В романе упоминаются славянские руны, которые на самом деле никогда не существовали. В тексте вы встретите много мифов, а также реальных праздников, обычаев и символов, переиначенных в угоду авторскому умыслу.
Помните, что это всё – сказка.
Бабушка приподняла подол бордовой юбки, чуть наклонившись вперёд. Из пучка, в который она множеством шпилек с красными бусинами убирала длинные седые волосы, выпало несколько прядей у шеи. Они спрятались под кружевным воротом кремовой блузки, слишком плотной и закрытой для жаркого летнего утра.
Бабушка шагнула в воду.
Злата хотела закричать, но голос пропал. Из открытого рта не вырвалось ни единого звука. Звуков вообще не было. Не пели птицы, не шелестели листья, не свистел тёплый ветер, который Злата чувствовала кожей. Звучала только река. Звучала слабым течением, далёким перестуком камушков на дне и русалочьим смехом.
Бордовая юбка медленно намокала. Тёмные пятна расползались по ткани, двигаясь выше, к коленям. Подол терялся в черноте реки, сливался со стихией – чужой, сильной, но гостеприимной.
Бабушка шла дальше.
Злата хотела бежать. Хотела спасти, выдернуть на сушу, отвести домой – подальше от опасного берега. Но не могла. Тело сковал знакомый, уже привычный страх. Он холодной водой втекал внутрь, наполнял изнутри, делал ноги свинцовыми.
Бабушка остановилась. Изящно подняла руку, раскрыла ладонь с короткими, но тонкими пальцами. В центре затрещало длинными язычками золотистое пламя. Оно плавилось под солнечными лучами и напитывалось их силой.
Рука дрогнула. Плавно заскользила вниз.
Через секунду вода и пламя соприкоснутся.
Вода взметнётся вверх прозрачным шипящим паром.
Огонь опалит прячущееся в блестящей черноте реки белое девичье тело.
Бабушка улыбнётся, наблюдая, как скользят зелёные волосы в мутной воде.
Через секунду.
Злата рывком поднялась, свесила ноги с кровати и зажмурилась. В темноте прикрытых век таял образ бабушки в бордовой юбке с трескучим огнём в руке и красными бусинами в седых волосах. Головки алыми каплями пульсировали перед глазами, отказываясь исчезать.
Злата вскочила, машинально одёргивая вниз короткую сорочку, и бросилась к зеркалу. Столик рядом с ним занимала деревянная резная шкатулка. По её бокам вились руны Агни, сплетаясь в причудливые, чуть угловатые из-за неопытности мастера узоры. На крышке расправило лучи солнце. Оно улыбалось – кривовато для весеннего божества – и смотрело на хозяйку миндалевидными раскосыми глазами. Шкатулку подарил Саша четыре года назад. Злата в тот же вечер поставила её на столик и почти никогда не открывала.
В шкатулке лежала пара бабушкиных шпилек. Она забыла их на крыльце, когда уезжала. Забрала одежду, фотографии, даже вышитые полотенца, которые шила в приданое. Шила и приговаривала: «Если у меня, конечно, когда-нибудь будет внучка». Внучка родилась, а бабушка уехала, чтобы больше никогда не появляться в жизни сына и его семьи. Так Злате рассказывал папа.
Бабушку Злата не знала. Не знала, как звучал её голос. Не знала, как ощущается её сила, – а все вокруг говорили, что бабушка была талантливой колдуньей. Не знала даже, как она выглядит, но была уверена, что женщина, которая каждый год снится ей летом, – она. Всегда разная, расплывчатая, то высокая и изящная, то приземистая и широкоплечая, как Златин отец, но всегда прямая, как палка, с длинной седой косой и красными бусинами на шпильках.
Дверь бесшумно приоткрылась.
– Ты уже проснулась? Я ухожу, завтракай без меня.
Злата кивнула, продолжая смотреть на кривое солнце. Отца она слышала через слово.
– Боюсь, приду поздно. К ужину тоже не жди. Всё хорошо? Глаза у тебя какие-то бешеные.
– Мне бабушка снилась.
Злата закрыла глаза. Она всё ещё видела алые пятнышки, а внутри клокотало беспокойное желание бежать. Куда – непонятно.
– Что на этот раз? – отец усадил её на кровать. – Водила по лесу, собирала вещи, учила уму-разуму?
– Русалок жарила.
Отец заботливо провёл рукой по голове дочери, по мягким волосам, обнял. Кожа оказалась холодной.
