Ольга Васильевна Ярмакова
Истории-семена
Боги и венценосцы
Прозрение
За Редколесьем, по ту сторону Мраморной реки полыхала деревня. Отсюда, с мшистого холма, объятые пламенем дома казались светлячками в ночную пору, но иллюзию портили пушистые клочки сизого дыма над ними.
На холме стояла дева. Она, словно статуя, окаменела и вросла в жирный бурый мох, в изобилии стелившийся на взгорье. Лишь медные волосы её иной раз волновались от прикосновений шалого ветра. Бледное, без кровинки лицо взирало в иную сторону, напрочь игнорируя пожар за Мраморной рекой. И сердце её, будто повинуясь велению разума, утишало стук, всё сильнее замедляясь.
Дева была не одна. Вокруг неё кругами расхаживал огромный дракон, бурый, как сам огонь, с глазами ярче изумрудов. Сложив крылья за спиной, змей в раздражении наворачивал один круг за другим вокруг замершей красавицы.
– Да очнись ты! Ты сама всё видела, – настаивал дракон. – Он же трус! Сама посуди, от поединка он отказался, за селян не заступился, и тебя, в конце концов, не выкрал.
Девица упрямо вглядывалась в тропинку, ниткой сползавшую с пригорка и петлявшую меж деревьев Редколесья. Пыль ещё не вся улеглась на землю.
– Ну, конечно, он же не абы кто, – с возмущением прорычал ящер и сплюнул порцию дыма. – Он же рыцарь! Да какой! Принц Предпоследнего Королевства. Ну и что. Подумаешь!
Из влажных глаз девы скатились две хрустальные слезинки по блестящим проторенным дорожкам на бледных щеках.
– А я? А я для всех вечно буду Аспидом, Змием да чудищем безобразным, – с горечью выпалил дракон и сел совсем близко от безмолвной девы. – А ведь и я когда-то был отчаянным сорвиголовой, искателем удачи. Рыскал по всему свету в поисках славы, и фортуна благоволила мне до поры. А потом всё, закончилось оно, моё благополучие. В один миг потерял я дом, имя и облик, навеки став безобразным чудищем.
Пыль на тропинке вновь обрела покой, на ней лишь через равные промежутки отчётливыми отпечатками проступали конные следы-полумесяцы.
– А ведь я был принцем, – вспомнилось вдруг дракону. – Да, да. И у меня была принцесса, которую нужно было спасти из лап гнусного дракона. Только тот был чёрный и вонял как стадо быков. Фу! До сих пор помню ту смрадную вонь из его пасти. И я, в отличие от твоего Принца, оказался полнейшим дураком. Этот, твой-то, не олух, дал стрекача, как только я с ним поздоровался. А я-то тогда не отвернул, сразился с тем змеем и победил его. Вот болван! Трижды болван! Она его любила! Да в придачу ещё и колдуньей оказалась. Последствия, как видишь, перед тобой. Так что, может, и к лучшему, что этот, твой принц сбежал. Ну его.
Из уст её вырвался тихий вздох. Сожаление или облегчение, дракон так и не понял.
Деревня уже почти догорела. За Мраморной рекой струился в небо чёрный дым.
– Всё, я всё ради тебя сделаю! – с жаром выдохнул он. – Осушу озёра, спалю города, проглочу войска. Я готов воевать со всем миром! Только не плачь по нему, он не стоит и блеска твоих слёз. Он не понял тебя, не принял, как я. Он, он …
Принцесса дрогнула, краска жизни вновь наполнила нежным румянцем её прелестное личико. Она протянула руку и прикоснулась к покорно склонённой голове дракона.
– … не ты, – прошептала в ответ дева и, наконец, улыбнулась. – И слава Драконьему Богу.
Долгожданная встреча
Третий месяц странствовал Рыцарь по дремучим лесам Сероземья.
Указ короля, но больше жажда награды гнали его всё дальше вглубь Чернолесья, не смотря на предостережения встречных селян. Ещё бы, за возвращение блудной принцессы король обещал даровать счастливчику мешок в полный рост, доверху набитый золотыми монетами, да отдать в придачу благородного скакуна и булатный меч, равного которому не было во всём королевстве.
