Ольга Лозицкая
Возвращение Флибустьера
Алька дежурила в гостинице в ночную смену. Такой многообещающий вечер был испорчен. Хорошо только вечер. Если непутевая сестрица проболтается, где ему найти такую же дуру, как Алевтина? Он был уверен, что подобных экземпляров в природе больше не существует. Наталья приятная, милая, обаятельная женщина, но не тот человек, с которым можно спокойно заниматься тем, чем позволялось заниматься рядом с Алевтиной. Вернее, за ее спиной.
Мысли Виктора мягко и ненавязчиво переключились на свояченицу.
Почему в присутствии Лики он чувствовал себя странно и неуверенно? Алевтина, словно чувствуя его состояние, сводила встречи с сестрой к минимуму. Как знать, из каких соображений она это делала – то ли боясь зависти со стороны сестры, то ли пыталась оградить себя от ревности.
Как все изменилось! Изменились времена, но нравы остались прежними. Каждый решал свои проблемы сообразно здравого смысла и совести. У него, судя по всему, отсутствовало и то, и другое. С этим спорить он не собирался. Надоело. Ему бы эти бесконечные, бестолковые проблемы! У него была всего лишь одна проблема, решить которую никто не в силах.
Как ни крути, а теперь жить будет не так спокойно. На сегодняшний день его вполне устраивало некоторое время сидеть под заботливым крылышком Алевтины. Но сидеть на крючке у Лики, и ждать, когда той заблагорассудиться снять покров с его тайных шалостей, не собирался. Надо бы с ней поговорить. Нет безвыходных ситуаций. Он что–нибудь придумает.
В темноте ночи вновь вспыхнул огонек. Это Виктор прикуривал очередную сигарету. Вот попал, так попал!
Непрерывная трель звонка заставила его выбросить недокуренную сигарету, и, увидев гостью на пороге, улыбнулся широкой, подкупающей улыбкой. Этот визит был, как нельзя, кстати. Он посторонился, пропуская Лику в дом, и закрыл дверь на все замки, решив, что не выпустит девушку до тех пор, пока не поставит всё на свои места. О цене не думал. Это его волновало меньше всего.
– Здравствуй, – Виктор пропустил Лику в комнату. – Чай, кофе?
Лика села в кресло, ни слова не говоря.
– Так и будем молчать?
– Хотела поговорить, а теперь не знаю.
– Бывает. Если не знаешь, с чего начать, начни с главного. Я помогу. Сначала надо сказать, что я подлец. С этим обстоятельством спорить трудно. Потом объяснить, что нехорошо сидеть на шее у жены, и носить любовнице цветы. И это правда. Вот, собственно, и все. Так ты и чаю не попьешь? Тебя проводить? Домой пойдешь, или к Наталье? Кстати, как вы с ней познакомились? Она тебе глазик лечила? А что у нас с глазиком? Неудачное объяснение в любви? – Виктор вплотную приблизился к Лике, и попытался коснуться повязки красивыми, холеными пальцами. Пальцы слегка дрожали.
– Если ты такой подлец, почему нервничаешь?
– Я нервничаю? – Виктор непроизвольно отшатнулся. – Я не нервничаю. С чего бы?
Лика смотрела на него здоровым глазом так внимательно, словно пыталась провести исследование рентгеном.
Виктор был красив. Высокий брюнет с темными, почти черными глазами мог бы украсить собой апартаменты светской дамы, но никак не дом серой мышки, каковой была Алевтина.
– На скольких работах вкалывает Алевтина? На двух? На трех? Твой костюм тянет на годовой заработок горничной.
– Тебя это волнует?
– Есть немного. Она мне не чужая, сестра все-таки.
– А мне – жена.
– Оставь ее в покое. Или сам успокойся. Алька не заслуживает, чтобы ей делали больно те, кого она любит.
– Не тебе встревать в наши отношения. Любишь сестру – люби и дальше. А кого мне любить, мое дело. Кстати, приглашаю тебя в ресторан. Посидим по-родственному.
– За чей счет? За мой? За Алькин? Или твои услуги альфонса позволяют выгуливать родственников по ресторанам? Кстати, ты Алевтину приглашал?
