Ольга Ковалёва
Делай всё правильно
Глава 1 Он, она и дождь
Дождь, что падает с неба, всегда достигает земли.
Настоящий дождь не остановить никому.
И никому не избежать его.
Дождь всегда раздает всем по справедливости.
‒ Ты же просто парикмахер. Обслуга. Ну да, ну да, ты же ещё и визажист. Гример, по-старому. Что ты о себе возомнил? Я для чего потратила два года своей юной жизни в столице, для чего? Чтобы выйти замуж за гримера-парикмахера.
Тралл не понимал, как такое случилось? Как из обычной провинциальной девушки, да хорошенькой, вылупилась эта грубая стервозная бабенка? Это же он сам, своими руками её слепил, эту Галатею. Нет, он так не называл её, и никогда о ней так думал. Это она называла его Пигмалионом. Ещё вчера, или даже сегодня утром. Он уже плохо помнил и плохо понимал происходящее.
‒ Ха, ха. Пигмалион! Пигмей ты. В этой жизни ты Пигмей, понял. Скажи спасибо, что я с тобой тусуюсь. Наслаждайся, лучшее украшение мужчины – женщина. Я твое украшение, а ты этого даже не ценил. Но помни, что бриллианты не принадлежат даже своим ювелирам. Бриллианты существуют для тех, кто способен их купить. Я что на дуру похожа, замуж за тебя?
‒ Олеся, прекрати нести эту тошнотворную чушь, я тебе сказал, радуйся, что не за меня замуж выходишь. Я тебя вообще не звал. Даже к себе. Я не знаю, зачем ты здесь живешь?
– Потому что мне так удобно. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Чего бы мне это не стоило. Чтобы мне мозги не делали за то, что из института вылетела, я своим наврала, что меня изнасиловали. И они поверили. Ксанка мне половину своей зарплаты высылала. Жалела, идиотка. На валютный счет. Вот вы – пара, лох и лохиня. Ты её замуж бери. Я не работала, а деньги у меня были. А когда мне хочется больше, я всё могу. А знаешь какой у меня парень был. Страшненький, но умел многое. Боготворил меня. Да бандит, но он такие деньжищи отвалил, на два года хватило, да ещё на машину, да ещё и дом родители перестроили.
Было непонятно что у него делает эта девица и зачем он её терпит. Слушать невыносимо и он смог из себя выдавить:
– У тебя есть час. Можешь уходить.
– Ну и уйду, на … ты мне нужен.
Оделся, выскочил на улицу, на воздух, у него в горле стоял ком, который не давал дышать, бросился к машине, сел за руль, руки сильно дрожали. Его руки, это он сам, его второе я, alter ego, смотреть на их нервическое состояние невозможно.
Лучше прогуляться, решил Тралл.
В лицо ударило что-то холодное и колючее. Неужели ранней весной бывает такой колючий дождь? И зачем так по лицу? За что? Не прав?
‒ Ты себя в зеркале видала? Хи-хи…Ты видала себя со стороны, подруга. Тебе уже сороковник! Ты второй эшелон, или уже третий или десятый! Хи-хи…Лучшее украшение мужчины ‒ это женщина в драгоценностях, купленных для неё, а ты их даже не носишь, ты в зеркало посмотри, потусторонняя, и скажи себе честно, ты похожа на лучшее украшение? Ты вообще на украшение похожа, хоть на какое-либо. Ты же уже даже на бижутерию не тянешь. Хи, хи…Просто, давай разведемся. Это делают все люди, которые разлюбили, хи, хи, разочаровались в своей второй половине, ты меня разочаровала, да! И это. Насчет половины. Рот особо не разевай! Мои адвокаты подготовят предложение и поверь, для тебя оно будет самым лучшим вариантом. Хи, хи…
Он не умел смеяться. Некрасиво смеялся, странно и тоненько хихикал. Единственный недостаток, к которому она давным-давно привыкла.
