Ольга Крушеницкая
Бурное
Часть первая. Возвращение
1
Наконец Ирина нашла свой вагон и протянула паспорт стоявшему у входа смуглому проводнику. Он сощурил глаза, будто видел такой впервые, а, может, действительно так и было. Медленно сверил фамилию на билете, посмотрел ей в лицо. По его лбу стекали капли пота, он вытер их рукой, при этом его фуражка задралась к затылку. Возможно, он думал, что немки выглядят как-то иначе или не ездят по этому маршруту. На мгновение Ирине показалось, что он не пропустит её в вагон по какому-нибудь местному закону. И тогда предстоял выбор – назад в отель или довериться одному из тех типов, которые, покручивая на пальцах ключи автомашин, кричали на привокзальной площади: «Шымкент, Шымкент, Отрар, поехали».
Ирина растянула губы в подобие улыбки, чувствуя, что получается жалко, но проводник будто и ждал подобного сигнала, мол, проявил достаточно внимания к иностранной гражданке, пожелал доброго пути и вернул документы.
В вагоне было ещё жарче. Две женщины в купе едва взглянули на Ирину, рассеянно ответили на приветствие и продолжили свою беседу на казахском языке. Ей нравилось его звучание, как будто вернулась в детство, хотя и понимала только отдельные слова. Она молча залезла на верхнюю полку, заправила подушку в наволочку, расстелила простынь. Вытянулась во весь рост – хорошо, уединённо. На вечер и ночь здесь – её маленький дом.
Когда поезд тронулся, из кондиционера потянуло долгожданной прохладой. Ирина открыла электронную книгу, начала читать, но смысл слов ускользал. Разговор соседок по купе и стук железных колёс напомнили ей первую поездку на поезде – из Бурного в Алма-Ату, тогда ей было шестнадцать, она прильнула к окошку в вагоне и долго смотрела, как вслед их поезду покачиваются макушки тополей, пока село не стало точкой, а потом и вовсе исчезло из вида. Столько всего произошло с тех пор, та поездка казалась увиденной в кино с забытым названием. Она едва помнила, как всё было, и тем острее ощущала как ценно то, что есть сейчас.
Смуглая девушка, вошедшая в купе после неё, устроилась на полке напротив и, отвернувшись к стене, кажется, сразу уснула. Чуть позже запахло жареными тестом и мясом, это соседки развернули еду на столике между нижними полками. Ирина есть не хотела. Ужин ей заменило яблоко знаменитого алматинского сорта апорт, настолько большое, что пришлось примеряться, где надкусить. Плотная кожица с красной росписью легко поддалась, нежная рассыпчатая мякоть заблагоухала и потекла соком по подбородку. Хорошо, что в комплекте с постельным бельём нашлось полотенце.
Часа через два стемнело. Ирина вышла из купе. В узком проходе ещё трое или четверо пассажиров стояли лицом к окнам. За стёклами – сплошная темнота, ни звёзд, ни огоньков. Сколько Ирина не вглядывалась, сколько поезд не продвигался вперед – ничего, только стук колёс, даже бескрайность степи не угадывалась. Иногда вдалеке появлялись фары встречного поезда, быстро приближались, нарастали, пока с грохотом состав не проносился мимо, мелькая окнами с пассажирами или тёмными боками товарных вагонов. Ирина вернулась в купе и уговорила себя заснуть.
В шесть утра почти весь вагон уже был на ногах. Проходы заполнились несвежим дыханием пассажиров и необъятными сумками. Скорее всего им неслучайно продали билеты в один вагон. На подъезде к Бурному в тесном тамбуре стало не протолкнуться, и едва поезд затормозил, проводник открыл дверь, откинул подножку, и люди, толкаясь и ругаясь, выдавили друг друга и багаж на землю. Это заняло три минуты, именно столько поезд пробыл на станции.
Не теряя взятого в тамбуре темпа, попутчики и их встречающие ловко подхватили сумки и в считанные минуты, перешагивая через рельсы, разошлись кто куда, буквально в разные стороны.