– Ты что-то сказала? Я не расслышал.
Лика поняла, что слегка перегнула палку. Виктор поменялся в лице до такой степени, что ей стало страшно. Он побледнел, темные глаза потемнели еще больше, и она почувствовала себя так, словно осталась в глухом лесу один на один с разъяренным волком.
– Я сказала, что ты страшный человек.
– Запомни, девочка, на всю жизнь запомни, я никогда не прощаю.
– И что ты сделаешь? Ударишь?
Виктор нехорошо засмеялся.
– Я женщин не бью. Я их люблю.
Он стремительно наклонился, зажал ее голову руками, и Лика почувствовала на губах обжигающий, настойчивый поцелуй.
– Ты, – Лика брезгливо вытерла губы, – ты не стоишь Алькиного мизинца, альфонс несчастный!
Девушка так и не поняла, отчего на нее стремительно обрушилась темнота.
Лика пошевелилась, и пружины знакомо скрипнули под ее хрупким телом. Попробовала открыть глаза, но не получилось. Вокруг по-прежнему было темно. Провела рукой по глазам. Пальцы нащупали повязку. Все тело болело тупой ноющей болью.
– Проснулась? – Донесся до сознания голос Натальи.
– Уже утро?
– Нет, вечер.– Лика так не разобрала за язвительными нотками подруги, какое именно время суток было за окном. – И куда тебя понесло, на ночь глядя? Скажи спасибо Виктору. Из-за тебя с двумя хулиганами подрался. А ты, дорогая моя, получила во второй глаз. Так что, придется в темноте полежать и подумать.
Лика усмехнулась. В глаз-то она получила, но что в этом деле были замешаны какие-то хулиганы, она очень сомневалась. Если чего и не помнила, так это то, как попала на скрипучий диван. А уж в остальном память Лике не изменяла.
Она прекрасно помнила, как вошла в дом сестры, как на повышенных тонах разговаривала со свояком. Помнила, как он уговаривал не баламутить воду в стакане. Как пытался очаровать поцелуем, и в результате получила сполна
Однако, рукоприкладство Виктора недоказуемо. Мужчина, поднявший руку на женщину, даже если она и не права, заслуживает серьезной кары. Лика не пыталась думать, что это сойдет ему с рук. А пока надо набираться сил.
Сон обволакивал мягкой упругой волной. Где-то в глубине сознания возникла мысль, что Наталья постаралась успокоить подругу искусственным путем. На это Лика не обижалась, напротив, она искренне была благодарна за проявленную заботу.
Утром Лике удалось открыть один глаз. Он смотрел на мир сквозь легкую дымку. Это было лучше, чем полная темнота. Как приятно видеть хоть что-нибудь! И как это люди живут без солнечного света, без окружающей этот мир красоты? Неужели осознавать ценность необходимо после утрат?
Девушка жадно впитывала краски. Даже знакомые занавески на окнах казались необычайно привлекательными. Как много вещей окружало ее, мимо которых проходила совершенно равнодушно. Теперь все изменилось.
– Доброе утро! – Наталья вытирала руки полотенцем, но контуры тела подруги Лика видела расплывчато. Она даже слегка прищурилась, стараясь сфокусировать взгляд. Досадливо махнула рукой и тут же ойкнула. Простое движение послужило причиной возникновения боли под ребрами.
– По мне проехалась сенокосилка, – констатировала Лика на ощупь пробираясь к ванной комнате. Она неуверенно стояла на ногах и старалась держаться ближе к стене, чтобы не добавить себе синяков. В узких коридорах старых застроек этого можно было не опасаться. Здесь даже развернуться не было места. Она не видела взгляда Натальи, внимательно следившим за каждым движением.
– Лика, извини за бестактность, но у меня вопрос.
– Хоть два. Язык у меня, хвала Всевышнему, не пострадал.
– Смотрю я на тебя. Девчонка видная, даже красивая. Фигура – закачаешься! Не то, что у меня – плюшки- булочки. И, еще раз прости, зачем надо было такую вывеску портить? Или мужики не нашли более достойного объекта кулаки почесать?