От его слов становилось дурно, и чтобы избежать тошноты вышла на улицу. Что-то накинула на себя и не замечая вечернего холода пошла куда глаза глядят, вдоль улиц коттеджного поселка, где жила «элита». На самом деле не элита, просто толстосумы, объединившиеся в общее гнездо ради удобства получать адреналин в соревновании по приобретению материальных благ.
Таис вдруг поняла, что она живет не своей жизнью. Поняла, что ей совсем не жаль покинуть это место.
И больно ей было не от того что сказал бывший муж, она уже поняла, что её муж – бывший. Не хочется к нему возвращаться. Больно было от того, что давно себя предала.
Порылась в карманах старой куртки, в надежде найти там какие-то деньги, чтобы уехать подальше от этого гиблого места.. Таис было больно от того, что она так надолго задержалась рядом с человеком, которого никогда не любила. Зачем?
В карманах была какая-то мелочь и заколка. Откуда взялась эта заколка? Изящная. Симпатичная. Собрала свои пышные волосы в пучок, закрутила и закрепила волосы заколкой. Заколка держала хорошо.
Она давно не носила таких простых вещей, как эта старая куртка, Таис помнила все об этой куртке, когда и откуда она взялась, а эту заколку вспомнить не могла, только сейчас что-то телепалось во внутреннем кармане куртки, запустила руку, расстегнув молнию и на удивление вытащила пластиковый пакет с несколькими пачками долларов в банковской упаковке. Сколько купюр в банковской упаковке, сто? У неё не могло быть этих денег. Она вообще была не про деньги. Три пачки по тысяче, одна по пятьсот, одна по сто. У нее больше тридцати миллионов в пересчете на рубли. С этим можно начинать новую жизнь, но это были не её деньги. Чужие. Осторожно положила в карман и стала раскладывать в голове, каким образом в куртке, большой, уютной, надежной, подарок мамы, оказались деньги.
Таис выходила на улицу через гараж, чтобы не идти мимо вальяжно расположившегося в гостиной бывшего, с бутылкой виски.
Старые вещи висели на вешалке у выхода из гаража. Она вышла через боковую дверь, чтобы не поднимать жалюзи гаража. На вешалке рядом с выходом висели старая куртка бывшего, ещё одна помоложе, его же и эта. Она взяла свою.
Если корова наша, то молоко в корове тоже наше и теленок тоже, подумала Таис, настроение чуть поднялось, но ненадолго. Через несколько минут стало на душе совсем тяжело, и она горько пожалела о том, что когда-то потеряла человека, которого полюбила.
Таис плутала по улицам поселка уже, наверное, часа полтора и стала уставать. Удивилась что на улице никого. Ни одной души. Редкие машины. Огляделась и поняла, что заблудилась. Решила пойти обратным путем, на первом же перекрестке остановилась. Куда идти дальше было непонятно и тут пошел дождь.
Хлесткими, колючими струями в лицо бил холодный и злой дождь, который наказывал Таис и объяснял ей что она абсолютно никчемная личность, мать, которая позволила удалить от себя детей, никчемная жена, которая не в состоянии украсить жизнь мужчины, женщина, которая не уберегла любовь, уже даже не бижутерия, а никчемный пешеход с географическим кретинизмом. У неё началась истерика. Опасная истерика, потому что отложенная. Она стояла и плакала, или выла и разговаривала сама с собой, рассказывая дождю какая она негожая везде и во всем, оправдывалась, пока не поняла, что плечам стало тепло, и дождь уже не бьет в лицо, потому что оно уперлось во что-то мягкое, и какие-то звуки, так похожие на человеческую речь:
– обидел и приютил дуру набитую, потому что никто, обслуга, гример-парикмахер, пигмей…
Таис стало все равно, не легче, нет, равнодушно-спокойно, как выражение лица Печорина. Голос был родной. Любимый. Голос Дэна, которого она любила, но никогда не видела его лица. И лежать на груди человека с голосом Дэна, было спокойно и даже уютно. Опять уперлась лицом в широкую грудь и даже нашлось дело рукам. Она обняла за талию человека, стала поглаживать и похлопывать спину, всхлипывать и утешать. Спина была плотной и, наверное, мускулистой.