«В Чернолесье ходить – себя сгубить, – так твердили упёртые селяне. – Мало ли что там водится. Одного лешего чего стоит повстречать на развилке. Всё, считай, пропал. А ежели колдунья, а вепрь-оборотень, а русалка? А ты, господин Рыцарь, на дракона идёшь. Да в чёрном лесу что угодно водится, на то его и кличут таковым».
Тёмные, замшелые в суеверии и стариковских сказках людишки. Он же Рыцарь! Рыцарь. Что ему зверьё да нечисть, когда в королевском замке его ждёт слава и награда. А дракона он как-нибудь одолеет, не впервой на супостата идти.
Наконец, удача улыбнулась ему. За гиблыми топями, на высоком холме попалась ему полянка, вокруг которой густо рос ивняк. На поляне мирно спало чудовище. Зелёная чешуя Дракона поблёскивала крохотными изумрудами. Из ноздрей зверя при выдохе вырывался струйками сизый дымок.
Вот он – тот самый шанс, ради которого он, доблестный из воинов, одолевал невзгоды три месяца. И он его не упустит, не будь он Рыцарь.
Но лишь нога смельчака ступила на травяной ковёр поляны, меж спящим Драконом и воином, словно из-под земли выросла девушка. Златокудрая и ясноглазая, облачённая в одежды воительницы, дева грозно взирала на Рыцаря и выставила в его сторону лук с натянутой стрелою, готовой пронзить чужака.
– Стой, Рыцарь! Ни шагу более! – сердито повелела Принцесса. – Уходи, если тебе дорога жизнь.
От её громкого окрика Дракон очнулся ото сна.
– Но, Принцесса, король отправил меня сюда, дабы спасти тебя из лап Дракона, – возразил Рыцарь и сделал незаметный, маленький шажок вперёд.
– Ага, и наобещал, небось, кучу всякого добра за моё псевдо спасение, – с брезгливостью отозвалась дева и смачно сплюнула себе под ноги. – Мой отец – ещё тот сквалыга и прохиндей. Да он в жизни никому ничего стоящего не сделал. Неужели и ты повёлся на его обещания? Мне жаль, но тебя сильно надурили, Рыцарь.
– Откуда мне знать, Принцесса, что слова твои правдивы и это не хитрая уловка, дабы избежать возвращения в замок отца? – спросил Рыцарь и проделал ещё пару осторожных шажочков. – Все в королевстве знают, что ты сбежала с этой чешуйчатой образиной, лишь бы не идти под венец.
Услышав, как его назвал Рыцарь, Дракон взревел, и из его громадной пасти вырвалось пламя.
– И что?! – с вызовом бросила Принцесса воину. – Если я дочь короля, у меня не может быть своих желаний? А ты видел того, кого прочили мне в супруги? Видел? Да он жалкий, чванливый скряга, похлестче моего отца будет.
– Какое мне дело до ваших, королевских дел, – бросил с пренебрежением Рыцарь. – Я наёмник. Моя доля – выполнить поручение. И всё. А твоё, Принцесса, быть разумной и послушной, как любая нормальная баба. Своеволие в женщине, что злой дух в ведьме.
Сказал и приблизился ещё на два шага.
– Вот, вот оно! – разъярилась дева, в глазах её заполыхал огонь, подобный пламени из недр драконьей пасти. – Вам бы, мужчинам, понукать нами, женщинами. Сиди, принеси, поди прочь. А он, – Принцесса оглянулась и нежно смотрела на Дракона, – он меня понимает. Потому я с ним в лесу, а не в замке на золочёном троне.
– Ну и дура! – вскрикнул Рыцарь, оказавшись совсем близко, и кинулся на неё, воспользовавшись тем, что Принцесса отвлеклась.
Но она оказалась быстрее. Стрела молнией слетела с тетивы и пробила грудь воина в том месте, где мгновением раньше билось чёрствое сердце.
Дракон презрительно фыркнул.
– И кто теперь дурак? – с иронией произнесла она. – Что ж, поляну нужно очистить от грязи. Возлюбленный мой, отнеси господина Рыцаря к гиблым топям, да проследи, чтобы воды поглотили его целиком.
Дракон, словно послушный пёс, уткнулся шершавой мордой в ноги Принцессы. Она нежно гладила его бугристую голову и покрывала поцелуями.