***
Мягкий полумрак под плотной крышей листьев, непрерывное шуршание насекомых и переклички диких зверей и птиц; близость леса – вот, что любила Злата в Зелёном круге. Старое название, которое не нравилось никому, передалось по наследству вместе с поваленными стволами деревьев вместо лавочек, и гитарой, у которой ежегодно рвалось по струне, хотя на ней почти не играли.
Зелёный круг – поляна, затерянная в предлесье, – был единственным местом, где Злата чувствовала себя абсолютно свободной.
Сойти с протоптанной дорожки. Мимо куста с розовыми ветками направо. Четыре шага в сторону зарослей шиповника. И если знаешь, в каком месте войти, Круг откроется перед тобой.
Злата знала.
Она перешагнула невидимую границу и тут же услышала голос Олега. Он пел о снах и лете. Пел очень громко, намного громче гитары. Голос у Олега был низкий и звучный. Очень взрослый голос, к которому Злата долго не могла привыкнуть в восьмом классе и который никак не мог существовать в таком худом, почти ещё мальчишечьем теле. Олег был высокий, узкоплечий и казался младше своих семнадцати.
Второй голос пел тихо, а иногда вовсе терялся за густым басом Олега. Голос звучал мягче, бархатнее и вкрадчивее. Он околдовывал, пробирался внутрь, заставлял трепетать и слушать. Он рассказывал сказки и пел баллады. Чаще, конечно, старый русский рок, но сказки и баллады, по мнению Златы, получались лучше.
Саша выглядел под стать своему голосу: с точёными чертами, прямым носом, кареглазый, со светлыми, чуть вьющимися волосами. Он привлекал внимание всегда. А когда пел, оторвать от него взгляд было невозможно.
Злата стояла в кустах шиповника и слушала. Отголоски утреннего волнения засыпали, повинуясь спокойной, убаюкивающей мелодии.
Только на мгновение Злата оторвала взгляд и посмотрела в сторону – туда, где стоял Ярослав. Она кивнула ему. Он тоже кивнул. Злата подумала, что так можно было бы общаться и дальше – без слов, неловких пауз и стеснения. За полтора года, что Ярослав жил здесь, в Серебряных огнях, Злата к нему так и не привыкла.
Мелодию оборвал глухой звук и разочарованное шипение.
– Вторая за неделю, – констатировал Саша, откладывая свою гитару. – Ты как-нибудь аккуратнее, что ли.
Олег бросил в него прожигающий взгляд. Потом положил старенький инструмент в расщелину между выпирающими корнями ели, растущей рядом, и вернулся на поваленный ствол, на котором теперь сидела Злата.
– Привет, какие новости?
Карие глаза горели любопытством. За попыткой узнать обо всех новостях Саша прятал конкретный вопрос. Злата на него ответить не могла, но разочаровывать друга ей не хотелось.
– Вы знали, что в посёлке новая колдунья? Наша ровесница, дочка Белозёровой? – спросила она.
– Та самая, которая чуть ли не с рождения в Дубовнике живёт? – уточнил Олег.
Вопрос прозвучал обыденно. Олег будто совсем не удивился. Подкинул пару сухих веток в кострище, раскинувшееся между упавшими стволами. Огонь разжигали редко, тёмными летними ночами или холодными осенними вечерами, но чаще ради обрядов.
– Да. Она вчера приехала. Наверное, чтобы получить второй круг. Папа сказал, что она останется здесь до Купалы.
– До Купалы, значит? – уточнил Саша и щурясь посмотрел на Ярослава. – Кажется, у тебя появился конкурент.
– Да пожалуйста. Я не горю желанием проводить обряд третий раз.
Ярослав пожал плечами, оттолкнулся спиной от ствола дерева, у которого стоял, и сел на корточки перед кострищем. Провёл над ним рукой – плавные движения водных колдунов всегда казались ленивыми и раздражали огненных. Поэтому Злата скрестила руки на груди, а Саша закатил глаза – по их венам текло беспокойное пламя.
– Кто бы тебе ещё предложил проводить его в третий раз, – буркнул он.
Ярослав улыбнулся. К подушечкам пальцев от ветки, которую минуту назад кинул в кострище Олег, потянулась тонкая золотистая струйка смолы.
– Второй же раз предложили.
Струйка собралась в шар, и Ярослав поднялся.
– Просто больше не было колдунов нужного возраста.
– Может быть. Мне повезло, что я не огненный, – Ярослав усмехнулся.
– Подожди секунду, – Олег принялся шарить по карманам рюкзака.