Дождь переродился и перешел в проливной, без всякого промежутка для воздуха.
Это было выше человеческих сил, терпеть такие наказания от природы.
Сквозь шум дождя услышала:
– Ты кто?
– Я Таис.
– Афинская?
– Нет, Лушина.
– А, красавица Лушина. Ты чего по улицам бродишь и рыдаешь.
– Из дома ушла.
– Да ладно, – не поверил хозяин плотной, мускулистой спины, с голосом любимого Дэна, – от такого богатенького красавца, мечты молодых акул, из такого красивого дома?
– Я дом ещё лучше могу построить. Я и этот сама строила. Дождь ужасный. Мне нечем дышать.
– И мне нечем. Пойдем ко мне. Там в помещениях можно дышать.
– В гримерную? – вспомнила Таис.
– Ага, в гримерную – парикмахерскую.
– А ты кто?
Таис не отрывала головы от груди парикмахера и гримера, рук не отнимала, гладила и похлопывала.
– Денис Тралл.
– Денис, Дэн, ты же Дэн, да? А ты чего под дождем бродишь?
– Да, Дэн. Потому что Денис. А я девушку выгнал, думал она друг, а она обычная иждивенка, зачем-то она клялась в любви, полагал, что она нуждается в поддержке, а она просто …
– А меня тоже попросили уйти. Я на бижутерию не тяну. – Таис стало очень грустно, потому что Дэн её забыл, и она опять заплакала.
– Бред! – Возмутился великий и ужасный Денис Тралл, гроза красных дорожек! – Надо только дорогу домой найти. Как я заблудился, как?
Попросил прикрыть телефон и попробовал найти свой коттедж по навигатору. У неё была огромная куртка и в ней имелось пространство, которое защищало от дождя. У куртки не было капюшона, вода проникла за шиворот и от этого было холодно и неприятно. Таис разглядывала великого и ужасного и удивлялась его настоящей, мужской красоте и понимала, что это возможно и не её Дэн, этого Дениса она знала, и голос его слышала, но почему-то не узнавала.
Глава 2 Дом, в котором он живёт
Из году в год, изо дня в день, втайне ждешь только одного, – счастливой любовной встречи, живешь, в сущности, только надеждой на эту встречу…
На счастье дом, правильнее терем Тралла, оказался совсем близко. Настоящий терем и окна с резными наличниками. Из настоящего дерева, не из пластика. Компактный, без излишеств, но очень красивый, в легко узнаваемом русском стиле терем.
Таис была архитектором, имела понятие о русском стиле и русском деревянном зодчестве. Пока добирались совсем окоченели.
– Давай баню затопим, нам надо согреться.
– Давай, но с соблюдением приличий.
– Давай с соблюдением, – согласился Денис.
Баня была баней, а не банькой имела вполне объемный зал, со значимым интерьером, наличием легко читаемого винного бара, настоящим самоваром, установленным с соблюдением всех противопожарных правил, и даже имелся диван и телевизор в уютном уголке залы, которая являлась как бы предбанником.
– Давай водки? – Едва переступили порог спросил Денис.
– Давай водки, – согласилась Таис.
Денис двигался легко и стремительно, сунул в руки стакан с приличной порцией горячительного.
Выпила, не морщась и почувствовала, как из желудка по телу стало разливаться тепло.
– Раздевайся, бесцеремонно предложил хозяин.
Таис почувствовала, что снимая с неё куртку, Денис замер.
– В чем дело, что там?
Сняв с неё второй рукав и водрузив куртку на вешалку, Денис рассеяно ответил:
– Там промокшая спина, плохо это, давай, скидывай всё с себя, вон там раздевалка, сейчас я тебе сухое дам.
Сухое оказалось плотным шерстяным свитером, такими же носками, из какой-то колючей шерсти и брючками из толстой ткани с начесом. Каждая вещь в упаковке. Новое, не надеванное.