– Ты у меня спрашиваешь? Самой интересно. Почему?
– Измельчали мужики. Таких девчонок не бить, а любить надо.
Лика вздрогнула, услышав из уст подруги это замечание.
– Думаешь, было бы легче, если бы меня прижали в кустах? По мне, так лучше пару деньков развлекаться примочками. И вообще, то у тебя масса вопросов относительно Виктора, то спортивный интерес к хулиганью. Ты не замечаешь, что пытаешься перещеголять Доктора Ватсона?
– Нет, не замечаю.
– А я замечаю. Потому что совершенно не успеваю отвечать на вопросы. – Лика рукой отстранила с дороги Наталью, и бочком протиснулась в ванную. Холодная вода приятно освежила лицо. Глаз приоткрылся еще больше. Вместе с этим поднялось и настроение. Лика стала непроизвольно напевать веселую мелодию.
Наталья так и стояла, все еще держа в руках полотенце.
– Надо же! – непроизвольно вырвалось у нее. – Она еще и поет! Кстати, что это за песня?
– Канцонетта. Конечно, в исполнении нескольких голосов она звучит лучше.
Наталья смотрела на нее широко открытыми глазами.
– Ты сама-то поняла, что сказала?
– Конечно. Старинная итальянская песня. В ней говорится о море и рыбаке, которому жаль расставаться с любимой даже на один день, – Лика только сейчас сообразила, что прежде никогда не сталкивалась с фольклором, особенно стран средиземноморья.
– Может, ты еще и итальянский знаешь? Что-то я не наблюдала за тобой склонности к языкам. А ну-ка, пойдем на кухню. Разговор есть.
– На кухню, так на кухню. Хотя, можно и так поговорить. Собственно, о чем?
– О чем? Есть о чем. Только для начала мне надо присесть. Удивляюсь твоим талантам. Поешь вполне сносно. Мне интересно, откуда ты знаешь песню, которую я слышала от своей бабушки? Кстати, – Наталья разливала в чашки чай. – Ты говорила, что тебе снился какой-то испанец. Сегодня ничего не снилось?
– Нет, сегодня я спала сном праведника. Наверняка, это ты постаралась оставить меня без танцев. Думаю, что ты напоила меня каким-то снадобьем.
– Было дело. Ну, так что? – Наталья была напряжена и с нетерпением ждала ответа.
– Полагаю, твоя бабушка тоже танцевала с каким-то красавцем.
– Будешь смеяться, но так оно и есть. Правда, танцевала она с итальянцем. Отчего это я ни с кем не танцую? Ни во сне, ни наяву. – В голосе девушки слышалось нескрываемое сожаление.
– Большей частью вокруг своих больных крутишься, тут уж не до танцев. – Лика намазала себе бутерброд, и почувствовала волну гордости оттого, что ей снятся такие занимательные сны. Она мечтательно прикрыла глаз, и словно окунулась в мягкую пучину воспоминаний.
– Одно другому не мешает. – Донесся до ее слуха голос подруги, звучавший так глухо, словно сама она находилась не рядом за столом, а в другом измерении. – Знаешь, действительно странно, – Наталья вздохнула. – Бывают в жизни совпадения. Но вот песню, что пела бабушка, я больше никогда не слышала. Правда, слов не знала, но мотив уловила. Мама говорила, что бабуля была женщиной своеобразной. И вроде был у нее какой-то мужчина, много младше. С ним она долго встречалась. Мне в ту пору бабуля казалась вообще древней. Любви, видать, все возрасты покорны. – Наталья взгрустнула.
Она плохо помнила бабушку, но так уж устроена память. В самый неподходящий момент выхватит из своих закоулков какой-нибудь эпизод, перебудоражит душу и долго не отпустит.
Сколько себя помнила, всю дорогу в семье, то и дело, ругались. Мама обвиняла бабушку в том, что та недостаточно времени и внимания уделяла детям, а предпочитала жить для себя. Кто мог винить человека в том, что в молодости хватило лиха не на одну жизнь? Вот бабуля и торопилась наверстать упущенное время.
