Ольга Вечная
Больно не будет
Всё вымышлено. Любые совпадения случайны
Пролог
Сердце стучит.
Белый потолок перед глазами – сегодня я увидел все его дефекты чётко и сразу, не прищуриваясь. Хороший знак.
Прошлым утром врач спрашивал, как меня зовут, знаю ли, почему нахожусь здесь. Знаю, всё помню.
«Хорошо, но нужно полежать».
Немного полежу, раз такие рекомендации. Спасибо срочной службе в разведке – я давно делаю только то, что правильно. Никаких проблем со мной нет. Можно не беспокоиться.
А потом я наклоняю голову и вижу её. Пришла снова – с ума сойти! Красивая, печальная, стул пододвинула поближе, сидит у кровати, дарит всё своё внимание экрану мобильного. Аж завидно.
Волосы собраны в пучок на макушке, шея длинная, на лице ни кровинки – бледная. Родинка рядом с аккуратной ушной раковиной. Да и сама она вся очень аккуратная, тоненькая.
Но смелая, или правильно сказать… упрямая? После вчерашней истерики моей матери – а та себя не сдерживала в выражениях – убежала. Я сказать ничего не могу пока: у меня перелом челюсти. Ничего смертельного, но эта травма сделала меня намного тише, чем я есть обычно.
Просто наблюдал за происходящим. Сегодня мама, если и навестит меня, то поздно вечером, а девушка пришла с утра.
– Проснулся? – она не то радуется, не то пугается. Начинает суетиться, поспешно прячет телефон в задний карман джинсов, вскакивает на ноги. Смотрит мне в глаза – они у неё тоже красивые. Хотя, может, это седативные украшают мой мир? В любом случае прямо сейчас я бы распечатал плакат с её изображением и повесил над кроватью.
Я киваю и моргаю одновременно. Ни ручки, ни телефона под рукой нет, а пол-лица всё ещё в онемении – общаюсь, как получается.
Её глаза наполняются слезами, а потом она обхватывает мою ладонь. Её рука холодная, и я инстинктивно сжимаю тонкие девичьи пальцы в ответ, чтобы согреть. Я всегда горячий, в чём бы ни был одет, где бы ни находился. Особенность такая.
– Тебе больно? – спрашивает она.
Я отрицательно качаю головой, но она будто не верит. Мы смотрим друг на друга. Сердце стучит быстрее.
– Я таких людей раньше не встречала. Ты настоящий герой, – произносит она и сводит брови вместе, отчего выглядит ещё милее, чем мгновение назад. От волнения её губы пересохли, она их облизывает быстрым движением и глядит на меня.
Она глаз не отрывает, словно я ей тоже нравлюсь.
Моё сердце сейчас разорвётся.
Глава 1
За пару дней до…
Катерина
Если бы меня спросили утром, что такое плохой день, я бы подумала о простуде. Пробитом колесе машины или досадном опоздании на работу. Какое наивное заблуждение!
Я сижу на корточках у стены, ноги давно затекли и онемели, но мне так страшно пошевелиться, что я терплю из последних сил.
Наверное, отрицание – первая реакция в подобной ситуации.
Да быть не может!
В наше-то время?!
Смешно! Покажите мне камеры!
Но время идёт, а весёлый ведущий не выскакивает из укромного местечка, не объявляет на весь ювелирный магазин: «Помашите нашим телезрителям!»
Вместо этого четверо мужчин в масках и в чёрной одежде, с оружием, ходят туда-сюда и изрядно нервничают. Это длится уже несколько часов, но адаптироваться к ситуации никак не получается.
Им кто-то сказал, что сегодня в этом магазине не работает охранная сигнализация, а выручку из сейфа не забирали неделю. Дали наводку, указали время и место. Сигнализация сработала моментально – не прошло и минуты после нападения, как мы услышали раскатистую сирену полицейских машин. А следом отборную брань грабителей. Они даже подрались и чуть не поубивали друг друга. Одной заложнице сильно прилетело, я её обнимаю и зажимаю рану платком.