Напиток стал действовать и такова была природа Таис, у неё появилась в душе веселая любовь ко всему человечеству.
Надо предупредить Дениса, что у меня есть стадии опьянения, подумала Таис и, желая найти выход из раздевалки, наткнулась на высокую женщину в бежевом, таком же, как и она одеянии. Женщина была высокая, стройная и очень красивая. Испугалась, а потом поняла, что это её отражение, потом испугалась что не может найти выхода, потом поняла, что зеркало находится на внутренней стороне двери и в полном раздрае душевных сил выскочила из раздевалки.
Дениса не было. Её начало трясти, было одновременно и жарко, и зябко. Откуда-то слышалась возня, Таис стала открывать все двери подряд, натыкалась то на раздевалку, то на туалет, то на какую-то кладовую, нарвалась на выход на улицу, закрыла, там лил дождь, потом за одной из дверей обнаружила гигантскую обезьяну, которая шурудила то ли с поленьями, толи ещё с чем-то, с шумом захлопнула дверь, прикидывая куда бы сбежать, дверь позади распахнулась, Таис сжалась, готовая принять неизбежное и услышала голос Дениса.
– Ты чего это бардак устраиваешь. Понаоткрывала дверей, посмотрела, так закрой, трудно что ли?
На Дениса смотрели полные ужаса и слез глаза его гостьи. Глаза были зеленые. Ярко зеленые, не изумруд, перидот. Это было странно, потому что во всех журналах, на всех фото счастливого семейства Лушиных у Таис были глаза голубого цвета. У неё был красивый цвет глаз, не голубой, блеклый, я плотный сине-голубой цвет. Редкий цвет глаз был у красавицы Таис Лушиной, синий, но это была не Таис Лушина.
Линзы? А он, Чинганчгук – Большой змей, Злой Язык, Острый Глаз это не заметил? Нет, просто это была не Таис.
– Ты не Таис. Ася? Ася, это ты! ‒ спросил Денис.
Глаза у неё ещё сильней позеленели, и она опять разрыдалась. Асю Ден любил. Много лет любил и потерял. А теперь перед ним Ася, но совсем другая! Эту он тоже любил. И уже очень сильно хотел поцеловать.
Таис было очень плохо, она заикалась, говорила очень тяжело, почти задыхаясь, но Денис все понял:
– Я испугалась женщину в раздевалке, испугалась что не найду выхода из раздевалки, испугалась обезьяны, меня трясет, колется свитер, мне жарко, у меня первая стадия опьянения. А Асей меня называют мои сыновья и ты Дэн, больше никто, но ты меня забыл, а я все эти годы тебя помнила.
Таис рыдала ещё горше и Денис решил не церемониться с ней особо, взял на руки, отнес на диванчик, усадил, вытащил плед, укутал и уже хотел было встать и наконец собрать на стол что-либо перекусить, заварить чай алтайский, травяной, от простуды, как она уцепилась и завопила, нет, там обезьяна, я их с детства боюсь, меня обезьяна кусала уже.
– Ася, успокойся, я рядом, я тебя ни дня не забывал, просто пока не могу осознать этот морок. А эту обезьяну сейчас найду и убью, хочешь?
Она как-то странно помотала головой, вроде да, хочет, а вроде нет, не хочет
– А можно не очень убивать?
– Не очень? Конечно, можно не очень. Ты только покажи где она прячется.
Таис показала на дверь, из которой Денис только что вышел. Собственно, именно за той дверью находилась сама баня, все как положено, с котлом, дровами, камнями, полатями… Там, в темноте, он переоделся в сухое и быстро затопил баню. Сейчас лампы наконец вышли а режим полноценного сияния. Надо дров подкинуть, а то прогорят и никакой тебе бани, а согреться необходимо, им обоим грозит пневмония, а тут какая-то горилла, обезьяна.