Мама рассказывала, что в жизни бабушка была очень строгой и властной женщиной. Двоих детей в семье растила без отца, а на плечах Натальиной тетушки лежали тяготы старшинства. Но недолго ей пришлось наслаждаться самостоятельной жизнью. В те времена « партия – наш рулевой» обгоняла в процентном соотношении планы предыдущих пятилеток. Всюду пестрели плакаты, призывающие идти « Вперед, к светлому будущему».
Тетушка не увидела ни «светлого будущего», ни будущего вообще. В результате «несчастного случая» по вине крановщика, она осталась под бетонной плитой. Эта трагедия подействовала на несчастную мать странным образом. От прежней суровости не осталось и следа. Она стала беззаботна, и эта беззаботность порой выплескивалась через край. Создавалось ощущение, что с того времени она жила за двоих – за себя и, как говорится, за того парня.
Это теперь Наталья, отдавшая много времени изучению медицинских наук, сопоставив рассказы матери о поведении бабушки, могла утверждать с большой ответственностью – на фоне пережитой трагедии женщина перестала дружить с головой. Наталью больше всего успокаивал тот факт, что если в их семье и случилось психическое отклонение от нормы, то это приобретенное. Так что, с этой стороны она была спокойна.
Наталью интересовали проблемы иного порядка. Если вдаваться в историю их семьи, то оказывалось, что и бабушка одна воспитывала детей, мама не избежала подобной участи.
Сама Наталья, разменявшая третий десяток, все никак не могла найти достойного спутника жизни. Теперь, казалось, он кометой ворвался в ее жизнь. Она знала, что кометы сгорают в атмосфере, и ругала себя за подобное сравнение, боясь, что и ее счастье разрушится, так и не успев толком состояться.
Виктор появился в ее жизни неожиданно. Молодой, красивый парень с широкой, подкупающей улыбкой. Чем не идеал? Была в нем некая притягательная сила. И никуда не деться от этого притяжения. Каждая минута без него – вечность. Каждый миг ожидания – полет в пропасть. Каждое объятие – бездна. Словом, это была первая Наташкина любовь. А может быть и страсть. В этих понятиях она плохо разбиралась. Редкие, но яркие встречи затмевали разум. За это можно было все отдать, да только никто ничего и не требовал.
Наталья не могла забыть, как он смотрел на Лику в первую секунду узнавания. Таким она его не видела – растерянным, неуверенным, и, как будто, виноватым. Словно одним резким движением с него сорвали маску, и он не знал, что делать со своей незащищенностью.
Никто не смог бы ее разубедить в том, что между Ликой и Виктором есть какая-то связующая ниточка.
Наталья с Виктором не говорили о личной жизни. Почему-то ее это не интересовало. Наверное, в глубине души Наталья была убеждена в том, что у такого красавца непременно должен быть огромный послужной список. Было все равно, под каким номером в этом списке числится ее скромная персона.
На этом этапе их отношений девушка много не требовала. Главное, что она слышала его приятный голос и тонула в глубине его взгляда. В эти мгновения для нее всё переставало существовать. Однако, случайно выявленное знакомство Виктора с Ликой отложило неприятный осадок в душе Натальи. Было ли это неприятное чувство проявлением ревности, она не знала.
– Наталья Михайловна! О чем задумались? – Лика пытливо посмотрела на подругу. Показалось, что Наташа в своих думах далека от действительности.
– Все в порядке.
Как можно объяснить, что за каша у нее в голове? Давненько она так глубоко не проникала в свой внутренний мир воспоминаний и не занималась анализом дня насущного. Не будь рядом Лики, Наталье было самое время впасть в философское восприятие жизни и углубиться в размышления в поисках пресловутого смысла. Но подруга смотрела на нее внимательно и ждала ответа. Никогда еще Наталье не хотелось уединения так, как в эти минуты.
– Немного задумалась. Ты уж извини, – Наталья вздохнула.
– Так задумалась, что под глазами синяки залегли.
– Можно подумать, ты разглядела, – Наталья не хотела принимать шутливого тона, который ей навязывала Лика.
– Представь себе, – разглядела. И вообще, ты бы не увлекалась походами в себя. Вредно это.