Они долго выясняли, кто виноват, размахивали заряженным оружием. Один выстрелил в потолок.
Нас семеро: я, две девушки, которые здесь работают, семейная пара пенсионного возраста и два охранника. Одного из последних грабители ранили и связали, бросили на пол. Второй сдался сам, поднял руки ещё раньше, чем мы осознали, что происходит.
Мы жмёмся друг к другу и молимся. Пожилая пара – мусульмане. Мы обращаемся сразу к двум богам – возможно, хоть один откликнется.
Время тянется адски медленно, каждая секунда может стать последней. Здание оцеплено, грабители не могут придумать, что им делать, как выкрутиться. Несколько раз с ними пытались связаться полицейские, но разговор не клеился.
Липкий страх сковывает движения, притупляет чувства. Они постоянно наводят на нас оружие, ругаются матом. Наконец, один из мужчин – по-видимому, самый главный и старший – вырывает рацию у своего подельника и говорит:
– Господа офицеры, нам нужен вертолёт. Будете штурмовать – уложим всех до единого. В тюрьму мы не сядем – это не обсуждается. У нас здесь взрывчатки достаточно, чтобы встряхнуть и Мира, и Маркса. Но хотим мы убраться тихо.
Полицейский представляется подполковником, фамилию не улавливаю – очень плохо слышно из-за помех, да и уши словно заложены, в них пульсирует кровь. Как я ни стараюсь, разобрать подробности разговора, от которого зависит моя жизнь, у меня никак не получается.
Один из грабителей, который нас охраняет, подходит ближе и тыкает дулом огромного чёрного автомата одной девушке в живот, она сжимается и вскрикивает, тогда он ударяет её наотмашь:
– Молчать! – хватает за волосы и швыряет в сторону. Кажется, он либо пьян, либо под кайфом. Понимание этого спокойствия не добавляет.
Девушка закатывается в немой истерике, а он направляет дуло на меня. Я не смотрю на него, только перед собой, опустив голову. Пытаюсь скрыть дрожь тела.
Тем временем вожак продолжает торг с полицией:
– Да, именно вертолёт, – в ответ помехи. – Через час. Уж постарайтесь уговорить какого-нибудь лётчика, если хотите сохранить девчонок. Они тут молоденькие, хорошенькие, наверное, их дома ждут… – он смеётся: – Отпустить? Чтобы вы нас перестреляли?!
Торги длятся, по ощущениям, минут сорок.
– Так, ты мне, подполковник, надоел, – вдруг рявкает вожак. – Знаю я ваши замашки, переговорщики и бла-бла-бла. Фигни навешаете – не успеешь оглянуться, как упадёшь с пулей между глаз. Знаем, как работают ваши альфовцы – новости читаем! С тобой я разговаривать больше не буду. Никаких психологов. Никаких с*аных гадов! – у него начинается срыв, вожак начинает орать: – Идите на хрен! Через час не будет вертолёта – количество заложников уменьшится!
Он бросает рацию на прилавок и принимается ходить из угла в угол. Я не поднимаю глаз – вижу лишь его ботинки, слышу тяжёлые шаги и вкрадчивые разговоры.
Меня ощутимо трясёт. Это уже третий человек, который пытается наладить контакт, но едва диалог завязывается, вожак всё обрывает.
Через какое-то время рация снова вибрирует:
– Привет, мужики! – звучит новый голос. – Пятый час сидите, не надоело?
– А ты кто будешь? – спрашивает вожак не без раздражения. – Ещё один мозгоправ?
– Меня зовут Ярослав, – отвечает рация довольно беспечно, – и я ни разу не с*аный мозгоправ. Сам их терпеть не могу, клянусь. Приходится постоянно отвечать на тупые вопросы. А эти грёбаные тесты? Не, ты же сидел, должен понимать, о чём я. Программы для нас пишут одни и те же люди.