Может она того, с придурью, или что-то забористое потребляет, посмотрел ей в глаза, взял за подбородок, поводил туда-сюда, удивился послушности, вроде зрачки нормальные, сужаются на свет, расширяются на затенение, а глаза меняли цвет, вот в чем все дело. Чинганчгук Большой Змей остался Острым Глазом. Наверное, с придурью, жалко если так.
Денис встал, она больше не цеплялась за него, только ойкнула, громко и надсадно.
‒ Денис! Там нет никакой гориллы. Её вообще здесь нет и не было. Но я тебе потом её покажу.
Ну слава Богу, подумал Денис. Её нет, но покажут. Хорошо хоть, нет. А потом посмотрим, потому что покажут. А потом он её поцелует. Потому что уже невозможно. Может придурь не такая уж фатальная и лечится. Он готов был лечить любимую Асю, которая зачем-то назвалась Таис. Неожиданно он почувствовал магическую силу имени Таис. Имя возбуждало. Надо только взять себя в руки, потому что эта неизвестная женщина, или давно любимая, не разобраться никак, нестерпимо желанна.
Он даже не оглянулся, только кивнул, она видела, что кивнул. Она стала придумывать как показать ему гориллу. Стало смешно и спокойно. Если бы не дрожь, которая не останавливалась, не жар, который разливался изнутри, не достигая кожи, и не колючий свитер, было бы совсем хорошо.
Денис вернулся, разлил по стаканам теплую воду, высыпал в неё порошок, отдал Таис, сел рядом, и они стали пить лекарство. Приятный напиток с привкусом лимона. Помолчали и Денис бесцеремонно обнял её за плечи, притянул и поцеловал в макушку.
– Мне стало полегче – объявил он.
– Мне тоже. Не так противно и стыдно.
– Стыдно? Мне тоже стыдно.
– Я обманывала себя и всех.
– Здесь ты у меня в гостях, почему тебе стыдно.
– Ты не понял, я не про сейчас, а про последние десять лет своей жизни. Стыдно за себя, за конформизм, за страх потерять привычное, за жизнь без любви. А здесь мне гораздо лучше. Здесь мне пахнет деревом.
– Это сосна. У меня и дом сосновый, и нет штукатурки нигде. Вообще нигде, даже в душе. Вот примем баню, полечимся, попаримся, высохнем и я покажу тебе свой дом. Хочешь кушать?
– Я хочу лимонад. Много лимонада хочу.
– Лимонад у меня есть. Сейчас принесу.
Позвенел бутылками, чем-то побулькал, чем-то пошипел и принес три огромных пивных бокала с напитками.
– Это лимонад с лимоном, это почти крем-сода, это дюшес, выбирай!
Таис выбрала лимонад, следом почти без паузы выпила крем-соду, опустошила полкружки газировки с дюшесом, повернулась к Денису:
– Как в детстве побывала.
Глаза у неё стали темно-синие.
– У тебя глаза цвет меняют, сказал Денис!
– Мне говорили, принеси свой телефон, – попросила Таис.
Денис принес.
– Я тебе сейчас гориллу покажу, – сказала Таис. – Включи камеру.
Она как опытный режиссер выстроила мизансцену, заставила Дениса сесть в бане, у дровницы, наклониться пониже щелкнула, поправили что-то на спине у Дениса, сделала дубль, ещё один.
– Посмотри!
Денис не верил своим глазам. В его бане сидела горилла. Мощный страшный зверь.
– Это как?
– Это ты.
– Это не я!
Денис упирался, он не такой громадный, во-первых, а потом, это же горилла.
– Ты смотрел, что на тебе надето?
– Конечно это свитер из собачея шерсти, как и у тебя.
– Я тоже сзади горилла-самка? – повернулась к нему спиной.
– Нет.
А теперь сними свой свитер, командовала Таис. Денис снял и повернул к себе свитер спиной, и если спереди это изделие было свитером палевого цвета, нежно-коричневое, то спина у него была из черной нити, с длинным ворсом. Нитью серо-черного цвета выделялся рисунок мощной мускулистой спины. Ворот в виде торчащего полукруга довершал картину.
