– Желаю удачи на предстоящей оперативке. Тебя ждет увлекательный рассказ городничего о Миргородской луже, – негромко усмехнулся шедший рядом Тихон.
Его слова пролетели невнятным шумом.
Я окунулась в ночь, как учил папа. Внимание поглотили негромкие звуки полутемных улиц: пение ночных птиц, жужжание насекомых, дребезжание замыкающих фонарей. Отражение электрического и лунного света контрастировало с тенью листвы и стволов деревьев, цветов и трав, деревянных скамеек. Всматриваясь, вслушиваясь и, в пределах скудных возможностей, внюхиваясь в бархатно-синюю ночь, я шла по безлюдным улицам.
Тихон отстал на пару шагов. Небрежно слушая его плавную журчащую речь, я отвечала неопределенным мычанием или кивком головы на редкие вопросы. После очередного “Угу”, он смело остановил меня за руку и повернул к себе.
– Посмотри, – Тихон взглянул на высокий месяц, растворяющий в белом сиянии облачные кружева. – Луна сегодня необыкновенная. Не успела набрать полную силу, а уже затопила город таким ярким светом, какой не увидишь и в полнолуние.
– Красивая луна, – меня передернуло при воспоминании о “критических днях” Макса. В полнолуние оборотень не может принять человеческий облик. До трех дней он остается говорящим животным. – Но точно такую я видела много раз.
– Ты ошибаешься, Светик, – теплые сухие пальцы Тихона нежно скользнули по моей ладони.
Вот и Светики-цветики расцвели. Этого мне только не хватало! Я спрятала руку в карман и предупредила напарника:
– Не переигрывай, Тихон.
– Мы договорились притворяться влюбленными, чтобы сбить с толку вампиров, – с тайной, но смелой надеждой напомнил парень.
– Достаточно того, что мы идем рядом и говорим.
– Луна никогда не появляется на небе одинаковой, – вдохновенно продолжил Тихон, подстраиваясь под мою быструю походку. – Будто прославленная актриса она предстает перед поклонниками в неповторимых шикарных нарядах. Я часто наблюдаю за луной. Особенно приятно быть свидетелем ее возрастания. Порой смотрю на полумесяц и воображаю, что открылся люк в очищенный от печали и злобы мир. Достаточно чуть подтянуться, и ухватишься за край небесного лаза, вблизи увидишь райский свет, просвещающий и согревающий самые глубины души. А вдоволь насладившись неземным теплом, вернешься обратно на землю, ляжешь на усеянную росяными бусинами траву и будешь думать о том, как хорошо в назначенный час превратиться в крупицу света, меньшую капли росы.
– Ну и загнул. На луне рай! Проснись, чудик-юдик! Там нет ничего хорошего. Пыль клубится в выбоинах от метеоритов. Луна – безжизненная пустыня.
– Я не сплю, – обиженно насупился Тихон. – От чистого сердца я посвятил тебя в сокровенные мечты. Разве ты в детстве не мечтала о чем-то необычном, о том, что пересекает грани научных познаний?
– У меня были нормальные мечты: плюшевая лошадка, пятерка по алгебре, машина, счастье в личной жизни. Список продолжить?
– Ты остро нуждаешься в любви. Вот где кроется причина твоей колючести.
– Да ничего подобного!
– Когда ты влюбишься, то чувства тебя вознесут к луне.
– Нет, Тихон. На Луне я ничего не забыла. Мои “клиенты” там не водятся”, – постаравшись избежать ссоры, я заглянула в ближайший кустарник. – Не отвлекай от поиска следов. Я при исполнении.
– Мне все же придется тебя отвлечь, – Тихон выдернул меня из кустов. Я едва удержалась от болевого приема. – Я обязан… открыть страшную тайну.
– Выкладывай. Я внимательно слушаю.
– Расскажу в менее оживленном месте, – лицо Тихона посерьезнело, он замялся, пожимая руки. – Информация не для посторонних ушей.
