– Лёлька, вставай завтра до рассвета, часа в четыре, накорми скотину, потом выгони овец и коров в стадо, – верещала свекровь, – а опосля еще гусей и индюков щипать будем.
Еще горше зарыдала молодуха. Свекровь не мать родная. Та иногда прижеливала, давала поспать хоть до 6 часов.
Семья, в которую попала Лёля, была очень зажиточная. Вся округа им завидовала: куры, гуси, коровы, овцы, индюки. А у родственничков ничего не было. Да и откуда возьмётся, если деда раскулачили недавно, а самого в посадке расстреляли без суда и следствия? Бабушка Маша, мать Лели, только зря в город моталась с передачками. Тела всех, кого якобы в тюрьму увезли, потом, лет через десять, нашли, заваленные листьями. А за что так дед пострадал? За то, что была у него своя небольшая мукомольня.
Вернёмся к судьбе несчастной молодухи. Выдержала Лёля таких испытаний в доме свекровки всего лишь один год: тяжело было не только физически, но и морально. Невзлюбила она мужа своего. На танцах ребята на неё всегда заглядывались. И, правда, была красавицей. Глаза голубые, словно небушко, взгляд до сердца пронизывал, румянец на щечках, пухленькие губки, ровная спинка, а грудь, как в поэме Н. Некрасова: "Сидел, как на стуле, трехлетней ребёнок у ней на груди". Она говорила, что, когда глаза вниз опускала, то ног не видела. Только ей исполнилось семнадцать лет, убежала из ненавистной семьи.