– При твоей мощной спине картина ужасающая и достоверная. А ты подумал, что я с придурью?
– Откуда ты знаешь?
– Ты жалел меня. Я видела и понимала. И потом, я этого, правда, ещё не знала. Сегодня только узнала. У меня есть стадии опьянения. Оказывается, отрезвление имеет те же проявления, что и опьянение долго рассказывать, но, если коротко: стадий три, первая, это любовь ко всему человечеству, потом уязвимость, рыдания, слезы, обидчивость, на этой застревать нельзя, и третья стадия – я сверхчеловек, всё вижу, все слышу, все знаю, читаю мысли, предвижу события. Отрезвление – всё в обратном порядке. Ты жалел меня, когда заподозрил что я с придурью. Я видела это и слышала. Ты очень хороший человек, Денис, но нас с тобой связывает ещё что-то, что не знаю, но оно есть. Оно точно есть. Я это чувствую. А почему тебе стыдно?
– Потому что я сделал больно хорошему человеку, очень хорошему. Девушке, которая меня любила. Я повелся на слезы другой и сделал хорошей девушке больно, а взамен приобрел головную боль и тошноту.
– Теперь ощущение, что между нами связь ещё острее!
– Ну она же была, Ася! Я все ещё не узнаю тебя, когда ты плакала, ты была очень похожа на Асю, которую я полюбил и забыть не мог. Когда ты не плачешь, у тебя глаза синие и ты копия Лушиной Таис, которая ещё недоступнее чем Ася. Кто ты?
– Дэн, я Таис. Но когда я тебя полюбила, я была Ася. Я ту любовь хоронила. Живую хоронила, это делала Таис. У неё ничего не получилось, она признала поражение и стала жить с тайной любовью. Но это одно, а есть что-то другое. Оно появилось не здесь, не в этом месте, темное, здесь оно проявляется!
– Таис, я не хочу ничего темного, я света хочу.
Перед Таис стоял красивый, молодой, полуголый человек, хороший человек Денис, Ден, которого она столько лет любила, или не его, но она могла ещё раз с ним пережить то, что случается с человеком впервые, в юности. Первый поцелуй, первые объятия, первое пугающее желание.
Их первый поцелуй был страстным, нежным и непонятно как произошедшим, ни он, ни она не поняли, как он случился и почему прекратился тоже не поняли. Может потому что у них возникли срочные дела?
– Надо дров подкинуть, – оправдался Денис.
– Надо лимонад допить, – соврала Таис!
Он пошел в баню, она не зря открывала все двери подряд, уже знала где уединиться. Потом выпила ещё лимонада, не весь выпила, но с удовольствием и, опять окунулась в детские восторги.
– Тай, уже можно мыться, сообщил Денис.
Он смотрел ей в глаза:
– Хочешь, ты первая, потом я или…?
‒ Я ещё чувствую твой поцелуй, Дэн, ‒ призналась Таис.
Денис прижал её к себе, к своей мощной груди и она поняла, что сегодня они будут вместе, и они, нет, она, сегодня она будет грешницей. Ну и пусть. Никогда не была, а сегодня будет.
Он вытащил заколку и её локоны, еще мокрые от дождя освободились из пучка и мокрые упали, разлеглись по плечам.
‒ Откуда у тебя это, спросил Денис, в его голосе чувствовалось напряжение.
‒ Я не могу вспомнить. Это чужая, она лежала в кармане моей куртки. Я, когда выходила, надела эту куртку, а там лежала эта заколка. Не могу её вспомнить и не могу придумать как она туда попала. Но она очень симпатичная, изящная и очень удобная. Тебе, похоже, она знакома?
‒ Потом, а сейчас пора париться.
‒ Ты пока отвернись, я под душ встану. Попросила Таис.
‒ Ладно, отвернусь пока. Ненадолго.