За движением поезда и людей равнодушно наблюдало одноэтажное станционное здание, окна его были закрыты и занавешены, ни одна шторка не шелохнулась. Большими буквами синего цвета было написано: станция Бурное.
Чёрно-белая дворняга по колено ростом, напротив, дружественно крутила хвостом и заглядывала в глаза каждому, за что получила пару пакетов с едой. Быстро расправилась с ними и свернулась клубком на газоне за оградкой, видимо, в ожидании следующего состава.
Ирина взобралась на покрытый брусчаткой перрон. Её никто не ждал, она никому не сообщила о приезде. Да и не кому. Все связи давно потеряны. И хотя она много раз представляла встречу с родным селом, смаковала макушки цветов, жужжание пчёл, проблески солнца в виноградных листьях, вкус малины с куста и звук журчащих ручьёв; сейчас ей хотелось только одного – лечь и заснуть крепким сном. Растянуться хоть на траве около дворняги, только бы не пропустить поезд, который отвезёт её назад в Алматы. А там – аэропорт, самолёт, и прочь из этой страны навсегда. Да, больше она сюда не вернётся.
Ирина потёрла виски и закрыла глаза. Когда открыла, поезд уже скрылся за поворотом. Наступила какая-то нереальная тишина, как будто на всём свете остались только она и спящая дворняга. Это подтолкнуло Ирину наконец тронуться с места. Она надела на спину рюкзак, до этого висевший одной лямкой у неё на руке, и в несколько шагов покинула территорию станции.
Всё, как она помнила. За аккуратными заборами невысокие дома, улицы ровными рядами уходят вверх к холмам. Над ладными крышами пики заснеженных гор. Кажется, что до них рукой подать, но это обман зрения, чтобы дойти до подножий, надо шагать целый день. Никого из людей не видно. Так тихо, что слышно как от ветра шелестят деревья. Листья почти все жёлтого цвета, хотя еще август, но в южном жарком регионе солнце уже порядком иссушило зелень.
2
Ирина прибавила шаг. Когда бывшие соотечественники узнали, что она едет в Казахстан, закидали сообщениями. Написали все, кто был на связи: обязательно съезди в Бурное, сделай фото школы, домов. Сними улицы, яблони, горы, дороги. Речки.
Привези горсточку земли в платочке, попросила знакомая, уехавшая из села по соседству. Ирина познакомилась с ней на вечеринке, когда училась в университете. Не понятно, шутила она или и вправду земля ей была нужна.
Ирина достала телефон и сделала несколько снимков, почти наугад. Солнце светило в экран, мешая оценить, что именно попало в кадр. Она делала фотографии, заставляя себя, ей это казалось лишним. Хотелось самой разглядеть каждую мелочь. Она склонилась и приложила ладонь к земле. Земля была живой и тёплой, пара мелких муравьев мгновенно забрались на её руку. Ирина аккуратно стряхнула их, подошла к тополю, погладила его жёсткую, шершавую кору.
«Как хорошо, что всё это есть, – подумала она, – и почему я не приезжала раньше?»
Ирина свернула на улицу, ведущую к школе. Отметила про себя, что заборы как будто уменьшились. В детстве они казались трёхметровыми, а сейчас можно вытянуть руку и легко дотянуться до верха. Наверное, так ощущала себя Алиса, съев печенье.
Ирине не верилось, что она отмахала длинный путь и оказалась здесь. Как будто совершила перелёт на машине времени или выпила много мартини на ночь, и это только сон. После развода Ирина в целом стала спать гораздо больше, легко засыпала даже в кресле на работе. Довольно часто ей снилось Бурное. Подсознание сыграло какую-то странную шутку, превратив в памяти это место в райский уголок. Как люди мечтают о поездке на Бали, Ирина мечтала, что когда-нибудь окажется в Бурном.