Вожак смеётся.
– Тогда, может быть, ты в курсе, что с нашим вертолётом, Ярослав?
– Он скоро будет, но тут такое дело… Я тоже хочу полетать, возьмёте с собой? – весело и беззаботно.
– А зачем ты нам на хрен нужен? – со смешком отвечает вожак. По интонациям кажется, что они флиртуют друг с другом.
– Девчонок хорошо бы отпустить. Зачем их мучить? Они визжат, в обмороки падают, ведут себя неадекватно. Да и… почему бы не проявить великодушие? Как бы там ни было, это зачтётся. И в суде, и перед Богом.
Грабители переглядываются, вожак смотрит на нас, и я торопливо прячу глаза. Девушки тихо рыдают в ладони, я молчу. Поглядываю исподлобья. Вожак качает головой, сомневается:
– А чем ты так важен, Ярослав, что из-за тебя по нам не начнут палить на поражение?
В ответ снова помехи, я только слышу отрывисто «боец», «сын…».
– Не соглашайся! – рявкает неадекватный. – Возьмём лучше девку трофеем. Пошли его, – он садится напротив меня и пытается поймать взгляд. Глаза у него стеклянные, вид – агрессивный, я ещё раньше разглядела. Я пытаюсь сжаться в точку, превратиться в чёрную дыру, исчезнуть.
Вожак цыкает на него. Рация снова оживает:
– Всей толпой в вертушку всё равно не влезете. Пока идут приготовления, ищут лётчика, заправляют машину, гонят сюда – пройдёт минимум час-полтора. Отпустите людей. Не дай Бог, у кого-то сердце не выдержит, на вас повесят убийство. Оно вам надо? – говорит он спокойно, будто речь идёт не о человеческих жизнях.
– Твоё сердце выдержит? – спрашивает вожак с мерзким смешком.
– Всенепременно, – слышится в ответ. Что-то есть в интонациях этого Ярослава, в тембре голоса, в подаче информации, что его хочется продолжать слушать. Даже преступникам.
– Пошли его, эй! – злится неадекватный. – Девку возьмём! На хрен он нужен!
– На хрен девка! – отвечает вожак. – Денег будет много, снимешь себе любую шлюху.
– Таких шлюх я что-то не видал, – он всё ещё сидит напротив меня, а я по-прежнему не конечный этап в жизни звезды.
– Пусть заходит этот Ярослав, – подаёт голос третий. – Одно дело пристрелить мента, другое – невинных, – кивает на заложников. – Я на убийство не подписывался. Ты обещал, что полчаса делов, и мы с деньгами сваливаем. А через час сюда либо коммандос залетит, либо придётся кого-то грохнуть. И этот кровью истекает, что, если и правда откинется?
Раненый охранник действительно выглядит неважно, дышит часто и глубоко.
– Они своего в обиду не дадут, а заложниками могут пожертвовать, – присоединяется четвёртый. – Я по телику видел. Это называется издержки.
– Вы спятили? Хотите мента сюда притащить?! – злится неадекватный.
– Заткнись, – обрывает вожак и продолжает в рацию: – Ну выйди вперёд, Ярослав. Я посмотрю на тебя. Не понравишься – получишь пулю.
Вожак приближается к нашей кучке испуганных до безумия людей, хватает меня за шкирку, рывком поднимает на ноги. Колени отказываются выпрямляться, когда он тащит меня к окну, поднимает жалюзи. Стоит позади, держит оружие недалеко от виска. Прикрывается мной, как щитом. От ужаса я едва могу шевелиться, прижимаюсь пальцами к стеклу, которое запотевает от моего порывистого дыхания. Смотрю на стоящие вдалеке машины с мигающими световыми приборами.
Глава 2
Долго ждать не приходится. Молодой мужчина в гражданской одежде выходит вперёд. Середина мая, давно держится плюсовая температура, но без пальто или куртки всё ещё прохладно.