– Ты шутишь? Где видишь посторонние уши? – вспомнив о гномах и феях, я осеклась.
– Шутки неуместны, – Тихон возразил мне с напускной важностью. – Тайну не должно узнать ни одно живое существо. Она предназначена для тебя, и я поведаю ее в укромном уголке. В противном случае наши жизни окажутся под угрозой.
– Ты нарочно меня пугаешь? Испытываешь на прочность? Думаешь, я только выгляжу бесстрашной, а сама дрожу как осиновый лист?
– Ни в коем случае. Я говорю серьезно.
Подражая заправскому маньяку, Тихон привел меня в тесный тупик и остановился возле полного мусорного контейнера. Морща нос от ужасного запаха, я мужественно подошла к помойке.
Тихон решил устроить сюрприз? У богатых в моде шокировать любимых девушек. Я представила, как парень вытащит из контейнера бархатную коробочку и скромно произнесет:
– Я долго выбирал, что тебе подарить… Увидел взошедшую луну на звездном небе и понял, что сияние бриллиантов этого кулона станет превосходным дополнением к чарующим искоркам твоих темно-синих глаз…
Нет, не подумайте, что я об этом мечтала. Я просто с трудом сдерживала смех.
– Задам серьезнейший вопрос. Прошу ответить на него правдиво, – Тихон обошел помойку и возник передо мной. – Скажи, ты брала взятки?
– Взятки… У вампиров?! – я ошалело вытаращила глаза.
Выглядела как полная идиотка. Врагам не удавалось меня застать врасплох, а ему…
“Умоляю, не убивай меня, – на месте Тихона представила тощего серолицего вампира. Он стоял на коленях, отбивая поклоны. – Клянусь щедро тебя вознаградить. Гномьи сокровища принесу к твоим ногам и миллион в придачу. Только пощади”.
Не знаю, насколько богаты местные вампиры. Наверное, они разоряют норы гномов и подкупают сотрудников Отдела. Но лично мне взяток никто не предлагал. Да если бы и предложили, я бы не взяла. Человеческая жизнь для меня – главное сокровище.
– У людей, – Тихон рассмеялся.
– Глупые у тебя шутки. Я работаю не в гаи, и не на таможне! За что люди могут давать взятки охотнику на вампиров?
– Не знаешь? А Иван Хельсинг, как Смолина прозвали обыватели, знал, – хитро улыбнулся Тихон. – Он брал деньги за дополнительный ночной пробег мимо дворца чиновника, за особое радение о безопасности детей в частной школе, за обереги из осины, за свои “секретные” научные труды по обороне от вампиров… За многое… По существу – за воздух. Еще Иван Хельсинг мог из глупого трусливого вампира жуть какое чудовище сотворить. Он распустил слушок, что упыри по городу гуляют толпами.
– Но как? В Отделе ведется строгий учет всех уничтоженных вампиров.
– Ты скоро сама поймешь. Все сразу расскажу – потом неинтересно будет. Сегодня я узнал, что ты отлично умеешь охотиться на вампиров. Теперь мне придется научить тебя охоте на людей.
– На людей, – машинально повторила я.
Голос парня на последней фразе показался мне зловещим.
– Да. Я знаю, что Ломакиных убили люди. Предприимчивый господин Смолин организовал доходный бизнес. Но его фирму однажды прикрыли. Отнюдь не упыри.
– Откуда ты все это можешь знать? – чувствовала, что меня заталкивают не в свою тарелку, а я не в силах сопротивляться.
– Всему виной пытливый ум поэта, – Тихон широко развел руками. – Меня влекут загадки. Вечно сую нос, куда не просят. По-другому и не объяснить.
– Ну, говори мне имена, фамилии подозреваемых.
– О, если б ларчик просто открывался… Я сам не знаю ни фамилий, ни имен. Но люди непростые, с определенным влиянием.