И мечта эта оказалась не из лёгких, чтобы отправиться на индонезийский остров, достаточно купить билет Мюнхен – Денпасар. Проложить же маршрут в районный центр на юге Казахстана оказалось в разы сложнее и дороже.
Коллега Ирма, прилетевшая с ней в командировку в Алматы, сочувственно покачала головой, когда узнала о планах Ирины отправиться на поезде в какое-то село.
– Я еду на Медео в этот день. Присоединяйся, – предложила она.
Ирина вежливо отказалась.
3
Когда до школы, в которой она училась, оставалось около ста метров, рука Ирины потянулась поправить несуществующий пионерский галстук. Это невинное действие значило гораздо больше, чем просто память тела.
Когда-то давно по утрам мама, провожая Ирину в школу, смахивала пылинки с её формы, расправляла банты и галстук, а когда Ирина поворачивалась к ней спиной, рисовала маленький крест в воздухе. Иногда Ирина оборачивалась, смеялась или бросала маме сердитые слова. Но всё равно несла себя весь день в ореоле материнской любви, следила, чтобы галстук лежал ровно и банты не сползали.
Взгляд Ирины смягчился. В детстве о ней заботились четверо взрослых, и так повелось, что и позже кто-то всегда подставлял ей плечо. Как-то Ирина несла сдавать учебники за восьмой класс по аллее, по которой шла сейчас. Неожиданно пакет лопнул, книги одна за другой высыпались на асфальт. Ирина замешкалась, но не успела присесть на корточки, чтобы собрать, рядом оказался Нуралы. Она смутилась, начала одёргивать подол юбки, не задрался ли где. Хотя Нуралы поднимал учебники и не смотрел на неё, она краснела, не зная, сколько времени он был поблизости. Вспоминала какую-то ерунду, не поправляла ли бельё и не ковырялась ли в носу, думая, что идёт одна.
Он собрал учебники и поднял голову, слегка стукнувшись лбом об её плечо. Они встретились глазами и поспешно отвели их в стороны. Неловкие подростки, тогда уже было известно, что Ирина скоро уедет. Ирина задержала пальцы дольше, чем нужно, когда потянула стопку учебников из рук Нуралы, а он поспешно произнёс: «Я донесу».
Аллея и школа мало изменилась. Деревья и скамейки на тех же местах. Чьи-то заботливые руки покрасили оградку из толстых металлических прутьев в голубой цвет, который был и прежде. Ирина сделала несколько снимков. Потом померила шагами школьный двор. Он тоже как будто уменьшился, хотя плиты не изменились, всё те же пошарпанные, состоявшие местами из мелких камней.
Трёхэтажное здание школы выглядело безлюдным. На всякий случай Ирина подёргала ручку двери. Так и есть, закрыто. В вышине громко закричали птицы. Какой-то холодок подступил к сердцу Ирины, она задрала голову, но никого не увидела. Высокое синее небо. И вдруг вспомнила, что когда темнело, появлялись летучие мыши.
4
Однажды в детстве Ирина увидела на улице девочку с окровавленным лицом, потом узнала, что летучая мышь запуталась у неё в волосах, и пытаясь вырваться, расцарапала полголовы.
Девочки постарше сказали, что мыши бросаются на всё белое, поэтому мышь запросто может сесть Ирине на её светлые волосы, и потом тварь никак не отцепить, только волосы отрезать. Или прибить её прямо на голове, чтобы она разжала хватку.
Это казалось Ирине невыносимым. Она попросила купить ей чёрную кепку и носила её не снимая, пряча волосы в тугой узел под ней.
Мыши спускались с гор с приходом тепла в апреле, и все лето, до октября, как только смеркалось кружили над улицами и домами, временами пролетая низко, едва не задевая крыльями.
Как-то в горном походе Ирина зашла следом за одноклассниками в тёмное нутро пещеры, и вдруг вся похолодела, услышав мышиный писк и хлопанье крыльев где-то высоко под сводами. На минуту страх буквально сковал её, она стояла, боясь пошевелиться.