– Никому не дам тебя в обиду, никому. Ты единственный мой, ненаглядный. Как надоели эти доброхоты и охотники за богатством! Когда же отец поймёт и смирится: не пойду я на поводу его воли и сердца своего не предам. А тебя мы расколдуем, обязательно расколдуем, возлюбленный мой!
Дракон в ответ что-то радостно прорычал.
Последний
Поединок достиг своего наивысшего жара. Король, молодой упрямец, наступал на старого дракона, тесня его всё ближе к Белым камням.
Змеиная Долина – вотчина предков Дальбра, последнего дракона Староземья, пару столетий назад пала к ногам свирепого воина-завоевателя. Этот рыцарь объявил себя единственным хозяином Долины и, водрузив на лысеющую макушку корону из железа, тут же объявил войну всему змеиному народу, доселе населявшему мирную землю столько веков, что и летописи было не ведомо. А вслед за воинствующим королём, знамя ненависти к драконьему роду переняли его отпрыски, не менее лютые и алчные.
Длинный обоюдоострый меч в сильных королевских руках юрко сновал в воздухе, всё чаще нанося Дальбру внушительные и болезненные удары. Да, броня драконова была твёрда, как камень, но и меч был не прост. Старый алхимик-прохвост, сумел из драконьей крови, руды Железных гор и ещё какой-то мерзости, соединив всё это какими-то немыслимыми чарами, создать меч, равного которому ещё не было в Староземье. Его клинок, сверкавший чёрным серебром, с лёгкостью рассекал дубовую кожу дракона, будто ножом масло. И снег уж вокруг поединщиков чалым стал, рыхлым, с бурыми проплешинами.
И вот за спиной Белые камни, каменные колья, походившие на клыки легендарного предка Дальбра. Деваться некуда, дракон выпустил самый мощный залп огня, внутри стало так пусто, что стук сердца размножился гулким эхом внутри.
Но король остался невредим. Алхимик дал ему перед битвой снадобье, которым велел как следует натереть щит. Огонь отскакивал от заслона, не причиняя тому хоть какого урона.
Дальбр сделал последний вдох, но огонь в его теле потух. И тут король нанёс решающий удар, прямо в драконье сердце. Поверженный змей безмолвно пал наземь.
– Пало чудище! Настиг его мой верный меч – Разящий Наповал! Нет больше Дальбра, последнего дракона Староземья, – торжествовал король, неистово сотрясая меч. – Пришёл конец драконьему веку. И я – творец сего.
У ног победителя в серо-красном снегу лежала голова-громадина мёртвого дракона. Морда Дальбра была исполосована мечеными ранами, кровь ещё стекала струйками, глубоко пропитывала снежную корку.
Верный копьеносец стоял чуть поодаль. Седовласый старик, крепкий и прямой как юноша. Не было радости и торжества в его глазах, как у господина. Уж не ветер ли снежный вышиб слезу и размазал её по шершавой щеке?
– Конец, – еле слышно выговорил копьеносец. – Это конец.
– Что ты там мямлишь, дурак? – окрикнул слугу король. – Иди сюда, отруби голову этой твари и неси в замок. Все должны видеть мой трофей. Все должны знать, что я убил последнего дракона!
Над Белыми камнями взвилось вороньё. А Змеиную Долину сотряс чудовищный раскат грома, хоть небо было чисто.
Копьеносец послушно приблизился к мёртвому дракону. Но прежде, чем взять в руки топор, он благоговейно преклонил колено и тихо, чтоб не слышал повелитель, промолвил:
– Прости нас, Дальбр. Прости нас, последний бог Староземья.
Злой Король
Ровно в полдень с вершины поросшего хмелем высокого холма обозревал свои владения Злой Король. Каждый день по заведённому давным-давно обычаю взбирался он на отдалённую кручу, один, чтобы на короткий час предаться нелёгким раздумьям.
Внизу небесной лентой змеилась кормящая его земли река. Леса его гордились вековыми дубами и столетними соснами, коим счёту не было. Нивы зеленели юной пшеницей, которая по осени порадует его край как всегда богатым урожаем. Луга пестрели разноцветьем, а значит, и медовый сбор будет щедрым. Куда ни кинь взор, всюду мир, покой и лад.