– Что вредно? – Наталья не сразу сообразила, о чем идет речь.
– Думать много вредно. Морщины появятся.
– Ну, тебя! Уж и задуматься нельзя! Теперь прикажешь в пляс пуститься или песни голосить?
– Не думаю. У тебя такое выражение лица, будто мое присутствие скуку нагоняет. Так что, я пойду, полежу, а ты здесь поразмышляй о смысле жизни.
Лика, сама того не подозревая, верно определилась в желании подруги. Тяжело поднялась со стула, но, покачнувшись, ухватилась за край стола. Ее единственный открытый глаз изумленно застыл. Взгляд был направлен куда-то за спину Натальи. Она что-то пыталась сказать, и только из горла вырывался нечленораздельный хрип. Наталья растерялась. Она не знала что делать: то ли вставать, то ли оставаться на месте. В ее извилинах от страха за подругу замерли все мысли.
– Это он! – выдавила из себя Лика, медленно приходя в себя, и садясь на прежнее место. – Он опять пришел!
– Боже! Кто – «ОН»? Кто пришел?
– Флибустьер здесь!
– Какой еще флибустьер? Что с тобой?
Лика ничего не ответила. Она залпом выпила стакан холодной воды. Тяжело перевела дыхание. – Надо же такому привидеться!
– Да ты толком объясни, что происходит! – Наталью трясло мелкой дрожью.
– Что объяснять? Глючит меня конкретно. – Зло отозвалась Лика.
– Не пугай меня так. Что случилось? Что за выражения? Я совсем ничего не понимаю!
– Можно подумать, я понимаю! Представляешь, стоит этот Виктор при полном параде, со шпагой, нацеленной прямо на меня, и смеется. Кажется, это с ним я во сне танцевала. Еще подумала, какое лицо знакомое. Тоже мне, красавец нашелся. С ума сойти можно!
– Верю. Глядя на тебя, я сойду с ума раньше. Еще пара таких выпадов, и мои дела закончатся плачевно. – Наталья налила воды. Ее руки так отчаянно тряслись, что она сразу же поставила стакан на стол.
– Тебе-то чего с ума сходить? Тебя по лицу не били. Сначала шпагой в грудь тычет, потом кулачные бои проводит. Гони ты этого мерзавца прочь. Зачем он тебе дался? Смазливый тип, у него же на морде написано – дамский угодник.
– Лика, успокойся, что с тобой?
– Мне не надо беспокоиться. Это вы беспокойтесь. Вам плакать придется. На все ради мужиков готовы, и себя готовы предоставить, и двери дома открыть, и кошелек в придачу.
– Что ты мелешь?
– Я знаю, что говорю. Посмотри, кругом одни пираты. Они не только состояние к рукам прибирают, они души коллекционируют. – Лика в сердцах смахнула со стола стакан. Стакан не разбился, но Лика успокоилась.
Глядя на нее, Наталья невольно подумала о том, что посуды в доме достаточно, а о чем говорила подруга, она так толком и не разобрала.
Интересно, что еще выкинет болезная, и вообще, не страшно ли оставаться с ней под одной крышей? Не приведи Бог, еще что привидится, и будет отбиваться от несуществующего пирата. А если Лика ее примет за того флибустьера? Страх так сковал девушку, что она и дрожать-то перестала. От внимания Лики это не ускользнуло.
– Ты меня принимаешь за умалишенную?
– С какой это радости? Если разок что почудилось, значит, уже и смирительную рубашку готовить? – Однако в ее голосе не было уверенности.
– Меня ты можешь обмануть, но себя не обманывай. Признайся, что боишься!
– Признаю, – боюсь. Дальше что?
– А чтобы не бояться, уколи чего и спи спокойно! У тебя же есть, чем буйных успокаивать.
– Лика, – Наталья вздохнула, – не городи ерунды! Иди отдыхать, а я пойду прогуляюсь, – ей было неприятно, что Лика так агрессивно настроена. Хотя, ее можно понять. Когда на ровном месте появляются видения – это мало приятно.