Кожа покрылась холодным потом, дышать стало так трудно как будто невидимые тиски сжали грудь. Её била мелкая дрожь. Она рванула из пещеры, несколько раз подскользнулась на свежем мышином помёте, ободрала коленки, пока наконец не выскочила с бешено колотящимся сердцем на яркое солнце.
Села на камень и долго приходила в себя. Всем вокруг было всё равно, но всё же кто-то спросил, что с ней, кто-то услышал. И через год ей засунули в портфель мёртвую летучую мышь.
Ирина подумала, что это шапка с помпоном. Удивилась, откуда? Ведь тепло. И только когда уже занесла руку, поняла, что это мышь, но пальцы одёрнуть не успела и дотронулась до холодного тельца.
Заорала так, что на крик прибежала завуч. Нашла Ирину в коридоре под окном, скорчившуюся у батареи, дрожащую.
Долго выясняли, кто принёс мышь, кто засунул в портфель. Ирина в разборе не участвовала, отказалась зайти в класс, и к портфелю этому больше не притронулась.
Домой его принёс Нуралы.
Мама вечером поменяла обложки на всех тетрадях и учебниках, вымыла портфель, высушила. Но даже от его вида Ирина покрывалась холодным потом. Отказалась ходить с ним в школу, и ей купили рюкзак.
А в Германии мышей охраняют. Ирина удивилась, когда узнала. Если в лесной зоне живёт их семейство, вырубку деревьев запрещают. Недавно запретили поездам проезд по тоннелю, в котором поселилась колония летучих мышей.
К счастью, они не летают в городах, и Ирина почти забыла о своей боязни.
Был один случай, когда они только начали жить с Эмре, в их квартиру на третьем этаже залетела летучая мышь. Ирина мгновенно облилась потом как в детстве и, запрыгнув в шкаф, наглухо закрыла дверь изнутри. Сердце колотилось как бешеное.
Посмеявшись, Эмре шваброй выгнал мышь в окно.
Потом долго мыл руки, снял и отправил в стирку шторы. Он был помешан на чистоте.
Перед сном садился с тазом воды и перемывал всю обувь. Чистил ботинки перед входом в заведения, даже перед кинотеатром нагибался и начищал и без того чистые туфли.
«Зачем ты это делаешь? Там выключат свет, и никто тебя не увидит!» – говорила ему Ирина.
«Я не могу ходить в грязной обуви», – с достоинством отвечал Эмре.
Его семья переехала из Турции, когда ему было шесть лет, и они долго жили в городке на западе Германии. Местные дети редко играли с маленьким Эмре, для них он был грязным турком.
5
Ирина дошла до улицы, показавшейся ей знакомой. Дом на углу с резными ставнями – по нему она находила улицу, на которой жила ее подруга Айнура. С ней они бегали босиком по тёплому асфальту и учились кататься на велосипедах. Тогда машины проезжали не часто, и они, бывало, играли на дороге. Время с тех пор утекло как через дырявое дно кастрюль, в которых они понарошку варили обеды из травы и листьев. Понарошку – смешное слово из детства.
Вдруг зазвонил телефон. Ирина не хотела отвечать, у неё законный отгул, она свободна как степной ветер. Но телефон не замолкал, и Ирина выудила его из сумки. Входящий вызов – Марго.
Ирина видела её несколько месяцев назад, тогда Марго приглашала на свою очередную свадьбу.
– Алло! – ответила Ирина.
Марго что-то говорила, но помехи не давали разобрать, что именно. Ирина ещё раз сказала «алло» и нажала отбой.
В немецкой школе крепкая грудастая девчонка Марго из Минска научила Ирину курить.
– Выпускай колечки и смотри на них.
– Зачем? – не поняла Ирина.
– Смысл жизни в творчестве, знаешь? Только представь, эти колечки – твоё творение.
Ирина недоверчиво хмыкнула, но затянулась.