Но тяжело было на душе у Злого Короля. Каждый день восходил он на холм, каждый день душа его принимала нелёгкое решение, вобрав взором необъятные и мирные просторы любимой сердцем земли.
У Короля было иное имя, светлое и чистое: при рождении отец нарёк его Благомиром. Благой мир, что может быть невиннее и ближе народу? Но едва отринув отрочество и вступив в незрелую юность, Король повёл себя не так, как того ожидали его поданные, вопреки доброму посылу своего имени. За год он так часто слышал «Злой», что свыкся с новым именем и принял его равно, как и путь, который избрал для себя и своего королевства.
Вероятно, это началось тогда, когда Злой Король позволил драконам свободно парить в поднебесье. Крылатые твари отбили у завистливых соседей всякую охоту на попытки войн, а если у кого возникало желание сразиться с небесным ящером, тут поблажек не существовало – любого ожидала казнь. Народ, конечно, не обрадовался подобным льготам драконьему роду: змеи тут же воспользовавшись данными свободами, принялись таскать скотину себе в пропитание. Но по чести – не много и не каждый день. Ровно столько, чтобы месяц не знать голода. Злой Король посчитал это честной платой.
Он нахмурился. Нет, не с драконов залегла пропасть меж ним и теми, кто жил там, внизу, на бескрайних далях его королевства. Ну да, конечно! С реки, его гордости, его жемчужины всё пошло. По приказу Злого Короля в реку был открыт доступ русалочьему народу, от которого прежде люто стерегли быстрые воды. Река с чужих краёв занесла в своё русло и распространила до горизонта жёлтую муть, которая отравила всю рыбу. Король всем сердцем любил реку и страдал, взирая, как прозрачно-синие воды окрасились грязью, в которой не было места милым душе белоснежным кувшинкам. Русалки в три дня исправили непоправимое. Река, как и прежде, несла свои широкие воды, сверкая на солнце чистотой, рыба вернулась в её недра. Но его народ негодовал: достойно ли потомка благочестивых монархов отдавать во владение целую реку не кому-нибудь, а самой что ни на есть нежити? Ведь русалочий народец славился издревле своим шалым нравом и не упускал случая затащить незадачливого ротозея под воду себе на потеху.
И снова, призадумавшись глубоко, он отринул эту веху своего недолгого правления. Ещё раньше, в самом начале его царствования. Именно тогда призвал Злой Король в свои леса тёмных и светлых духов, дабы стали те добрыми хозяевами и покровителями всех лесных тварей, дабы взяли под защиту каждое дерево. Сильно поредели его угодья, и тому виною служил старый королевский указ, дошедший до Короля из ветхих глубин столетий. Какой-то далёкий предок в угоду своим подданным давал добро на вольную охоту любой дичи и сруб каждого приглянувшегося дерева. Повелел и отдал концы. Потомки свято блюли завещанный наказ, но лишь у Злого Короля дрогнуло сердце, когда однажды взойдя на тот самый холм, он не узрел оскудение и бедность некогда обширных лесов. Нарушить указ предка он не смел, но пошёл на хитрость: пригласил сонм духов и отдал им леса в полное владение с тем условием, что те не тронут никого из его подданных в лесных недрах, если нужда их вынудит поднять топор на древесных великанов или стрелы отнимут жизнь какой-либо твари. Если же кто расшалится и в угоду своему тщеславию или алчности пойдёт на преступление, та жизнь более не будет принадлежать ему, став невольницей лесных стражей. Да, вероятно с того и разошлось новое имя государя по деревням его обширных земель.
Прошёл год и как сильно изменился вид высоко под ногами злосчастного правителя. Богатые дичью и деревом леса дышали свободой, свободолюбивая река уносила в белёсые дали свои чистейшие воды, небо полнилось жемчужными перьями облаков, полными мира и покоя. А народ всё ж был недоволен правителем, жестоким, бездушным тираном.
Так когда же произошёл поворот? Когда он понял, что не стоит идти проторенной дорогой предков, подчистую разоривших войнами и глупостью одно из самых прекрасных королевств в мире?
И тут он вспомнил.