Ярослав кивнул и осторожным плавным движением кисти отправил золотистый сгусток в колбу, которую протянул ему Олег.
– Спасибо, у меня как раз заканчивается смола.
Ярослав вернулся на своё место, под дерево. Вид у него был настолько равнодушный, что Злата даже разозлилась. В Серебряные огни редко приезжали новые колдуны, тем более молодые. Когда в посёлке узнали, что к Василисе Александровне приедет внук, Ярослав, это стало настоящим событием. Злата неделю гадала, как он выглядит, какое у него колдовство. Водная, конечно, это у них семейное, но какая именно, на что похожа, как ощущается? Саша эту неделю строил теории, сможет ли новый колдун стать для него конкурентом за право проводить обряд или за сердце Златы – вещи, абсолютно равнозначные по своей важности. Олег делал вид, что ему всё равно, но в обсуждениях активно участвовал.
Вот и сейчас новость о приезде новой водной колдуньи затмила все остальные. Заняла всех, кроме Ярослава.
– Я слышал, что она никогда ещё не приезжала в Огни, – сказал Олег.
– А как тогда она получала знаки? – удивился Саша.
Олег пожал плечами.
– Может, Белозёрова сама к ней ездила? – предположила Злата. – Там и ставила их.
– Нет, Белозёровой сил не хватит, чтобы далеко от Огней знаки ставить, – Олег покачал головой и поправил указательным пальцем очки. – Может, у её дочери вообще знаков нет. Такое же тоже бывает.
– Тогда ей не дадут проводить обряд, – вмешался Ярослав.
– Или сначала поставят первый знак, а потом, после обряда, второй.
– Тоже может быть, – не стал спорить тот, скрестив руки на груди. Злата успела заметить знаки самого Ярослава – один-единственный круг, руна Леля.
– Спорим, Белозёрова теперь будет водить девчонку на все занятия и показывать, как зверюшку в зоопарке? «Вот, посмотрите, чему научилась моя доченька в знаменитой лесной школе», – передразнил Саша манерный выговор. – Бедняга, мне уже жалко эту девчонку.
– Если она такая же, как её мать, жалеть там нечего, – фыркнула Злата.
Олег неодобрительно покачал головой, но уголок губ всё же пополз вверх. Ему заносчивая старейшина водной общины нравилась ненамного больше.
– Кстати, а что решили по обрядам? Кто будет проводить их в этом году? С водным ясно, что ничего пока не ясно. А остальные?
Саша пытливо смотрел на сидящую напротив Злату. Она поёжилась, отвела взгляд. Отец, возглавлявший Огненную общину, конечно, рассказывал ей, что обсуждают на советах. Она знала, что ещё ничего не решено окончательно. И знала, что Саши среди тех, кто может руководить обрядом, нет.
– Ничего не решили, – ответила она быстро. – Ни в одной из общин. Не знаю, почему. Может, Белозёрова отняла всё время рассказами о том, какая у неё замечательная дочка…
Саша ударил по струнам. Раздался глухой хлопок – струна лопнула.
***
«Тихо!» – крик так и срывался с губ. Он решил бы все проблемы. Он вывел бы из забытья Сухопёрышкина, который последние пятнадцать минут неподвижно смотрел в одну точку. Он отрезвил бы Северного, который мило болтал с Сандрой битый час явно не об обрядах. Он заткнул бы наконец Белозёрову. Она с пеной у рта доказывала, что никто, кроме её дочери, не сможет провести Купалу в этом году. Никто. Ни Наташа Зайцева, младшая из всех претендентов, но очень внимательная и точная в своих действиях. Ни Антон Белошвеев с его умением поднимать в воздух небольшие озёра. Ни уж тем более Ярослав Королёк, с детства укрощавший неспокойные морские волны. На его счету уже было два удачно проведённых обряда – за всю историю водного колдовства в этих местах не встречали настолько покорную воду. Но куда ему до Мариночки?
Никите Михайловичу нестерпимо хотелось крикнуть. Но он сдержался. Осторожно ударил по столу несколько раз концом карандаша, потом зачастил дробью. Только тогда гул в зале Совета затих, но не прекратился совсем.
– О чём мы спорим? Если у Марины нет знаков, мы не можем…
– Мы поставим, – тут же перебила Белозёрова. Если бы у неё был более высокий голос или она, например, чётче выговаривала все звуки, то сошла бы за назойливую торговку. Но она говорила твёрдо и уверенно, будто одно её слово решало всё. Это раздражало так же, как её элегантные платья, строгие костюмы, крупные серьги и всегда горделиво приподнятый подбородок.
