула голову к лампе, прямо на столе прямой как египетская статуэтка, сидел давний черный кот.
Я снова заорала и дернулась от души, приложившись головой о бревенчатую стену.
Твою ж…
От страха ноги оказались ватными, и я обессиленно сползла на пол. В горле моментально пересохло, и вместо крика вырвался какой-то невнятный, придушенный сип.
– Предсказуемая реакция, – философски вздохнул кот и едва заметно поморщился. – Просил же Елистрата помочь, нет же! Ни стыда, ни совести, ни сострадания к ближнему. Опять придется всё самому делать.
Внезапно резко посветлело, и откуда-то сбоку потянулся горьковато-смолистый дымок.
– Пожар! – молнией сверкнуло в мозгу, и я попыталась встать.
Дымок змеистой лентой петлял по комнате, закручиваясь вокруг меня кольцами. Я вздохнула и закашлялась – дым оказался плотным, словно обволакивающим лёгкие, цепляющимся и шершавым. От неожиданности я сделала ещё два глубоких вдоха, и мне неожиданно полегчало. Дым стал менее ядным и скорее даже приятным, как от ароматической палочки. Вроде и есть, но с пожаром не спутаешь.
Чёрт, надо выбираться отсюда! Сгорим же! И кота захватить. И ворона, будь он неладен. Уже во дворе решим, галлюцинация это или нет.
– О, подействовало, – словно сам с собой, но так, чтобы я слышала, сказал кот. – Что и следовало ожидать: плакун-трава, дурман-трава в равных пропорциях с заговором. Сядь уже, вполомошная. И послушай внимательно.
– Ты кто? – хрипло уточнила я и снова закашлялась. – Ты меня что, отравил?
– Больно надо тебя травить, ты сама самоубьёшься, если будешь так дергаться, – равнодушно протянул кот. – Непредсказуемая ты, как воробей в овине, по стенам мечешься. Ну, это потом, – сам себя оборвал мой собеседник. – Имею честь представиться – Бальтазар. Если говорить о видовой принадлежности, кот-баюн, помощник и соучастник. – В лаймовых глазах кота мелькнула ехидная золотая искорка.
– Ярослава, – автоматически сказала я, по-прежнему глядя на кошака снизу вверх. – Наследство вот получила. От прабабушки.
– Я в курсе, – зевнул кот. – Попала ты, конечно, как курица в ощип. Мало того, что Яга, так ещё и ведьмачья дочь!
– Моя мама, конечно, тот ещё персонаж, но она не ведьма, – обиделась я. Ещё я от котов о своей семье не выслушивала.
– При чём тут твоя мама? – вкрадчиво уточнил он. – Я говорю о папе!
– А при чём здесь он? – я нащупала руками лавку и пересела на неё, опершись на стену. Едкий дымок почти исчез, и меня совершенно не смущало, что я сижу в ночи и разговариваю с котом. В желудке предательски заурчало, и пить захотелось с утроенной силой.
– В печке посмотри, – смилостивился кот. – Там каша была и молоко топлёное, не остыло ещё. Вода в кружке на лавке с краю. Как знал, что пить захочешь. – Да вот, всё правильно, пей на здоровье.
– Так при чём тут мой отец? Я его и не видела никогда! – выпалила я, залпом выдувая кружку воды. Покосившись на ухват, мысленно плюнула, отодвинула заслонку и нырнула в печь, руками доставая прикрытый то ли плоской тарелкой, то ли крышкой едва теплый чугунок. Вторым заходом достала высокий и тяжёлый кувшин. В чугунке нашла пшённую кашу, застывшую единым монолитом.
Кот равнодушно наблюдал за моими неуклюжими попытками подковырнуть её ложкой, но с комментариями не лез. В конце концов, намучавшись я вырезала себе порцию ножом. Понятия не имею, как её правильно отколупывать, но главное – результат, верно? Сунула нос в кувшин и обнаружила там плотную коричневую плёнку, которую, недолго думая, пробила тем же ножом. Ну а что?
– Будешь? – я с сомнением покосилась на кота. – Я могу плеснуть в блюдечко.
– Нет, спасибо, я твои бутерброды съел, – в кошачьих глазах не промелькнуло ни тени раскаяния. – Я начну с самого начала, может быть, тогда ты полностью осознаешь, ЧТО с тобой стало.
Пламя лампы снова взмыло вверх. Котяра нагло улёгся прямо на столе, напротив моей миски, и принялся рассказывать:
– Место, где ты находишься, называется Перекрестьем. Или Приграничьем. Но Перекрестье мне больше нравится, ты можешь называть как хочешь, месту всё равно. Здесь, – кот легонько постучал лапой по столу, – точка пересечения миров. Явь и Навь. Привычного тебе мира и Иномирья, Зазеркалья, Извне, Хтони. Тоже называй, как хочешь, суть от этого не меняется. Тут нормально то, за что в ином случае грозит, ну чтобы не нагнетать – дом казённый, пансион с полным режимом и препараты по расписанию. И советую принять эту реальность как новую нормальность.