– Давай отойдем от вонючей помойки, – почти взмолилась я. – Ты вроде все сказал.
– Где, Светик, потеряла ты присущее всем людям утонченное восприятие мира? – улыбающийся Тихон преградил мне путь, – Каждый пейзаж по-своему прекрасен.
Он зарядил читать стихи возвышенным голосом, отрешенно глядя в небо:
– Луч фонаря упал на мусорную кучу
И озарил чудесный склад вещей:
Вот старенький утюг – ровесник путча.
А рядом ржавая ловушка для мышей,
Очистки яблок, апельсинов, ананасов;
Истертый полотер, две молотилки,
Горшок с цветком, канистра из-под кваса,
Пиджак с дырой и три согнутых вилки,
Пробитый барабан, расчерченный помадой,
Пивных бутылок батальон и детский пистолет,
Безногий стол, фонарик, кисть от винограда,
Без зубьев грабли, мяч, пластмассовый скелет,
Зеленый слоник в красной шапке, табуретка,
Хлеб с плесенью, рябая скорлупа яиц,
Коробка йогуртов, кривая желтая кушетка,
Сковорода, стеклянные фигурки птиц.
Вся наша жизнь уложится в контейнер,
Потом ее ветрами разнесет.
По улицам, лесам, полям и в синем небе
Летает жизнь, и не поймать ее.
– Кошмар! Бред сумасшедшего! – воскликнула я сквозь истерический хохот. –Твою дребедень, наверное, публикуют на последней странице местной газеты наряду с творениями прочих графоманов?
– Не-ет, – заикнулся Тихон. Его щеки вспыхнули, светло-серые глаза почти обесцветились, руки повисли безжизненными плетьми. – Я сочинил экспромт. Его не видел свет. А первый слушатель сего творения назвал меня графоманом. Правда, нет у охотников стыда. Я думал, что тебе понравятся. Но ты не больше понимаешь в лирике, чем рыба в макаронах!
– Больше ты ничего не думал? – ядовито хмыкнула я, – Вспомнил бы лучше о пользе молчания. Я тут расследую загадочное убийство, а ты набиваешь мне мозоли на извилинах дурацкими стихами. И еще… я не виновата, что гордость не позволяет тебе признать себя бездарностью.
– Я не бездарность! – обиженно выпалил Тихон. – Если бы я не обладал талантом поэта, то не создал бы роман в стихах.
– Дай угадаю, как называется твой роман? “Канализационный коллектор”?
– “Баллада о богатыре”.
– Это ты, богатырь что ли? – из меня снова вырвался смех. – Тоже мне супергерой нашелся!
– Нет, не я. Главный герой – старинный русский богатырь Никифор Хлеборобов. Но я его сам придумал.
– Как придумал, так и выкинь из головы, – я поспешила вперед, осматривая колючие хвойные заросли. – Разведи из своего романа костер и попробуй пожарить сосиски на палочках, как в детском лагере. Приятные впечатления гарантированы.
– Ты – приземленная личность с ограниченным мышлением, поэтому не любишь стихи.
– С чего ты взял, что я не люблю стихи, Тихон? – я остановилась и повернулась к нему боком. – Поэт обязан быть гением. Если ты не гений, ты и не поэт. Я, между прочим, уважаю творчество Пушкина.
– А Пушкин о моих стихах прекрасно отзывался… бы, – Тихон импульсивно вскинул правую руку. – Пушкин признал… бы… мой поэтический талант… Он увидел… бы во мне искру гения…
– Ага! Наивный мальчик! Если хочешь убедиться в своей неправоте, найди в городе хорошего медиума и пригласи его ко мне домой провести спиритический сеанс. Заодно вызовем Пушкина.
– Не надо беспокоить попусту великого поэта. Его и так частенько вызывают любители болтовни с призраками.