Зачастую свои страхи многие прячут за раздражительностью или агрессией. Защитная реакция, не более того. Сколько всего довелось пережить, сколькими тайнами делиться и на протяжении стольких лет! Разве это не дает право быть искренним и в радости, и в беде?
Это никак не укладывалось в голове у Натальи. Уж если приспичило Лике выставлять иголки, то только не перед ней. Пусть побудет одна, успокоится, а там видно будет. Сегодня выходной, на работу идти не надо, но для Натальи предпочтительнее было прогуляться, чем оставаться дома. Подышать свежим воздухом, побыть наедине с собой и дать подруге возможность поразмыслить. Конечно, видение какого–то там пирата и будоражило рассудок, но больше всего было неприятно, что он явился Лике в образе Виктора.
Возможно, удар по голове был более серьезным, нежели она предполагала ранее, но вряд ли это могло отразиться на психике. Охотнее могла предположить, что когда-то Лика с Виктором серьезно повздорили, да так, что та ссора не прошла безболезненно для подруги. Вот теперь и эти непонятные привязки.
Она закрыла за собой дверь и некоторое время стояла в нерешительности. Стоит ли запереть дверь снаружи? Мало ли, что может случиться. На душе было неспокойно. Рука с ключом замерла в воздухе. Нет, это же надо было додуматься? Получается, стоило один раз обжечься, так она дует на холодную воду. Какое счастье, что она не специализировалась ни на психиатрии, ни даже на неврологии, а ограничилась вполне безобидным терапевтическим уклоном.
Конечно, учеба давалась нелегко. Еще на третьем курсе, перед фельдшерской практикой, она пережила тяжелый момент в своей жизни. У нее обострились все болезни, которые только описывались в учебниках. Казалось, нет ни одного здорового органа. Это состояние сродни «звездной болезни» у артистов. Какая бы ни была посредственность, а мнит из себя любимца и муз, и публики. Так и она мнила из себя страдалицу. Едва не стала жертвой канцерофобии.* Этот период скоро прошел, но какое счастье, что она не вдавалась в дебри психиатрии! Как минимум, ее бы поджидал маниакально-депрессивный синдром.
Холодный порывистый ветер кинул в лицо порцию воздуха, и Наталья едва не поперхнулась. Откашлявшись, глубоко вдохнула, и замерла. Перед ней стоял Виктор с букетом кремовых роз. Он всегда дарил именно такие цветы. Наталья посмотрела на него удивленно, словно видела впервые.
Что случилось с ее сердцем? Оно не замирало в трепетном ожидании. Во всяком случае, совершенно трезво отметила про себя, что к виду цветов она отнеслась теплее, чем при виде их подателя. Это показалось странным. Молодой человек что-то почувствовал. Его лицо еще хранило следы удивления от столь прохладной встречи. Сегодня его неотразимость не действовала на девушку.
Виктор протянул цветы в изящном полупоклоне, приложился губами к руке Натальи, и несколько задержал поцелуй. Потом улыбнулся чуть грустной, потерянной улыбкой, и удалился, так и не сказав ни слова.
Наталья смотрела вслед и чувствовала теплую волну благодарности, за то, что он понял и ее настроение, и ее состояние. Все бы так понимали! Одно было непонятно – куда подевались чувства? Прежде, одна мысль о нем приводила в трепет весь организм, но сегодня словно надвинулся ледниковый период в их отношениях, похоронив под мощными пластами льда все тепло, что прежде грело душу.
Она не стала копаться в причинах своего охлаждения, просто подумала о том, что иногда вскользь оброненная фраза в сочетании с мимикой, способны убить самые крепкие ростки доверия. Неужели и она стала жертвой подобного факта?
Перед глазами, словно кадр из фильма, пронеслось лицо Лики, перекошенное брезгливостью по отношению к Виктору. Как мало, оказывается, надо, чтобы развеять иллюзии и освободиться от любовного недуга!
Наталья приблизила цветы к лицу. Донесся легкий, едва ощутимый аромат. Она ожидала большего впечатления. Души коснулось разочарование. Такая красота, а запаха нет. Ее надежды оказались обманутыми. Вероятно, и от человека не следует ожидать больше, чем он в состоянии дать. Почему так устроен мир?