Под горячим душем помыла голову каким-то приятным, хорошо пахнущим шампунем. Рядом стоял такой же флакон с ополаскивателем. Ополаскиватель пах травой, она любила травяные ароматы, нашла упакованную мочалку и стала перебирать флаконы со средствами для душа. Щедро налила на мочалку гель с ароматом розы, с наслаждением покрыла себя пеной, потом внезапно почувствовала тело, его тело, очень близко, он стоял позади и аккуратно взяв из её рук мочалку нежно и уверенно тер ей спину.
‒ Ася, это ты? Он развернул её лицом к себе. Ася! Я не узнавал тебя, но я помню единственную родинку на твоем теле, под лопаткой. Ася, это ты?
И наступили первые взрослые ощущения. Таис таких не знала, не ведала, да и не верила, что подобные ощущения доступны ей, её телу. Сладостные, неуправляемые, мощные желания, такие же искренние ответы на них. Как же она жила бедненько.
‒ Ты всё-таки Дэн! Узнал наконец.
Теперь Таис не хотела никакого морока, она хотела чувствовать все и наслаждаться всем и осознавать это чувствование и радоваться неожиданному взаимному желанию, наслаждаться этим желанием и следовать за ним туда, где дано человеку почувствовать рай.
Потом они добросовестно парились, хлестали друг друга дубовыми вениками и много смеялись.
Из бани перебежали в дом. Дэн дал Таис свой огромный, теплый, невероятно мягкий халат, и едва ступив на порог Таис почувствовала, как её окутал тонкий и терпкий аромат сосны!
– Как вкусно пахнет.
– Не чую, ответил Денис.
– Как не чуешь, запах сосны не чуешь?
– Запах сосны чую, а вкусным нет, не чую!
– Давай я что-либо приготовлю, если есть из чего.
– Давай, если умеешь по-быстрому.
По-быстрому Таис умела, только так она и умела, и они, отложив знакомство с домом, прошли на кухню.
Кухня была сказочной. В ней имелась и русская печь, немного похожая на голландскую, но русская, с вьюшкой, устьем и заслонкой, с подпечником, в котором лежали заготовленные поленца и ухват имелся и кочерга, не было лежанки, но это понятно, это было бы чересчур.
Таис охала и ахала и удивив Дениса расхвалила печь, называя её детали, восхищаясь качеством отделки.
– Тая, ты эрудитка? – Спросил Денис.
– Еще какая!
– И врушка
– Почему?
– Потому что ты архитектор и все про печь знаешь. А вообще с тобой все хорошо. Что ладная и пригожая хорошо и что архитектор хорошо.
Может это сам дом располагал к использованию давно устаревших слов?
– А зачем ты заколку спрятал в футляр, да ещё такой интересный, сам футляр произведение искусства, а заколка простенькая. Разве что танцующий бриллиант ценен. Я впервые носила чужую вещь. Оказывается, это имеет неприятное послевкусие. Ден, тем не менее мне надо убрать волосы, я же готовить буду.
На кончике основы в золотом полукружии в оправе на крохотных колечках танцевал бриллиант приличного размера. На глаз Таис определила его в полкарата. А сама поверхность заколки – пластина с из пластика, разве что перламутровые разводы по поверхности.
– Это родной футляр этой заколки. Мы потом об этом поговорим. Очень кушать хочется, сейчас с голоду помру, а пока давай так – сладко поцеловал свою вновь встреченную любимую женщину. У тебя шикарные волосы, садись, сейчас придумаем тебе прическу.
– Давай я пока просто их в пучок соберу, а то голодными помрем. Вот этими палочками и закрепи. Она увидела коробок с палочками для шашлыка и заколола ими волосы. Дома она тоже так делала, у неё дома имелась такая же коробочка с китайскими палочками.
Ден смеялся, конечно помирать лучше сытыми, Таис не соглашалась, у неё только-только жизнь началась в счастьи любви, ей срочно жить и любить надо.
Да ещё загадки всякие разгадать надо, вернуть как-то чужое тому, кому оно принадлежит. Вот только вопрос возникает неудобный. Кому вернуть? Кто положил? Зачем?
Да ну его, все это, подумала Таис, сейчас любимого накормить самое главное.