Мальчишкой не старше пяти лет от роду Король обожал слушать сказки няни-кормилицы. Ту давно хотели сослать обратно в деревню, но мальчик так сильно был привязан к доброй и мудрой, хоть и неблагородного происхождения женщине, что впадал в горькие слёзы, когда их разлучали дольше, чем на час.
В сказках, которые кормилица тайно рассказывала ему, когда никого поблизости не было, жили прекрасные русалки, царили высокомерные, но благодушные духи и рассекали небеса громадными крылами премудрые драконы. Сказки пропитали его душу насквозь, обронили семена и те проросли.
Однажды тот день всё же настал, и юному принцу объявили, что отныне его жизнь продолжится без неграмотной и глупой няньки. В последний раз они обнялись, и она прошептала своему любимому воспитаннику тихо, чтобы слышать мог только он:
– Каждый день взбирайся один на самый высокий холм и не сходи с него час. Взирай на своё королевство, чувствуй его душу, открой ему своё сердце. Отныне ты для земли, а она для тебя. И пусть мы больше не встретимся, но молоко, которым ты вскормлен, не даст тебе чувствовать себя слабым и одиноким, сын мой. Будь достойным королём.
На том она покинула принца и вернулась в деревню.
Конечно, именно в тот день, с лицом, полыхавшим огненной яростью, с глазами полными жгучих слёз впервые взошёл будущий король на холм и впервые обозрел свои бескрайние земли. Тогда и только тогда зародилось новое имя, которое только ждало случая и смелые уста, что дали бы ему жизнь.
Вскоре старый король почил и юный занял его место по праву. Следуя наказу любимой кормилицы, юноша каждый день осматривал владения с высоченного холма в одиночестве, прислушиваясь к сердцу. И каждый раз нечто с нежностью поднималось с глубин его души, напевая и подсказывая по памяти чудесные имена из давно забытых сказок. Было ли то волшебное молоко, коим был вскормлен Король или поросль семян дала благодатный урожай, но Злой Король и вправду не ощущал тягости одиночества и давления бремени стальной короны, в которой выстаивал цельный час на ветру холма.
Возможно, когда-нибудь всё переменится. Пусть даже его и после смерти будут величать Злым. Пусть. Но каждый день он будет восходить на холм и чувствовать жизнь, как она есть, и постарается своего будущего потомка приучить к любви. А пока…
Злой Король с неохотой, медленно пошёл к спуску по приметной ему одному тропке. Пришла пора поразмыслить о лугах, ему как раз припомнилась одна красивая сказка.
– Легко быть добрым, а вот злым куда труднее.
Кажется, так говаривала ему когда-то нянька.
Кража и жертва
Самой долгой и беззвёздной ночью похитил Камень-Принц дочь Огненной Матери. Пламень-Дева – тонкий лоскут огня – дремала в колыбели жаркой обители, когда каменные персты схватили и вырвали её из родного очага.
Бесстрашен и неумолим, прекрасен и вечен был Камень-Принц, но холоден и бесстрастен. Ледяным взором удостоил он напуганную Деву, чьё крохотное огненное сердечко трепыхалось в груди, вот-вот того и гляди – погаснет.
Из жгучих глубин подземных в холодную пещеру белой горы вынес похититель свою добычу, заперев в мрачных безмолвных покоях.
– Что нужно тебе? Зачем отнял меня у матери? – плакала Пламень-Дева, и слёзы золотистыми искорками опадали на сухой камень, тут же меркнув. – Я самая младшая из сестёр, коим счёту нет, самая ничтожная. Зачем я тебе?
Не отвечал Принц, не знал и сам он, зачем столько ночей тайком спускался в глубь земную, украдкой подглядывал за огненными плясками дочерей Матери, отчего избрал из дев ту, что отныне томиться суждено в темнице его. Только одно он знал наверняка: ярость огня манила его больше всего на свете.
Каждый день покидал Камень-Принц пещеру белой горы, а вечером, возвратившись, направлялся прямиком в каменную залу, что служила покоями юной пленницы. До самого утра он сидел в углу в гранитном кресле, не смея приблизиться к Пламень-Деве, лишь краткие беседы, ведя с нею. Очи его обсидиановые задумчиво, с интересом взирали на яркие отсветы, исходившие от дочери Огненной Матери. Вскоре и Пламень привыкла к суровому облику хозяина и покорилась его воле, приятен ей стал и взгляд его очей, во тьме которых танцевали крохотные искорки – они напоминали ей о недавних плясках с сёстрами.