В Бурном ей не раз предлагали закурить. Как-то она даже попробовала, закашлялась и решила, что это не для неё. Но в Германии всё изменилось, и, главное, изменилась Ирина.
Родители Ирины переехали, зная немецкий на бытовом уровне. Между собой они продолжали говорить на русском. В лагере для переселенцев их поселили в один из домиков и стали называть русскими, как и всех приехавших с бывшего союза. У Ирины эта несуразность не укладывалась в голове: в Бурном их называли немцами, в Германии они вдруг стали русскими.
Она думала, что раз они и здесь чужие, то нечего оставаться, надо ехать назад. Родители в ответ говорили о трудности жизни в Казахстане, что село осталось без газа и света, бывшие односельчане сидят без работы и денег, и когда все наладится, и наладится ли вообще, неизвестно.
Рассказывали, что в Бурном отцу давали старые, сложные в обслуживании машины, в то время как новые доставались родственникам начальника – казаха. Родители повторяли это много раз в разговорах между собой и другими, с каждым разом добавляя новые подробности. Они как будто запретили себе вспоминать хорошее о Бурном. С каким-то остервенением учили немецкие слова и фразы, обустраивали свой быт на новый лад.
Воспоминания Ирины о Бурном были иными. Ей не пришлось делать выбор – уехать или остаться, родители с ней даже не советовались. В каком-то смысле у родителей тоже не было выбора. Пережитое поколением их отцов и матерей переселение в вагоне для скота и жизнь в роли лагерных поселенцев сделало их фанатиками одной идеи – обрести родину, откуда никто и никогда не сможет их насильственно изгнать.
Детство Ирины прошло в совсем другой атмосфере, ей казалось, что она живёт в самой лучшей стране в мире – Советском Союзе. У человека бывает только одна родная земля, и советская пропаганда была сильная. Для неё весь Союз сводился к Бурному. Она удерживала в памяти имена друзей и названия улиц, убегающих к холмам. Вспоминала, как каждую весну стрелы первых весенних цветов, тюльпанов и мускариков, вспарывали землю около крыльца дома, как зацветал урюк, как в мае холмы пылали маками.
– Я не хочу в школу, я хочу в Бурное! – рыдала Ирина по вечерам.
– Как ты не понимаешь! Это всё ради тебя! – говорила ей мама, – потом благодарить будешь!
Зачем уехали? Для чего? Ирина не просила об этом. Мечтала закончить школу, заработать на билет и вернуться назад в Бурное.
6
Первый год после переезда в Германию гардероб Ирины оставался по-советски аскетичным – несколько блузок, пара брюк и юбка. С таким набором каждый день в обновках не походишь. Пособие родителей не позволяло покупать много одежды. Из страны тотального дефицита они привезли привычку довольствоваться малым.
Ирина пыталась отгородиться от одноклассников, закрылась в себе, ни с кем не разговаривала. Да и как разговаривать, если все, что она могла сказать на немецком, вызывало только усмешки.
После школы Ирина бежала учить уроки. Марго же, напротив, домой не спешила. Её немецкий был не намного лучше, но это её нисколько не беспокоило. Она закидывала рюкзак за спину, как будто он ничего не весил, и прогулочным шагом скрывалась за поворотом. Длинные распущенные волосы подпрыгивали в такт движениям.
Сдружившись с Марго Ирина узнала жизнь в большом городе с другой стороны. За полдня они обходили несколько магазинов, мерили одежду, рассматривали мелочи. В супермаркетах пили соки, съедали кексы, оставляя упаковки там же, в грудах товара, не оплачивая, выходили.
Марго могла утянуть и понравившийся браслет или майку из маленьких бутиков. Продавцы приветливо улыбались и только, никто не пытался проследить за ними. Магазинчики, выставляющие товар на улицу без всякого присмотра, на доверие сытому миру, обрели для них особую притягательность.
Ирина во время шопинга с Марго представляла, что она может купить все, что ей понравится. Из денег, которые ей давали на обед, у нее скопилась какая-то сумма, и она носила её с собой.