– Все ясно, – спокойно приняла я. – Пушкин может отдохнуть. Ты не сердись, – скрюченная физиономия напарника пробудила во мне чувство вины. – Я тебе как друг советую: завязывай со стихоплетством. Если вовремя не остановиться, можно сойти с ума.
Я рванула на шелест листвы и далеко убежала от Тихона, но мой чуткий слух распознал его слова.
– …вампиры с ума не сходят… – пробубнил он себе под нос.
– Вампиры не сходят, – утвердительно кивнула я, вернувшись, – а с людьми это случается быстро. Ф-ф-фить, – я присвистнула, вторя соловью в кустах, – и башню снесло. Так что береги себя.
Тихон подошел, скрывая взгляд и пожевывая губу. Я легонько потрепала его по плечу и шепнула:
– Не обижайся. Работа у меня нервная. Мне простительно что-то не то сказануть.
– Да ничего, – Тихон поднял глаза и улыбнулся. – Со всеми бывает.
Почему я не вспомнила о ранимости творческой натуры? Пусть себе пишет глупые стихи, если они приносят ему моральное удовлетворение. Ясен пень, он пытается ухаживать за мной старомодным деревенским способом. Местной девушке это бы польстило.
– Продолжим охоту, – Тихон дернул меня за капюшон. – До зари далеко. Успеем прогуляться в центр города. Покажу тебе красивый вид с холма.
– Только без поэзии. Договорились?
– Слово красавицы – закон для богатыря, – белоснежные зубы Тихона отразили лунный свет.
Я позволила ему вести себя за руку. Мне было приятно греть тонкие пальцы в его широкой ладони.
Мой одинокий сладкий сон после ночной прогулки в компании Тихона длился не дольше двух часов. Раньше будильника меня поднял звонок в дверь. Вытащив из-под кровати тапки с мохнатыми мордочками, я завернулась в розовый халат.
Подбежав к калитке, услышала за ней голос Владимира Ильича:
– С добрым утром, Светочка. Что-то вас не видно и не слышно. Я уж заволновался и решил вас навестить вместе со своей подружкой Клавдией Ефимовной. Мы вам соленых огурчиков принесли.
– Спасибо большое. Проходите. Я совсем заработалась.
Открыв калитку, я вежливо посторонилась, впуская гостей. Клавдия Ефимовна настойчиво сунула мне в руки трехлитровую банку. В зеленоватом рассоле плавали крупные огурцы.
– Прошлогодние малосольные. Со своего огорода. Чудо, а не огурчики, – похвасталась старушка.
– Проходите в дом, – я потуже затянула халат. – У меня тоже найдется, чем вас угостить.
– Ой! В этот дом страшно заглядывать, – Клавдия Ефимовна прижала к груди мозолистые руки. – Мураши по спине бегают. Как вы можете тут жить?
– Да брось, Клавушка, – Владимир Ильич сдвинул набекрень кепку. – Человек ко всему привыкает. Вот раньше были времена…
– Кстати, – я прервала его погружение в бездну воспоминаний, – Вы случайно не слышали, Трезор лаял в ночь убийства?
– Да где нам слыхать? – развела руками Клавдия Ефимовна. – Мы тогда в сенатории отдыхали.
– В каком санатории?
– Который на берегу моря стоит. У нас в городе всего один сенаторий.
– Волочаровский Дом Отдыха предназначен для ветеранов Отдела. Вы разве служили?
– Что ты, Светочка?! Какие из нас чекисты?! Мы люди мирных профессий. Я всю жизнь отпахала сортировщицей на овощной базе, а Владимир Ильич был завхозом универмага. Путевки в сенаторий нам подарил Иван Смолин. Охотник на упырей. Царство ему небесное. Я, говорит, человек одинокий, на здоровье не жалуюсь, а вам не помешают лечебные процедуры, да и на танцах развлечетесь. Там, говорит, выступают известные артисты Аделаида и Марат Фарпалин. Я страсть как люблю песни Марата.... Любовь твоя колючая, – запела старушка. – Или скрыпучая?