У него лёгкая уверенная походка. Подойдя достаточно близко, чтобы его было хорошо видно, Ярослав останавливается. Широко разводит руки, показывая, что из вещей у него только рация.
– Откуда мне знать, что на тебе нет оружия? – вожак с подельниками ощутимо нервничают.
– Справедливо, – соглашается Ярослав.
Вожаку подсказывают: и обувь! – он тут же рявкает:
– Разувайся!
Ярослав медленно кладёт рацию перед собой, потом выпрямляется. Так же медленно берётся за низ толстовки, снимает её вместе с майкой и отбрасывает немного в сторону. Я смотрю на его лицо – совершенно спокойное. На вид ему лет двадцать семь, молодой крепкий мужчина. Короткая стрижка под машинку, волевой подбородок. Широкие плечи и плоский живот, очерчивающиеся при каждом движении боковые мышцы пресса. Джинсы сидят низко, из-под пояса дерзко выглядывает резинка ярко-красных трусов. На боку выбито тату – слово, которое никак не удаётся прочитать с этого расстояния.
Он совсем не похож на полицейского. Боже, пусть он знает, что делает!
Ярослав разувается и закатывает штаны почти до колен, оголяя лодыжки. Вытаскивает ремень и кладёт на кроссовки. Выплёвывает жвачку!
Вновь разводит руки широко, чуть ли не театральным жестом и, лукаво улыбнувшись, поворачивается вокруг своей оси. Вроде бы не делает ничего особенного, но так смотрит, двигается, улыбается… От него исходит какое-то зашкаливающее, бесячье обаяние. На него хочется смотреть.
– Ещё покрутиться? – спрашивает с улыбкой в рацию, приподнимая брови. – Нравлюсь?
– Сойдёшь, – растягивая гласные.
– Штаны снимать? – со смешком. Он хватается за край джинсов, и у меня внутри всё обрывается от такой наглости.
– Вот его я с радостью пристрелю! – поддерживает тот, который против расправы над невинными.
– Тихо, – прикрикивает вожак. Потом в рацию: – Понравился ты мне, Ярослав. Штаны снимешь уже в магазине. Заходи.
Если бы мои волосы не стояли дыбом, они бы поднялись при этих словах. Психованный за моей спиной чертыхается. Я не могу себе представить, какая должна быть выдержка у человека, чтобы добровольно идти в руки вооружённых преступников.
Ярослав пренебрегает одеждой, подходит к двери магазина. Замирает с рацией в руках. Смотрит или на меня, или на вожака в маске за моей спиной.
А потом он подмигивает! Не то мне, не то преступнику, который если отпустит меня – клянусь, я рухну. Вожак прижимает меня к стеклу, Ярослав двигается без спешки. Говорит в рацию:
– Тук-тук.
Поднимает кулак и стучится, после чего тянет дверь на себя и распахивает настежь. Ставит одну ногу на порог, цепким взглядом охватывает зал, а потом заходит. На него тут же направляют оружие.
– Глаза в пол и медленно выходим, – командует Ярослав. Все смотрят на вожака, тот кивает. Народ гуськом тянется на выход мимо спасителя. Охранник, поддерживая раненого товарища, покидает помещение первым, затем остальные. – И её тоже, – произносит боец с нажимом, кивая на меня.
Вожак выплевывает мне на ухо:
– Пошла, курочка, ко-ко-ко, – и отпускает. Я иду. На деревянных ногах к спасительной двери. Между ней и мною остаётся каких-то несколько метров – я ускоряю шаг. Через щель в жалюзи вижу, как мои друзья по несчастью несутся к спасению, их на полпути встречает полиция, прячет за щитами. Я последняя, но и я сейчас вырвусь!