Прознала Огненная Матерь о воровстве и вознегодовала: даже самого малого лоскута её пламени никто не смел трогать! Мать вознамерилась немедленно вернуть своё дитя. Но подняться на поверхность, она не смела, убоялась испепелить земную твердь, тогда она воззвала к Лихому Ветру и повелела разрушить белую гору, в которой держал в неволе её младшую дочь Камень-Принц. Отозвался Ветер и с охотою пошёл на скалистую глыбу.
Налетел волчком-ураганом, ударил залихватским вихрем по горе Лихой Ветер и прорвался внутрь пещеры. Не испугался неприятеля Принц, но слаба и тщедушна была его пленница – любой порыв ветра и она потухнет. Встал на пути неистовой бури Камень, прижал к себе прелестную Пламень, заслонил своим могучим телом, и не причинил Ветер им обоим никакого вреда. Покружил, поревел и убрался восвояси. С изумлением взирала Дева на своего спасителя: не было в ней больше слабости, крепость переняла она от защитника. Но холодны по-прежнему оставались обсидиановые очи, лишь агатовой слюдою покрылся лик Принца.
В ярость пришла Огненная Матерь, не удалось ей наказать обидчика. Тогда взмолилась она к Тверди-Земле, обрушить белую гору, но та отказала Огню – подобно Матери, любила она Камень, одного из сыновей. Не желала Твердь гибели Принца.
Вовсе обезумела в жажде мести Матерь, призвала она Безмерную Воду и упросила ту залить водами белую гору. С алчным удовольствием согласилась Вода, давненько ей желалось поквитаться с Твердью, издревле мечталось ей полноправно владеть миром, целиком погрузив его в свои безграничные воды.
Нагнала воды Безмерная, заполонила ими сушу, подобралась к белой горе и проникла в тёмную пещеру. Не мог на сей раз Камень-Принц заслонить собою Пламень, отчаяние овладело им, и тогда молвил:
– Не сумею я охранить тебя на этот раз. Могу лишь отдать своё тело тебе, чтобы укрылась ты в нём от смертельных вод. Прими мой дар и живи.
– Но как же ты сам? – испуганно прошептала Дева. – Разве не погибнешь, когда моё пламя проберётся внутрь тебя?
– Никому неизвестно, что станется, – отвечал Камень, – прошу, не медли, спасайся. Иначе и мне жизнь не мила без тебя.
Обхватила его тогда Пламень-Дева крепко-крепко. Ощутил Принц, как жар проникает в каждую частичку его твёрдого тела, впервые живое тепло растеклось по его безжизненным венам.
– Ты желала знать, зачем я выкрал тебя? – слетели последние слова из каменных уст. – Из-за этого! В тебе та жизнь, которой у меня никогда не было.
Очи его посветлели и озарились солнечным светом, вопль вырвался из груди, и забилось сердце. Пламень никогда ещё не чувствовала подобного идеального единства, даже безудержные пляски с сёстрами не шли в сравнение, то были бледные отголоски былой радости. Покой и гармония в сердце Принца мешались со страстью и нежностью. Ничто во всём мире более не способно было одолеть хрупкий лоскут пламени, навредить ему, загасить его – каменные рёбра, за которыми укрылась Дева, стали новым нетленным очагом. Жар Пламени бежал по каменным венам Камень-Принца, светоч пылал в его очах.
Не смогла вода погубить похитителя дочери Огненной Матери, не способна оказалась. Встала на её пути в последний момент Твердь-Земля и намертво затворила вход в зал. Пришлось отступиться и Безмерной Воде. Отныне никто и ничто не могло поддержать желание Матери отомстить Принцу.
Отворила зал Твердь, когда просохли её земли.
И вышел Пламень-Принц на свет, навсегда покинув белую гору, неся в себе огненный жар, каменную крепость и волю, которую не смог никто одолеть. И прежде обсидиановые очи его, отныне подобные ярчайшим звёздам, взирали на всё иначе, потому как всё было интересно первородной душе.