– Вы прекрасно понимаете, что после метки её колдовство может выйти из-под контроля. Кто знает, сколько Марине понадобится времени, чтобы прийти в себя?
– Не больше трёх дней. Она успеет оправиться, подготовится и проведёт обряд. Вы, – Белозёрова скользнула взглядом по присутствующим, – можете не сомневаться в моей дочери.
Никита Михайлович колебался. Он видел девочку мельком: бледная, худая, с пышной копной тёмно-рыжих волос. Она отличалась от местных девушек, её красота казалась ломаной и контрастной. Но в её колдовстве ничего примечательного не было. Прохладный дождик, накрапывающий в жаркий летний день, – вот и всё, что таилось в этой девочке.
– Я не против, – сказал Северный, усаживаясь на край круглого стола. – В конце концов, у нас всегда есть запасной вариант в лице Королька.
На мгновение лицо Белозёровой исказила презрительная ухмылка, но она быстро взяла себя в руки. Никита Михайлович успел заметить, как она посмотрела на Северного – искоса, хмурясь, но в то же время с каким-то разочарованием. Может, ждала поддержки от бывшего любовника. Хотя было бы странно, учитывая их громкое некрасивое расставание, которое Белозёрова тщательно скрывала и о котором каждый в Серебряных огнях узнал на следующий же день.
– Замечательный выход! – улыбнулась Лида, старейшина земляных колдунов. – Если Ярослав будет подстраховывать Марину, мы ничем не будем рисковать. Он парень отзывчивый, я думаю, согласится.
В ответ закивали, но Белозёрова никак не могла успокоиться.
– Марине не нужна подстраховка, – раздражение уже невозможно было скрывать. – Она талантливая девушка, она справится со всем сама. Ваши заботы только оскорбят её.
– Или тебя, – усмехнулся Северный тихо, но так, чтобы услышали все.
Весёлые шепотки пробежали по зале. Белозёрова выглядела каменной статуей, абсолютно лишённой эмоций. Гнев бурлил лишь в её колдовстве, в трещинах толстых льдин, покрытых снежной крошкой. Лёд раскололся пополам, когда Северный добавил:
– Мы уже поняли, что твоя дочь особенная. Не нужно привлекать столько внимания.
– Марина…
– Проголосуем, – перебил Никита Михайлович, – кто за то, чтобы обряд проводила Марина Белозёрова? Единогласно. Прекрасно. Давайте пойдём дальше? – и он посмотрел на Лиду. Жукова с готовностью кивнула.
– Мы решили в прошлый раз, что от земляных будет Олег Опёнкин. Но вас… – она прервалась, вспоминая имя. Все в посёлке называли Сухопёрышкина по фамилии. – Святослав Никитич, не было. Что вы как наставник Олега думаете?
– Полностью поддерживаю.
Слова прозвучали торопливо. После Сухопёрышкин принялся что-то записывать в старый потрёпанный блокнот.
– Замечательно… А что у вас, Никита?
Никита Михайлович вздохнул, поднял глаза на огненных колдунов, присутствующих на совете, – Егора и Катю. Втроём они специально встретились накануне, чтобы обсудить своего претендента, до этого – ещё неделю мусолили эту тему. К единому мнению прийти так и не смогли. Катя и Егор в один голос называли Злату, на худой конец предлагали Варю Чешуеву. Никита Михайлович противился, но не мог понять, почему. Злата обрекала обряд на успех. Варя способная и ответственная; в том, что к Купале она сможет подготовиться и прийти в идеальную форму, никто не сомневался.
Никита Михайлович думал о Саше Гвоздикине. Думал, что парню не хватает чуткости к природе, которая необходима для обряда. Думал, что неизученная Сашина болезнь, из-за которой он не чувствует чужое колдовство, может ему помешать. Думал, что доверие и подаренный шанс могут помочь ему, но в то же время ставят обряд по угрозу.
– Завтра утром, – наконец сказал он, предвкушая очередную бессонную ночь. – Завтра утром мы примем окончательное решение.
– В пользу твоей дочери, конечно, – фыркнула Белозёрова.
Крик рвался с губ. Больше сдерживаться Никита Михайлович не мог.
***
Когда небо начало наливаться сливовым, Злата засобиралась домой. Она привыкла приходить до заката: отец не любил, когда она гуляла по ночам, а ей этого и не хотелось. Когда садилось солнце, Злате становилось неуютно. Ночью она чувствовала себя беззащитной.
– Напишу вам, если узнаю что-то об обрядах, – пообещала она.