«Мы обычные покупатели, просто примеряем», – убеждала она себя.
С мамой примерять не получалось. В магазинах она терялась, хватала наспех две – три вещи самых бледных расцветок и быстро примеряла, как будто стыдясь этого занятия и считая про себя минуты: тик-так, тик-так.
– Решай скорее, мы здесь уже полчаса возимся, – с лицом полным недовольства вдруг изрекала мама.
– И что? – однажды спросила Ирина.
– Как можно так долго выбирать одежду!? – мама нервно повела плечами, – не можешь решить, значит, не нужно ничего.
Ирина тогда разозлилась на мать. Шли домой молча.
А на следующий день после школы отправилась с Марго в большой бутик дорогой молодёжной одежды.
Марго долго уговаривать не пришлось. Она уже предлагала зайти в него, раньше отказывалась Ирина.
В магазине играла музыка, одна продавец ходила по залу, вторая читала журнал за кассой. Марго сразу принялась перебирать вещи, послышался щёлк вешалок.
Благодаря вылазкам с Марго, Ирина научилась ориентироваться в размерах и тканях. Появилось понимание, что ей идёт, что – нет. Она не спешила как мать, вначале смотрела, во что одеты манекены, что выберет Марго. Часто, вообще, ничего не примеряла.
В примерочной музыка звучала громче, стоял кожаный пуф. Ирина скинула свою одежду, надела понравившуюся юбку, примерила к ней пару блузок.
Повертелась перед зеркалом. Вроде хорошо, но и ничего особенного. Таких денег точно не стоит, тратить всю имеющуюся сумму на одну блузку и юбку глупо. Потом объяснять матери, откуда взялось. Так что, нет. Ирина переоделась в свою одежду и вышла из кабинки.
Марго в соседней примеряла такую же юбку, как и Ирина недавно.
Продавец тут как тут, вежливо поинтересовалась, берёт ли что-то фройлен?
Ирина мотнула головой, нет.
Марго переоделась и тоже пошла к выходу. Когда они были около двери вдруг услышали крик и обернулись:
– Фройлен, фройлен, – продавец показывала на юбку Марго.
– Побежали, – дёрнулась Марго.
Ирина побежала вслед за Марго. Потом много раз ругала себя за это. Но девушка, до этого сидевшая за кассой, ждала их у двери. Она оказалось высокой и плечистой. Легко схватила Марго за руку выше локтя.
Ирина остановилась, она не могла понять, в чём дело, на что показывала продавец. Марго была в своей одежде, в той, в которой пришла.
Откуда-то появился третий продавец, они окружили их и быстро что-то обсуждали. Ирина не всё понимала, но слово полиция слышала отчётливо.
Одна из продавцов приподняла юбку Марго, и под ней оказалась та, которую мерила и Ирина.
Щёки Ирины мгновенно запылали. Ей стало жарко и дурно.
– Моя подруга просто забыла снять. Мы заплатим, заплатим, – выкрикнула она, чуть не плача.
Продавцы замолчали и все одновременно посмотрели на неё.
– А деньги у вас есть? – поинтересовалась одна из продавщиц.
Ирина кивнула головой, и как во сне, не чувствуя ног, прошла к кассе. Марго сняла юбку. Вторая продавщица приняла её с осторожностью, как будто ткань могла взорваться, аккуратно расправила и передала той, что с самого начала сидела на кассе. Всё это было медленно до невозможности.
Ирина в любой момент ожидала приезда полиции.
«Мы покупаем юбку, мы просто покупаем юбку», – твердила она про себя.
Этого случая Ирине хватило. Им просто повезло, что продавцы не успели вызвать полицию.
Марго же угомонилась только на время.
Торчала с мороженым на скамейке в парке недалеко от школы. Иногда у неё появлялись деньги и тогда она усаживалась в кафе. Заказывала коктейль и глазела на улицу как героиня фильма.