– Колючая, – поправил сосед, и доложил. – Мы уж потом, как вернулись домой, узнали о беде. Глядим, а тута все опечатано.
– Так вы были знакомы со Смолиным? – обрадовалась я.
– Куда там знакомы! – всплеснул руками Владимир Ильич. – Все наше знакомство состояло в анонимных жалобах. Мы в вышестоящие инстанции на него строчили, что он не справляется с работой. Что Смолин не столько бьет упырей, сколько разводит их.
– Разводит? Каким образом? – я едва не прикусила язык от удивления.
– Это мы прибавили для красного словца, – призналась Клавдия Ефимовна. – Чтобы там, наверху, зашевелились и прислали комиссию для проверки. Безобразие творилось сплошное. Иван получал деньги, а упырей не убывало. Жрали и скот, и людей.
– Во-во, – поддакнул Владимир Ильич.
– Помнится, как-то вечерком, – продолжила Клавдия Ефимовна, – мы сидели на скамейке у дороги и ругали власти за маленькие пенсии. На все корки их чистили, и не заметили, как Иван подошел. Охотники, они, как упыри, тихонько подкрадываются. Мы увидали его и со страху обомлели. Все, думаем, сошлет нас в Магадан проклятый чекист за недовольство правительством и за доносы. Вычислил, думаем, нас. А он засмеялся и говорит:
“Вас, товарищи, от плохого самочувствия не радует жизнь. Вам не помешает маленько поправить здоровье в Доме Отдыха. Мы с уважаемым Львом Андриановичем можем оформить на вас путевки”.
Я ему говорю: “Не надо нам путевок в Магадан на старости лет”.
Иван как расхохочется: “Ну, вы даете! В Магадан путевок мы не выписываем. Только в дом отдыха на Зеленой Набережной”.
Так мы разговорились. По видимости, Иван не знал о доносах. Да и зря мы про него всякую чушь сочиняли. Славный был мужик. Пусть земля ему будет пухом.
Клавдия Ефимовна протяжно вздохнула.
– Смолин дружил с моим дядей Левой?
– Давние они были друзья! – подхватил Владимир Ильич. – Каждый выходной резались в картишки.
– В последнее время они ссорились? Может, вы слышали.
– Они все время ругались, милочка. Крошили друг дружку на чем свет стоит. Куда, мол, выхухоль драный, бубнового туза суешь! Разве ж это ссора! Так, для удовольствия.
– Понятно, – задумчиво протянула я.
Из жертвы Смолин превратился в главного подозреваемого. Я представила его в шезлонге на тропическом пляже. Да, веселенькое получается расследование.
Приглашенные на чай старички быстро управились с оставшейся едой, разогретой в микроволновке. Их любопытные глаза неустанно шарили по кухонной мебели, стенам и потолку. У Ломакиных они гостили нечасто, если бывали вообще.
Сославшись на деловую встречу, я выпроводила соседей за калитку в половине десятого. Они взяли с меня честное слово, что читатели столичной газеты узнают о бесчинствах волочаровских почтальонов, слесарей пятого ЖЭКа, вампиров и дворников.
– Эх! Знаем мы ваши встречи, Светочка, – поддела Клавдия Ефимовна. – Шустрые вы, москвички. Не успела приехать, а к ней уже парень ходит.
– Все вы замечаете. Как вам это удается? – смущенно заулыбалась.
Лучших свидетелей невозможно представить.
– Мимо нас мышь не проскочит, дорогуша, – заверил Владимир Ильич. – Старческая бессонница помогает нам сохранять бдительность. Без осторожности тут долго не проживешь.
Спешащие на работу горожане малость оживили двухполосную трассу. Не может быть, чтобы я соскучилась по столичным заторам!