– А со старой что делать?
– Выкинуть. Она тебе больше не пригодится, – совершенно серьёзно ответил кот.
– Отсюда можно как-то уйти? – я зябко передернула плечами и посмотрела в окно. Ничего там не увидела, кроме черноты и своего отражения.
– Всем да, тебе нет, – в успокаивающем тоне кота прорезались сочувствующие нотки. – Перекрестье приняло тебя как наследницу Яги. Ты сама должна была это почувствовать, как только зашла.
– Кого?? – я поперхнулась кашей и закашлялась. Кот совсем по-человечески вздохнул и, не церемонясь, стукнул лапой по спине. Не знаю, отчего мне полегчало больше – от удара или от неожиданности. Бальтазар снова улёгся на своё место, прямо напротив миски, и пояснил:
– Ты наследница Яги. Точнее, уже ты сама Яга. Как бы тебе сказать попроще… Вот есть ведьмы – эти рождаются с интересными природными способностями. С силой. Не тёмной и не светлой, нет у природы однозначных понятий света и тьмы, есть просто сила, а куда уж ты её направишь – твоё дело. Молотком можно и гвоздь в стену забить, а можно и человека убить. Дело не в молотке, дело в руке, которая его держит.
Есть знахари и знахарки – эти больше по лечению, травницы, те вообще только травы собирать горазды и отвары составлять. Есть ведуны – эти больше по грядущему, ну и по мелочи ворожат. Странные ребята, не от мира сего. Есть ворожеи – мелкое бытовое колдунство: скотину заговорить, домового приструнить. Есть колдуны – эти продались тьме, их сила идёт из тьмы, не природная, заёмная. А за заёмную силу платить надо, и дорого. Не стоит оно того, между нами говоря. А ты – Яга. Ты – Привратница. Стоишь между миров, сохраняешь баланс. Перекрестье – оно и есть перекрестье. Никого нет равным по силе Яге и…
– Я что, попала в Иномирье? – перебила я. Услышанное никак не укладывалось в голове, хотя я и пыталась вертеть смыслы, как тетрис. Явь, Навь, Яга, Иномирье, знахари… Что здесь вообще происходит, э?
– Нет, на умклайдет случайно села, – поддел кот. – Естественно, это… ну пусть это будет Иномирье. Живи теперь с этим как хочешь.
– Просто жить?
– Да кто ж тебе даст просто жить? – Хмыкнул Бальтазар. – Нет, с просто жить в своё удовольствие не получится. Не та обстановка, не та должность. Придётся отрабатывать полученное сверхурочно.
– Спасибо, просто от сердца отлегло, – проворчала я.
– Всегда пожалуйста, – равнодушно зевнул тот и прикрыл глаза.
– Я могу отсюда уйти? – переспросила я.
– И да, и нет, – Бальтазар посмотрел на меня как учительница математики после годовой контрольной – со смесью жалости и сожаления о потраченном времени. – Физически иди – никто не держит, но от себя не убежишь. Куда бы ты ни пошла, ты заберёшь с собой частичку Перекрестья и эту новую реальность. Увиденного не развидеть, господарыня.
– И что мне надо делать? – я отхлебнула топлёное молоко, хотя уже и не хотела. Каша стояла поперек горла. Наверное, она была вкусной, но это не точно. Желудок перестало сводить, и на том спасибо. – Что ты там говорил про отработку? А если я не хочу? Никакие договоры я не подписывала, и вот, хоть сейчас могу кому-то передать этот почётный пост! Вместе с избушкой.
– Ты Яга, – кот снова вздохнул. – Часто с нами случается не то, что мы хотим, а то, что должно. Поймёшь со временем.
– А есть ещё другие? – я оставила пустую кружку. – Ну, Яги.
– Есть, как не быть. Вместе с тобой тринадцать. Всегда тринадцать. Позже расскажу. Спать иди, государыня. Завтра познакомлю с Елистратом, надеюсь, вы подружитесь. В крайнем случае, не очень разругаетесь. Всё равно вам деваться друг от друга некуда. Даже отравить не выйдет. Проверено.
– А кто это? – почему-то шепотом спросила я. Воображение моментально нарисовало классического упыря, почему-то в вышитой славянской рубахе, сидящего посреди поросших ромашками холмиков.
– Елистрат, – пояснил кот, приоткрыв один глаз. – Проклятый богатырь.
– Почему проклятый?
– Однажды он неудачно пошутил над Привратницей, и ему пришлось шутить снова и снова, пока шутки не перестали быть шутками. Теперь вот на услужении, по хозяйству помогает, защищает при надобности. Он всегда здесь, пока срок не отмотает.
– Жуть какая, – по коже пробежал мороз. – А его можно как-то отпустить?
– Я же сказал – пока не истечёт срок. И конец его он и сам не знает, – кот черной каплей стек на пол.