А чего она хотела? И чтобы и лицом вышел, и статью, и характером? Ни идеалов нет, ни совершенства. Кто в этом виноват? Может, и она не вполне соответствует представлению о себе в глазах окружающих. Вот уж поистине – в своем глазу бревна не видать.
Наталья долго стояла возле парадного, не смея ни вернуться в дом, ни претворить в жизнь планы о прогулке. Настроение, и без того плохое, совсем пропало. Захотелось напиться. Как давно она не поддавалась влиянию Бахуса.
Разве это выход? Так просто опрокинуть в себя порцию спиртного и ждать, когда вместе с теплом, разливающимся по телу, начнут погружаться в туман и рассудок, и чувства.
Еще чего не хватало! Нет, не будет она пить. Лучше уж танцевать под быструю музыку, да так, чтобы в движениях растворились тоска и разочарование.
Она вернулась в дом. Лика спала, свернувшись на диване калачиком, и даже не пошевелилась на звук открываемой двери. Наталья невольно позавидовала подруге.
Спит, как сурок, словно и не случилось ничего. После такого стресса сама бы она вряд ли заснула, но теперь ее планам о танцах не суждено сбыться. Не станет же она включать музыку на полную катушку, как сделала бы, находясь в одиночестве.
Амуры – амурами, но как хорошо иной раз не зависеть от окружающих, от их мнения. Делать то, что пожелает душа. Главное, чтобы все было в меру. В меру времени для самой себя, для друзей, для подруг, для любви, для разочарования.
На протяжении веков человечество мается в поисках золотой середины и смысла жизни, и до сих пор так никто не определил тот рубеж, за который не следует переступать. Все потому, что каждый подходит со своей меркой, а об эталоне в этом вопросе нечего и думать. Иначе, было бы не интересно.
Наталья поставила цветы в вазу. Второй букет был точной копией первого. Как, все-таки, Виктор предсказуем! Почему это раньше в голову не приходило?
Наталья сидела на кухне, подперев голову руками. Неожиданно резкая трель звонка заставила ее вздрогнуть. Неужели вернулся Виктор? Она резко поднялась, но у самой двери приостановилась. Сразу открывать дверь не решалась, посмотреть в глазок, тоже. Все прислушивалась к себе, ожидая прежнего волнительного чувства, но в душе не нашлось отклика. Так и не посмотрев в глазок, вернулась на кухню. Трель стала настойчивей.
Наталья всегда придерживалась мнения, что спящий человек не должен просыпаться до тех пор, пока организм не восполнит растраченные силы. Теперь она шла открывать дверь только из опасения, что навязчивый посетитель может разбудить Лику. Каково же было ее удивление, когда на пороге скромного своего жилища она увидела Веронику Николаевну собственной персоной. Наталья уже и забыла, как выглядит мать Лики, но глаза подруги были точной копией глаз матери.
– Деточка, миленькая! – с порога запричитала Вероника Николаевна. – Моя не у тебя? С ног сбились. Думаю, случилось что, третьи сутки дома не ночует.
– Здравствуйте, тетя Вера.
– А я разве не поздоровалась? Ты уж прости меня, горемычную. Ум за разум заходит. Смотрю, вещички-то собраны, а самой и след простыл. Хотела уйти, так без вещей бы не сподобилась. Чую я недоброе! Может, она к тебе заглядывала?
– Да вы проходите, тетя Вера. Не волнуйтесь, у меня она. Жива – здорова. Спит сейчас. Может, не будить?
Вероника Николаевна хотела что-то сказать, но не смогла. Ее узкие плечики под старенькой засаленной курткой беспомощно опустились, и сама она вся обмякла. Наталья почувствовала жалость к этой нестарой еще женщине, у которой от женщины остались одни глаза, неестественно блестевшие под воздействием спиртного. Она прошла на кухню, и села, скромно сложив руки на коленях.
– Повздорили они с отцом. Оба виноваты. Но никто не хотел, чтобы она из дома-то уходила. Мы же милицию не вызывали. Это завсегда кровищи много, если по голове. А так ничего. Он у нас отходчивый. Себе места не находит. Переживает.