А потом я совершаю ошибку. Не последнюю в своей жизни, но одну из самых страшных: я поднимаю глаза. Просто поднимаю глаза, чтобы увидеть вблизи самого смелого мужчину, которого я когда-либо встречала. Хочу запомнить его лицо навсегда. Его глаза – тёмные, внимательные, живущие словно отдельно от общего борзого образа.
Ярослав на меня не смотрит – только на вожака. Мой взгляд скользит ему за спину и случайно натыкается на психованного. Буквально на одно мгновение наши глаза встречаются, на моём лице проскальзывает торжество – дескать, ничего у тебя не вышло, подонок! В память о всех его сальных взглядах и мерзких словечках, которые он шептал нам с девочками, пока его подельники продумывали пути отхода. Тебе не светит даже коснуться меня!
– Она остаётся! – психованный кидается ко мне, хватает за руку и рывком тянет на себя. Моё сердце обрывается, от ужаса перед глазами темнеет! Дальше начинается полный сумбур! Входную дверь, заветное спасение, громко захлопывают. Силы покидают меня, я кричу, и мне зажимают рот.
– Так не договаривались, девку надо отпустить, – делает шаг ко мне Ярослав. Он не повышает голос, но давит интонациями. – Я без оружия, опустите стволы, блть! Я пришёл на сделку.
– Не отдам её! Моя! – орёт психованный, топая ногами. Глаза Ярослава расширяются – план даёт сбой.
– Руки, блть, поднял! – кричит Ярославу вожак. Подходит и бьёт прикладом по лицу. Непонятно как, но бойцу удаётся устоять на ногах.
– Она не влезет в вертушку, отпусти её. Не бери такой грех, – Ярослав обращается исключительно к вожаку, полностью игнорируя остальных.
– Пока летит вертолет, я её трахну, а? – стонет психованный, выпрашивая у босса. – Какая уже разница? В тюрьму я больше не сяду! Либо мы валим, либо нас пристрелят как собак! Хотя бы напоследок… Такой у меня еще не было. Ну? Возьмём этого, раз он тебе нравится, – кивает на Ярослава, сплёвывающего кровь.
Ответный мимолетный взгляд бойца надо видеть, но тот быстро берёт себя в руки.
Вожак мешкает, решая, как поступить. Я в полном ужасе. Умом понимаю, что сейчас главное – выжить. Насилие не смертельно, но, Господи… Как пережить-то?!
Ярослав читает панику на моём лице – я шепчу: «Умоляю». Он сглатывает и произносит:
– Послушай, – его невозмутимость сбоит. – Не вешай на свою команду, – он специально заменяет слово «группировка» на более мягкий синоним, – насилие. Вам оно не надо. Эй, посмотри на меня, Игорь, оно тебе не надо. Ты же не по этой части. Заберём деньги и золото, долетим до одного секретного места… Если вы её отпустите, я научу. Слово даю. Подскажу, как добраться до Абхазии, оттуда уже куда угодно! Зачем нам всю жизнь оглядываться? Ты ведь не из этих? Посмотри, ей ещё восемнадцати нет. Девочка же.
– Сколько тебе лет? – спрашивает вожак.
У меня нет голоса: я пытаюсь сказать, что семнадцать, но только хриплю. Ошарашенно киваю головой, поддерживая легенду Ярослава. Мне двадцать два.
– С какой стати тебе помогать нам?
– Думаешь, я просто так вызвался? Я что, похож на сумасшедшего? Самому осточертела служба, а из страны не выпускают. Свалим вместе! Шанс есть, и хороший! Поделитесь наваром.
– Один разок, а? Я быстро, – мечется психованный, крепко держа меня за талию. – Убьют ведь, чую, что убьют. Врёт этот мент!
– Договор был, чтобы всех отпустили. Я же пришёл, отпусти её. Скажи, чтобы он её отпустил. Я здесь, она не нужна, она не влезет в вертушку. Что с ней делать? Зачем она? – Ярослав обращается исключительно к вожаку, остальные орут наперебой. И без того напряжённая атмосфера продолжает накаляться. Ярослав бросает быстрый взгляд на меня, и я понимаю, что придётся. В этот момент нас с ним в целом мире существует только двое.