– Подожди! – или он отвечает мне на все вопросы, или я за себя не отвечаю! – ты что-то говорил о моём отце. Я хочу знать. Что с ним стало? Почему он ушёл? Я могу его увидеть?
– Ведьмы не имеют семьи, – откуда-то снизу раздался насмешливый баритон. – И у Яги семьи тоже нет. Точнее, может быть, возлюбленный и даже ребёнок, но это не совсем привычная семья в понимании людей. Возлюбленный ведьмы всегда обречён. Всегда. Не важно на что – болезнь, смерть, изгнание, но вместе они никогда не будут. Должность такая. Если влюбишься – самое разумное и благородное – держаться от него подальше. Счастливых супругов можно по пальцам пересчитать, и то, это исключения, подтверждающее правило. Сила ревнива и терпит с собой рядом только равного, а так уж вышло, что все ведьмы – женщины. И нет мужчин с такими силами. И рождаются в семье только дочери. Редко, очень редко, примерно раз в столетие, у ведьмы рождается сын. У Ягинь и того реже, примерно никогда. И такой мальчик становится ведьмаком. Мужчиной с даром ведьмы. Очень сильным даром. Даже если его род до этого был слабым, то всё равно такой ребёнок будет по силе стоять чуть ли не рядом с Привратниками. А уж если он родился у Привратницы… Дурной знак, короче.
– Что же тут дурного? – удивилась я. – Можно сказать, удача, редкий шанс. Рождение самого одарённого и самого сильного. Чем плохо?
– Ну всё не так просто, – фырнул кот. – Во-первых, дар приходит только к одному ребёнку. Чаще всего к старшим детям, но не обязательно – дар может выбрать и кого-то другого. Редко у сестёр будет хоть какой-то отголосок, даже на уровне самой слабой знахарки. Если бы ты знала, сколько вражды было между сестрицами из-за этого. Или ты думаешь, старшие сестры просто так младших изводили в патриархальном-то обществе, чествования первенцев? Да как бы не так! Сила у одной и бессилие у других, которые вроде по рождению больше прав на эту силу имеют. Сказки-то вспомни.
Я напрягла память и тихо ойкнула – с этого ракурса я ещё не смотрела. А ведь если подумать, всякие Василисушки не забитыми сиротками были. Дверь с ноги к Бабе Яге открывали. А может, потому и открывали, что это была ИХ дверь?
– А если родился мальчик, то без вариантов – все силы отойдут ему. Но кому много дано, с того много и спросится. Ведьмаки берутся за то, где пасуют самые сильные ведьмы, влезут в те битвы, куда лезть и не следовало бы. У них редко бывают дети. Очень редко. Просто не успевают. Ведьмаков рождается мало, но ещё меньше доживает до зрелого возраста, не говоря уже о старости. Так что рождение мальчика чаще всего приговор роду. Да, это очень красивый и эпичный финал. Но финал. Так что когда мы узнали о твоём существовании, несказанно обрадовались. Варя, то есть Варвара, думала, что детей у Святослава нет. С тех пор, как он пропал, мы только и думали, как и где найти новую Ягу. Варвара даже дальнюю родню искала, думала, может, проклюнется где-то Сила. А потом ты вот нашлась, случайно совершенно – отголосок пронесся. Видать, ты смогла сама, без помощи, в какой-то момент активировать спрятанную Силу. А дальше дело техники.
– Куда пропал? – я заглянула под стол. Кажется, кот решил уйти от ответа ногами.– В смысле пропал? Мама сказала, он её просто бросил!
– В прямом смысле пропал – на Той стороне, – кот обнаружился на лавке у меня под боком. – Ушёл и не вернулся. А за Рекой выдачи нет. Если уж сгинул там и сам не вышел, то всё – ставь свечи за упокой. Хотя скажу по секрету, мы до конца толком и не знаем, что там на самом деле происходит.
– Офигенно, – порадовалась я. – И ты мне в этом предлагаешь жить? Я завтра же возвращаюсь назад! Поживу в общаге, ничего страшного не произойдёт.
– Утро вечера мудренее, – промурлыкало уже из-под стола. – Иди спать, а там решим, кто и куда идёт. И идёт ли…
Я фыркнула. Это мы ещё посмотрим. Может, я и задержусь здесь, но только исключительно ради того, чтобы посмотреть, а что здесь интересного. Пусть на отработку ищут другую дурочку.
– Иди, иди, я сам лампу потушу, – снова дал ценные указания голос из тьмы под столом. – Всё равно ж не умеешь ничего. А помыться завтра Елистрат баньку истопит.
Лампа начала медленно гаснуть, погружая домик в сумерки. Я на ощупь добралась до спальни, стащила одежду и расстелила постель. Завтра уже всё перестелю, сил нет. Сто процентов не усну теперь после всего этого, но хотя бы просто полежу. Как провалилась в сон, не помню.