Я свернула в безлюдный закоулок среди скопища гаражей. На ржавых воротах облезлого здания висела полустертая табличка “Крематорий. Котельная д. 5”.
– Велик ли улов? – в узкое зарешеченное окно выглянул мужик бомжеватого вида с рыжей клочковатой бородой. Взглянув на мое удостоверение, он зашуршал цепями и щеколдами. – Много добыли упырей?
– Одна неустановленная личность женского пола, – отрапортовала я, открыв багажник.
– Кирилл Степаныч Пыжло, начальник крематория, – бородач подошел к машине, прищурившись, глянул на ночной улов. – Вы, стало быть, Светлана?
– Так точно.
Вместе мы затащили труп вампирши в палату крематория и положили на стол.
– Да, маловато будет. Но дело поправимое, – Кирилл Степаныч потер мясистый фиолетовый нос. – Сколько упырей записывать в ведомость?
Я на миг потеряла дар речи.
Начальник выдвинул ящик письменного стола и стал перебирать разноцветные бумажки.
– Во! Нашел! – он выложил поздравительный конверт. – Начнем с пары штук? Иль наберем десяток? У меня дома помирает газовая плита. Новую хочу купить. Да и вам не мешает прибарахлиться, девушка.
Мой спортивный костюм темно-зеленого цвета чем-то ему не угодил.
– Уговорили, Кирилл Степаныч, – я отступила, чтобы не коснуться его закопченного комбинезона. – Догоним до пяти. У вас цены в рублях?
– Обижаете. Мои цены не кусаются, в отличие от ваших упырей, – начальник деловито зашуршал бланками накладных. – За одного настоящего упыря возьму полтинник, а за ненастоящего – пять тысяч. С учетом скидок в честь знакомства. Так сколько мужиков и сколько баб писать будем?
– Записывайте: три особи мужского пола и две женского, – продиктовала я.
Чтобы добраться до головы спрута, я должна притвориться одним из его щупалец.
– Атамана обозвать надо. Что за атаман без прозвища! Пущай будет Васька Хромой.
– Хромой вампир долго не пробегает. Его съедят подчиненные. Назовем атамана Дормидонт Живоглотный, – рассмеялась я.
– Э-э-э. Я такое заковыристое имя без ошибок не напишу, – Кирилл Степанович передал мне ручку. – Вот и жертвы, подарок от полковника Свербилкина, – он вытащил из красивого конверта фотографии старух со следами укусов на шеях. – Две бабульки давеча угорели в хате. Не пропадать же добру. Племяшка полковничья, Зойка-трупорезка классно дырявит шеи. Комар носа не подточит.
– Для меня опасно принимать ваш подарок. Если всплывут подробности…
– Куда им всплывать? Они ж не рыбы, чтобы им плавать. Бабульки вчера нырнули в мою печь. Старухи одинокие. Сестры. Жили на отшибе улицы. Кому какое дело, слопали их упыри или они от угара копыта отбросили? А вам прибыток. Для вас чем больше жертв, тем дороже липовый упырь.
– Нужны отпечатки пальцев и фотографии убитых вампиров.
– Припасены на год вперед. Зойка еще и отличный гример. Да и фотограф не худший… Что ж вы скрючили нос? Вам радоваться надо.
– Не подскажете, Кирилл Степаныч, как мне отблагодарить полковника и Зою? – притворно залепетала я.
– Вам не сказали? Ну как всегда! Будет у Свербилкина сложное дело, он сам попросит ваших ребят помочь. Неофициально, надо думать. Оборотня там прислать понюхать чего, или колдуна погадать на ворованной вещи.
– Передайте полковнику большое спасибо.
– Вот правильно, – начальник для острастки стукнул кулаком по столу. – Забирайте документы, платите деньги и не морочьте мне голову подробностями и опасностями! Проще надо быть! Тогда и люди к вам потянутся, а не одни только упыри!