И я киваю ему. Дескать, я готова. Справлюсь. Надо выжить. Только бы выжить. Его глаза дикие, впервые на лице отражается какая-то сильная эмоция, но он тут же её прячет.
Он пришёл, чтобы вытащить меня невредимой. Но у него не получается.
Это моя ошибка – я подняла глаза, я спровоцировала. Придётся расплатиться. Я киваю Ярославу ещё раз, теперь решительнее, кусая губы, пытаясь перестать трястись.
Купила серёжки…
Ярослав стоит, приподняв руки вверх, – на него направлены сразу три дула огнестрельного оружия. Его взгляд мечется по комнате.
– Быстро, – рявкает вожак, не отрывая глаз от фигуры бойца. – А ты только дёрнись.
– Он покалечит её, – говорит Ярослав с нажимом. Я вижу, как сильно он напряжён. – Или вообще придушит. Тогда ничего не получится.
– Он будет осторожен, – командует вожак.
Психованный дёргает меня в сторону. Хоть бы увёл в соседнее помещение, чтобы никто не видел… в этот момент мне наперерез выходит другой грабитель:
– Я первый!
– Чего?! – орёт психованный. – Ты вообще хотел её отпустить!
– Если мы всё равно сваливаем из страны, то по хрену.
Всё снова катится к чёрту! Был чудовищный план, но хотя бы план… меня дёргают за руку в другую сторону, я падаю на колени. Под крики вожака эти двое начинают драться между собой. Все на нервах и ведут себя неадекватно. Я не могу понять, откуда это иррациональное желание спариваться в экстремальной ситуации?!
– Чёртова сука! – орёт вожак и направляет на меня пистолет. – Нет суки, нет проблемы!
Ярослав совершает техничное движение вперёд и выбивает оружие из его рук. Сбоку от меня психованный падает замертво.
– Ложись! Снайпер! – кричит Ярослав мне.
Я закрываю глаза и сжимаюсь в комок. Происходящее дальше – оглушает: крики, выстрелы, удары! Звон разбитого стекла! Ещё и ещё!
Я не понимаю, что происходит. Я просто зажмуриваюсь и замираю. Даже визжать не получается! И только через несколько мгновений осознаю, что лежу на полу, придавленная к земле обнажённым большим телом. Мужчина меня обнимает со всех сторон, прикрывая как щитом от происходящего кошмара. Вокруг пыль, крики, беготня! Я полностью дезориентирована, знаю только, что он меня защищает. Вцепляюсь в его плечи, вонзаюсь в них ногтями, едва отдавая себе отчёт, что, должно быть, причиняю боль.
Следующая мысль: он дышит. Значит живой, Господи! Я плачу, радуясь, что стрельба закончилась, а мы оба дышим. По моему лицу текут слёзы.
Мой спаситель живой, я купаюсь в его запахе – запахе безопасности. Когда через несколько мгновений его пытаются от меня оттащить, я кричу как сумасшедшая, цепляясь за него руками и ногами. Дикая раненая кошка на грани между жизнью и смертью. Сражаюсь из последних сил, брыкаюсь, дерусь. Я не могу остаться без него, он мой щит, мой герой! Он… единственный, кто на моей стороне! Во всём мире!
А потом я вижу кровь. Она повсюду. На нём, на моих руках…
– Всё хорошо, девочка, – меня поддерживает боец спецназа с надписью «СОБР» на груди и в жуткой маске с изображением паука. В прорези я вижу голубые обеспокоенные глаза. Уверенный низкий голос продолжает: – Всё закончилось. Ему нужна помощь, он ранен. Ты в безопасности, ты умница, справилась. Позволь дальше медикам делать свою работу.