Наталья представила, как переживает отец Лики. Наверное, в страданиях и бутылку из рук не выпускает. Но Вероника Николаевна, отчаянно замахала руками, будто мысли Натальи были озвучены.
– Ты, деточка, не подумай чего. Доктор сказал, сотрясение у него, пить нельзя вовсе. Он меня к тебе и послал. Мужики – народец некрепкий. Уж очень себя любят, уважают свои желания больше, чем наше хотение. А как помирать боятся! Чуть где чихнул, там хоть носилки подавай. Мой-то, – она склонилась к столу, – три дня от зеркала не отрывается. Все шрам разглядывает. Лика на его голову силенок не пожалела. Вот девка-то выросла! – в ее голосе послышались горделивые нотки. – Это я поперек него слова за всю жизнь не сказала, а она – вон как! Бутылкой!
Лика лежала, не открывая глаз. Сквозь закрытую кухонную дверь слышался знакомый голос матери. Лика замерла. Она никак не могла ожидать ее визита к Наталье. Всегда казалось, что мать, вечно занятая своими проблемами, давным-давно избавила дочерей от своей опеки. А тут – на тебе. Сама Лика за все это время ни разу не вспомнила о доме. Как говорится, если гора не идет к Магомеду, Магомед идет к горе. Теплая волна поднялась откуда-то изнутри и прилила к лицу. Удержаться от слез Лика не смогла и желала только одного, чтобы мать не видела ее плачущей.
********
– Нора, вы не забыли? Завтра у нас банкет. – Импозантный мужчина, сидя в кресле, ласково смотрел на женщину средних лет с коротко стриженными седыми волосами.
Нора усмехнулась. Как она могла забыть, что завтра исполняется ровно три года, как открылся цветочный магазин, в котором она работала. Три года, изо дня в день, она ловила на себе многозначительные взгляды начальника, в душе посмеиваясь над его моложавостью.
– Нет, не забыла, Анатолий Алексеевич.
– У нас обычный рабочий день до обеда, а потом уж и банкет. Хорошая у вас работа. Женщины должны находиться среди цветов. Каждый день – праздник!
– Вот вы и стараетесь, Анатолий Алексеевич. – Она улыбнулась.
– Все для вас, милые дамы. Все для вас, – уста говорили одно, но взгляд мартовского кота недвусмысленно давал понять, что в своем окружении он рад был видеть только ее. Анатолий Алексеевич слыл большим любителем женщин, и Нора подозревала, что с возрастом его отношения с женщинами могли ограничиваться только взглядом. Ну, в крайнем случае, легким поглаживанием ручки.
– Спасибо! Мы за вами, как за каменной стеной.
– Нет, дорогая Нора, за цветочной изгородью! Я хочу устроить праздник. Завтра – форма одежды – парадная.
Она закрыла дверь кабинета с другой стороны и обессилено прислонилась к стене. Вот достал, старый ловелас! Каждый визит к шефу выматывал до потери пульса. Каждый раз одно и то же. Мимо прошла молодая, пышногрудая девица с очаровательной улыбкой, и не менее очаровательными ямочками на пухлых щечках.
– Что, Нора, опять глазки строил?
– Не без того, Света. Напомнил в сотый раз, что у нас завтра банкет. Просил придти при полном параде.
– Вы думаете, шеф нас в ресторан потащит всей компанией? Как же, он раскошелится! Соберет на стол полкило пряников, чай пакетиками приправит, и скажет, что спиртное пить вредно.
– Напрасно ты так. Чувствую я, праздник он устроит по всем правилам. Просил быть неотразимыми.
– Вы у нас и так неотразимая. И чего к вам так мужики липнут? Тут один молодой все время кремовые розы требует. На нем одном можно спокойно план сдавать, – Светлана хитренько посмотрела на Нору. – Так вот. Подозреваю, что только ради вас и ходит. Так и сверлит взглядом. Того и гляди, спросит: «Мы с Вами, случайно, не встречались?»
Нора невольно вздрогнула. Так порой случается: взгляд выхватывает из толпы знакомое лицо, и напрасно пытаешься вспомнить, где именно и когда пересекались пути-дорожки.