Пошла открывать холодильник.
А где он? Холодильник где?
На кухне было много диковинной утвари, но пригодность сегодня диктовалась содержимым холодильника, который нигде не обнаруживался.
– А где у нас продукты, стесняюсь спросить?
Денис открыл резную, как и во всей кухне дверцу, которая маскировала пластик холодильника.
В холодильнике нашлись грибы, сметана, приличный кусок отварной курицы, тертый сыр и несколько упаковок нарезки с разными мясными деликатесами. Ухватила упаковку грудинки.
Обычная газовая плита тоже имелась в этом царстве дерева.
– А мука у нас есть?
– Посмотри в шкафчике рядом.
Мука нашлась и Таис приступила к приготовлению трапезы.
Поставила сковороду, ловко нарезала тонкими брусочками грибы, бросила их на сухую сковороду. Тонкими брусочками умудрилась нарезать курицу, копченую грудинку, на вторую конфорку поставила ещё одну сковороду и высыпала туда несколько ложек муки.
Да, подумал Денис, чего там, нам масло не нужно, нам ужин низкокалорийный подавай, у нас талия…
К его удивлению на абсолютно сухой сковороде, он же видел, абсолютно сухой, появилась жидкость в приличном количестве. Тая ловко орудуя ложками перемешивала стряпню на сковородах, а потом неожиданно завопила:
– Масло, срочно масло.
Её вопль подбросил Дениса, и он мгновенно предложил ей и подсолнечное, и оливковое, и сливочное.
– Спасибо, чмокнула в грудь и отодвинула от плиты.
С удовольствием Денис увидел, что к грибам ушло небольшое количество оливкового масла и приличный кусок сливочного.
Абсолютно нормальная женщина, подумал Денис, вон и масло потребляет и готовит интересное нечто.
Вслед за маслом на сковороду ушли грудинка и курица.
– Приправы! Срочно. Мускатный орех обязательно.
Мускатный орех нашелся. Целехонький, даже не молотый.
– Подойди ко мне, пожалуйста, попросила Таис. Мне некогда, поэтому наклонись поближе.
Он наклонился, и она поцеловала его.
– Ты замечательный, я тебя потом зацелую, а сейчас не мешай.
– От тебя голова кругом идет, ‒ пожаловался Денис.
– Это от голода, – высказала свою версию Таис.
Взяла чайник, предварительно заглянув в него, удовлетворенно кивнула.
А потом началось что-то очень стремительное. Из чайника налила воду в плошку, разболтала там приличное количество сметаны, туда же высыпала поджаренную муку, которая приобрела цвет карамели, мгновенно все взболтала, аккуратно вылила мешанину в сковороду с грибами и мясом, соль, немного сахара, перец черный. Разделала апельсин, лимон, уже ориентируясь в шкафах, достала терку, потом ступку, потерла мускатный орех, потолкла его в ступке, отправила на сковороду и тут всю кухню заполнил аромат жульена.
– Жулье-е-е-н! Люблю жульен! Он так просто готовится?
– Ну все же есть, поэтому просто, а теперь мне нужен гриль. У тебя есть гриль?
– Есть, давай я тебе его зажгу, но у меня нет колодниц или как там, жульенниц?
– И не надо, у тебя есть шикарные пиалы, керамические.
Таис разложила по пиалам ароматную смесь, накрыла толстым слоем тертого сыра и заложила все в духовой шкаф, под пламя гриля. Нашла тостер и сделала гренки.
– Ну всё, через три минуты ужин готов.
Действительно, через три минуты, пока они целовались, сыр аппетитно расплавился, покрылся румяной корочкой, Таис уже настолько ориентировалась на кухне, что самостоятельно и опять стремительно, сервировала два блюда. На больших плоских тарелках расположились пиалы с жульеном и ничего с ними не случилось, гренки, кусочки апельсина и лимона, без кожуры и пленок, голенькие, а десертные ложечки примостились сбоку и сверкали, заманивая к столу.